Яна Тарьянова
Кафетерий для спецназа
Глава 22. Сытый альфа – послушный альфа
Через пятнадцать минут Ханна стояла возле КПП с кастрюлей вареной картошки в руках, и отвечала на вопросы дежурного лейтенанта. «Не была, не привлекалась, не состояла, не участвовала». Пропуск выписали на две недели – как опекунше Йонаша. После оформления они прошли на территорию части – процессию возглавлял Мохито с Шольтом на руках. Йонаш нес заявление и тетрадь с чертополохом, и показывал раскрашенные цветы всем встречным и поперечным. Спецназовцы – в форме и в гражданском – охотно любовались рисунками и задавали дурацкие вопросы. Пока дошли до четырехэтажного здания, у Ханы щеки запылали от пристального внимания окружающих. Кастрюля вызывала неподдельный интерес, и каждый желал узнать, не пирожки ли это.
– Мы на третьем этаже, – сообщил Мохито. – Лифта нет. Вверх вот по этой лестнице.
Дом был старой постройки, когда еще не начали экономить на высоте потолков и ширине коридоров.
– Тут обычные квартиры, – объяснил Мохито. – Просто в каждой по несколько жильцов. У нас трехкомнатная. Четырехкомнатных здесь нет, двушки и трешки. Деметриуш предлагал Шольту отдельную квартиру в новострое, но мы не захотели. Там мелкий будет весь день без присмотра.
– У нас есть шведская стенка! – вклинился Йонаш. – И турник. А вы делаете зарядку, тетя Ханна?
– Стараюсь, но не всегда получается.
Врать ребенку не хотелось, но не признаваться же, что лучший вид спорта – это лишний час поспать.
Попав в квартиру, Ханна осмотрелась, стараясь не выказывать излишнего любопытства. Чисто. Гостиная – странная смесь спортзала, школьного места и игрового уголка: упомянутая Йонашем «шведская стенка», гантели, парта и стеллаж с учебниками, телевизор и игровая приставка.
– Наша с папой спальня там, – махнул рукой в сторону закрытой двери Йонаш. – Мохито – тут. А на кухню вот сюда, по коридору.
Наконец-то Ханне удалось избавиться от кастрюли – она водрузила ее на стол, и заверила Мохито, что возвращать посуду срочно не нужно. Ни кастрюлю, ни контейнер из-под овощей. Когда-нибудь, в спокойные дни.
Шольта сгрузили на коврик в гостиной, но он немедленно приковылял на кухню, уселся возле плиты и вытаращился на Ханну блестящими карими глазами. Захотелось поежиться, но Ханна отогнала нахлынувшую неловкость, и сказала:
– Вы мне обещали помочь. В случае чего.
– Ну? – Мохито насупился, явно ожидая какого-то подвоха.
Ханна быстро и связно изложила претензии к неким дядям Георгу, Веславу и Казимиру, и попросила Мохито провести с ними воспитательную беседу. Убедить вышеозначенных господ, что кофе на крыше желательно пить без бинокля. А если с биноклем, то смотреть в другую сторону, а не на ее балкон. Иначе дневник природоведения будет безнадежно испорчен и у Йонаша в школе возникнет очередная проблема.
Мохито хохотал так, что Ханна чуть не оглохла. Шольт скалился, повизгивал и громко стучал хвостом по полу – то ли одобрял забавы вышеупомянутых господ, то ли предвкушал потеху. Дождавшись, пока бурное веселье утихнет, Ханна откланялась.
– Я завтра выходной, – провожая ее к двери, пробурчал Мохито. – Отдохнете, мы не будем вас беспокоить. Только Полина с заявлением заглянет, подпишете. А послезавтра я уже отвезу Йошу к автобусу и оставлю Шольта на ваше попечение.
– Договорились, – кивнула Ханна. – Я завтра съезжу к родителям и на прогулку в лес, а послезавтра с утра буду в полном вашем распоряжении.
– Липу не забудьте сфотографировать, – напутствовал ее Йонаш.
– Постараюсь.
Выходной опять прошел не так, как хотелось бы. Ханна забрала машину из родительского гаража – пусть будет под рукой, а то стоит, ржавеет, неровен час превратится в ведро с болтами. Выслушала поток беспокойства, замаскированный нотациями: «тебе нужно больше отдыхать», «когда ты в последний раз обращалась?». Она не рассказала родителям ни об опекунстве, ни о Шольте, ковыляющем на трех лапах. Побоялась, что они подумают – нашла, мол, себе альфу. Покалеченного, с довеском, избивавшего беременную супругу, отмеченного проклятьем Хлебодарной. Тогда небо с овчинку покажется, от нравоучений будет не продохнуть.
