Ярослав Яковлев
Пять фотографий из Великого Новгорода
– Рюрик, говорят, и тут сидел, и в Старой Ладоге. Хотя кто ж точно знает, – объяснил Геннадий. – В Старой Ладоге не бывали? Нет? Ну, мне кажется, у нас на Городище красивее намного. Сюда я тоже в молодости приезжал писать пейзажи.
– А сейчас почему не пишете?..
Геннадий махнул рукой – это, видимо, означало: чего, мол, вспоминать о прошлом и нервным движением хотел достать сигареты, да вспомнил:
– Что это я, я же бросил!.. А про Городище важно вот что. До XIX века это место «Рюриковым» не называли. Говорили просто «Городище». Собственно, учёные не считают, что призвание варягов в 862 году – неоспоримый факт.
– Пожалуй, единственное, что я знаю, так это то, что с призвания варягов началась наша государственность, – вставил Марк. – А теперь получается, что, может, Рюрика тут и не было?
С учёными, на которых сослался Геннадий, спорил «княжий камень», который здесь не так давно установили. На нём Марк увидел всем известную цитату из Радзивиловской летописи – о призвании Рюрика и начале его княжения на этой земле.
– Ну, люди-то здесь жили ещё с эпохи Неолита, – продолжал Геннадий. – Да и то, что на Городище была резиденция русских князей, точно известно. И варяги тут правда были – археологи это подтвердили. Новгород – это «Новый город» именно по отношению к Городищу.
А в кадр тем временем просились руины храма новгородской школы. Церковь Благовещения…
– Первую церковь на этом месте построил князь Мстислав в 1103 году, – услышал обходивший храм с фотоаппаратом Марк своего спутника, который, видно, нашёл ещё одного благодарного слушателя. – Сначала вот Софию в детинце из камня построили, через полвека – этот храм. Вторая каменная постройка в городе! В 1340-х годах на этом месте был уже новый собор, ну а в войну храм был разрушен. Его руины законсервировали.
– Законсервировали? – спрашивали удивлённо собеседники водителя. – То есть зайти нельзя?
– Почему? Это значит, что не стали тут новоделов городить… И ещё – это память о разрушениях войны, – отвечал тот. – А войти как раз-таки можно.
Основная часть храма, что оказалось неожиданным, находилась после недавних работ под стеклянным колпаком. Благодаря этому и удалось увидеть остатки фундамента и стен храма XII века. Первый взгляд, конечно – на старую кладку.
– А кадры, наверное, тут хорошие получаются. Эффектные, – предположил Геннадий, столкнувшись с Марком в одном из закутков храма.
Марк вяло кивнул. Водитель потянул его к экрану, на котором демонстрировались фото здешних археологических находок – скандинавские вещи и украшения, фрагменты росписей и смальту, из которой собирали декоративную мозаику.
Удивило, что, оказывается, учёные здесь нашли куски штукатурки с глаголицей: как-то Зоя обмолвилась, что на глаголице к началу XII века уже почти не писали. Если те слова, что он ищет, оказались среди той самой штукатурки непрочитанными – увы ему, неудачнику…
Как хотелось именно здесь, в средневековых руинах, обнаружить те самые слова. Это было бы красиво. Марк расстроился, хотя чего печалиться: ведь знал же почти наверняка ещё три дня назад, что, скорее всего, ничего не получится. Но внутри всё же смешались обида то ли на самого себя, то ли на заказчика, досада и смутная тревога.
– Ну что, получается, всё посмотрели? – спросил он у Геннадия. – Отвезёте меня в отель?
– Могу и отвезти, – пожал тот плечами. – А Нередицу-то не хотите посмотреть?.. Тут близко. Конец XII века…
Марк согласился: не хотелось покидать Новгород с этим горьким коктейлем на душе. Ещё одна церковь – ещё одна надежда.
