Горячие струи воды стекают по лицу, затекают в рот, потому что губы мои растянуты в глупейшей улыбке и никак не хотят сжиматься даже для того, чтобы не глотать проточную воду.
Я кажусь себе едва сдерживающейся оболочкой, которая вот-вот пойдет трещинами и из которой рванёт свет. Он внутри меня – яркий, мощный, опаляющий. Опасный такой, потому что горит впервые так мощно, и я не знаю, как его хотя бы немножечко притушить. Он зажег каждую клетку с той самой секунды, как Скайлер меня поцеловал, и мы поехали кататься.
Точнее поехали мы в парк и почти до самого вечера гуляли. За руку, останавливаясь буквально через каждые три шага и целуясь.
Я впервые прогуляла школу! От осознания этого немного страшно, но этот свет, исходящий откуда-то из самых недр, тушит любой страх.
Значит, вот как это бывает, когда ты гуляешь с парнем наедине… Мы сидели на траве, оперевшись на дерево. Точнее оперся спиной Скайлер, а я – на него. И нам было так хорошо. Мы разговаривали обо всём. С ним всегда можно поговорить. И помолчать тоже можно. Но это не то гнетущее молчание, когда чувствуешь себя не в своей тарелке и думаешь, что это ты неспособна поддержать тему разговора. Скайлер просто держал меня за руку, рассматривая наши сплетенные пальцы, и я делала то же самое. Оказывается, можно получать удовольствие даже от того, что вот так просто держишься за руки. Мы даже домой ехали, не разжимая их. Конечно, приходилось иногда Скайлеру выпускать мою руку, чтобы переключить передачу, но в это время он клал ее на переключатель, а я свою поверх его.
Расцепиться нам пришлось уже дома, когда мама с порога спросила, где мы были.
Я нагло соврала. Сказала, что гуляли с Заком и Тарой, потому что поняла, что, когда я упоминаю Зака, она успокаивается. Радуется, что они со Скайлером поладили, и не устраивает допросов.
Поладили ли они на самом деле – это надо еще узнать, но в последний раз, когда я виделась с Заком, от него не прилетело ни одного плохого слова в адрес Скайлера. Возможно, тогда в лесу они все-таки стали ближе. Нужно будет узнать…
Выбираюсь из душа и закутываюсь в халат. Расчесываю непослушные волосы, наблюдая в отражении за до чертиков счастливой девчонкой, которая не выглядела так «пьяно» даже когда начала встречаться со своей давней мечтой. Прикусываю губу, наконец испытывая настоящее облегчение от того, что точно знаю местонахождение Скайлера. Он дома – через одну спальню от меня. Мне не надо больше представлять, что он находится с какой-то девчонкой, невесть чем с ней занимается. Он – мой. И от этого сердце словно крылья обретает и порхает по грудной клетке.
А потом резко в одну секунду падает вниз, когда прямо за спиной раздается какой-то шорох. Вздрагиваю, обернувшись, и расширенными глазами наблюдаю за тем, как в комнату через окно забирается Скайлер. Пульс от испуга расширяет вены, прижимаю руку к груди.
– Ты как тут? – ошарашенно шепчу, пока он, уже спрыгнув на пол, подходит ко мне.
В домашней футболке и спортивных штанах, с влажными волосами. Вероятно, как и я после душа. А пахнет как… Мммм!
– Идем, – говорит шепотом, обхватывая мою ладонь.
– Куда?
– Ко мне. Или ты думала, традиция смотреть вечером фильмы отменилась? – бросает мне через плечо, уже выбираясь из окна.
Испуганно выглядываю. Наши комнаты находятся прямо над широкой террасой, но мне ни разу в голову не приходило вот так прогуливаться по крыше. Да и не к кому было. Не к Заку же ночью забираться.
Страх, смешанный с предвкушением, гонит кровь. Я еще никогда подобного не делала. Кажется, что прямо закон нарушаю.
Добравшись до спальни Скайлера, мы забираемся внутрь. На кровати предусмотрительно стоит ведерко с мороженым и всего одна ложка.
Расплываюсь в улыбке.
– А ты подготовился, – обнимаю его за шею, просто потому что мне хочется.
