Иар Эльтеррус
Бремя императора: Тропой мастеров
Если бы исповедник в этот момент видел глаза девушки, то понял бы, что что-то пошло не так, что где-то он ошибся. В этих синих, красивых глазах горела лютая ненависть. И решимость. Вот только на что была направлена эта решимость? Элиа пока еще не знала, зато знала другое – она не позволит притворяющимся святыми зверям причинить вред любимому, ни за что не позволит. Решили сыграть в грязную игру, святые отцы? Чужими руками убрать мешающего человека? Что ж, поиграем. Только вот как бы вы не пожалели потом, что ввязались в эту игру. Девушка прикусила губу, стараясь сдержать дрожь в руках, и взяла с полочки перед занавеской поставленные туда исповедником флаконы.
– Я сделаю это, святой отец! – решительно заявила она.
– Прекрасно, дочь моя! – едва ли не с ликованием воскликнул тот.
– Позвольте идти?
– Иди, дитя, с богом. Когда сделаешь необходимое, приди сюда. Тебя проведут ко мне.
– Как скажете, святой отец. – Элиа почти незаметно улыбнулась, стараясь не выдать себя.
– Благословляю тебя на богоугодное дело.
– Благодарю! – Девушка сделала реверанс, едва скрывая злую усмешку.
Откуда только и силы взялись… Элиа решительно вышла из исповедальни и направилась к выходу из церкви. Лицо ее было совершенно непроницаемым, спокойным. А вот что творилось в душе… Не дай Единый кому-нибудь такое пережить. Никак не ждала девушка, придя сюда за утешением, что ее макнут лицом в столь омерзительное дерьмо. Оказавшись на улице, она оглянулась, понимая, что никогда больше не войдет ни в одну церковь. Наивную детскую веру жестоко растоптали во имя каких-то своих целей. Что ж, Создатель им судья. Пусть. Но что делать ей? Понимая, что стоять на улице нельзя, Элиа направилась домой.
Дороги она не запомнила, шла как в тумане, опомнилась, только рухнув в продавленное кресло, в котором так любила читать древних поэтов и мечтать о чем-то большем, чем окружающая серая действительность. Она поставила два крохотных флакона, синий и красный, на стол перед собой и задумалась. Только сейчас девушка поняла, в какую опасную игру ввязалась. В этой игре никого жалеть не станут. А посоветоваться не с кем. Как предупредить Лека, что Церковь открыла на него сезон охоты? До стражников не добраться, скорее всего, за ней пустили шпионов и уберут при малейшем подозрении. Так что же делать?
Час шел за часом. В старом, продавленном кресле сидела девушка выглядящая мертвой, с широко открытыми, сухими глазами. Она перебирала в уме вариант за вариантом, идею за идеей, однако ничего придумать не могла. Что бы она ни сделала, святоши легко обыграют неопытную интриганку. Но сдаваться Элиа не собиралась. Она думала, думала, думала, не замечая, что давно наступила ночь. Не заметила и того, как в одном из углов внезапно сгустились тени.
Крупный, рослый мужчина в сером плаще бесшумно приблизился к креслу и внимательно посмотрел на сидевшую там девушку. Для него, похоже, темнота не существовала. Увидев сухие, широко распахнутые глаза и болезненную худобу, незнакомец укоризненно покачал головой. Затем дернул рукой, в которой сама по себе возникла горящая свеча в подсвечнике. Девушка вздрогнула и ошарашенно уставилась на незваного гостя. Первым делом она заметила плотный серый плащ с капюшоном, потом обратила внимание на клубящийся под этим капюшоном туман. До нее далеко не сразу дошло, кто стоит перед ней, а когда дошло…
– Ваше величество… – тихонько заплакала Элиа. – Ваше величество… Какое счастье, что вы пришли… Умоляю вас, помогите спасти его…
– Кого? – искренне удивился император, никак не ожидавший услышать такую просьбу.
– Лека ар Сантена…
– А ему что-то угрожает?
– Да.
– Об этом потом, – отмахнулся его величество. – Девочка, ты когда в последний раз ела?
– Не помню… – растерялась Элиа. – Да какое это имеет значение?!
– Такое! – недовольно буркнул император. – Уморить себя надумала? Глупо, очень глупо. Этим ты ничего не исправишь.
