Уменьшить шрифт (-) | Увеличить шрифт (+)

Эми Хармон
Первая дочь

Полная версия

Ибо как жена от мужа, так и муж через жену.

Первое послание к коринфянам, 11:12

Оригинальное название: THE FIRST GIRL CHILD

This edition is made possible under a license

arrangement originating with Amazon Publishing,

www.apub.com in collaboration with Synopsis Literary Agency.

Cover design by Faceout Studio, Tim Green (7БЦ)

ООО «Клевер-Медиа-Групп», 2021

Пролог

ДОЛГО, СЛИШКОМ ДОЛГО они карабкались вверх, но оба твердо верили, что если подняться на вершину Шинуэя, то они увидят море до самой Истландии. И тогда они смогут заметить паруса отца и воинов Долфиса, которые возвращаются, совершив набеги на дальние берега. Отец всегда привозил что-нибудь из поездок, пусть зачастую и не то, что им хотелось бы. Дагмару он дарил мечи, тогда как мальчик предпочел бы свитки. Дездемоне – побрякушки, хотя она больше обрадовалась бы мотку веревки или хитро сконструированному капкану. Но все равно они ждали его, всматриваясь в даль, потому и полезли так высоко.

– Буря идет, Дез, – тревожился Дагмар. – Туман лег на воду, и мы не заметим отца, даже если он подойдет к самому берегу.

Дездемона хмурилась, но шла дальше, пробираясь по каменистой тропе, совсем как козы, которых они держали дома и к которым им надлежало вернуться. Если бы отец пришел сейчас домой, то наверняка удивился бы, обнаружив пустое жилище, голодную скотину, недоеную корову и отсутствие дров. Они ушли на рассвете, а сейчас был полдень, хотя из-за сгустившихся туч и тусклого серого света казалось, что уже близится вечер. По пути они играли, собирали сокровища, которые тут же выбрасывали ради новых находок. Останавливались поесть ягод, а еще забрались на огромный дуб, прельстивший их своими раскинутыми низко ветвями. Меж тем время шло, и они уже слишком долго отсутствовали.

– Сегодня он домой не вернется, – бросила на ходу Дездемона. – Старая Хильда спрашивала вчера у моря, и оно выкинуло на песок кучку из пяти раковин. Она сказала, что до возвращения воинов еще пять дней.

Уходя, отец поручал детей заботам почтенной Дунхильды, хотя Дагмар частенько ловил себя на том, что это скорее он присматривает за сонливой и дряхлой старухой, чем она за ними. Но в предсказаниях Хильда ошибалась редко.

Дагмар застыл как вкопанный.

– Тогда зачем ты говорила, что нам надо подняться к вершине? – сердито спросил он.

– Мне надоело дома, – пожав плечами, ответила Дездемона и, озорно улыбнувшись брату, потянула его за руку.

– Надо поворачивать назад, Дездемона, – строго сказал Дагмар. – Буря застигнет нас на скалах. – Из-за младшей сестры они постоянно попадали в неприятности, но она все равно никого не слушалась.

– Не волнуйся, Даг. Я тебя защищу, – заверила девочка, вынимая длинный кинжал из висевших у пояса кожаных ножен.

Взяв клинок обеими руками, она метнула кинжал в невзрачную сосну, вставшую прямо у них на пути.

– Попала! – радостно воскликнула Дездемона, устремившись к дереву, и Дагмар понял, что целилась она вовсе не в ствол.

Серый кролик с торчащим из спины кинжалом поскакал прочь и исчез в камнях у подножия самого высокого утеса. Три уступа Шинуэя образовали подобие гигантских ступеней, одна выше другой. Отвесные каменные глыбы высились среди пологих зеленых холмов, предвещая вид, от которого захватывает дух, и долгий, трудный подъем – и больше ничего, так что жители Долфиса редко наведывались на вершину горы. Время слишком дорого, а жизнь слишком трудна для праздных прогулок.

– Скорее, Даг, – бросила через плечо Дездемона, подсовывая под поясной ремень подол юбки, чтобы не мешал на бегу.

Один раз она поскользнулась и едва удержалась от падения, схватившись за зазубренный выступ скалы, но тут же выпрямилась и поспешила за жирной добычей. Кролик истекал кровью, но не сдавался.

