Элла Савицкая
Давай останемся никем
Глава 26
Оливия
Ледяные капли попадают мне на ноги, но сейчас я их не чувствую. Я горю вся. От страха, от адреналина, от ненависти. Дыра, что очень часто открывается внутри меня, сейчас непреодолимых размеров, потому что я начинаю в нее лететь и больше не чувствую под ногами поверхности. Не знаю, как и когда приземлюсь. Насколько больно мне будет, но на лету подхватываю МакКоя.
– Вырубай, – заметив меня, парни кивают Мастерсу, но тот вопросительно изгибает бровь.
– Чего это? Она сама напросилась.
– Это девушка Роя, – объясняет Колин.
Мы часто с этими двумя сидим дома у Роя. Они любят вместе поиграть в компьютерные игры, поэтому знают что к чему. Но Мастерса этот факт не останавливает.
– Эта? Шутишь? Он поменял предпочтения?
Вода из шланга хлещет уже мне на ноги. Штаны промокли, кроссовки тоже. Делаю несколько шагов вперед, безотрывно смотря в беспринципные глаза лучшего друга Сандерса.
– Его предпочтения во много раз лучше твоих. Только и можешь, что нападать на тех, кто не в состоянии защититься. Меня тоже обольешь? – выкрикиваю, намеренно провоцируя его.
Мастерс злобно ухмыляется.
– Легко!
– Не надо, – тушуются парни рядом, толкая его в плечи, а я не хочу, чтобы он тоже испугался.
Мне не хочется на этот раз прятаться за чью-то спину. Пусть даже это спина Роя.
– Хочу, чтобы ты знал. Такие, как вы, – обвожу их всех презрительным взглядом, – не имеют настоящих друзей. Вы всегда будете одни, хотя рядом куча народа. Вы не заслуживаете дружбы и любви. А Дэвид – он не один. И если хочешь и дальше издеваться над ним, знай, что будешь иметь дело со мной.
Мастерс разражается смехом. Для него мои слова звучат жалко, но сейчас я самой себе напоминаю Халка, готового вырваться в любой момент. Как же надоело быть слабой и беззащитной. И как горит всё внутри от осознания, что сейчас на нас смотрит как минимум четверть школы.
Горит и тут же гаснет, как только поток воды из шланга ударяет прямо мне в живот.
– Без проблем, Харт, – перекрикивая шум воды, смеется Мастерс, – и с тобой разберусь.
Я зажмуриваюсь, хватая ртом воздух. Капли летят мне в лицо, в рот. Покрывают всю одежду, которая моментально промокает. Вдыхаю, но не успевает пройти и пары секунд, как всё прекращается.
Я моргаю, пытаясь подготовиться к следующей порции воды, но ее не следует.
– Ээээ, где вода? – недовольно возмущается Мастерс, направляя на себя дуло шланга, и тут же ему в лицо летит струя воды. – Твою…
Парни отскакивают, чтобы их не зацепило, а Мастерс откидывает шланг подальше, как опасную змею. Стирает с искривленного гримасой злости лица воду.
Я смеюсь, начиная отчаянно дрожать. Обхватываю себя руками и поворачиваюсь, чтобы понять кто устроил ему этот душ, но не успеваю сделать оборот на девяносто градусов, как упираюсь в широкую грудь.
Мне даже голову поднимать не нужно. Я знаю кто это. Узнаю рваные разводы на футболке и слова на латинском.
– И со мной давай разберись, – произносит лениво Скайлер.
Я всё же поднимаю взгляд. Подбородок дрожит, зубы стучат друг о друга, но это ничто по сравнению с тем неописуемым морозом, исходящим от Скайлера.
Он проходит мимо, даже не взглянув на меня, засовывает руки в карманы и становится напротив парней.
– Ты кто вообще такой? – рявкает Мастерс.
– А ты разберись и узнаешь, – закидывает голову назад, открыто демонстрируя уверенность в каждом своем слове.
От него удушающая энергетика исходит. Я ощущаю ее даже на расстоянии. Волна мощной силы. Эта расслабленная поза, вызывающе склоненная набок голова. Но во всей этой расслабленности больше угрозы, чем в сжатых кулаках Мастерса. Потому что от Мастерса понятно чего ожидать, а от Скайлера – нет.
Вокруг нагнетается тишина. Народ замолкает, а те, кто смеялся, больше не произносят ни звука. Всё словно замерло в ожидании.
– Оливия, – разрезает надутый пузырь голос Роя.
Оборачиваюсь, видя, как он спешно направляется ко мне.
– Ты в своем уме? – кричит он Мастерсу. – Ты как? – а это уже мне.