Церковь Спаса на Нередице
В машине снова взялся за Каргера. «Церковь Спаса была выстроена в летние месяцы 1198 года князем Ярославом Владимировичем. Расположенный возле новой княжеской резиденции храм, позже ставший монастырским, был последней каменной постройкой новгородских князей. Церковь Спаса-Нередицы по своему архитектурному облику ничем не отличается от скромных боярских, купеческих и уличанских построек конца XII века. Это небольшой кубического типа одноглавый храм. Внутреннее пространство его проще, менее расчленено. […] В росписи Нередицы прослеживается несколько различных манер. Один пишет широким мазком, приближаясь по живописной манере к архаическим эллинистическим течениям в византийском искусстве; другой, наоборот, имеет явно выраженную склонность к графической манере с подчёркнутой ролью контура, тщательного рисунка; третий следует манере второго, но явно упрощая её, внося некоторые черты примитива».
Остановившись у храма, Геннадий не сказать, что приободрил загрустившего ещё на Городище Марка:
– Не знаю, я, когда на эту церковь смотрю… мне грустно становится… Фресками тут были украшены все стены. Война всё разрушила.
– Ну, это для Новгорода, к сожалению, не уникально, – ответил Марк.
Однако он не стал спорить – церковь Спаса на Нередице действительно отчего-то навевала грусть. Храм небольшой, лаконичных форм, линии кое-где кривоваты, углы скошены. Печальным казалось даже название. Впрочем, как сказал Геннадий (а ему когда-то – «какой-то учёный»), слово «нередица» происходит от слова «неред». Это сплетенный рыболовный снаряд, которым, по-видимому, пользовались окрестные жители.
– Кажется, дверь на лестницу уцелела, несмотря на войну, а она же средневековая, – сказал Геннадий. – А ведь она деревянная.
«Здорово, конечно, – подумал Марк. – Жаль только, что это не поможет решить мою задачу».
В западной части Марк обратил внимание на полукруглые ниши.
– Зачем они тут? – спросил он у Геннадия. – Для упокоения княжеской семьи?
Тот ответил:
– Здесь думал обрести свой вечный покой заказчик храма, но не сложилось – «вольные в князьях» новгородцы сместили Ярослава Владимировича на следующий год после постройки церкви. И только в XIV веке в одной из ниш похоронили внука Александра Невского, Афанасия Даниловича. Он был наместником в Новгороде.
Размашистые фрагменты фресок, преимущественно голубовато-оранжевые тона. Вдруг – занятный сюжет: «Князь Ярослав Владимирович подносит храм Христу».
«Пожалуй, верили, что если нарисовать такое, то князь, построивший храм, уж точно в рай попадёт», – с иронией подумал Марк.
Кое-где на фоновых частях росписей он увидел и граффити. Жаль, рядом не было Зои, которая могла рассказать, что означают эти символы. Он исполнительно сфотографировал все граффити, однако, на первый взгляд, тех самых слов на этих стенах не было.
С улыбкой он отметил, что и здесь оставляли нехитрые рисунки – кто-то изобразил всадника, кто-то – чудовище навроде василиска с рукой в пасти, кто-то (обычная история) – воина с оружием…
Неужели это будут последние кадры из Новгорода?.. Отправляя снимки, параллельно сделанные на смартфон, заказчику, Марк всерьёз раздумывал: а не вернуться ли сюда, скажем, через недельку? Может, тогда получится, чем чёрт не шутит, найти «человека новгородского»? А что, теперь-то он оброс пусть и не великими, но хоть какими-то знаниями, приятными и полезными знакомствами, а главное, понимал, что не всё увидел и не всё ощутил.
***
Марк вышел из метро и пошёл пешком, хотя до дома быстрым шагом было ещё не менее получаса. Он вспомнил, как покойная бабушка рассказывала ему, что, когда ей дали эту квартиру в середине шестидесятых, она была расстроена: ей хотелось жить поближе к центру. Ну, спасибо хоть парк рядом и метро есть… Бабушка была не рада Сокольникам – одному из самых дорогих сейчас районов Москвы. Подумать только.