– Вон туда залез. – Отдуваясь, маленькая охотница указала на углубление между двумя первыми уступами.

– И унес твой кинжал, – добавил Дагмар, подумав, что кролик с радостью избавился бы от клинка. С узкой тропинки пещера была незаметна – покров из плюща, перекидываясь со скалы на скалу, укрывал вход. – Покажи руки, – велел он.

Дездемона нетерпеливо подняла ладони, ободранные и кровоточащие после падения.

– Кровь остановится. Почти и не больно, только саднит немножко. Я полезу туда. Мне нужны и кинжал, и кролик. Из кролика получатся отличное рагу и пара тапочек.

Дагмар не стал возражать. В пещере наверняка тьма кромешная, и далеко сестрица не уйдет. Он посмотрел на скалы, по-прежнему высившиеся над ними, прикинул расстояние, которое они уже прошли. Внизу, слева, лежало море. Туман скрывал воду, а завывание ветра сливалось с плеском волн, заглушая шум берегового прибоя, но Дагмар знал – оно там.

Позади них в суровом, непреклонном великолепии вытянулась долина со змеящейся серебряной лентой реки Могды, бежавшей между лачугами, которые казались отсюда осколками разбитой на песке раковины. Долина пестрела бугристыми, похожими на бесформенные зеленые пирамиды холмами, отделявшими одно поселение от другого. В Долфисе было много таких холмов. Люди называли их спящими великанами, но больше они напоминали огромных дремлющих жаб.

– Здесь темно. – Голос сестры донесся из пещеры, и Дагмар поднял лицо к небу.

Над головой, окрашивая окружающий мир в цвет дождя, клубились тучи, темные и грозные, как нрав его отца. Вздохнув, он отправился на поиски чего-то, при помощи чего можно было бы добыть огонь. Спускаться с горы под ливнем глупо, и пещера могла стать хорошим убежищем на следующие несколько часов. Но без костра не обойтись.

Его внимание привлекла упавшая сосна с поломанными, высохшими ветвями – их хватило бы надолго. Дагмар нарубил веток топориком, который всегда носил за поясом, и поволок их по узкой тропе к расселине в скале. У входа пришлось наклониться – Дездемона отвела плети плюща и придержала, чтобы брат смог затащить добычу в пещеру. Внутри Дагмар выпрямился в полный рост. Он не видел ничего на расстоянии вытянутой руки, но чувствовал перед собой пространство, огромное и неизведанное, как ночное небо.

– Нам нужен свет. Возьми мой топорик и сруби несколько лоз, только постарайся не отхватить себе пальцы на ногах, – велел он.

Охотницей Дездемона была умелой, но зачастую неловкой, что свойственно людям чересчур самонадеянным и легко отвлекающимся. Привычно поворчав для виду, она подчинилась и принялась срезать плющ охапками, впуская в пещеру неяркий свет.

Дагмару потребовалось не много времени, чтобы разжечь костер, хотя грохот молота Тора и хлестнувший по утесам ливень намекали на то, что они, скорее всего, застрянут здесь надолго, так что запаса веток могло и не хватить. Присев на корточки, Дездемона связывала прутики гибкими лозами, мастеря себе факел. Она изготовила факел и для Дагмара, но, подгоняемая нетерпением, не стала дожидаться брата и отправилась за раненым кроликом одна.

Оставшись следить за огнем, в какой-то момент Дагмар заметил, что дым не повисает в воздухе, а поднимается и уносится в невидимые выси. Где-то там, несомненно, было отверстие, но Дагмару пришлось прервать размышления – сестра звала его. Голос звучал странно, откуда-то издалека, словно Дездемона поднялась вверх вместе с дымом. Видеть ее Дагмар не мог, но красноватые отблески костра отчасти разогнали тьму, и он двинулся на звук, взяв приготовленный для него факел. От основного прохода ответвлялись туннели с проемами в человеческий рост, исследовать которые у него не возникало ни малейшего желания. Держась спиной к костру, он не сводил глаз с мерцавшего впереди огонька. В одиночку Дагмар никогда бы не зашел так далеко, как забрела сейчас сестра, и, когда он наконец добрался до нее, он едва удержался от резких слов.

