Эмилия Витковская
Небесное служение. Дева
Глава 16
Далила.
Он не пришел. Я расчесываю волосы и смотрю на себя в зеркало. Почему он не пришел?
Я должна быть счастлива, в восторге от того, что смогла провести вечер без проблем, но мучительный зуд в глубине души мешает мне дышать легко. Он наблюдал за мной во время вечерней службы, его глаза были темными лужами злобы. И я не могла удержаться от того, чтобы время от времени не поглядывать на него. Может быть, между нами было достаточно связи, чтобы я могла как-то ее использовать. Он мог быть ключом к тому, чтобы я узнала, что случилось с Джорджией, и отомстила. Но если он не появится на моей вечерней «тренировке», как я могу подобраться к нему?
Я качаю головой, глядя на свое отражение. Разгладить мягкие волны в моих волосах невозможно, поэтому я сдаюсь еще через несколько секунд и бросаю расческу с явно снисходительным раздражением.
В общежитиях тихо, только вдалеке слышен чей-то плач. Некоторым девушкам намного хуже, чем мне. У Защитников – их жестокость не ускользает от меня – похоже, есть садистские наклонности. Даже у Ноя, младшего братп Адама, который часто смотрит на меня добрыми, хоть и любопытными глазами. У его Девы нет синяков, но она тихая и замкнутая. С другой стороны, попадание в этот порочный мир может подкосить любого человека.
Я сижу на кровати, грубые простыни и неровный матрас – мое любимое убежище. Еще раз взглянув на дверь, я ложусь и привыкаю к тишине. Отчаяние просачивается сквозь щели в стенах, под дверью и покрывает каждую пылинку в комнате. Я не слышу хныканья, но знаю, что девушки плачут. Они всегда плачут по ночам.
Тяжелые шаги в коридоре заставляют меня насторожиться, и я резко выпрямляюсь. Щелкает замок, и дверь распахивается с такой силой, что ударяется о стену.
Дьявол входит, на его белой рубашке и на руках кровь.
Я не могу кричать, мои легкие замерзают, когда он захлопывает за собой дверь и направляется в мою ванную. Вода включается, я поворачиваюсь и вижу, как он снимает пиджак, а за ним и рубашку. Марля оборачивается вокруг его торса, как будто кто-то начал делать из него мумию и отвлекся. Когда он держит кулаки под водой, у него вырывается тихий стон боли или, возможно, удовлетворения.
– Блядь! – Он опирается на раковину, свесив голову.
При слабом освещении я вижу кое-что еще. Это неожиданно. На мгновение мне кажется, что я это воображаю, или, может быть, я хочу это видеть.
Я сбрасываю одеяло и подкрадываюсь к нему.
Он наполняет ладони водой и проводит по волосам, его дыхание срывается. Что-то произошло. Что-то плохое.
– Адам?
Он просто смотрит на себя в зеркало. Ненависть льется из него волнами.
Для этого требуется каждая капля храбрости в моем теле, но я протягиваю руку. Медленно. Как будто пытаюсь испытать дикое животное и посмотреть, уйду ли я целой. Мое сердце замедляется, и все останавливается, когда кончики моих пальцев касаются его плеча.
Он замирает. Затем поворачивается и хватает меня, прижимая к себе. Его поцелуй не мягкий. Это не просьба. Или даже требование. Это полное и уничтожение меня. Он сжимает мое платье в кулаках, плотно стягивает ткань вокруг меня и прижимает меня к дверному косяку.
Прикосновение его кожи к моей грубое, такое же злобное, как и он сам. Он сосет мою нижнюю губу и прикусывает ее, пока я не открываю рот от боли. Его язык проникает внутрь. Он пользуется мной и уверенными движениями овладевает мной. Когда он скользит руками по моим бокам и сжимает мою задницу достаточно сильно, чтобы причинить боль, я задыхаюсь. Он не останавливается, просто с легкостью поднимает меня, заставляя обхватить ногами его бедра, в то время как его рот разрушает меня и превращает меня во что-то новое.
Я открываю рот шире, отдаваясь этой эмоции, всеохватывающему желанию, которое так же неправильно, как и непреодолимо. Он наклоняет голову, его руки массируют мою задницу и скользят ближе к моему центру. Я хватаю его за плечи и впиваюсь ногтями в гладкую и горячую кожу. Его стон разносится по моим венам, заканчиваясь растущей влажностью между моими бедрами.