Он любил Сокольники, но это была любовь-привычка. Или коммерческая любовь – частенько он размышлял: почём можно продать бабушкину квартиру в районе, ставшем одним из столичных брендов? То, что очаровывает приезжих, да и вообще всех, кто оказывается в Сокольниках впервые, его уже давно не волновало, да и волновало ли вовсе?.. Да что его вообще трогает? Побывав в двух десятках стран, он не знал, как ответить на этот вопрос. Был ли он по-настоящему вдумчив хоть в одной своей туристической или рабочей поездке?
В одной – кажется, да. И теперь-то он точно знал, что дело не в деньгах.
Проявлял фотографии он, как и когда-то его отец, а ранее дед – в ванной. Вот и сейчас он закрылся в «мокрой мастерской», как он её называл, и поспешил запустить небыстрый процесс проявки.
Итак, разгадать загадку ему не удалось. «Человека новгородского» или нет в Великом Новгороде, или у Марка просто не получилось найти его. Что, конечно, не удивительно: в конце концов, он – не историк, не археолог, не лингвист. Печально, но предсказуемо, в принципе. Вряд ли сам заказчик верил в успех это предприятия, подозревал Марк.
Теперь ему предстоит отобрать пять кадров, которые оставили в его душе наибольший след. Конечно, как профессионал, он мог бы остановиться на наиболее удачных. Вот, например, Владимирская башня детинца. Или София – хочешь, внутри с её древней Мартирьевской папертью, хочешь, снаружи – с сигтунскими вратами. Или Владычная палата с её готической необычностью. Или памятник Тысячелетию и все его герои, будто готовые сойти с колокола и рассеяться по кремлю… А весь белоснежный ансамбль Ярославова дворища? Или Николо-Дворищенский собор?.. А Знаменский? А церковь Преображения на Славне с её Пантократором? Что уж говорить о древностях южных окрестностей, которые, казалось, ещё стоят перед глазами.
В общем, хороших кадров он сделал много, были и особенно яркие, и выбрать пять снимков тоже оказалось нерешаемой задачей.
Марк не знал, можно ли ему звонить заказчику. До этого они общались лишь в мессенджере. Ему казалось, что в телефонном разговоре легче будет изложить, почему его постигла неудача. Но, увидев комбинацию цифр номера заказчика, Марк понял, что тот за границей (да и сам заказчик вроде бы сам упоминал об этом).
Аргентина.
Пока Марк раздумывал, звонить или нет, заказчик сам набрал его по видеосвязи.
– Надеюсь, вы отдохнули с дороги? – первое, что Марк услышал от узкоплечего старичка.
Хотя старичком его вряд ли можно было назвать. Жилистый, подтянутый, он сидел на фоне книг – старых советских «подписок» – и улыбался новыми белыми зубами, которые сильно контрастировали с его смуглым лицом.
– В общем, у меня ничего не вышло. Но это и было ожидаемо, правда?..
– Конечно! – засиял винирами заказчик. – Ведь никакой надписи нет!
– Что?
– Ну да, я вас обманул. Нет, насчёт моей фамилии и новгородских предков, и что сам я в Новгороде когда-то жил, я не врал. Но в городе нет такой надписи, по крайней мере, о ней ничего не известно на сегодняшний момент. А было бы здорово, если б она была, не так ли?.. Одним словом, да, я отнял у вас три дня, заставил вас мотаться по новгородским памятникам, а никакого «человека новгородского» не существует.