Замерев в арочном проеме боковой каверны, Дездемона стояла лицом к стене и, подняв факел, рассматривала что-то на камне. Пока брат приближался, она медленно поворачивалась, освещая один участок стены за другим. Вокруг нее дышали и шевелились тени, возникая и исчезая в свете факела. Дагмар обратил внимание на размеры каверны, больше похожей на зал, чем на пещеру. Окружавшие их каменные своды напоминали купол храма, видеть который Дагмару довелось один только раз.

– Что это? – спросила Дездемона, когда брат остановился у входа.

Повторяя ее движения, он поднял свой гаснущий факел и, прежде чем ответить, медленно сделал три полных оборота. Сердце гулко заколотилось, но голос прозвучал глухо. Зал наполняли изображения, сотни изображений, вырезанных в камне. Круги и обелиски, глаза и углы – язык картинок и рисунков, прочесть который Дагмар не мог, хотя и узнал.

– Это… руны, – выдохнул он, ощутив благоговейный трепет.

– Я думала, руны есть только в храме Сейлока. Думала, их стерегут хранители, – прошептала Дездемона.

Лицо ее не выражало испуга, но в голосе эхом отозвалось волнение, заставившее екнуть сердце Дагмара. Он не был глуп и испугался, сильно испугался за них обоих, но не до такой степени, чтобы тут же уйти. Над их головами, сотрясая гору, грохотал гром. Пещера гудела от его раскатов.

– Как думаешь, что они означают? Это предания? – спросила Дездемона.

– Некоторые из них. Посмотри, вот это ты узнаешь. – Дагмар указал на ближайшие к выходу изображения – похоже, руны начинались именно отсюда.

– Сказание о богах, – произнесла довольная собой Дездемона. – Вот Отец Сейлок, – показала она. – Орел Адьяр, медведь Берн, волк Долфис, вепрь Эбба, конь Йоран, лев Лиок.

Изображения были вырезаны с необыкновенной тщательностью. Бог Сейлок, сын Одина и отец их земли, располагался в центре шестиконечной звезды, а его дети – животные – на равном удалении от отца, каждый в своем луче. Дагмар коснулся верхней точки и повел рукой вправо, скользя пальцами по изображениям и называя имена кланов: Адьяр, Берн, Долфис, Эбба, Йоран, Лиок…

– Вот так наша земля должна выглядеть с неба.

Ободренная его примером, Дездемона протянула руку и прижала ладонь к руне, которая находилась прямо перед ней. В неверном свете факела глаза девочки горели любопытством.

– Дагмар, у этой руны есть крылья, – восхищенно произнесла она.

Резные линии потянулись к пальцам, и рокот далекого грома изменился, стал набирать высоту, пока гул не рассыпался на тысячу шепотов. Пещера наполнилась трепетом и шорохом, словно в нее, спасаясь от дождя, ворвался ветер.

Дездемона отдернула руку от изображения, но было слишком поздно. Откуда-то сверху на них обрушилось полчище крылатых существ. Они кружились по залу, ударялись о стены, пронзали когтями воздух, путались в волосах Дездемоны и цеплялись за одежду Дагмара. Уронив факелы, дети отчаянно, вслепую отмахивались от дрожащих тел и шелестящих крыльев, а потом бросились в объятия друг друга, пряча лица от сонма летучих тварей.

Выход из пещеры крылатые мыши нашли так же быстро, как и появились, но свист и шипение отражались от стен даже после того, как стая унеслась. Какое-то время брат и сестра жались друг к другу, шарили руками по одежде, проверяя, не осталось ли на них слепых летунов. Факелы еще не погасли – два огонька на каменном полу пещеры, – и Дагмар наклонился и поднял их. Хорошо, что им не придется отыскивать обратный путь в темноте. Поежившись, он еще раз отряхнул одежду. Дездемона, с факелом в руке, уже шагнула к стене – ее страхи исчезли, как летучие мыши.

– У той руны были крылья, а у этой языки пламени. Наверно, это руна огня, – предположила она.

– Нет! – крикнул Дагмар.