В его руке внезапно возникла большая кружка с теплым бульоном, от запаха которого желудок девушки буквально взбесился.
– Пей! – приказал его величество.
– Но…
– Не прекословить! – рявкнул император. – Это приказ. Накрутила себя, дорхот знает на что, и мается. И что ж вы, девчонки, все такие дурные?
– Неправда! – возмутилась Элиа.
– Да? Мне лучше знать, у меня самого три таких, как ты, выросло, разве что чуть постарше, уже перебесились, успокоились немного. Пей, я сказал!
Элиа снова попыталась отказаться, но повелитель Элиана умел настоять на своем и все-таки заставил ее выпить бульон. Выпив, девушка уткнулась носом в императорский плащ и отчаянно разрыдалась. Его величество сел на подлокотник кресла и принялся гладить ее по голове, говоря какие-то успокаивающие слова. И так уж вышло, что исповедь, которую должен был выслушать священник, пришлось выслушивать императору. Он внимательно слушал сбивчивые слова девушки и задумчиво покачивал головой.
– Понимаешь, девочка, – негромко сказал его величество, когда Элиа умолкла, – многие из нас совершают ошибки, порой ошибки страшные. Из-за нас гибнут люди, страдают, плачут. Но главное – понять, что ты делаешь. Понять и опомниться. Ты поняла, только это и важно. Да, Ланиг преподал тебе очень жестокий урок, но урок совершенно правильный, я его хорошо понимаю. И ты задумалась, ты попыталась измениться. Думаю, ты уже не станешь издеваться над людьми, не сделавшими тебе ничего плохого?
– Никогда больше, ваше величество! – вскрикнула Элиа, на секунду оторвавшись от его плаща, потом снова заплакала. – Но это ведь не все, далеко не все…
– Не все? А что же еще?
– Я решила уйти в монастырь и пошла сегодня утром в церковь на исповедь, впервые после смерти отца. А там… Единый! Да как же это?!
Элиа, трясясь всем телом, рассказывала его величеству о своей страшной «исповеди». Император не перебивая слушал ее и мрачнел с каждой минутой все сильнее – несмотря на туманную маску вместо лица это было заметно, казалось в небольшой комнате под потолком начинают собираться грозовые тучи.
– Эти флаконы? – спросил он, когда девушка закончила рассказ.
– Да… Что мне делать, ваше величество?!
Она снова заплакала. Император продолжал гладить ее по голове и о чем-то размышлять. Потом протянул руку к столу и провел ладонью над флаконами.
– В них совершенно одинаковый яд. Очень редкий яд, противоядия от него нет. Точнее есть, но об этом мало кто знает.
– Значит, если бы… – Глаза Элиа широко распахнулись.
– Да, если бы ты исполнила приказ священника, то умер бы не только Лек ар Сантен, но и ты сама.
– Пусть я умру! – Девушка прижала кулачки к груди. – Только бы он жил…
– Любишь? – довольно хмыкнул император. – Нет, парень будет круглым дураком, если тебя упустит. Впрочем, он тоже по тебе с ума сходит, днями найти пытается.
– Я… – отчаянно покраснела она.
– Ты, ты… – рассмеялся его величество, его смех прозвучал столь добродушно, что Элиа не смогла не улыбнуться в ответ.
Вот таким и должен быть священник! Теперь она понимала это четко. А ведь он не священник, он император, которого церковники за глаза называют «грязным колдуном»… Пришел, выслушал, утешил, помог. Сам, Элиа его не звала. Единый, так кто же тогда лжет? «Святые» отцы, попытавшиеся сделать пришедшую за покаянием убийцей? Или его величество, который сидит сейчас рядом и как отец гладит ее по голове?
Когда девушка подняла заплаканные глаза на туманную маску, в них светилась мрачная решимость. Она сделала свой выбор.
– А что если нам с тобой, милая моя баронесса, – с легкой иронией в голосе спросил император, – и самим устроить маленький такой заговор? Как ты на это смотришь, девочка?
– Я в полном вашем распоряжении, ваше величество, – с очаровательной улыбкой на губах ответила Элиа.