Так сильно хочется касаться его, что не могу себя в этом ограничить.
– А как же, – усмехается Скайлер, – моя девушка любит мороженое, разве я могу ее не побаловать такой мелочью?
Его девушка. Зажмуриваюсь. Это так сладко и будоражит. Еще совсем недавно я была его сестрой. Но девушка ощущается гораздо лучше. В этом моем новом статусе я могу его целовать и касаться беспрепятственно. Сестра этого сделать не могла.
Мы укладываемся на кровать, опираемся спинами на стену позади нас. Мороженое еще никогда не было таким вкусным. Правда, едим мы его недолго. Как-то незаметно ведерко перекочевывает на тумбочку, а мы друг к другу в объятия. Происходящее на экране телевизора идет фоном, создает эффект стробоскопа, играя светотенями в темной комнате. И сейчас мне не хочется шикнуть на Скайлера и обвинить в том, что он мешает мне смотреть.
Надо признаться, что добрые полчаса фильма я только и думала о том, когда же он начнет меня целовать. Ужас какой-то, я даже не знала, что могу быть такой жадиной.
У меня снова кружится голова от приятного запаха сильного мужского тела, от того, как Скайлер жадно терзает мои губы, а потом спустя мгновение уже исследует их нежно и осторожно. Мне нравится ощупывать пальцами мышцы на его широкой, твердой спине, пока он лежит на мне сверху, уперевшись руками в кровать. Нравится чувствовать, как он с шумом резко втягивает воздух, когда я провожу ногтями вниз по лопаткам, колечкам позвоночника и останавливаюсь на талии.
Я почему-то задыхаюсь, сердце грохочет как ненормальное, словно при приступе, жаром каждая клетка горит, таким приятным, что я даже боюсь этого. Никогда подобного не испытывала. Разве что в парке сегодня, но тогда он был слабее, а сейчас разгорелся с новой силой.
Пугаюсь собственной реакции и слегка отстраняюсь, вжимаясь затылком в подушку. Боже, каким взглядом Скайлер на меня смотрит. Покрытый дымкой, бездонный, испепеляющий… он проникает в меня и пьянит. На меня так никогда не смотрели. Даже он. Словно злится на что-то, но не на меня. Челюсть сжата, ноздри раздуваются. И это всё странным теплом отражается на мне. Вспыхивает на участках кожи, пропитывается в организм. Серые, как грозовое небо, глаза опускаются чуть ниже к моей шее, а потом вдруг Скайлер, удерживая свой вес на одной руке, проводит по моей ключице костяшками пальцев.
Странная дрожь рождается в месте, где он прикасается. Я даже дышать перестаю. Внутри меня что-то натягивается, пока он просто ведет ими по коже, чуть ниже. Оказывается, пока мы целовались, ворот халата немного разъехался. Нет, лишнего ничего не видно, но даже так взору парня доступно немного больше, чем обычно. И это заставляет его с шумом втягивать через нос воздух, а меня, натянувшись струной, просто впитывать это его сумасшедшее состояние. Конечно, я знаю, что это. Понимаю, что он сейчас испытывает, и я, кажется, тоже. Ведь не может ни что другое заставлять так гореть внутренности.
Сглатываю, почти превращаясь в пепел, как вдруг Скайлер резким движением хватает обе стороны моего халата и одной рукой дергает их друг другу, тем самым запахивая его обратно. Падает рядом и подгребает меня под себя. Сердце стучит в ушах, гулом отдаваясь в затылок. И его тоже стучит. Сильно, быстро. Я чувствую это спиной, и так сладко становится.
Ведь он из-за меня так… Прижимает меня к себе и утыкается носом мне в волосы.
– Когда я впервые поцеловал тебя, не думал, что это будет так, – хриплый голос вызывает мурашки на моей шее.
Зажмуриваюсь, положив свою руку поверх его, лежащей на моей талии.
– Как так?
– Так, что отрывать себя от тебя придется с усилием.
Не могу не улыбнуться. Разворачиваюсь, придерживая халат, и оказываюсь к нему лицом к лицу. Фильм, оказывается, закончился, потому что свет больше не скользит по стенам комнаты, а монотонно тускло освещает пространство, в котором я могу рассмотреть заостренные черты такого чертовски привлекательного лица…
– А ты не отрывай.