Предостерегающий вопль раскололся, ударившись о стены, и зазвучал хором голосов, но резьбу, которой коснулась рука Дездемоны, уже с шипением объяло пламя; линии, образующие символ, зарделись, как горящие угли. Дагмар выругался, снова бросил факел и сорвал плащ, чтобы погасить лижущий стену огонь.

– С ума сошла? Тебе нельзя касаться рун! – вопил он, сбивая языки пламени.

Плащ уже не спасти. От него и так уже воняло летучими мышами. Как только огонь погас, руна померкла. Тяжело дыша, Дагмар отступил от стены, ожидая следующего бедствия.

– Почему это мне нельзя? Ты же трогал, – пробурчала Дездемона, но, пристыженная, наклонилась за факелом брата.

А ведь она права, подумал Дагмар. Первым стены коснулся он. Обвел звезду Сейлока, и ничего не случилось.

– Может быть… некоторые из них просто содержат предания, – предположил он, чувствуя внутри странную пустоту.

– Тогда сам дотронься до огненной руны. – В голосе Дездемоны звучал вызов. – У меня факел погас.

Дагмар колебался, понимая, что он в этой сцене глупец, а сестра – мучительница. Но устоять перед соблазном не смог. Он ожидал жара, но ощутил только холодный поцелуй камня и складки резьбы, щекочущие кончики пальцев. Надавил еще сильнее, мысленно приказывая руне зардеться, желая ощутить в себе ту силу, которая с такой легкостью проявилась в сестре. Внезапно ему отчаянно захотелось вызвать шум крыльев и пламя, пусть даже летучие мыши унесут его прочь, а пещеру охватит огонь. Но руна отвергла его.

– Возможно, во мне течет кровь рун, – удивилась Дездемона, не замечая разочарования брата. – Как у хранителей.

– Кровь рун и ни капли здравого смысла, – сказал Дагмар, улыбнувшись сестре, чтобы сгладить колкость замечания и заглушить обиду в собственном сердце. Он всегда мечтал стать хранителем Сейлока.

И тут его осенило.

– У тебя… кровь… на пальцах. Ты оставила на рунах кровь. Хильда говорит, хранители используют кровь, чтобы разбудить руны.

Дездемона протянула руки к огню. Кровь запачкала кончики пальцев, въелась в складки кожи.

– Во мне и вправду кровь рун! – радостно изумилась она.

Поморщившись, Дагмар слегка царапнул палец лезвием топора. Порез наполнился кровью. В скудном свете факела она казалась черной. Гоня от себя страх, он обвел пальцем руну, изображающую глаз. Кровь размазалась по линиям, складывавшимся в веко, ресницы и зрачок. Руна выглядела достаточно безобидной – ни крыльев, ни языков пламени, ни мечей, ни обезглавленных тел, как на некоторых других изображениях.

Какое-то время он ждал, надеясь и страшась того, что может увидеть… или не увидеть. А затем его поглотила тьма, и разум перестал принадлежать ему. Перед глазами возникали и распадались картинки, а потом поле зрения сузилось. Дагмар поднялся над утесами и понесся над деревьями на головокружительной скорости – назад, к дому в Долфисе, где он жил с отцом и сестрой, пас коз, кормил свиней и читал все, что мог найти, пусть даже собственные каракули. Пролетев над домом, он помчался над холмами и долинами, лесами и реками, пока не обнаружил, что стоит на Храмовой горе Сейлока с окровавленными руками, устремив взгляд на крышу святилища. На нем было темно-лиловое одеяние хранителя, а голова почему-то мерзла. Мокрыми пальцами он коснулся темени и почувствовал голую кожу.

Храм словно затерялся в роще леса; гигантские стволы уходили корнями в землю, на которой он стоял на коленях, а могучие ветви заслоняли небо. Он держал на руках женщину. Она походила на мать из его воспоминаний, но, когда мать умерла, ему было всего четыре и он не смог бы держать ее вот так. Это она всегда держала его. Тело женщины было теплым, а глаза холодны, и он громко плакал, захлебываясь рыданиями, разрывавшими сердце и горло.

– Дагмар, ты меня слышишь? – спросила мать, но взгляд ее оставался неподвижным, а губы не шевелились.