– Ну, знаете… Это бесчестно! – вдруг сорвался на пафос Марк. – А еще… вам, кажется, деньги девать некуда…
В ответ заказчик рассмеялся:
– Ну, не зря в России говорят: у богатых свои причуды, – и он заговорил уже серьёзно: – Моя причуда такая – если вижу, что человек искренне заблуждается, я стараюсь его переубедить, пусть даже мне будет это стоить денег и усилий. Но переубеждать словами – последнее дело. Аргументы, хоть и самые разумные, не все могут воспринимать, даже такие интеллектуальные молодые люди, как вы… А вот если человек получит собственный опыт, сам пройдёт определённый путь, вот тогда-то он, может быть, и изменит свою точку зрения.
Марк замотал головой:
– Подождите, в чём это я ошибался, почему вы решили меня переубедить, да и неужели мы с вами раньше встречались?
Заказчик выдержал паузу.
– Вспоминайте, – сказал он через минуту. – Это было в европейском путешествии.
– Я с восемнадцати лет постоянно перемещаюсь по миру и в первую очередь по Европе, – пожал плечами Марк.
– 2014 год, Германия. А если точнее – Любек. Не припоминаете?
– Ну, что я там был, я, конечно, помню. Но вас – нет.
– Как-то вечером вы с молодой дамой, которая вас сопровождала в той поездке, – её-то хоть помните? – сидели в рыбном ресторане недалеко от центра Любека. Там-то мы с вами и познакомились. Я был с другом.
Смутно Марк вспомнил двух пожилых русских, с которыми он тогда познакомился за барной стойкой. Но воспоминания о той беседе у него остались очень схематичные – он не мог и представить, чем она обернётся через годы.
– Допустим, и правда мы с вами тогда немного поспорили, – сказал Марк. – Вы тогда говорили, что надо быть более внимательным к достопримечательностям своей страны – это, мол, лучше всего понимаешь, оказавшись в эмиграции. Я же, если правильно помню, отвечал, что мне обычно скучно ездить по России, это меня не вдохновляет, и, если передо мной выбор – ехать в российский город либо в зарубежный, понятно, что по родной стране я не поеду… Мол, не нравится мне русская провинция. Стойте, кажется, я даже сказал тогда: «Вот в условном Новгороде я никогда не был и не собираюсь»? Это и решило мою судьбу?
– Верно, – отозвался заказчик. – А я вам говорил тогда и сейчас говорю: мы слишком мало знаем о России и слишком мало видели, чтобы брезгливо говорить: «Ой, это меня не вдохновляет!» И тогда я решил, что однажды я непременно покажу вам Новгород. И я знал, что мне не придётся вам ничего доказывать, вы сами всё поймёте. Не дурак же вы, в конце концов.
Марк ошеломлённо молчал. Он даже ущипнул себя за запястье, как в детстве, чтобы проверить, не спит ли. Жизнь нередко сталкивала его с разного рода эксцентриками, но такое сложно было даже нафантазировать.
– Ну что, Марк? – сказал заказчик. – Новгород – это необычно, это интересно, это, как правильно сказать? Неиссякаемо… Теперь-то вы согласны со мной? После этих трёх дней?
– Я пока одно могу сказать. Для Новгорода трёх дней мало. Очень мало.
Он многое хотел ему рассказать, а ещё больше спросить – хотя бы что занесло его в Аргентину? Остались ли у него родные в Новгороде? Сам-то он не хочет приехать в любимый город?.. Но отчего-то он не задал эти вопросы.
Казалось, неожиданная разгадка должна была его раздосадовать и даже разозлить. Но, в задумчивости глядя остаток вечера на рыжевшую в окне соседнюю хрущёвку, он понял, что полон благодарности и какого-то даже умиления. Именно с такими чувствами через годы вспоминаешь строгую учительницу, которая в своё время «незаслуженно» поставила «четвёрку». Да и в сущности, разве «человек новгородский» – выдумка?
– «Человек новгородский» – это я, – вслух сказал Марк.
Чтобы это подтвердить, нужно обязательно вернуться.
– Зоя, привет! Что ты делаешь на следующих выходных?..