– Уверена? – его бровь слегка задирается, и я тушуюсь.
– Ну… позже, – мгновенно краснею, вызывая у него тихий смешок.
– Позже не оторвусь.
И так это звучит, что меня снова пробирает острой дрожью. Я пока не понимаю, что это, но судя по своей реакции, мне понравится.
– А сейчас что? – спрашиваю, поглаживая ногтем крошечную ямку на волевом подбородке.
– А сейчас будем спать.
– Вместе?
– А ты хочешь идти обратно?
Мотаю головой, потому что – нет. Не хочу. Это ведь надо отрываться от него. От рук, тепла, губ… Мне кажется, что я неспособна оторваться. Словно раз – и стала зависима, как больные диабетом от инсулина.
– Только дверь надо на замок закрыть.
– Уже.
– И мою.
– Сейчас сгоняю.
Скайлер снова вылезает в окно и возвращается спустя минуту.
– Готово.
Засыпаем мы прямо вот так – лежа друг напротив друга, под всё еще включенный телевизор…
Спать в одной кровати со Скайлером стало нормой. Мы разве что перекочевываем из его спальни в мою, а по утрам расходимся каждый к себе и выходим к завтраку, здороваясь прямо у стола. Мама с отцом ничего не подозревают, и это прекрасно. Я благодарна Скайлеру, он не пытается перед ними афишировать то, что между нами происходит. Мне даже просить его не нужно было, когда мы тогда впервые зашли в дом вместе. Он сам разжал наши пальцы, как бы негласно показывая, что никуда не торопит.
Вероятно, понимает, что это будет сложно. Нет, даже не то что сложно… Меня в ледяной пот бросает, когда я думаю о том, как отреагируют родители. И так страшно становится, что дыхание перехватывает.
Зато дедушка в курсе. Скайлер уже два раза возил меня к нему, и на втором визите мы попались. Наивно полагали, что успеем быстро поцеловаться, пока он выходил ответить на звонок. Красноречивое покашливание с треском оторвало нас друг от друга. Я готова была броситься к нему и умолять не говорить родителям, но он только усмехнулся, глядя на нас, и сел напротив на диван.
Я, как нашкодивший котенок, вся сжалась, а Скайлер, наоборот, встретил изучающий взгляд дедушки как всегда уверенно. Даже пальцы наши сплел – свои горячие с моими вмиг поледеневшими.
– И давно вы так по углам прячетесь? – спросил дедушка, оценив это рукосплетение.
– Две недели, – тихо ответила я. – Дедуль, мы…
– А кто был тот Рой?
– Он был ее не достоин, – ответил моей же фразой Скайлер, а я даже улыбнуться не смогла, была настолько испугана.
– А ты, значит, достоин? – без злости парировал дедушка, встречаясь глазами со Скайлером.
– Да.
Один короткий ответ. Две буквы. А я и не заметила, как закивала, подтверждая. Еще как достоин. Или это я его достойна. Не знаю как правильно.
Дедушка заметил мои кивания болванчиком и лишь неверяще покачал головой.
– А я пытался объяснить Патрику, что брать из интерната взрослого парня опасно, но естественно разве он стал меня слушать? Сделал по-своему.
– Никакая опасность в моем лице Оливии не грозит, – спокойно ответил Скайлер, но захват на моей руке усилился.
Я быстро повернула к нему голову. С виду уверенный в себе, лицо нечитаемое, но вот это «опасно», сказанное дедушкой, явно не сделало положение вещей лучше. И мне вдруг стало всё равно на реакцию дедушки. На то, что он скажет. Сердце сжалось от понимания, что Скайлеру всё это безумно тяжело. Сколько лет он вот так же был «опасностью» для проходящих мимо людей. Для семей, в которых жил из года в год, и которые не посчитали нужным его усыновить. Да даже для меня. Я ведь сама шарахалась от него поначалу, глупая.
Подвинулась ближе и положила свободную руку поверх наших сплетённых, демонстрируя, что я с ним. Что не только он делает для меня что-то, а я и готова поддерживать, хотя сама на самом деле дрожу от страха.