10. Пьяный путь
Редкие фонари раскачивались под порывами холодного юго-восточного ветра, в Белом океане как раз начался сезон зимних штормов, даже недалекому от экватора жаркому Тарсидару досталась своя доля шквалов и циклонов. Дождь лил, как из ведра, но, несмотря на это, по улице двигались несколько закутанных в плащи, насквозь мокрых стражников. Их возглавлял высокий юноша с черным шнурком младшего горного мастера на левом плече. Однако серого с серебром плаща императорской стражи на нем не было.
Лек недовольно встряхнулся. Одежда промокла насквозь, в сапогах противно хлюпало, он порядочно продрог. Помянув недобрым словом мастера-наставника, юноша двинулся дальше. Решил, значит, показать наивному горцу, почем фунт лиха? Нет, Кертал все-таки тяжелый человек, никогда не поймешь, чего от него ждать. Впрочем, а чего он хотел? Снова увлекся поисками баронессы ар Сарах и опоздал на тренировку, начисто о ней забыв. На целый час опоздал. Кошмар, невероятное событие! Понятно, что столь вопиющего пренебрежения дисциплиной старый мастер оставить без наказания никак не мог.
Юноша ждал, что его снова загонят в выгребную яму, и уже смирился с этим, но Кертал придумал кое-что похуже. Он договорился с командованием императорской стражи, что нерадивый ученик месяц будет замещать младших офицеров в ночных патрулях. Причем юношу направляли на патрулирование самых злачных мест города. А утром после дежурства его ждала тренировка, и снисхождения старый мастер не знал, гонял горца вдвое против обычного. Лек тихо стонал, понимая, что все равно никуда не деться, сам виноват. Счастье хоть, что во второй половине дня его ученики уходили в кузню, и у горца оставалось немного времени поспать, иначе совсем бы с ног упал. О поисках Элиа пришлось забыть, что несказанно мучило юношу.
– Светлый лорд, тут чегой-то не так… – отвлек его от жалости к себе голос одного из стражников, коренастого шатена средних лет, с ног до головы закутанного в непромокаемый плащ. Судя по акценту, тот был родом откуда-то с крайнего юга империи, скорее всего из окрестностей Форт-Астара или даже с острова Санокан.
– Что там?
– Да будто плачет хтой-то. Тихонько так…
Лек прислушался. И в самом деле, откуда-то доносились почти неслышные всхлипывания. Или не всхлипывания? Что-то в маленьком закоулке между близко стоящими между собой домами юго-восточной оконечности города все-таки было. Что-то живое. Может, собака туда забилась и скулит? Вполне возможно, хотя в такую погоду хороший хозяин и собаку на улицу не выгонит. Юноша боком пролез в закоулок, под ногами хлюпнула вода. Стало тихо – видимо, неизвестное существо заметило вторжение и затаилось. Лек достал из ножен один из картагов и попытался при слабом свете его лезвия разглядеть хоть что-нибудь. Возле самой стены в угол вжался темный комочек. Горец осторожно приблизился, всмотрелся и выругался сквозь зубы. Прямо в грязи сидел ребенок! Мальчик лет пяти, почти голый. Он с ужасом смотрел на горца, беззвучно плакал и весь дрожал.
– Не бойся меня, малыш, – ласково сказал юноша. – Пойдем, тебе нужно согреться. Ты же заболеешь.
– Мама… – прошептал тот и тихо заплакал. – Мама… Там мама…
– Где? – насторожился Лек, ощутив в этом безнадежном детском шепоте отзвук какой-то беды.
– Не знаю-ю-ю…
Ребенок заревел уже в голос. Юноша решительно подхватил его на руки, укутал плащом дрожащее тельце и быстро выбрался из закутка. Увидев мальчика, стражники озабоченно переглянулись. Одинокий малыш на улице в такое время и в такую погоду? Для империи это казалось почти невозможным, беспризорных детей в Элиане не было. Их не могло быть. Детских приютов имперские власти не строили – не нужны. Здесь просто не понимали как ребенок, что часто случалось в том же Даркасадаре, не говоря уже о Карвене, может оказаться никому не нужным. Если случалась беда, и дети оставались сиротами, их быстро разбирали по семьям. Чаще всего это делали сами стражники, первыми появляющиеся на месте любого происшествия. У многих росло по десятку детей, из которых родными были только двое или трое.