– Нормально, – отвечаю, не отводя взгляд от всё еще смотрящих друг на друга парней.
– Идиот, – выплевывает Рой и, осмотрев меня с ног до головы, направляется к своим друзьям. – Тебе не сказали, что это моя девушка?
Мастерс нехотя отводит взгляд от Скайлера.
– Сказали, – выдавливает сквозь зубы.
– И? Что непонятного?
– Уилсон и остальные ко мне в кабинет. Живо. – голос директора подавляет всех сразу.
Рой оборачивается, метнув в парней гневный взгляд.
– Слышали, что директор сказал? Пошли! – кивает им и ждет, пока те нехотя поплетутся в сторону ожидающего на ступенях директора. – Оливия, ты точно нормально? – подходит ко мне, всматриваясь в глаза.
Я уже натурально трясусь. Мокрая ткань – хороший проводник для холодного воздуха, я это чувствую каждой клеткой.
– Да.
– Подождешь меня? Я отвезу тебя домой.
– Боюсь, пока буду ждать – замерзну окончательно.
– Черт.
– Уилсон, я что сказал? – требовательно повторяет директор, заставляя Роя сорваться с места и побежать к нему.
– Я что-нибудь придумаю, – кричит на бегу Рой, пока я крепче обхватываю себя руками.
Мне срочно нужно переодеться. Было бы во что.
– Ого, Лив, – ошарашенно подбегает ко мне Тара, снимая на ходу свою ветровку и накидывая ее на меня. – С ума сошла?
– Я смотрю, тебе нравится мокнуть, – раздается совсем рядом слегка насмешливым голосом.
Резко оборачиваюсь. Взгляд серо-голубых глаз устремлен прямо на меня, и я впервые за долгое время не вижу в нем осуждения или пренебрежения.
– Это моё любимое занятие, – сощуриваюсь в ответ, на что получаю едва заметную ухмылку.
Ухмыляется он. Во мне всё еще бурлит адреналин после пережитого, но я выжила. Я, черт возьми, выжила после такой открытой конфронтации. Стою здесь с руками и ногами. Ничего не произошло. Небо не упало. Земля под ногами не разверзлась. А дыра, в которую я летела, уже не кажется такой глубокой и страшной.
– Я заметил. Поехали.
– Куда?
– Домой. Или будешь ждать, пока твой парень придумает что-то?
Нет уж. Я не готова сейчас ждать. Мне нужно срочно в теплую машину, иначе завтрашнее утро грозится начать с градусника и чая с лимоном.
– Поехали.
Обняв Тару и шепнув ей, что наберу ее позже, я возвращаю ей ветровку, забираю свою сумку со столика и направляюсь в сторону парковки.
В кроссовках хлюпает вода, с меня стекают ручьи, оставляя на дорожке влажный след. Наверное, выгляжу я, как мокрая курица, но странным образом впервые меня это не волнует.
– А ты уже со мной разговариваешь? – бросаю через плечо идущему в шаге от меня Скайлеру.
– Я и разговаривал. Это ты играла в молчанку.
– Потому что ты оскорбил меня, – резко торможу и оборачиваюсь. Во мне кипят эмоции и рвутся во все стороны.
Скайлер подходит ко мне впритык, не опасаясь за то, что его одежда может намокнуть.
Я чувствую тепло, исходящее от него, сейчас особенно хорошо. Мне холодно, а он такой горячий. Большой. Закрывает меня от ветра и смотрит так, что я на миг забываю о холоде. Только губы дрожат. Понимаю это, потому что он обводит их серьезным взглядом.
– Я же говорил, что возможно еще не всё потеряно, – говорит без тени шутки, а потом вдруг склоняется и шепчет мне на ухо: – Твои губы уже такого насыщенного синего, что, если их поцеловать, эта синева передастся и мне.
Мурашки махом покрывают всю поверхность кожи, но на этот раз виноват не ветер.
Нахожу его глаза, на мгновение словно вылетая из собственного тела, а Скайлер вдруг улыбается и подмигивает мне.
– Ты больше не золотая, ты синяя девочка. Идем!
Выдыхаю напряженно!
– Дурак!
Глава 27
Оливия
– Тебе нужно переодеться, – останавливает меня Скайлер около машины.
Мне даже осматривать себя не нужно, чтобы понять процент того, насколько сильно намокла моя одежда. Я чувствую это очень хорошо.
– Было бы во что. Сегодня тренировки по чирлидингу не намечалось, поэтому форму я с собой не взяла.
– Ту короткую юбку? – издевательски хмыкает Скайлер, обходя Джип. – Она тебя не согрела бы при всём желании.