– Дагмар! – закричала она, и Дагмар судорожно вздохнул, впуская воздух в горящие легкие.

Он вдохнул так глубоко, что женщина соскользнула с рук, а его самого бросило назад. Местность под ним менялась так стремительно, что слилась в смазанную разноцветную круговерть из синего и зеленого, темного и светлого, и Дагмар снова оказался в пещере. Он лежал на спине, ноги и руки раскинуты, ноздри заполнены кровью, за глазами пульсирующая боль. Дездемона с факелом в руке стояла на коленях рядом, и он понял, что это ее голос звал его.

– Ты меня напугал, – прошептала сестра, вытирая щеки.

Дездемона плакала. И он тоже. Дагмар осторожно сел, и у него скрутило желудок.

– Ты упал на землю, как будто умер, – проговорила она, рыдая.

Он потрогал шишку, вскочившую на затылке под косой. У него снова были волосы.

– Я хочу домой, Дагмар. Хочу быть воительницей, а не хранителем, – говорила Дездемона, помогая ему подняться.

Ее факел погас, но факел Дагмара давал достаточно света, чтобы покинуть чертог с рунами и вернуться к костру у входа в пещеру. Мальчик не чувствовал тела. Ноги двигались, но он не ощущал их. Дездемона держала его за руку, но Дагмар не чувствовал ничего, кроме камня. Камень вокруг, камень под ним, камень внутри него.

– Дождь кончился, – сказала Дездемона, когда они вышли из пещеры, но, даже если бы ливень продолжался, Дагмар все равно бы не остановился.

Прошло некоторое время, прежде чем он смог заговорить, руки и ноги согрелись и тело снова стало ему принадлежать. Дездемона молча шла рядом, словно ощущала его потрясение и старалась справиться со своим собственным. Но, когда они наконец добрались до подножия Шинуэя, Дагмар повернулся к сестре и заговорил настойчиво, но тихо, так, чтобы не услышали даже деревья:

– Обещай мне, что никогда больше не пойдешь в эту пещеру. И обещай, что никогда и никому о ней не расскажешь.

– Обещаю, – бросила она, но Дагмар видел, что сестра раздражена и устала.

Пережитое в пещере уже померкло для нее, как страшный сон, на который можно махнуть рукой. Дездемона потянула его за собой – к дому, ужину, отдыху. Но Дагмар знал, что никогда не забудет случившегося.

– Дездемона, – взмолился он, – выслушай меня.

– Я слушаю, Дагмар, – заверила она брата, глядя прямо на него.

– В этой пещере полно того, что никогда не должно быть найдено, – прошептал он, и голос его дрогнул от страха.

Сестра кивнула, широко раскрыв голубые глаза, и Дагмар впервые заметил, как сильно она похожа на мать.

Часть первая
Мальчик из храма

1

Десять лет спустя

ДАГМАР ПРЕДПОЧИТАЛ МОЛИТЬСЯ на открытом воздухе. Стены храма дышали прохладой и спокойствием, но камень был пуст, безжизнен, и Дагмар чувствовал себя отрезанным от чуда, которое вызывало у него желание молиться. Когда он уходил в лес, касался деревьев или взбирался по травянистым холмам, покрывавшим всю землю Сейлока, душа его воспаряла, слова, родившиеся в сердце, поднимались к устам и лились с губ. Он молился Одину, Всеотцу, хотя слово отец всегда отзывалось уколом вины. Его отец был воином, могучим и внушающим страх, и ни минуты не сомневался, что Дагмар пойдет по его стопам. Но воительницей стала Дездемона. Лучшая щитоносица Долфиса, она сражалась так искусно и так неистово, что все мужчины клана восхищались ею. Дагмар не хотел, чтобы им восхищались. Он хотел познать богов.

Хранителей Сейлока чтили и оберегали, а Дагмар всю жизнь мечтал о мире, покое и безопасности. Отец не смог отказать, когда Дагмар испросил у ярла Долфиса разрешение отправиться на Храмовую гору. Ежегодно от каждого из шести кланов избирали человека, который становился претендентом на звание хранителя Сейлока. Не каждого оставляли на обучение, не всякий в конце концов проходил посвящение. Случались годы, когда не принимали никого. У хранителей были свои критерии отбора. Но Дагмара приняли. Он полностью отдался этому служению, и верховный хранитель стал свидетелем его обета. Жрец обратил внимание на его немалую телесную силу, рост и тягу к рунам.