Она уехала в обед, решив прокатиться до знакомой полянки неподалеку от загородного дома, ныне принадлежавшего бывшему мужу. Уютное местечко в паре километров от трассы, засыпанная гравием проселочная дорога, площадка для парковки и редкий лес с клиньями полей. Они часто приезжали сюда с Витольдом – превратиться, размять лапы, погонять лягушек на берегу оросительного канала, вдали от соседских глаз. Ханна помнила, что место известно им двоим, но не ожидала встретить на площадке знакомую машину. Сюрприз был неприятным, пришлось разворачиваться и уезжать, а еще за кустами мелькнул белый силуэт – наверное, избранница Витольда порадовалась, наблюдая поспешное бегство бывшей законной супруги.
Искать другое место и превращаться расхотелось. Ханна вернулась в город, прогулялась по магазинам, выпила чашку чая на набережной, созерцая реку. Закат был некрасивым, облака закрыли солнце сизой пеленой – даже природа приложила все усилия и испортила свободный вечер.
Утром Ханна поднялась по будильнику, сфотографировала липу, часок побездельничала – готовить и наводить порядок для Шольта не хотелось – и спустилась в кафетерий. Объект заботы уже возлежал на лавке, зорко наблюдая за завтраками сослуживцев. Мохито нашелся тут же, за столиком, с молочным коктейлем и тарелкой сладких пирожков.
– Я пакет с банками повару оставил, – показал на стойку он. – Вы это… не напрягайтесь. Если он совсем есть не захочет – не заставляйте. Поголодает денек, ничего с ним не сделается. А Йонашу мы не скажем.
– Почему он от еды отказывается? – спросила Ханна. – Он же выздоравливает. Аппетит должен быть о-го-го какой.
– Детское питание невкусное, – простодушно объяснил Мохито. – Несоленое, несладкое. А я ничего диетическое готовить не умею. Суп вчера сварил, суп он тоже не ест.
– Ясно, – Ханна взглянула на понурившегося Шольта и вспомнила, что Йонаш тоже отказывался от супов Мохито.
Когда спецназовцы ушли из кафетерия, она тихо спросила:
– Омлет тебе можно?
Волк закивал и облизнулся.
– Добавить сыр?
Шольт завилял хвостом и обслюнявил Ханне ухо.
– Фу, брысь! Лежи тихо, я дома приготовлю, чуть-чуть остужу и сюда принесу.
Омлет из пяти яиц Шольт стрескал за три минуты, вылизал миску, сыто рыгнул и попытался снова облобызать Ханну.
– Фу, брысь, отстань, а то из банок кормить начну! Порычи, если выйти надо будет, мы тебя во двор отнесем. Ёжи со Снежкой нет, они на ведре спозаранку куда-то умотали, придется полицию или МЧС напрягать.
Шольт сполз на пол и продемонстрировал, что он может ходить сам.
– Ладно, – согласилась Ханна. – Порычишь, дверь тебе откроют. А в квартиру уже занесем, лестницу ты не одолеешь.
В одиннадцать утра явился пожарный инспектор, которого не устроило состояние сигнализации. Пришлось вызванивать сотрудников установочной фирмы, ругаться, следить за дополнительными работами. К обеду Ханна вспомнила о Шольте – тот лежал тихо, не привлекая к себе внимания – и спросила:
– Жидкую кашу будешь? Я могу курицу и крупу с овощами в мультиварке разварить, а потом взбить в блендере. Получится то ли каша, то ли густой суп.
Шольт долго облизывался, картинно вывесил язык и испачкал пол слюнями.
– Я сейчас поставлю, а через часок пойдем обедать, – пообещала Ханна. – Манку?
Волк артистично изобразил тошноту.
– Ах, да… Рис?
На рис Шольт согласился.
Ханна быстро накрошила в мультиварку морковку и куриную грудку, насыпала немного риса, посолила и залила водой. Жарить лук было откровенно неохота. Диета – значит диета. Обойдется Шольт.
Ко времени обеда выяснилось, что хуторская мудрость отлично работает в городе. Бабушка Ханны любила повторять: «Сытый альфа – послушный альфа». Шольт был послушным даже в ожидании еды: искательно заглядывал в глаза, когда выпадала возможность, лобызал Ханне то шею, то ухо, щекоча и пропитывая своим запахом. Злиться на дружелюбного волка не получалось – он так забавно ухмылялся и громко стучал хвостом по полу, что Ханна перестала орать и отбиваться. Да и запах уже не так сильно раздражал.