Несмотря на холод, я склоняю голову набок и складываю руки на груди.
– Далась тебе эта юбка. Если бы я тебя не знала, подумала бы, что она тебе понравилась.
Открыв багажник, Скайлер выглядывает из-за него.
– А ты меня знаешь?
– Думаю, да.
Захлопнув его обратно, протягивает мне шорты и футболку.
– Держи. Они чистые, если брезгуешь.
– Ты носишь с собой сменную одежду?
– Это для игры в баскетбол. Собирался после уроков покидать мяч с пацанами, но, похоже, планы поменялись, – обведя меня многозначительным взглядом, Скайлер открывает заднюю дверь джипа.
– Ты играешь в баскетбол? – искренне удивляюсь я.
– А ты говорила, что знаешь меня, – подначивает засранец.
Показываю ему язык и уже собираюсь залезть в машину, когда задумываюсь.
– Слушай, отдай лучше их Дэвиду. Мы же все равно домой сейчас поедем, там и переоденусь.
Скайлер отрицательно мотает головой.
– У МакКоя в шкафчике одежды на все случаи жизни.
Хмурюсь. Не представляю каково это ходить в школу и каждый день ждать неприятностей. Бедный! Очень хочется верить, что эти кретины больше не будут цеплять. Хоть бы директор наказал их так, чтобы неповадно было.
Стуча зубами, забираюсь на заднее сиденье автомобиля. Снять прилипшие с себя джинсы и кофту оказывается непросто. Скайлер занимает водительское сиденье как раз, когда я стягиваю с себя футболку.
– Не вздумай смотреть в зеркало, – предупредительно шиплю ему и получаю откровенный взгляд в отражении.
– Думаешь, я увижу что-то новое?
– У меня – да. Я твоя сестра, прояви уважение.
– Тебе самой еще не надоело это твердить? – закатывает глаза Скайлер.
Ловлю себя на мысли, что это впервые, когда он их закатывает. Будто я его в край достала уже, что он на миг забыл о своей манере неподступной стены и проявил реальные эмоции.
– Что ты мой брат?
– Мгм.
– Но это так и есть.
– Окей. Верь в это, если тебе так проще.
Не совсем понимаю, что он имеет в виду, но я сейчас так занята тем, чтобы быстро натянуть футболку с шортами, что не обращаю на это внимания.
Одежда Скайлера оказывается на меня большой. Футболка висит, шорты скорее всего упадут, если я не буду держать их рукой, но это в любом случае лучше, чем мои мокрые вещи. Ненароком втягиваю аромат футболки, пока копошусь с шортами. Аромат стирального порошка с легкими нотками его самого приятно щекочут ноздри. Ловлю себя на мысли, что мне очень нравится, как он пахнет. Уже не впервые замечаю это, но сейчас почему-то эта мысль откладывается на отдельной полочке.
Переодевшись, я перебираюсь вперед.
Парень окидывает меня оценивающим взглядом.
– Ты права. В юбке было бы лучше.
– Ну вот, значит понравилась тебе, – восклицаю удовлетворенно.
– Понравилась, – кивает Скайлер и смотрит на меня серьезнее, чем того требует ситуация.
Серо-синие глаза сощуриваются, а меня атакует странное ощущение. Волоски поднимаются на руках. Если бы в машине было холодно, я бы подумала, что это именно от холода, но Скайлер включил печку. Горячий воздух обтекает меня со всех сторон, так отчего же меня мурашит?
Отворачиваюсь, отвлекаясь на ремень безопасности и разрывая натянувшуюся нить между нами.
– Так чего я о тебе еще не знаю? – перевожу тему, позволяя себе снова взглянуть на брата.
Скайлер заводит машину и выезжает с парковки.
– Начнём с того, что конкретно тебе известно, – говорит он, проворачивая руль и бросая на меня мимолетный взгляд.
– Тааак, тест, хорошо, – потираю охотно руки. Наблюдательность всегда была моей сильной стороной. И судя по тому, что я успела заметить, выводы могу кое-какие сделать, – Ты терпеть не можешь фруктовые жвачки, только мятные. Я еще ни разу не чувствовала, чтобы от тебя пахло чем-то, кроме мяты. – Губы парня разъезжаются в легкой улыбке. – Подожди, это еще не всё. Твой любимый жанр фильмов – ужастики. Когда ты ведешь машину, то левую руку всегда кладешь на дверь и придерживаешь двумя пальцами руль. – Взгляд усмехающихся глаз стекает на руку, даже сейчас находящуюся в таком положении, и Скайлер одобрительно кивает.
– Легко описывать то, что видишь.