– Дедушка, всё не так, – произнесла гораздо увереннее, отчего-то зная, что в отличии от папы, он не станет осуждать, если поймет правильно, – я счастлива. Очень.
Ну должен же он увидеть это в моих глазах, в самом деле. Последнее время я сама не своя. Даже Тара сказала, что отношения со Скайлером породили новую версию меня – более яркую, уверенную, абсолютно не похожую на себя прежнюю. И мне, черт возьми, нравится эта версия. Апгрейд, до нового уровня.
Дедушка, заметив мой порыв, задумчиво откинулся на диван. Почесал подбородок, обводя нас все тем же изучающим взглядом, а потом хмыкнул.
– Патрик в курсе?
– Нет.
– Вот это вы ему подарок подготовили. Я бы даже не отказался поприсутствовать в момент, когда вы объявите о своих отношениях. Думаю, зрелище будет занимательное, – и усмехнулся. По-доброму так, без обвинений в адрес Скайлера.
Но и без напутственной речи нас в тот вечер не отпустил. Это же дедушка – было бы ненормально, если бы узнав о таком событии он просто принял всё как факт. Поговорил наедине со Скайлером, а перед тем как мы уезжали, обнял меня и сказал, что к нему мы можем приезжать в любое время. Его дом для нас открыт. И это было самым ценным подарком.
Крошечный шажок был сделан. По сути теперь знали все, кроме родителей и Зака. Но тут я пока не была готова… Совсем…
– Эй, Лив, смотри, кто вернулся, – в один из дней надтреснутый голос Тары заставляет меня оторваться от поедания булочки я и взглянуть на подругу.
Она вся в комок собирается и выпрямляется так, словно готовится отстаивать свою территорию. Прослеживаю ее взгляд и охаю от возмущения. Челюсть медленно опускается вниз, пока я наблюдаю, как по школьной лужайке в футбольной форме движется Сандерс.
Сколько его не было? Месяц? Больше? Уже оправился настолько, что готов играть в футбол? Плохо его Зак приложил, значит. Нужно было сильнее.
Негодование и злость на него взрываются ярким пламенем. И подпитывают это пламя небольшой отблеск страха в глазах Тары, который она очень старается спрятать.
– Не думала, что он вернется. Еще и в команду, – произносит она с нажимом, а я только могу представить, что она испытывает.
Оборачиваюсь на компанию, в которой восседает Рой с его новой девушкой, и резко встаю со скамейки.
Он обязан узнать правду! Такие сволочи, как Сандерс, не должны играть за школьную команду.
Подхожу к компании, игнорируя слишком явные перешептывания. В последнее время они стали неотъемлемой частью моей жизни. Конечно, ведь я встречаюсь с собственным братом. Это «ненормально», как говорят некоторые. Но мне плевать. Впервые в жизни плевать на то, что говорят другие, на смешки в спину. Естественно, втихушку, потому что открыто они все боятся высказывать Скайлеру свои мысли. Остерегаются парня из интерната и того, на что он может быть способен.
– Зачем ты вернул его в команду? – спрашиваю прямо, даже не удосужившись понизить тон. Пусть слышат все.
Нет, я не намерена выдавать Тару, но, если потребуется, расскажу о том, что он сделал. Разве что имен упоминать не стану.
– Потому что он хороший игрок, – пожимает плечами Рой, безразлично мазнув по мне взглядом.
Всё такой же привлекательный, со стильной укладкой коротких волос, идеально выбритый, вот только неземного флера вокруг него для меня уже нет. Обычный парень, коих тысячи. Миллионы. Ничем не лучше и не хуже. В соцсетях я уже устала спотыкаться об аккаунты таких вот одинаковых Роев, желающих стать известными и популярными.
– Зато человек он так себе, – отвечаю, взглянув на его новую пассию. Если не ошибаюсь – это девчонка из волейбольной команды. Довольно милая и симпатичная. Они даже смотрятся гармонично. Я же говорила, что он быстро найдет мне замену. Не подвел, справился.
– Меня не волнуют его человеческие качества.