– Что делать станем? – спросил Лек. – Он совсем замерз.
– Да здесь кабачок неподалеку, всю ночь открыт, – ответил Мертак, пожилой сержант с вислыми, седыми усами. – Может, там кто малого узнает. Да и за целителем послать след, как бы не застыл пацан.
– Идем.
Вскоре впереди показалась вывеска с грубо нарисованной пивной кружкой. Дверь была распахнута, из нее доносился похабный мат. Лек гадливо скривился: обычно в кабаки такого пошиба он старался не заходить, но сейчас выбора нет – ребенок дрожал все сильнее и сильнее. Горец решительно вошел, отшвырнув с дороги какого-то блюющего с порога пьяницу. Дым висел коромыслом – видимо, здесь многие курили ставшее за последние годы модным нартагальское трубочное зелье. Юноша осторожно потянул ноздрями воздух – не хватало только на притон курильщиков сторка нарваться, тогда точно драться придется. За распространение этого гнусного наркотика в империи полагалась смертная казнь на месте, любой горный мастер имел право привести приговор в исполнение. Леку совсем не улыбалось заниматься палаческим ремеслом, ничего приятного, но если понадобится, займется. Слава Единому, сторком не пахло, только блевотиной и обычным трубочным зельем. Посетителей было десятка два, почти все вдрызг пьяные, несколько человек валялось на полу, похрапывая. Столы были грязными, колченогими и потрескавшимися. О скатертях никто даже не помышлял, здесь о таких вещах, наверное, вообще не слышали. Однако стойка трактирщика выглядела относительно чистой.
Лек решительно направился к ней. Завидев серые с серебром плащи императорской стражи, худой и длинный трактирщик спал с лица, но быстро сориентировался. Не успели стражники подойти к стойке, как перед каждым поставили парящую кружку с глинтвейном. Лек с удовольствием втянул запах горячего вина с пряностями. Хорошо, очень кстати в такую-то погоду. Но… прежде всего мальчик!
– Молоко есть? – поинтересовался юноша.
– Дык, найдем, светлый лорд… – трактирщик сразу заметил шитый золотом пояс аристократа. – А оно зачем?
– Согрей с медом, не видишь, что ли, ребенок замерзает.
– Сей момент, светлый лорд!
– Бегом! – раздраженно рявкнул Лек.
– Уже бегу! – испуганно пискнул трактирщик, исчезая.
Через несколько минут перед горцем стояла кружка горячего молока. Дома ему не раз приходилось отпаивать замерзших детей, опыт имелся, и немалый. Юноша довольно быстро заставил мальчика глотать горячее молоко, да тот особо и не протестовал – судя по всему, он был еще и голоден. Ребенок, захлебываясь, пил, дрожь понемногу спадала.
– Ты знаешь, что это за мальчик? – спросил Лек у трактирщика.
– Дык, его усе тута знают, – пожал плечами тот. – Пошти кажен день из дому бегает. Снова Юрген жену с малыми по закоулкам гоняет. Как напьется, зараза такая, вечно бабу свою смертным боем колошматит. Точно када-нибудь забьет.
– Вот как? – прищурился Лек. – А где живет этот самый Юрген?
– Дык, на улице Радат, энто рядом. Третий дом от околотка.
– Благодарю. – Юноша бросил взгляд на невозмутимо пьющих горячее вино стражников.
– Знаю я эту улочку, светлый лорд, – степенно сказал сержант Мертак.
– Тогда допиваем и пойдем, поглядим, что там за Юрген завелся. Детей в такую погоду на улицу выгонять? Надо выяснить, в чем дело.