Верховный хранитель, маленький, сморщенный человек по имени Айво, спросил тогда у Дагмара голосом, пропитанным презрением и недоверием:

– Зачем ты здесь, Дагмар из Долфиса? Ты сложен как воин. Тебе нужно защищать свой клан.

– Я сложен как воин, но у меня сердце хранителя, – отвечал Дагмар.

В ответ верховный хранитель расхохотался, потом сплюнул. Его глаза и сморщенные губы были обведены черным.

– У тебя сердце не хранителя, а непослушного ребенка.

– Я отказываюсь становиться воином Долфиса… или любого другого клана. Это единственное, чего не принимает мое сердце.

– А если я отошлю тебя прочь? – спросил верховный хранитель.

– Я поднимусь на скалы Шинуэя и брошусь вниз, – отвечал Дагмар. Он был убийственно серьезен.

Верховный хранитель не отослал его. Кроме Дагмара, в том году не приняли ни одного послушника из других кланов. И в следующем тоже. А Дагмар остался. Он находился здесь пятый год и больше уже не являлся послушником. Теперь он стал хранителем.

Балансируя на скользких камнях, Дагмар перебрался через ручей. Мысли его занимала Дездемона. Он был ее братом задолго до того, как стал хранителем Сейлока. В последние три ночи сестра снилась ему. По утрам он просыпался сам не свой от страха за нее. Будь она некрасива, жизнь ее сложилась бы легче, но Дездемона выросла красавицей и, несмотря на все свои таланты, имела обо всем собственные, зачастую ужасные, суждения. Возможно, сказывались отсутствие матери и пример отца, жившего только ради сражений и путавшего страсть и ненависть до такой степени, что в конце концов он разучился их различать.

Дагмар не видел сестру с тех пор, как поступил в храм. Он писал ей, но ответы получал редко, с большими перерывами. Она влюбилась в какого-то мужчину. Имени его сестра не упоминала, но Дагмар заметил, что слова, написанные ею на пергаменте, обрели стремительный наклон вперед, будто Дездемона падала в свое будущее, задыхаясь от нетерпения. Пошли пересуды о женихе. Дочь Дреда, самого грозного и могучего воина Долфиса, сама по праву считавшаяся искусной воительницей, имела высокую цену. Ярл Дирт хотел ее для одного из своих сыновей, но больший смысл имело бы укрепление союза с другими кланами. Почти наверняка Дездемону должны были обещать мужчине из какого-то союзного клана.

Это чувство возникало всегда, когда Дагмар оказывался среди деревьев. Они как будто следили за ним. Нет… не следили. Наблюдали. Узнавали, приглядывались, но не осуждали.

– Мы приветствуем тебя, – шептали деревья: они принимали его, но не навязывались и не выпытывали его секреты.

Выйдя из-под тени высоких сосен, Дагмар начал взбираться на холм, с которого открывался вид на Берн на востоке и Долфис на юго-востоке. Между двумя землями шла гряда невысоких гор, таких же как и по всей стране. Они отделяли территории одного клана от другого, словно боги сделали это намеренно. В центре, там, где стоял храм, земля поднималась выше всего, и с Храмовой горы можно было увидеть владения всех кланов. С высоты к северу от храма открывался отличный обзор Адьяра, с южного склона – вид Эббы. Если бы Дагмару захотелось посмотреть на Йоран или Лиок, он мог бы подойти к западному склону Храмовой горы и увидеть земли обоих кланов – Йорана на юго-западе, Лиока ближе к северу. Но какое бы место Дагмар ни выбирал, от открывавшегося вида всегда захватывало дух и он будто улетал в небо.

Сейлок был красивой страной и имел форму звезды с шестью сглаженными, закругленными лучами – по одному на каждый клан. Страна располагалась на острове в центре Северного моря. Когда-то сам Один запустил руку в морскую пучину, захватил в кулак кусок морского дна и вытащил к свету солнца. Там, где он разжал ладонь, остался остров.