– Рой, ты просто не знаешь, насколько он отвратителен. И в больнице он лежал не из-за того, что его сбила машина, – все же понижаю голос, чтобы слышал только он, вот только удивления я в его глазах не замечаю.
Он только моргает один раз, а я внезапно всё понимаю. Черт, он же знает!
Шокировано отпрянув, как от огня, смотрю в лицо, которое совсем недавно казалось мне самым красивым, и не могу поверить.
– Ты знаешь…? – шепотом проталкиваю каждую букву, не в состоянии поверить в происходящее.
– Знаю, – беспечно ведет плечом, словно даже обсуждать нечего, – но он хороший игрок, Лив. Я не могу разбрасываться такими парнями.
Шок ползет вдоль позвоночника и всего за одно мгновение срывает с моих глаз шоры. Боже… Как я могла влюбиться в такого человека, как Рой?
Он же… Господи, он же даже хуже, чем Сандерс. Если тот не скрывает своей гнилой натуры, то мой бывший парень прикидывается хорошим, а на деле покрывает самое настоящее преступление только из-за того, что хочет, чтобы его команда побеждала.
Какой кошмар! Как я могла не замечать этой черты его характера?
И тут в голове калейдоскопом начинают лететь картинки того, как Рой не единожды наблюдал за издевательствами над ребятами и ничего, абсолютно ничего не говорил своим игрокам. Не пытался защитить, помочь. Он делал вид, что ни при чем, но прекрасно осознавал происходящее. Как и сейчас.
Шумно выдыхаю, одарив его полным брезгливости взглядом, и разворачиваюсь, чтобы вернуться к Таре. Делаю несколько шагов, встречаясь лицом к лицу с Сандерсом.
Сжимаю челюсть.
– Не смей даже приближаться к Таре, понял? – цежу сквозь зубы.
Знаю, что Зак скорее всего, его хорошо припугнул, и мои слова для него как жужжание комара, но и совсем промолчать не могу.
Сандерс не слишком походит на себя прежнего. Былая самоуверенность куда-то подевалась, но тем не менее он осмеливается посмотреть мне в глаза.
– Да сдалась она мне.
– И к другим тоже.
– А ты чё, в защитницы заделалась? Или подалась в «Мстители»?
– Не она одна, – раздается неожиданно справа.
Дэвид становится рядом со мной и уверенно встречает взгляд его извечного мучителя.
Едва заметно улыбаюсь. После того случая, когда нас обоих облили, он как-то подошел и поблагодарил меня. Его с тех пор не трогали, скорее всего из-за того, что его компания примкнула к компании друзей Скайлера. Иногда мы вместе обедаем, не потому что я обещала его защищать, а просто он оказался классным парнем. Забитым, таким же, какой была я, но очень искренним.
– Опа, – сказать, что Сандерс удивился, не сказать ничего. Даже хохотнул насмешливо.
А еще больше его лицо вытянулось, когда с левой стороны от меня встала Тара. Я знала, что она не станет отсиживаться, пока ее защищают. Не тот тип людей. Она боец. Её жизнь закалила. Наверное, узнай я про себя то, что знала Тара, я бы ушла в депрессию, и проклинала весь мир, но она не я. И мама у нее, несмотря ни на что, сильная и смелая. Вот в кого она целиком и полностью.
А потом мою талию оплетают уже хорошо знакомые руки. К спине прижимается сильное горячее тело, а на плечо ложится подбородок. Скайлеру и говорить ничего не нужно. Он таким простым движением показывает, что да, нас «Мстителей» много.
Присвистнув, Сандерс обходит нас стороной, а потом до нас доносится его недоуменное, адресованное своим друзьям:
– У нас тут что, восстание придурков?
Вот только никто не смеется. Разве что Сибилла и Мастерс, но им простительно.
Я улыбаюсь, крепче вжимаясь в Скайлера. В который раз задаю себе вопрос – как так получилось, что ему удалось вселить в меня уверенность?
– Еще раз так сделаешь, и я утащу тебя в машину, – рокочет он мне ухо, заставляя млеть в его руках и жаться еще сильнее. Мне нравится, когда он вот так жадничает и проявляет нетерпение.