Тарелку с остывшей едой она поставила на пол в кухне, сказала:
– Только ешь медленно, не торопись. Там еще полпорции добавки. А вечером что-нибудь сообразим.
Шольт воспользовался тем, что Ханна сидела на корточках, положил переднюю лапу ей на плечо, навалился, обслюнявил волосы.
– Фу, брысь, пакость! Отстань, слышишь – телефон.
Звонил новый повар. Сообщил быстро, одновременно принимая заказ:
– К вам пришли. Спуститесь в кафетерий, пожалуйста.
– Кто там?
– Какой-то журналист.
– Сейчас, – ответила удивленная Ханна.
Шольт насторожил уши – подслушал, заинтересовался.
– Ешь, – велела Ханна. – Схожу, узнаю, что там такое. Вернусь – расскажу.
Глава 23. Нарушение неприкосновенности жилища
Журналист оказался странным. Представился неразборчиво, начал расспрашивать Ханну о доме. «Знаете ли вы историю особняка? Искали ли какие-нибудь документы в городских архивах?»
– Нет, не искала. Зачем мне это? – пожала плечами Ханна. – Дом не памятник архитектуры, я не собираюсь делать масштабную перепланировку.
– Здесь была первая кондитерская, открывшаяся в городе.
В слова журналиста вплелся далекий вой. Ханна волчью перекличку понимала, сигнал: «Враг!» опознала сразу. Она вскочила, роняя стул – судя по всему, выл Шольт в ее квартире – но пройти к задней двери не успела. Первыми отреагировали трое спецназовцев, бросившие пирожки, и помчавшиеся во внутренний двор, едва не стоптав повариху. За ними побежали полицейские. Ханна попала к дверям своей квартиры самой последней, заглянула из-за спины Анджея и увидела, что Шольт прижимает к полу распластанное тело – то ли человека, то ли оборотня в двуногой форме. Судя по обуви, даму – Ханна разглядела изящный замшевый ботинок. По кухне было рассыпано крашеное пшено, возле стола валялись поминальные ленты, вывалившиеся из разорванного пакета.
– Сто тридцать девятая, – сказал Анджей. – Нарушение неприкосновенности жилища. Пиши заявление.
– Что? – переспросила Ханна, пытаясь рассмотреть, невеста или не невеста Витольда валяется на полу.
– Что – «что»? Статья сто тридцать девятая. Незаконное проникновение в жилище, совершенное против воли проживающего в нем лица. Наказывается штрафом либо обязательными работами на срок до трехсот шестидесяти часов, либо исправительными работами на срок до одного года, либо арестом на срок до трех месяцев. Заявление пиши.
– Она своими ключами открыла, – опускаясь на пол, проговорила Ханна. – Я же, дура, ни замки не меняла, ни код на калитке.
– Поменяешь, – вздохнул Анджей. – Борис сразу поменял. Надо будет тебе дубликат ключей отдать.
– А если бы тут был Йонаш? – Ханну пробила дрожь – мелкая, леденящая, отнявшая чувствительность пальцев и заставившая стучать зубами.
– Не тронула бы она Йошу, – поморщился Анджей. – Она не идиотка, чтобы ребенка тронуть. Она тебе нагадить хотела – видишь, что с собой притащила. Пойдем вниз. Найдем ручку, бумагу. Поговоришь с дознавателем.
Это совершенно точно была любовница Витольда – теперь, когда рычащий Шольт отодвинулся, а на запястьях защелкнулись наручники, сомнений не осталось. Ханна не могла оторваться от пшена и лент. Сидела на полу в прихожей, стучала зубами, залипала и залипала взглядом, а потом увидела перевернутую тарелку, лужу супа и спохватилась:
– Шольт не поел! Я ему положила суп-пюре, а он… вот. Там еще полпорции, в кастрюле. Можно будет забрать?
Анджей погладил ее по плечу и мягко сказал:
– Сейчас всё сделаем. Ты выпьешь успокоительное… эй, кто-нибудь, нашего врача позовите, у барышни шок. Возьмем другую тарелку, возьмем суп и покормим твоего Шольта в кафе. Пойдем?
– Да, – согласилась Ханна. – Нет. А Шольт?
Мир странно закружился, пшено и ленты плыли перед глазами.
– И Шольт пойдет. Куда же без него?