– Сей-лок, – выдохнул Дагмар, делая ударение на каждом слоге и закрыв глаза, чтобы сосредоточиться на мыслях.

«Сейлок» значит «благословенный», и в данный момент Дагмар знал, что так и есть, но боялся, что его собственное благословение не достигнет сестры. Она не могла убежать из Долфиса. Не могла воспрепятствовать честолюбивым планам отца на ее счет.

Не открывая глаз и сфокусировав мысли на милом лице Дездемоны, Дагмар снял с кожаного пояса кинжал и провел клинком по ладони. Разрез лег поверх множества старых шрамов, и сквозь пальцы быстро потекла теплая кровь. Земля отвечала только на нее. Кровь представляла собой жертву, и земля не хотела обменивать свои тайны на что-то менее ценное.

Опустившись на колени, Дагмар сжал кулак, позволяя алым каплям упасть в грязь. Он проливал собственную кровь ради мудрости. Не власти. Но знавал тех, которые больше всего на свете жаждали власти. Такие были даже среди хранителей. Это запрещалось, однако запретный плод для некоторых слишком сладок, чтобы устоять перед искушением. Если хранитель попадался на пролитии крови – своей или чьей-то еще – ради власти, то его убивали на алтаре Одина. На хранителей Сейлока возлагалась охрана запретных рун и надзор за преемственностью королевской власти, а не забота о собственном могуществе. Но перепутать ответственность с властью нетрудно. Дагмар ежедневно боролся с этим. Даже теперь, когда обменивал свою кровь на возможность помочь сестре, вникнув в суть ее проблем. Он знал, что она в затруднительном положении. Сны говорили об этом ясно.

Взяв кинжал, он вонзил его в землю, одновременно произнося имя Дездемоны. За мудрость Один отдал глаз, и Дагмар клинком изобразил руну видения. Желая рассмотреть невидимое физическим зрением, он чертил руну и шептал:

– Я хранитель Сейлока и взыскую видения, которое мог бы благословить, ибо хочу позаботиться о той, что зовет меня братом по плоти.

Тут же в голове возникло лицо Дездемоны. Не воспоминание, явившееся из глубин сознания, а свежий образ. Сестра была бледна, ее темные волосы разметались по ввалившимся щекам. Она кричала, и губы ее произносили его имя. Вот она умоляюще подняла руку, и Дагмар увидел, что ладонь ее в крови, как и у него. Картинка расширилась, будто Дагмар отступил на шаг, чтобы видеть больше.

Одетая в цвета своего клана, Дездемона сидела у дерева, прислонясь спиной к стволу. Глаза закрыты, подбородок вздернут, будто в мольбе о помощи. Пока Дагмар рассматривал ее, она начала плакать. От негромких мучительных рыданий у него самого задрожали губы. Картинка начала удаляться, и Дездемона превратилась в пятнышко насыщенного синего цвета на холсте, который будто бы расписали разными оттенками зеленого и коричневого.

Дагмар знал это место, оно находилось недалеко. Лес из видения раскинулся прямо у подножия холма. Поднявшись, он стер руну кожаной подошвой и поблагодарил богов за их дары. Ладонь еще сочилась кровью, но Дагмар даже не подумал ее перевязывать.

Сунув кинжал за пояс, Дагмар по склону спустился к лесу, который был показан ему в видении. Двигался он быстро, целенаправленно, но не звал сестру по имени. Ему не хотелось, чтобы услышал кто-нибудь из хранителей. Дагмар все еще находился на территории святилища, и не только он искал уединения для размышлений и обращения к богам. Если бы Дагмар нашел в лесу Дездемону, то не знал бы, что с ней делать, куда вести. Все хранители Сейлока были мужчинами, женщины с ними не жили. Но сейчас он думал не об этом.

Дагмар тихо пробирался меж деревьев, внимательно вглядываясь в подлесок. Он знал, что сестра где-то рядом, и боролся с искушением позвать ее. По пути он никого не встретил, за все утро не видел ни одного человека и все же хранил молчание. В лесу царило безмолвие. Ни щебета, ни жужжания. В кронах деревьев не порхали птицы, по веткам над головой не бегали зверушки. Остановившись, он прислушался к тишине. Откуда-то слева донесся низкий стон, и он через деревья поспешил на звук.