Нет, вру. Мне не нравится. Я с ума от этого схожу!
– Так, сейчас звонок будет, никаких машин, – ехидничает Тара, с теплом смотря на нас. – Реферат подготовили? – повиснув на моем локте, разворачивает нас к центральному входу.
Скайлер сплетает наши пальцы и что-то говорит МакКою, направляющемуся вместе с нами. Знаю, последнее время мы все чаще становимся объектами обсуждения. И сейчас, пока идем по лужайке, тоже попадаем под прицел тех, кто стал свидетелем сцены с Сандерсом, но оказывается – это так здорово не зависеть ни от чьего мнения. Дышать полной грудью и идти вперед, не оглядываясь! Быть «придурками», которым на это абсолютно плевать.
– Домой не слишком торопишься? – бросаю на Оливию вопросительный взгляд, когда мы забираемся в машину.
– Нет, есть какие-то предложения?
Я за эту её улыбку убить готов просто. В последнее время девочка часто улыбается, особенно когда мы остаёмся вдвоём, и я позволяю себе некоторые вольности. Такие, как например забраться большими пальцами под топ и гладить упругую кожу живота, или ласкать губами ее острые плечи. Мне, естественно, хочется большего, но еще рано. Я стоически проверяю себя на выдержку и понимаю, что буду ждать сколько потребуется, пока она не будет готова. Поэтому пока что, скрипя зубами, бью себя по рукам, чтобы не переборщить, хотя иногда по ее реакции можно прочитать, что ей и самой мало наших бесконечных объятий и поцелуев.
Я в жизни столько не целовался, сколько с Оливией. Её губы всякий раз красные и воспаленные после наших часовых валяний в кровати, но я от этого с ума схожу. Эгоистично целую еще и еще, намеренно загоняя себя в сладкие адские мучения.
– Есть. Только сначала сгоняем в супермаркет, а потом я хочу съездить к матери.
Карие глаза удивленно распахиваются.
– К маме? Ты хочешь познакомить меня с мамой? – хмурится Оливия.
– Да. Но если не хочешь, это не проблема. Я подкину тебя домой и смотаюсь.
На несколько секунд она задумывается. Знаю, что шаг серьезный, даже очень, если учесть, что моя мать мне по документам практически и не мать вовсе, но в последние годы она изменилась. С тех самых пор, когда я начал приплачивать врачам, чтобы они присматривали за ней, ее состояние улучшилось. А после того, как поместил ее в реабилитационный центр, она словно прежней стала. Только в глаза мне почти никогда не смотрит. Трезвость принесла за собой осмысление того, через что она меня провела в своё время, и теперь всякий раз, когда я прихожу, она смущенно тупит взгляд и извиняется с десяток раз.
Я бы должен ненавидеть её, наверное, но я не ненавижу. Для меня она слабый человек, который не справился с потерей любимого мужчины. Вероятно, её любовь к нему была неизмеримой, раз так всё сложилось. Я не могу её винить за это. Главное, что сейчас мы даже списываемся или созваниваемся. При чем она звонит первой рассказать о том, какие мероприятия у них проходили в центре, что приготовили им на обед. По сути, у неё кроме меня никого нет. А у меня – кроме неё…
Не было… Сейчас есть Оливия. Девочка, ради которой я смогу пойти на многое. С каждым днём я осознаю это всё сильнее и сильнее. С каждой минутой, проведенной вместе, с каждой порцией её звонкого смеха. Не знаю, чем грозит нам наше будущее, но знаю точно, что буду за неё бороться во что бы то ни стало.
– Нет, это проблема, – задумавшись качает головой Оливия. – Просто… она тебя бросила. Я не совсем понимаю, как мне к ней относиться, – признается честно, за что я ей благодарен.
Бросься она мне на шею со словами «конечно, поехали знакомиться», я бы, наверное, не понял и не поверил. Мне нравится, что она честна со мной. Не скрывает, не юлит. Хотя по началу пыталась обманывать себя, естественно, но после того, как открыто пошла на отношения, больше этого не происходит. Говорит всё, как чувствует, собственно, как и я всегда поступаю.