Его губы грубые, и я не могу насытиться. Мой язык борется с его языком, но проигрывает. Ничтожная защита его превосходящей силы. Я даю ему то, что он хочет, что я хочу. Как животное, он чувствует, что выиграл, что его жертва наконец сдалась, готовая предложить свою кровь голодному победителю. С низким рычанием он прижимается ко мне своим телом, его член сквозь брюки прижимается к моей обнаженной щелке.
Я прижимаю ноги к его бедрам, чтобы облегчить боль, которую он во мне разжег. Его руки скользят ниже, и когда он гладит мою влажную плоть, я начинаю подвывать. Я не могу дышать, мой мир крутится, но я не хочу, чтобы это останавливалось. Его пальцы растирают мою горячую плоть и дразнят мой вход.
Когда он прерывает наш поцелуй, я глубоко вдыхаю. Когда он кусает меня за шею, я не могу подавить непристойный звук, исходящий от меня.
– Еще… – стонет, а затем кусает меня за плечо, зажимая, как аллигатор. Я хочу, чтобы он утащил меня, утопил в себе. Я провожу руками по его мокрым волосам, когда он облизывает укус, а затем сосет мое горло. Его пальцы продолжают дразнить. Я помогаю ему бедрами, не заботясь о том, что мое возбуждение может пролиться на его брюки.
Я провожу ногтями по его плечам, но марля на его груди не дает мне пойти дальше. Когда я прикасаюсь к нему, он замирает, как будто эта белая полоска – третья направляющая.
– Адам. – Я не узнаю своего голоса и девушку, прижатую к стене, которая не хочет ничего, кроме как подчиняться монстру, прижимающему ее.
– Стоп! – Он ставит меня и отступает.
Напряжение возвращается, его плечи напряжены. Какой бы мир мы ни создали вместе, он рушится прямо передо мной.
– Адам…
– Иди спать. – Его голос – ровное рычание, но его глаза жадно следят за линиями моего тела.
Я подхожу к нему, пытаясь восстановить эту связь.
– Иди. – Он хватает меня за запястье и сжимает до боли. – Сейчас же!
Я вздрагиваю и убираю руку. Он изменился. Чудовище снова выходит на первый план, его насилие больше не обещает удовольствия.
Отступая, я не отрываю от него взгляда. Он хлопает дверью моей ванной. Вскоре раздается рев, и моя стена трясется. Я не смею вставать. Не тогда, когда он смотрит на меня, как на своего врага.
Он открывает дверь прямо в тот момент, когда врывается Сестра.
– Что это было…
– Это была моя вина. – Адам протискивается мимо нее в расстегнутой рубашке. – Никакого наказания для Далилы, иначе будет ад. – Он исчезает в холле общежития, и Сестра спешит в мою ванную.
– О, Боже. – Она заламывает руки. – Пророку это не понравится.
Я встаю и иду за ней в ванную.
Мое зеркало разбито, в центре разбитого отражения – кровавое пятно. Я смотрю, и половина лица смотрит на меня, на изображении видна малиновая рана.
Сломан.
Это то, что я видела в нем раньше. Его правда, которая эхом отзывается в самых темных уголках моей души.
Как и я, он сломан.
Глава 17
Далила.
На следующий день тренировка включает новый набор уроков. То, что – хотя я знала, что такое Монастырь – никогда не приходило мне в голову.
– Некоторые мужчины… – Сестра ходит взад и вперед перед группой, пластиковый лист хрустит под ее ногами. Ее руки сцеплены за спиной, суставы побелели. Если бы я не знала лучше, я бы подумала, что она нервничает, возможно, ей неудобно. Она прочищает горло. – Некоторые мужчины предпочитают то, что называется «водными видами спорта».
Половина девушек стонет; другая половина понятия не имеет, о чем она говорит. Теперь пластиковый лист имеет смысл. Иисус.
– В частности, нынешний губернатор Теннесси, который женат на одной из наших бывших Дев, очень любит эту практику. Это гораздо более распространено среди влиятельных людей, чем вы думаете. – Кажется, она не может перестать откашливаться. – Итак, это то, что нам нужно добавить в нашу учебную программу.
– Вы хотите, чтобы на нас писали? – выпаливает Сюзанна.