– Так, значит, да? Я вижу не только это. Я знаю, что ты терпеть не можешь Сибиллу и всю её компанию. Не зря же ты пересел от них и больше не обращаешь на нее никакого внимания. Твой любимый шоколад «Твикс», потому что золотые уголки время от времени валяются под ногами. Скорее всего, ты их не замечаешь, потому что сразу бы убрал, судя по твоей чистоплотности. – В доказательство наклоняюсь и поднимаю с пола небольшой кусочек золотистой фольги, – А еще ты почему-то упрямо не хочешь сближаться со мной, хотя причины я не понимаю.
Мужские руки напрягаются после моих последних слов. Скайлера выдают напрягшиеся вены и мышцы. Я застываю. Очень давно хотела ему это сказать, а осмелилась только сейчас.
Глава 28
Оливия
– Знаешь, сколько у меня было «братьев и сестер», Оливия? – парень расслабляется так же быстро, как и напрягся.
Иногда я поражаюсь его самообладанию.
– Сколько?
– Семь. Не включая тебя и твоих братьев.
– Как это?
– Ты знаешь, как устроены приюты, Оливия?
– Нет, – отвечаю честно. Я никогда не задавалась этим вопросом.
– Детей часто отдают в приёмную семью, фостерную, как у нас их называют. Проживать в этой семье он может не больше года. И если ребенок подошел семье, родители его усыновляют.
– Ты тоже жил в такой семье? – хмурюсь я.
Скайлер усмехается, но это не та усмешка, что была еще несколько минут назад, когда мы обсуждали мою юбку. Сейчас в ней отрешенность и хорошо прикрытая печаль.
– В шести.
– В шести семьях? – пораженно вылетает из меня.
– Мгм.
Это что значит? Что все они отказались от него? Не захотели оставить? Волна обиды за парня прокатывается по горлу и опускается в сердце. Больно сдавливает.
– А почему они тебя не оставили?
Теперь усмешка приобретает окрас озлобленности.
– Потому что очень многие из них берут детей не ради того, чтобы кого-то усыновить, а ради того, чтобы потешить свое самолюбие и конечно, ради социальных выплат от государства.
– Как это? – по коже пробегает холодок.
– Вот так. Когда мне было десять, я этого не знал. Прожив почти год в своей первой семье после матери, где не было пьяных посиделок, и где у меня были старшие брат с сестрой, – он чертит кавычки в воздухе пальцами, – я однажды назвал женщину, с которой жил, «мамой». Мне тут же объяснили, что этого делать нельзя до момента, пока меня не усыновят. Я тогда не понял этого. Подумал, если ко мне хорошо относятся, то любят. Да я и сам был преисполнен такой благодарностью за тепло, что готов был называть ту семью «моей семьей», – от горькой насмешки, слетевшей с его губ, мне становится физически больно. – Ошибся. Через месяц, когда вернулся в интернат, долго слезы лил. Забивался в углу, отказываясь со всеми общаться. Я не понимал почему меня вернули. Я же так старался! Не доставил ни единой проблемы семье. Не дрался. Не капризничал. Ходил в школу, делал уроки. Даже по дому гораздо больше делал, чем родные дети. А меня не полюбили. Не заслужил. Тогда я подумал, что сам сделал что-то неправильно. Искал проблемы в себе. Потом меня отдали в другую семью. Тоже хорошую, любящую. У них была только маленькая дочка Кэйти. Тогда я долго к ним привыкал. Всё ждал, когда меня вернут, но этого не происходило, и я расслабился. Начал снова привыкать, открываться. Помогал, как мог. Пытался быть «идеальным». Мне дарили подарки. Возили в парки аттракционов, покупали игрушки, которые потом «позволили» забрать с собой обратно в приют. – На этих словах к моему горлу подкатывает ком, а глаза затуманиваются слезами, – Многие думают, что взяв ребенка из интерната на время, они помогают ему не чувствовать одиночество. Фостерные семьи не обязаны его в итоге усыновить, и их это устраивает. Они год покорчут из себя любящих родителей, великодушно помогут ребенку быть «в семье», а потом возвращают обратно в магазин, как игрушку, которую брали в аренду. – Я, затаив дыхание, слушаю откровения Скайлера, опасаясь спугнуть его желание впервые за всё время нашего знакомства открыться мне. Ком становится непреодолимых размеров. Разве можно так поступать с детьми? Брать «напрокат» и возвращать. Они же живые. С чувствами, сердцами! Ждут, что их полюбят, а в итоге остаются брошенными. Тянусь рукой к горлу в тщетной попытке растереть колючий ком, что вот-вот взорвется. – Поэтому к третьей семье я уже не прикипал. – Спокойно продолжает Скайлер. – Как и к остальным. Я знал, что скоро окажусь там, откуда меня взяли. Уже не пытался понравиться, произвести впечатление. В двенадцать лет понял, что ждать от кого-то любви бессмысленно. Если человек сам не хочет, его влюбить в себя невозможно. Так что я даже не пытаюсь.