– Я не заставляю тебя полюбить её или воспылать теплыми чувствами, – завожу машину и, выехав с парковки, привычным жестом сплетаю наши пальцы. – Я просто хочу, чтобы она узнала о тебе.
Поразмыслив, Оливия кивает.
– Хорошо. Я тоже хочу посмотреть на человека, благодаря которому ты появился на свет. Всё же, если бы не она, у меня никогда бы тебя не было.
Усмехаюсь и подношу к губам ее прохладную руку. Прикусываю запястье, и Оливия ойкает.
– Был бы другой.
– Не хочу другого.
В груди жарит чертовски приятным огнём. Потому что да, никакого другого, конечно же, не может быть.
– И не будет! – озвучиваю свои мысли, от чего припухшие губы растекаются в улыбке.
Это же я их еще не целовал сегодня как надо! Чертовы уроки. Столько времени тратится на них вместо того, чтобы проводить время вдвоем. Моя оплошность. Сейчас исправим.
На парковке магазина исполняю задуманное, минут пятнадцать не выпуская Оливию из машины и делая ее губы цвета насыщенного граната. Мой любимый цвет. Ей идет. Потом мы отправляемся за продуктами.
Взяв только то, что позволяется приносить, мы подъезжаем к центру.
Довольно большое светлое здание, находящееся на окраине города, встречает нас как обычно – тишиной и спокойствием. Здесь вообще довольно тихо. И в окрестностях и внутри.
Оливия крепко цепляется за мою руку, когда мы, пройдя через администратора, отправляемся в комнату для встреч.
Мама приходит к нам спустя минут пять. В своём скромном синем халате, аккуратно причёсанная, входит внутрь и тут же притормаживает, заметив, что я не один. Я еще никогда не приезжал с кем-то. Это впервые. Взгляд порядком оживших за последнее время глаз становится шире, а губы складываются в немую «О».
Когда-то мама была очень красивой женщиной. И нет, это не лесть сына, так и было. Я не раз листал её юношеские фотографии. Высокая, стройная, темноволосая, с заразительной улыбкой, уверен, она привлекала мужское внимание. Да и надо признать, что училась она прекрасно. Работала в сфере технологий, глупой совсем не была.
Но сломалась…
– Привет, мам, – встаю, чтобы поцеловать её в щеку.
Сейчас ей сорок четыре, а выглядит гораздо старше. Но думаю, если придет в себя, она снова станет той, прежней, главное найти в себе силы и желание.
– Здравствуй, Скайлер, рада тебя видеть, – обняв меня, мама неторопливо проходит глубже в комнату.
Останавливается напротив Оливии и растерянно осматривает её. Пальцы нервно трутся друг о друга, она переводит на меня вопросительный взгляд. Подхожу ближе.
– Мам, это Оливия. Моя девушка.
Больше вопрос о том, кем именно она мне приходится, не возникает. Никаких «братьев и сестер».
Взгляд Оливии вспыхивает. Она встает со стула и так же, как и мать, немного растерянно осматривает её.
– Добрый день, – кивает вежливо.
– Добрый, я Энни, – наконец, улыбается мама, протягивая несмело руку.
Внутри меня всё натягивается. Звенит. Электризуется. Я никогда еще не знакомил никого со своей матерью. Её даже друзья мои из интерната не видели ни разу. Сначала я злился на неё и игнорировал, думал забуду, если перестану появляться дома, но не забыл. Ездил, проверял как она там, жива ли. Потом просто было стыдно хотя бы кому-то показать то подобие человека, которое она из себя представляла. А когда она начала лечиться, я вырос. Понял, что не особо это и нужно ни мне, ни кому бы то ни было еще.
А сегодня вдруг захотелось. Чтобы два самых важных человека в моей жизни узнали друг друга.
Оливия пожимает протянутую тонкую руку.
– Рада с Вами познакомиться.
Обнимаю её за талию, прижимая к себе. Малышка тут же оплетает мой торс руками, но взгляда от мамы не отводит. Они обе выглядят настороженными и нерешительными.
– Решили заскочить к тебе и завести немного фруктов. Ты как, мам?
Подталкиваю Оливию к скамье, стоящей у стола, и мы все вместе за него усаживаемся. Мама садится напротив.