– Сюзанна! – Сестра топает ногой по деревянному полу, покрытому пластиком, который издает только глухой стук. – Вы должны всегда полностью подчиняться своему мужу. Если это то, что он требует, вы должны это сделать.
– Но что, если я этого не сделаю? – Сюзанна добавляет дерзости в свой тон.
Я оглядываюсь и, к счастью, Старшей Сестры в комнате нет. Если бы она это услышала, Сюзанну уже бы избили.
Обучающая Сестра краснеет:
– Если вы не будете полностью подчиняться своему мужу, то заболеете раком, потеряете способность иметь детей, растолстеете, а ваши дети заболеют и умрут. Любое количество ужасных результатов можно предотвратить, если вы будете полностью подчиняться своему мужу. – Она качает головой в попытке выразить материнское неодобрение. – Находиться в гармонии со своим мужем и подчиняться ему во всем – это ключ к счастливой и здоровой жизни. И, как учит Пророк, это единственный способ войти в Его Небесное Царство.
Сюзанна открывает рот, чтобы снова заговорить, но Сара щипает ее.
Ободренная Сестра продолжает:
– Сейчас у нас будет демонстрация. У меня есть два волонтера?
Никто не говорит ни слова и даже не моргает.
Сестра хмурится и указывает на меня.
– Далила, давай возьмем тебя. И, Ева, ты тоже.
Мой желудок переворачивается – хотя я думала, что после утренней клизмы в нем ничего не осталось. Пробую первое, что приходит в голову.
– Я не могу. Мне не нужно писать прямо сейчас.
Сестра улыбается:
– Тогда ты можешь быть получателем.
Дерьмо.
Ева встает и подходит к Сестре. Она уже похудела. И теперь у нее два синяка под глазами вместо одного.
Я не хочу этого делать. Но у меня нет выбора. Эта Сестра прощает лишь до некоторой степени, и ответ Сюзанны уже подтолкнул ее к точке кипения. Словно демонстрируя мою мысль, Сестра тянется к своей плетке.
– Ладно. – Я встаю и подхожу.
– Хорошо. – Ее пальцы прекращают заигрывание с оружием. – Далила, ляг на пол. Я хочу, чтобы ты лежала на спине. Мы обнаружили, что мужчины, которым нравятся подобные вещи, часто предпочитают быть получающими, а не дающими. Это означает, что каждый из вас должен уметь действовать по команде. Ева, теперь твоя очередь.
Я опускаюсь на кусок прозрачного пластика и ложусь, мой живот вздрагивает.
– А теперь, Ева, я хочу, чтобы ты встала над ней. Оседлай ее, поставив ноги по обе стороны от ее локтей.
Я закрываю глаза, пока Ева следует инструкциям, ее тень падает на мое лицо, когда она стоит надо мной.
Пластик потрескивает, когда Сестра отступает.
– Когда будешь готова, просто скажи. Теперь, девочки, имейте в виду, что иногда они хотят, чтобы вы делали это им в рот или, возможно, прямо на их гениталии. Бог создал каждого человека по-разному, но мы обязаны подчиняться им в соответствии с Писанием…
Она продолжает болтать о том, как доставить удовольствие мужчинам. Я жду, пока мне на грудь обрушится горячее унижение. Мое горло пытается взбунтоваться и заставить меня закрыть рот, но я этого не делаю. Я лежу неподвижно, надеясь, что Ева обезвожена.
Еще через несколько минут, повторив про «идеальное послушание» еще дюжину раз, Сестра снова обращает внимание на нас.
– Ева!
– Я… я не могу.
Я открываю глаза.
Ева пожимает плечами.
– Я думала, что могу поссать, но я не могу.
– Ты должна. – Сестра тянется к своей плетке.
– Я не могу. – Голос Евы переходит в хныканье.
– Ева, все в порядке. – Я не могу поверить в то, что говорю, но все равно говорю это. – В самом деле. Просто сделай это.
Ее глаза слезятся, когда она смотрит на меня сверху вниз.
– Я не могу.
– Ты можешь.
– Ева. – Сестра подходит ближе, с плеткой наготове. – Сделай это.
– Я сделаю это, – говорит одна из других Дев, Мэри. Я никогда не разговаривала с ней, у меня не было причин для этого.
Но когда она встает, ее рыжие волосы ниспадают на плечи, а на лице появляется безмятежная улыбка, я отшатываюсь.