Когда Скайлер поворачивает на меня голову, у меня из глаза стекает предательская слеза. Мне так дико жаль его, что в груди горит. Глотаю ужасный ком, а он всё раздражает и раздражает горло. Сердце сжимается.
Синие, как само небо, глаза сощуриваются.
– Ты же хотела знать обо мне что-нибудь.
– Но мои родители тебя усыновили, – пытаюсь приободрить, – тебе больше не нужно бояться, что тебя вернут обратно, – преодолеть ком в горле не получается, и голос выходит скрипучим.
– Мне семнадцать, Оливия. Я вообще в целом уже ничего не боюсь. Меньше, чем через полгода, я буду принадлежать самому себе. И твой отец это знал. Всё, что от него требуется – это обеспечить меня материально до двадцати одного года, как он торжественно обещал во время подписания бумаг.
Звучит очень цинично, но я теперь понимаю почему. Скайлер не ждет ничего хорошего от людей, вот и видит в них врагов. В каждом взрослом, кто не смог подарить ему любовь и научить доверять.
– Да, но ведь есть еще я. А я очень хочу, чтобы мы сблизились.
– Зачем? Потому что так нужно?
– Нет, – качаю головой.
– Потому что боишься меня? Ты ведь поэтому мне так улыбалась поначалу? Потому что хотела задобрить.
– Я не боюсь тебя, – признаюсь честно. – Перестала бояться почти сразу же.
– Тогда почему?
Скайлер останавливает машину перед домом, и мотор затихает. Я пытаюсь найти ответ на его вопрос. Может, я не хочу, чтобы мы сближались? Я ведь неделю жила без общения с ним, и всё было нормально. Поднимаю на него взгляд и всматриваюсь в серые вкрапления в синеве пронзительных глаз.
Нет, хочу. Очень хочу. Рядом с ним я становлюсь какой-то другой. Он видит меня насквозь и говорит об этом. Толкает вперед, но не даёт упасть. В нём чувствуется сила, которой нет во мне самой, и я отчаянно хочу зачерпнуть ее у него хотя бы немного. Со Скайлером я могу язвить и говорить то, что думаю. Он словно Тара, хотя нет. Даже Таре я не всё озвучиваю.
– С тобой я это я, – произношу, поразмыслив. – Ты не смеешься надо мной. Ты уже во второй раз не дал мне утонуть. В прошлый раз в бассейне, сегодня – в том, что мог устроить мне Мастерс.
– Рой уже через секунду был там. Он бы тоже не дал тебе утонуть.
Рой… Точно…
– Нет, – выдаю вместо этого. – Ты был первым. Дважды.
Я не понимаю всего того, что сейчас происходит в моей голове, но глядя на Скайлера, я определенно точно могу сказать, что мне хочется, чтобы он был рядом.
– Просто знай, что если бы моя семья была приёмной и родители отказались бы от тебя, то я – нет. Я бы не хотела, чтобы ты исчез из моей жизни.
Сама удивляюсь тому, что говорю, но это правда. Несмотря на то, что я знаю его всего немного, мне хочется, чтобы он и дальше был рядом. Пусть молчаливо, пусть так, как сам посчитает нужным, но это желание даже для меня становится неожиданностью.
Скайлер вдруг протягивает руку и стирает в уголке моего глаза слезу. Я застываю. Вероятно, это еще с его рассказа скопилась, и только сейчас влага нашла выход. Делаю вдох, а выдохнуть не получается.
Он не спешит убрать руку. Задерживает ее на моей щеке, костяшками едва касаясь кожи, а мне в этом месте становится так горячо и приятно, словно мне не хватало этого прикосновения. Странное ощущение. Неправильное. Почти такие же у меня вызывают прикосновения Роя. Только его прикосновения щекочут, а это… это будто обладает жалящим эффектом.
Сглатываю, не отрывая взгляда от заострившихся скул Скайлера. Он медленно осматривает моё лицо, губы, ресницы, глаза. Его щека нервно дергается, словно для него это до невозможности сложно.
– Ты что себе позволяешь, нищеброд? – острым осколком стекла проходится по барабанным перепонкам голос Зака.
Резко отстраняюсь от Скайлера и поворачиваю голову в сторону дома. Брат буквально слетает со ступенек и сжимая кулаки, несется к машине.
Чёрт.