Стражники переглянулись. А парнишка что надо, хоть и светлый лорд. Толковый. Не погнал на улицу сразу, дал спокойно вино допить, да и согреться. С папашей мальца разобраться хочет. Правильно, такие паскуды понимают только одно – хороший кулак в зубы. Теперь сержант вспомнил плотника Юргена, плохого плотника, между прочим, – не совместимо ежедневное поглощение дешевого самогона в неимоверных количествах с ремеслом. Или одно, или другое. Приходилось уже стражникам с ним разбираться, соседи как-то пожаловались на устраиваемые пьяницей дебоши. После их визита горе-плотник, видимо, переключился на свою семью. Женщину, боящуюся рот открыть, терроризировать всяко проще, чем соседей. Те ведь и сдачи дать могут. Интересно, а что лорд с ним сделает? Горные мастера порой выкидывали такое, что хоть стой, хоть падай. Сержант поглядывал на молодого горца с искренним любопытством. Что, паренек, не сталкивался еще с темными сторонами человеческой жизни? Похоже на то. Но с мальцом ловко управляется, ничего не скажешь, очень даже ловко. Наверное, за младшими братьями ходить доводилось, понимает.
Лек покинул притон с немалым облегчением, к таким местам он испытывал отвращение. Заснувшего мальчика, укутанного в плащ горца, нес один из стражников. Юноша остался в обычном кожаном костюме с шерстяной поддевкой и ежился от холода. Сержант показывал дорогу. Дождь немного стих, но ветер все так же швырял в лицо потоки воды. Черепичные крыши дребезжали, деревья раскачивались и отчаянно скрипели. Патрулировать в такую ночь – сущее мучение. Но что делать? Служба, она хоть в Яриндаре, хоть в Геркатоне служба. В Яриндаре, небось, потруднее будет, особенно в метель с морозом, когда плевок замерзает, до земли не долетев.
Вскоре стражники свернули на небольшую улочку, состоявшую из бедных и неухоженных домов. У третьего дома, выглядящего сущей лачугой, остановились. Стены были ободранными, черепичная крыша наполовину разобрана, из нее обнаженными ребрами торчали стропила. Подойдя ближе, Лек увидел распахнутую настежь дверь, что сразу не понравилось юноше. Войдя, он насторожился. Пахло кровью. Свежей кровью. Горец сделал шаг вперед и обо что-то споткнулся. Это что-то глухо застонало.
– Свет! – скомандовал Лек. – Быстро!
Еще один стражник достал из-под плаща штормовой фонарь, заправленный небольшим шаром закапсулированного света, и шепотом произнес слово активации. Захламленную прихожую залил белый свет. Давно юноше не доводилось видеть такого беспорядка – по небольшой комнатке, казалось, пробежался обезумевший носорог. Все было разнесено в куски, пол усеивали осколки глиняной посуды, изрубленные кадушки, сломанные полки. Аккуратные когда-то соломенные циновки были залиты какой-то вонючей липкой дрянью и засыпаны крупой. Ближе к двери во внутренние комнаты лежало что-то, похожее на мешок. Только присмотревшись, Лек понял, что перед ним избитая до синевы женщина в луже крови. Пальцы несчастной тихо скребли по полу. Она даже не стонала, наверное, сил не осталось. Юноша в ужасе застыл, ему в голову никогда не приходило, что можно довести человека до такого состояния.
– Какая паскуда… – негромко сказал из-за спины горца сержант. – Да разве ж так можно? С живой-то бабой? Она ж ему двух пацанов родила…
Мертак подошел к женщине и присел рядом, опасаясь прикоснуться к ней. Бедняжка была еще жива, она тоскливо смотрела на застывших стражников и тяжело, с присвистом дышала. Лек ступил на шаг вперед, все еще не веря, что какая-то тварь, именуемая по недоразумению мужчиной, оказалась способна сотворить такое. Да попробовал бы кто-нибудь в его родных горах сделать что-нибудь в этом роде… На мороз бы голого вышвырнули, а то и в берлогу к разбуженному медведю сбросили. И по заслугам!
– Вызывайте мага-целителя! – резко приказал Лек. – И судебного пристава.
– Не-е-ет… – вдруг прохрипела избитая женщина. – Н-н-е-е н-н-а-а-д-д-о-о…
В ее глазах горел откровенный ужас. Юноша ошеломленно замер. Она что, целителей боится?!
– За счет стражи, госпожа, не беспокойтесь, – заверил несчастную сержант, затем повернулся к горцу. – Денег у нее нет, а целители хоть дорого и не берут, но бесплатно тоже не лечат. Для нее два тархема – страшная сумма.