– Если Пророк требует, чтобы мы выполняли эти задачи, чтобы быть ближе к Господу, то я счастлива сделать это.
– Боже, – тихо говорит Сара.
– Я займусь тобой позже. – Сестра отталкивает Еву от меня и жестом показывает Мэри, чтобы она подошла.
Мэри стоит надо мной, занимая позицию Евы. Я пытаюсь смотреть ей в глаза, но она смотрит прямо перед собой, нисколько не беспокоясь о том, что она голая, что я голая, и она собирается пописать на меня.
– Хорошо, теперь выполняй то, что велел Пророк.
– С удовольствием. – Мэри улыбается, и я понимаю, что она не играет. Она искренне верующая.
Я зажмуриваюсь, но слышу свое имя.
– Далила! – зовет Старшая.
– Подождите. – Обучающая Сестра кладет руку на плечо Мэри. – Что я могу сделать для тебя, Грейс?
– Мне нужно увидеть Далилу. – Ее тон может резать лед. – Сейчас.
Сестра тяжело вздыхает, затем щелкает пальцами.
– Мэри, подвинься. Вставай, Далила.
Мэри отходит, и я поднимаюсь на ноги. Впервые с тех пор, как я здесь, я чувствую желание поблагодарить Старшую. Это желание утихает, когда я вижу, что в ее глазах бушует буря.
Я хватаю платье с крючка у двери и натягиваю его.
– За мной!
Я пытаюсь не отставать от ее стремительного темпа. Мы проходим столовую, кухню, а затем она сворачивает в коридор, в котором я никогда не была. У двойных дверей она вводит код на цифровой клавиатуре. Двери бесшумно распахиваются. Ее блестящая черная юбка почти задевает блестящие деревянные полы, когда мы минуем несколько закрытых дверей и подходим к концу коридора.
Она вводит еще один цифровой код и открывает тяжелую деревянную дверь. Войдя внутрь, она обходит стол из темного красного дерева и садится в мягкое кожаное кресло.
– Закрой дверь и сядь. – Она откидывается назад и переплетает пальцы.
Я закрываю дверь и стараюсь не пялиться на красивую мебель, стены с толстыми панелями, шикарное освещение и видеодисплей за ее спиной. Десяток экранов показывает различные виды монастыря; некоторые из них застыли на одном экране, в то время как на других циклически воспроизводятся живые изображения комнат общежития. Я замечаю, что моя комната находится на экране в самом центре.
– Я сказала сесть.
Ее голос подталкивает меня к ближайшему стулу. Она молчит. Я не встречаю ее взгляда, главным образом потому, что полагаю, она сочла бы это дерзостью. Судя по тому, как она вытащила меня с тренировки, я уже могу догадаться, что у меня проблемы. В очередной раз. У меня сводит живот и к горлу поднимается желчь. Находиться здесь в таком состоянии в миллион раз хуже, чем в кабинете директора директора школы. Скорее всего, потому что в старшей школе не разрешают привязывать учеников к кресту и оставлять на их теле шрамы.
Я ерзаю на стуле и хочу снова взглянуть на экраны, может быть, понять, где находятся все камеры, чтобы передать эту информацию Саре. Она одержима бегством, и я помогу ей, если смогу. Может быть, она сможет начать все сначала, освободиться от этого места.
– Я не могу этого понять. – Ее голос обрывает мои мысли о свободе резким металлическим лязгом заключения.
Я смотрю вверх.
– Что, мэм?
Она всматривается в мое лицо, исследуя каждую линию, прежде чем, наконец, сосредоточиться на моих глазах.
– Почему ты?
Я предполагаю, что она все объяснит, вероятно, с болезненными подробностями, поэтому я промолчу. Через несколько секунд она открывает ящик стола, вытаскивает что-то блестящее и кладет его на поверхность красного дерева.
– Что здесь случилось?
Наклонившись вперед, я вижу, что это осколок моего зеркала, кровь уже не малиновая, а засохшая коричневая.
– Я не знаю.
Ее глаза сужаются.
– Что ты сказал Адаму, чтобы заставить его сделать это?
Я качаю головой.
– Я не заставляла его ничего делать…
– Лжешь! – Слово бьет, как кнут.
Я подпрыгиваю от ее внезапной ярости, но ненавижу себя за это.