Дездемона сидела в том же положении, что и в видении, опершись о дерево. Словно Локи, бог озорства и всяческой неразберихи, принес ее, чтобы подшутить над ним.

– Дез? – прошептал он, остановившись и не решаясь сделать следующий шаг. Подол ее платья пропитался кровью, руки были странно сложены на груди. Веки Дездемоны затрепетали и приоткрылись, потом закрылись и снова через силу открылись.

– Даг, – всхлипнула сестра, и он приблизился, словно шагнув в собственное видение.

– Ты ранена, – взволнованно произнес он.

– Нет. Не ранена.

– Ты истекаешь кровью!

Разговор получался каким-то нелепым. Он долгие годы не видел сестру, но вот она перед ним, сидит в луже крови в Храмовом лесу. Дагмар не спросил, как она сюда попала, а сестра не стала объяснять. Пока не стала. Просто, сложив руки на груди, смотрела, как он подходит. Так делают женщины, когда стараются прикрыть наготу. Внезапно ему подумалось, что сестру избили или, возможно, надругались над ней. Но, подойдя ближе, Дагмар понял, что она прячет вовсе не груди, а прикрывает ребенка. Младенца. Окровавленного и такого маленького, что он казался ненастоящим. Распустив завязки спереди платья, Дездемона прижимала его к своей груди, кутая в одежду маленькое тельце.

– Брат, это мой сын, – сказала она. – Я принесла его тебе. – Голос звучал слабо, но голубые глаза на бледном лице, так похожие на его собственные, смотрели с горячечной исступленностью.

– Мне? Дездемона, я хранитель!

– А я твоя сестра и единственная, кто тебя любит. – Голос ее зазвучал резко, даже яростно, но сорвался, и она содрогнулась, вскинула голову, будто старалась не лишиться чувств. – А ты единственный, кто любит меня.

– Кто отец ребенка?

Раздался пронзительный крик, и Дагмар осознал, что плач, услышанный им в видении, издавал младенец, а не сестра. Несмотря на крошечные размеры и жалкий вид, вопил он требовательно и громко.

– Его отец – Банрууд из Берна, – призналась Дездемона.

– Почему ты не пошла к нему?

Банрууд, молодой ярл Берна, возглавил клан после смерти отца и уже являлся могущественным человеком. Дагмар и Дездемона знали его с детства. Их отцы плечом к плечу сражались с врагами, иногда – друг против друга. Оба были воинами. Оба пользовались всеобщим уважением. Но Беренд, отец Банрууда, был ярлом своего клана, а Дред из Долфиса – нет. Кроме крутого нрава и меча Дред мало что имел. Беренд владел гораздо большим и не позволял Дреду забывать про это. У Дагмара мелькнула мысль, что Банрууд, возможно, не позволил того же и Дездемоне, соблазнил ее обещанием сделать женой ярла, а потом бросил, как солдат шлюху.

– Я к нему ходила. И меня прогнали прочь, – всхлипнула Дездемона.

Пусть Дагмар и не узнал всей истории, но ответ получил.

– Как ты сюда добралась?

– Верхом. У меня лошадь недалеко. Где-то там. Дальше проехать не смогла. Ребенок начал выходить.

– Ты приехала одна?

– Одна, если не считать ребенка в утробе.

Дагмар тяжело вздохнул.

– Дездемона, почему? Почему ты приехала сюда?

– Ты должен забрать его, Дагмар. И назвать Байром. По клану его отца. Байром… потому что он будет могучим, как зверь, имя которого будет носить.

Опустившись возле нее на колени, Дагмар достал нож, чтобы начертить на земле, политой при родах кровью сестры, руны исцеления. Он должен ее вылечить. Ей нужно заботиться о сыне.

– Нет, брат! – остановила она. – У меня свои руны.

От губ по ее щекам разливалась мертвенная бледность, но Дездемона сумела достать с пояса кинжал. Дагмар дивился, что сестра еще в сознании. Крови она потеряла столько, что размокла земля. Меж обнаженных корней стояли багровые лужи, словно само дерево кровоточило.

следующий лист >>