– Я хорошо, сынок. Сегодня нам давали запеканку мою любимую. Ты же знаешь, как я каждый раз жду её. Нужно будет найти рецепт и самой вспомнить как её готовить. Может, и тебя угощу. Вас, – осекается, продолжая с интересом рассматривать Оливию. – Ты умеешь готовить запеканку? Творожную.
– Нет, – отрицательно качает головой моя девочка, – буду рада попробовать Вашу.
Лицо мамы в секунду светлеет, словно это было очень важно для нее.
– Я сделаю, – обещает она, активно кивая головой, – теперь точно сделаю! Кстати, Скайлер, я тебе связала кое-что. – спохватившись, она тянется к пакету, который принесла с собой, и достает оттуда вязанный шарф серого цвета. – Вот, – протягивает мне слегка дрожащими руками, – я надеюсь, тебе понравится.
Беру мягкую вещь крупной вязки и впадаю в легкий ступор. Она никогда еще не делала ничего для меня. Точнее, в детстве, возможно, делала, но я этого не помню. В груди тесно становится. И пусть я не ношу шарфов, сейчас это не играет роли. Сжимаю в кулаке плотную вещицу.
– Очень красивый, – восхищенно протягивает Оливия и проводит пальцами по толстым серым нитям, – я раньше тоже вязала. Кукле как-то платье сделала, когда мне лет двенадцать было. Себе митенки и брату носки. Он, правда, носил их только по дому, потому что ну сами понимаете – парню пятнадцать, а надо таскать вязанные носки, – хихикает она, вызывая у мамы широкую теплую улыбку, – но я его заставляла. Канючила, мол, я так старалась, а ты не носишь. Вот ему и приходилось.
На секунду представляю Зака в вязанных носках и издаю смешок. Да уж, эта девочка умеет уговаривать.
Разрядив немного атмосферу, Оливия замолкает, переводя на меня взгляд, и мама делает то же самое. В них столько ожидания, что я теряюсь.
– Тебе нравится? Если что, я канючить не буду, чтобы носил. Обещаю.
И снова улыбается. Сколько раз за последние семь лет она улыбалась? Я уже не помню. А сейчас сияет вся и глаза переводит с меня на Оливию и обратно. Не прячет, как до этого. И вины в них нет. Только неприкрытое любопытство и любование нами.
– Нравится, мам. Спасибо, – киваю, потому что для неё это важно.
Да что там, это и для меня важно. Хоть я до сих пор отказываюсь верить, что такое её состояние надолго, всякий раз опасаясь, что после её выписки всё вернется на круги своя, но в данный момент я тихо радуюсь. Хотя бы о том, что мне теперь будет что вспомнить, если вдруг…
– Я очень рада. – складывает она руки вместе, а глаза наполняются слезами. – Давно вы вместе, дети? – спрашивает она с любопытством.
– Не очень, – отвечает Оливия, – но планируем надолго.
– Серьезно? – слегка поддергиваю её я.
– Еще как! Даже не сомневайся!
Хмыкаю, утыкаясь губами ей в висок.
Не то, чтобы не верю… Это как с мамой – я не знаю, что будет после того, как о нас узнают её родители. Со своей стороны я буду бороться, выгрызать «нас» зубами, но как отреагирует Оливия мне неизвестно.
Моя жизнь – это словно жизнь одним днём. Только сегодня, в этот конкретный момент, потому что контролировать поступки других я не в состоянии. Но проблема в том, что их поступки заточены на мне. Так или иначе меня зацепит рикошетом. Пока я был сам – я ни о чем не волновался. Сам себе хозяин. Никто не мог причинить мне боли, если я сам этого не позволю. С Оливией так не получится. Наверное, именно поэтому я не позволяю себе углубляться в размышления о будущем. Я хочу Оливию. До одури хочу быть с ней и не думать, как будет потом. Хочу удерживать момент, пока мы с ней вместе, как можно дольше.
Знаю, что с каждым днём пришиваю себя к ней всё крепче и крепче, но оторвать не в состоянии. Пусть будет так. Пусть потом будет чертовски больно, но сейчас мы пришиты в одно целое. А это непередаваемый кайф.