– Скажи мне правду. – Она постукивает коротким ногтем по осколку. – Что ты сделала?
– Ничего. – Я прикоснулась к нему. Я видела его. Я чувствовала, насколько он сломлен.
Ее тонкие губы еще больше и бледнеют. Я понимаю, что она должна была быть красивой всего несколько лет назад. Может и сейчас быть красивой, если не считать извращенного сердца, которое бьется внутри нее.
– Позвольте мне избавить тебя от любых представлений, которые ты можешь иметь об Адаме. – Она встает и вытаскивает дубинку.
– У меня нет никаких представлений. – Я держу спину прямо, хотя страх превращает мои мысли в кисель.
– Неправильно. Ты снова врешь. Она обходит стол и указывает на его гладкую, идеальную поверхность.
– Положи сюда руку.
Я не двигаюсь.
– Адам сказал, что если вы меня накажете за…
В моих глазах вспыхивает молния, и я не понимаю, что произошло. Я откидываюсь на спинку стула и хватаюсь рукой на больное ухо. Мои пальцы мокрые. Она ударила меня там, разбив мне ухо.
– Положи руку на стол, Далила, или в следующий раз я сломаю тебе нос.
Дрожа, я кладу окровавленную руку ей на стол. Она использует дубинку, чтобы отделить мой мизинец от остальных.
– Что произошло между вами? Я хочу знать каждое слово, которое он сказал тебе.
– Он ничего не сказал.
– Лжешь!
Я вздрагиваю, когда она поднимает дубинку.
– Еще один шанс сказать мне правду.
По моим щекам текут слезы, хотя я стараюсь не плакать. Я качаю головой.
Удар. Я кричу, когда она с силой бьет дубинкой. Я отдергиваю руку, адская боль поднимается вверх по руке. Я не могу смотреть на свой палец. Мне не нужно; я знаю, что он сломан.
Она обходит вокруг своего стола и возится с пультом под экранами телевизоров. Я с трудом могу видеть ее сквозь слезы.
– Это, – шипит она. – Расскажи мне об этом!
Она направляет свою дубинку на экран, где камера запечатлела кусок моей спины напротив дверного косяка ванной, рука Адама едва видна на моей заднице.
– Думаешь, я не знаю, что ты за блудница? Это оно? – Она спешит обратно вокруг стола. – Протяни руку.
Я качаю головой и скрещиваю руки на животе, пряча раненую руку от нее.
– Я сказала, протяни руку! – Она дергает меня за локоть, пытаясь освободить мою руку.
Я отклоняюсь от нее и наклоняю голову, когда она впивается в меня ногтями, дикое животное, ищущее мои самые нежные части.
Звонок.
Удар.
Дубинка падает мне на плечо, и боль заставляет меня кричать еще громче. Должно быть, она размахнулась изо всех сил.
Мой разум замыкается, я забываю про свою миссию, остается лишь потребность в выживании. Побег. Я должен бежать. Я заберу у нее дубинку и сбегу. Я готовлюсь к нападению.
Джорджия.
Я прихожу в себя. Я не могу бежать. Я не буду.
Снова раздается звонок.
Она отходит, ее животная ярость отступает.
Я смотрю на нее сквозь волосы. Она поправляет юбку и убирает распущенные волосы обратно в свою черную одежду. Глубоко вздохнув, она принимает безмятежное выражение, затем нажимает кнопку под краем стола.
Воздух в комнате меняется, и легкий скрип открывающейся двери заставляет меня сжаться.
– Я слышала крики. – Голос Абигейл доносится из-за моей спины. – Хотела убедиться, что все в порядке.
– У нас все в порядке. – Голос Старшей спокоен. – Тебе не следовало перебивать.
Я поворачиваюсь и ловлю взгляд Абигейл, молча умоляя ее вытащить меня отсюда.
Она складывает руки перед юбкой.
– Я думаю, что с нее достаточно.
– Здесь только я могу решать, когда достаточно.
Я с ужасом жду, что Эбигейл подчинится. К моему удивлению, она не двигается с места.
– У Пророка есть свои пределы. Даже для тебя. У него есть двенадцать девушек, которые помогают ему исполнять волю Бога. Если ты заберешь кого-то из них или заставишь ее не выполнить его желания, он не оценит этого.