– Единый Создатель…
Мертак криво усмехнулся, достал из кошеля жезл связи и принялся вызывать императорский госпиталь. Ответили не сразу, потом довольно долго, нудно выспрашивали, что именно произошло. Раздраженному промедлением Леку пришлось даже подтвердить вызов, как начальнику патруля. После этого дежурный по госпиталю пререкаться перестал и пошел будить ночного целителя – спорить с горным мастером себе дороже, огребешь неприятностей по самые уши. Вскоре воздух возле входа на мгновение подернулся туманной дымкой, из которой вышел заспанный и очень недовольный маг в зеленом балахоне. Он нес с собой небольшую корзину, из которой торчали неприятные на вид инструменты, напоминавшие почему-то те, что Леку довелось видеть в любимой пыточной мэтра Эстевана. Маг бросил на женщину взгляд и скривился.
– Это какая же паскуда бедняжку так измочалила? – поинтересовался он.
– Муж, похоже. – Сержант был откровенно зол, глаза старого служаки метали молнии. Судя по его виду, Юргена не ждало ничего приятного.
– Ясно, – вздохнул целитель. – Нажрался, небось, до беспамятства. Подвиньтесь, дорхоты безголовые. Кстати, кто платить-то будет? Стража?
– Да.
– Хорошо. Потом в госпиталь долговое обязательство с оказией передайте. Только вот есть ли толк ее лечить? Сегодня вылечу, а завтра муж то же самое сделает.
– Не сделает, – холодно ответил Лек. – Я лично займусь этой сволочью.
– Тогда ладно, – кивнул целитель.
Он подошел к обреченно смотрящей на него женщине и озабоченно покачал головой. После чего резко отряхнул руки и поднял их, речитативом произнеся незнакомое горцу заклинание. Ладони засветились зеленым свечением, между ними проскочили короткие разряды, резко запахло озоном. Маг присел и положил руки на живот избитой, снова что-то шепча. Она хрипло вскрикнула и забилась на полу. Лек не бросился на помощь только потому, что уже видел магические исцеления и знал, что по-другому не бывает. Тело женщины скрылось в переливающемся разными цветами туманном коконе. Некоторое время ничего не происходило, затем резко похолодало. Казалось, все тепло в прихожей потянулось к магу, заставив остальных плотнее закутаться в плащи. Прошло еще несколько минут – и маг откинулся назад, тяжело дыша и тихо ругаясь сквозь зубы.
– Что-нибудь случилось? – встревожился Лек.
– Ничего особенного, – проворчал целитель. – Ей повезло, что вы ее нашли, до утра не дожила бы. Перебитое ребро легкое проткнуло, образовалось сильное внутреннее кровотечение. С трудом справился, еще пара ребер сломанных – и я бы не смог их срастить. А теперь здорова, лет с двадцати так здорова не бывала, даже все старые болячки на нет сошли. Пришлось применить Цвет Здоровья, так что с вас, господа стражники, не два тархема, а двадцать.
– Двадцать так двадцать! – отмахнулся сержант. – Человеческая жизнь как-то дороже. Его величество никогда на помощь людям денег не жалел.
– Тогда откланиваюсь. – Маг кивнул и скрылся в туманной дымке, прихватив корзинку с хирургическими инструментами.
– Госпожа, – Лек вежливо поклонился, повернувшись к приподнявшей голову женщине, – мы рады, что смогли помочь вам. Но сообщите, прошу вас, что здесь произошло.
Она ответила не сразу, продолжая ощупывать себя – видимо, никак не могла поверить, что у нее ничего больше не болит. В конце концов, женщина с помощью сержанта встала и неловко поклонилась горцу. Бедняжке явно было сильно не по себе от присутствия светлого лорда в ее бедном доме.
– Муж напился… – прошептала она. – Деньги требовал… Все перерыл, последнюю крупу высыпал…
Из глаз женщины крупным горохом посыпались слезы.
– А как отдать-то? Полтархема осталось до конца месяца, пока еще я дошью платье госпоже Мерике… А мальчики кушать кажное утро просють… Юрген усе орал, тряс, потом переколотил посуду, полки разломал. Искал. Не нашел и бить начал… Ногами топтал…
– То есть семью кормите вы, а он последнее отбирает? – прищурился Лек.