– Не угрожай мне Пророком. – Глаза Старшей сужаются, и она водит дубинкой по ладони. – Он назначил меня главной. Я Старшая Сестра. Ты не что иное, как старая вонючая карга. Пророк был слишком добр, чтобы отвергнуть тебя, поэтому он послал тебя сюда, чтобы быть обузой для всех нас. Я уже наполовину склонна попросить его отправить тебя куда-нибудь еще. Может, в дом Священника.
– О, ты могла бы отправить меня туда. – Абигейл подходит ближе, и я отчетливо ощущая исходящую от нее опасность. – Ты, конечно, могла бы. Но когда я выйду, я сразу вернусь к тебе. И не было бы ничего ни на небе, ни на земле, что могло бы помешать мне отплатить тебе тем же. – Она подходит ближе, ее голос звучит ровно. – Теперь ты либо позволишь этой девушке уйти со мной, и мы забудем эту глупость, либо я сообщу Пророку о твоих ночных прогулках.
Старшая Сестра ахает:
– Что?
– Ты слышала меня. – Абигайль подходит ко мне и кладет руку мне на плечо.
Я хнычу от боли, но не смею жаловаться.
– Вставай, Далила. Собирайся.
Грейс держится одной рукой за стол.
– Откуда ты узнала о…
– Я многое знаю. – Абигейл помогает мне встать. – А поездка в дом священника будет самым быстрым способом развязать мне язык.
Я отступаю от Грейс, отказываясь повернуться к ней спиной. Она переключает свое внимание с Абигейл на меня, и я чувствую, как ярость вытекает из нее, как сырость из разбитого танкера. Это еще не конец. Ей не нужно произносить эти слова – я чувствую их глубоко нутром.
Как только мы выходим в коридор, Абигейл закрывает дверь. Наконец-то я снова могу дышать. Если бы я провела еще одну минуту с Грейс, я бы ошиблась. Пыталась сбежать. Но это то, что делают животные, когда попадают в ловушку.
Абигейл торопливо выводит меня в главный коридор к спальням. Все остальные по-прежнему в тренировочном зале. Из моего горла вырывается сдавленный смех.
Абигейл выгибает бровь.
– Это просто… – Я вздрагиваю от боли в пальце. – Я подумала: «По крайней мере, я не разозлилась».
– Тебе было бы лучше. Что она сломала, кроме уха и пальца? – Абигейл проталкивает меня в спальню.
– Она ударила меня в плечо, но я думаю, что это просто синяк.
– Сядь и разденься. – Она указывает на мою кровать и исчезает за дверью.
Я опускаюсь и смотрю в камеру. Грейс смотрит. Я чувствую это. По крайней мере, звука нет. Это одна вещь, которую я обнаружил в ее кабинете ужасов. Ни в одной прямой трансляции не было звука. С усилием стягиваю платье через голову, стараясь не задеть палец. Он уже раздулся вдвое, кожа тугая, как оболочка колбасы. Я раскачиваюсь взад и вперед – все, что может отвлечь от нарастающей боли в руке.
Абигейл возвращается с черной сумкой.
– Дай мне сначала увидеть палец.
– Он не выглядит кривым. Может, она не сломала?
Прядь железно-серых волос падает ей на висок.
– Все нормально. Но ей удалось перебить кровеносные сосуды у тебя под ногтем.
Она копается в сумке и достает иглу.
– Что ты собираешься…
Она подводит мою руку к тумбочке и разглаживает ее. Это так похоже на то, что сделала Грейс, что я задыхаюсь.
– Не двигайся. – Прижав иглу к основанию моего ногтя, прямо над кутикулой, она начинает давить.
Сначала я могу это выдержать, но по мере того, как она нажимает сильнее, боль превращается в раскаленную добела агонию.
– Почти все. – Она сжимает мое запястье, крепко удерживая.
– Пожалуйста, это больно. – По моему лицу текут слезы.
– Все. – Она вытаскивает иглу, и кровь стекает тонкой струйкою, пачкая покрывало.
Я выдыхаю. Это работает. Давление по-прежнему мучительно, но как-то более терпимо.
– Ты же не хочешь потерять ноготь. – Она снова роется в черной кожаной сумке. – Пророку это не понравилось бы. Он отрастет, но пока он не вырастет, тебе придется носить перчатки. Это вызовет вопросы и даже может отправить тебя в часовню, прежде чем ты успеешь проявить себя.