– Да он, паскуда, за три года гроша медного не принес! – в сердцах выкрикнула женщина, забыв, что перед ней аристократ. – Только и знает, что из дому тянуть! Все, что было, пропил! Неделю назад сыночка мово старшого хотел нартагальцам на корабль продать, я не дала…
Она глухо, отчаянно зарыдала.
– Что?! – не выдержал сержант. – Родного сына в рабство?! Ох, и гнида же…
Лек тоже был потрясен до онемения. Такой бесчеловечности он себе представить не мог. Своего собственного ребенка продать в Нартагаль? Каждый ведь знает, каково там живется рабам. Что ж, услышанное только утвердило его в принятом решении.
– Значит, вы ничего не имеете против, если он из вашей жизни исчезнет? – спросил юноша.
– Да хоть бы он куда хошь сгинул, вошь проклятая… – простонала несчастная женщина, раскачиваясь и тихо плача. – Разве ж энто человек? Токо выпивку ему, больше ничо знать не хотит. Где мне таперича младшенького мово искать? Перепугалося дите, када Юрген мине ногами топтать начал, на улицу убегло…
– Ваш? – выступил вперед молодой стражник, держащий спящего ребенка.
– Таличек! – вскрикнула женщина, выхватывая из рук парня мальчика. Тот недовольно забурчал.
– Не будите, пусть себе спит, – улыбнулся Лек. – Молоком с медом мы его напоили, чтобы не простыл.
– Благослови вас Единый, молодой господин! – пролепетала потрясенная женщина. – Благослови вас Единый…
– А где ваш муж сейчас?
– Где ж ему ищо быть? В спальне. Наизмывался всласть и дрыхнет.
– Приведите, – повернулся горец к сержанту.
– Щ-а-а-а-с… – злорадно ухмыльнулся тот и скрылся в глубине дома.
Вскоре оттуда раздался вопль, потом хриплая ругань, перемежающаяся звуками ударов. Еще через некоторое время из дверей показался Мертак, волоча за шкирку небритого мужичонку в замызганной рубахе и драных штанах. Тот хлопал глазами и слабо трепыхался, но против дюжего сержанта горе-плотнику было, что воробью против коршуна. Лек с отвращением смотрел на человека, превратившего беззащитную женщину, мать его детей, в окровавленный кусок мяса. Собиравшегося продать родного сына в рабство. И все это ради выпивки? Жалкое зрелище. Нечто опухшее, ни на что не похожее, крохотные глазки неясного цвета с недоумением мигают, руки трясутся. Рубаха залита блевотиной.
– Юрген… Как его фамилия?
– Декван, – ответил кто-то из стражников.
– Благодарю, – кивнул Лек. – Итак, Юрген Декван?
– Дык… – прохрипел тот. – Енто… Так оно, милсэр…
– Светлый лорд! – ткнул пьяницу под ребра большим пальцем сержант.
– Охрхр… – согнулся Юрген. – Ой-ой-ой… Не бейте, светлый лорд! Ой, не бейте!
Плотник рухнул на колени и принялся ползать по полу, хныкая и размазывая сопли по небритой морде. Лек с гадливостью смотрел на это нечто, отдаленно напоминающее человека. Единый Создатель! Да как можно доводить себя до такого состояния? Но ладно бы себя, так ведь что с семьей творит! Вспомнив синее, распухшее, залитое кровью лицо еще в общем-то молодой, довольно симпатичной женщины, юноша вздрогнул. А ребенок? Что было бы, если бы они не нашли мальчика? А замерз бы к утру.
– Ты действительно хотел продать сына нартагальским купцам? – спросил юноша, решив все-таки проверить слова жены этого пьяницы.
– А на чо исчо он нужон? – заскулило жалкое подобие человека. – Я иво кормил, поил. Хай таперя возвертает!
– Сколько лет мальчику? – резко повернулся к женщине потрясенный Лек.
– Восемь…
– Значит, восьмилетний ребенок тебе что-то должен?
– А то как же! – гордо заявил Юрген. – Не могет работать, знать продать. Мине выпить надобно!
Лека передернуло от этих слов.
– Что, светлый лорд, не доводилось еще таких видеть? – криво усмехнулся сержант. – Для него все – только мне, а там пускай хоть мир рушится.
– Не доводилось… – пробормотал Лек, его трясло от гнева, зубы скрипели, давно он не испытывал столь испепеляющей ярости. – У нас таких не было. А если и попадались, то их быстро на мороз подыхать выкидывали.
– Нам бы так… – позавидовал Мертак.
– А что, в каменоломнях разве лучше? – иронично приподнял бровь Лек.
– В каменоломнях? – переспросил сержант, расплываясь в довольной улыбке – видимо, не надеялся на такой исход. – Не-а, самое этой паскуде место будет.
– Судебный пристав здесь?
– Да, – донесся из дверей чей-то голос, и в разгромленной прихожей появился закутанный по уши в теплый, шерстяной плащ невысокий плотный человек. – Мое имя – Этев Нимод, прибыл по вызову патруля. Вы собираетесь выносить приговор?
– Да, как горный мастер боевого братства империи Элиан я имею на это право.
– Конечно, имеете, светлый лорд! – Пристав низко поклонился, затем достал из непромокаемой сумки принадлежности для письма. – Готов фиксировать.
– Очень хорошо, – голос Лека стал ледяным. – Приговариваю Юргена Деквана из Тарсидара за избиение беззащитной женщины к пяти годам каторжных работ в Ммевидарских каменоломнях. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит! Да-да, сволочь, в тех самых каменоломнях, где добывают черный мрамор. Тебя там быстро отучат от пьяных дебошей!
– Светлый ло-о-о-о-рд… – взвыл сразу протрезвевший плотник, от ужаса испортив воздух. – Пощади-и-и-т-е-е…
– А жену свою с детьми ты пощадил, тварь?! – с ненавистью выплюнул юноша, едва удержавшись, чтобы прямо здесь не смахнуть Юргену голову. – Она тоже просила у тебя пощады! Но ты помнил только, что тебе выпить хочется! Теперь получи по заслугам. Уберите его, завтра же отправьте по порталу в Мевидар.
– Незачем на него силу портала тратить, светлый лорд, ее не всякий маг восстановит. Через неделю в те края большой бриг пойдет, посидит наш плотник пока на киче. Я его в особую камеру посажу. Там быстро птичкой сделают…
– Наверное, вы правы, – согласился юноша, не понявший при чем здесь птичка, но не обративший на это особого внимания. – Меня слишком разозлил этот…
Он не нашелся, как назвать пьяницу, и только раздраженно дернул щекой.
– Меня не меньше, – скривился сержант, с отвращением глядя на захлебывающегося хриплым плачем и ползающего у них в ногах Юргена.
– Я закончил оформлять приговор, светлый лорд, – вмешался пристав. – Прошу приложить вот сюда вашу личную печать.
Он протянул горцу заполненный убористыми строчками лист плотной белой бумаги, которую делали только в двух провинциях Элиана – Ларрале и Шерандаре. Карвенские и нартагальские купцы издавна пытались уговорить имперские власти продавать им бумагу, она была много лучше самого качественного пергамента, но торговый приказ отказывал из года в год, используя бумагу только для собственных нужд.
Лек обнажил картаги, скрестил их над приговором и произнес Слово Судьи. Со скрещенных лезвий на лист бумаги стекла струйка темного тумана. Когда он рассеялся, под ровными строками появилась печать – голова белого волка на фоне черного круга. С этого момента отменить приговор мог только кто-нибудь из эльдаров. Или, понятно, император. Но его величество в судебные дела никогда не вмешивался, по крайней мере никто о таком не слышал. Хотя, конечно, приговоренный горным мастером имел право подать апелляцию в канцелярию наместника, но приговоры пересматривались очень и очень редко. Мало кто мог припомнить случай, чтобы горный мастер осудил невиновного. Судили обычно на месте преступления.
Двое стражников подхватили под руки продолжающего жалко скулить Юргена и выволокли во двор, где ждала карета судебного исполнителя. Они быстро усадили слабо трепыхающегося приговоренного в отделенный решеткой закуток и сами сели по бокам. Вскоре карета уехала, увозя пьяницу к новой, совершенно трезвой жизни. Ошеломленная женщина продолжала молча стоять, прижимая к себе спящего ребенка. Из ее глаз все так же катились крупные слезы. В углу застыл мальчик постарше, непонятно когда и появившийся. Наверное, шум разбудил его.