– Что за часовня?
Она обматывает мой палец марлей, чтобы впиталась кровь, которая все еще течет из крошечной дырочки в ногте.
– Неважно.
С трудом поднимаясь на ноги, она наклоняется и рассматривает мое плечо:
– Здесь будет сильный синяк. Ее теплые пальцы прощупывают мышцы. – Но ничего не сломано.
Она убирает мои волосы за ухо:
– Здесь ужасное кровотечение, но это не так уж плохо. Даже шов не понадобится. Как только палец истечет кровью, я наложу тебе шину.
Она приступает к чистке моего уха. В тишине что-то растет во мне. Нерв. Необходимость знать, что происходит. Но я должна играть правильно.
Я говорю:
– Я до сих пор не знаю, что я сделала.
– Ты ничего не сделала. – Она протирает мне ухо спиртом, и я стискиваю зубы. – Ну, – фыркает она, – кроме Адама в качестве Защитника. Боюсь, здесь ты ошиблась.
– Ой. – Я надавливаю на свой раненый палец и, как ни странно, радуюсь, когда из него вытекает еще больше крови. Я забрасываю удочку немного дальше и извлекаю наживку. – Я не знала, что они вместе.
– Вместе? Нет, – она качает головой. – Сестрам не разрешается вступать в отношения ни с кем, кроме нашего могущественного Пророка. И почему ты хочешь быть? – Она вытирает мне ухо. – Другие люди пали. Пророк – единственный человек, которому я когда-либо желаю полностью подчиняться.
Я пожимаю плечами:
– Судя по ее вопросам, она просто ревновала? Но я думаю, что этого не может быть.
– Все, хорошо. – Она возвращается к моему пальцу, смывая кровь и всматриваясь в сустав. – Я почищу еще немного, а потом наложу шину.
Она ведет меня в ванную. Холодная вода – это откровение и ад одновременно. Как только кровь утихает до прерывистой струйки, она ведет меня обратно к кровати и заставляет держать палец как можно выше, пока обматывает его марлей.
– Пальцы заживают быстро. Это хорошие новости.
Мне нужно вернуть ее к теме. О Грейс или Адаме, или обо всем, что может подсказать мне, что на самом деле происходит.
– Спасибо тебе. – Я шиплю, когда марля касается моего сустава. – Я не знаю, что бы случилось, если бы ты не появилась.
Она сердито смотрит на мой сломанный палец:
– Когда дело доходит до Адама, Грейс выходит из-под контроля. Большую часть времени она… – Она останавливается и качает головой, как будто преодолевая внутреннее сопротивление, затем молча продолжает свою работу.
– Я не буду повторять то, что слышала, поверьте. – Я смотрю на ее седые волосы, когда она наматывает шину. – Ни слова.
– Ты не должна была слышать об этом.
– Полагаю, здесь происходит много вещей, о которых я не знаю. – Я балансирую на грани. – Я уверена, что вы видели много всего за эти годы. Много девушек.
Она хихикает:
– Я видел их всех. Помните каждую. Ну, большинство из них. Признаюсь, кое-что из прошлых лет размывается в моем старом мозгу.
Меня охватывает возбуждение. Джорджия. Она должна помнить Джорджию. Ее блеск всегда был незабываемым. Но как спросить?
– Были ли у тебя любимые?
– Любимые девушки?
– Да.
– Я не люблю играть в фаворитов. – Она заканчивает наложение шины.
– Конечно, некоторые из девушек должны произвести неизгладимое впечатление?
Она поднимает взгляд, и между ее густыми седыми бровями образуется борозда.
– Что ты имеешь в виду?
Дерьмо. Я должна отступить, хотя это ранит меня гораздо сильнее, чем все, что сделала Грейс. Я качаю головой и щебечу:
– О, я просто болтаю, чтобы отвлечься от боли.
– Я не виню тебя. Грейс действительно покалечила этот палец. – Она кладет свои припасы обратно в сумку. – Ей просто нужно отпустить его. Это все, что нужно сделать. Вот тогда это безумие прекратится. – Она поднимается, показывая на мою руку.
Мой разум замыкается, затем возвращается, чтобы сосредоточиться на ее словах.
– Подожди, значит, Грейс и Адам были вместе?
– Вместе? Нет – Она поднимает черную сумку. – Грейс была его первой Девой.