– А вдруг сейчас что-нибудь взорвется? – спохватилась Ханна. – В прошлый раз…
– Ничего не взорвется, – твердо сказал какой-то незнакомый оборотень и сунул ей в руку стаканчик с остро пахнущей жидкостью. – Выпейте. Мы проследим, чтобы больше ничего не случилось. Пейте, пейте. Сейчас пойдем вниз, вам уже сделали крепкий сладкий чай.
– Мне плохо, – призналась Ханна, откашливаясь от противного лекарства. – И страшно.
– Обычная реакция гражданского лица на вторжение в дом.
Кто-то накинул Ханне на плечи знакомый плед, пахнущий волком.
– Шольт?
– Несут, несут твоего Шольта, – проворчал Анджей. – И кастрюлю несут.
Ханна чуть успокоилась внизу, в кафетерии. Шольт отказался от еды, забрался под плед, привалился к боку, царапая корсетом и согревая одновременно. Сквозь окно было видно журналиста – тоже в наручниках – и трех полицейских.
– Журналист?..
– Сговор хрен докажешь, – Анджей уселся рядом со стаканчиком кофе в руках. – Успокойся. Все целы, даже убытков нет. Йоша потом страдать будет, что такой классный цирк пропустил. Ёжи со Снежкой тоже локти искусают – потеха мимо просвистела. Только Шольт молодец. Вляпался в самую гущу событий. Зашел пожрать и задержал преступника. Навыки не пропьешь. Да, офицер?
Шольт фыркнул и поставил уши домиком, высовывая длинную морду из-под пледа. В кафетерий вошел полковник Деметриуш и весело предложил:
– А давайте этой белобрысой триста восемнадцатую впаяем?
– Нет, – помотал головой Анджей. – Шольт был без жетона.
– Можно попроще, для гражданских лиц? – отхлебнула чай Ханна. – Я вас не понимаю.
Шольт мелко захихикал. Деметриуш сходил к стойке, взял газету, свернул трубочкой и хлопнул его по носу.
– Попроще так попроще, – согласился Анджей. – Триста восемнадцатая статья Уголовного кодекса предусматривает ответственность за применение насилия в отношении представителя власти. Но это обвинение отведет любой адвокат. Шольт был не в форме и без опознавательного жетона. Если нападение на сотрудника полиции происходит во время его отдыха и не связано с его профессиональной деятельностью, то деяние не может квалифицироваться, как «насильственные действия в отношении полицейского». Понятно?
– Понятно, – Ханна залпом выпила полстакана теплого чая и повернулась к открывающейся двери. – О! Это ты, Витольд.
– Камулом и Хлебодарной заклинаю: не пиши заявление, – не поздоровавшись, выпалил бывший муж. – Клянусь, мы уедем. У меня в столице уже квартира куплена, филиал фирмы открыт. Ты нас больше не увидишь. Не порть ей жизнь, не подавай заявление. Чем захочешь отплачу. Назови цену.
– Не напирай, – Ханна допила остатки чая. – Ты как бульдозер.
– Я тебя умоляю, – Витольд понизил голос и предложил. – Хочешь, на колени встану?
Шольт громко рыгнул. Ханна расхохоталась и попросила:
– Вит, давай обойдемся без мелодрамы. Ты объясни, чего она на меня так взъелась? Если есть причина, я постараюсь понять. Если она ненормальная – пусть ее полиция на освидетельствование отправляет. Психов лечить надо.
– Хорошо, – кивнул Витольд. – Я попробую объяснить.
– Может быть, сразу под протокол? – предложил Анджей.
– Давайте так послушаем, – попросила Ханна. – А протокол вы потом как-нибудь сами, без меня.
– Ты знаешь, я деловой человек, – начал Витольд. – Деньги на ветер выбрасывать не люблю.
Ханна припомнила, как адвокаты с боем вытаскивали на свет божий утаенную недвижимость, и молча согласилась.
– Этот дом когда-то принадлежал семье Магды. Ее дед открывал тут первую кондитерскую в городе. И прогорел. Потом, постепенно, распродал квартиры. Оставил своему сыну, отцу Магды, только одну. И та в результате ушла из семьи – отец Магды развелся с первой женой, продал квартиру и на эти деньги купил две крохотные «панельки», обеспечивая жилье ребенку. Кварту. Его первая жена была висицей.
– А можно ближе к делу? – кашлянул Анджей.
– Я и так близко! – ощетинился Витольд. – Магда всегда хотела выкупить этот дом. Вернуть семейную собственность. Жить в одной из квартир, держать кофейню, в которой будут собираться культурные люди и оборотни: художники, писатели и поэты. Когда мы познакомились, дом был выставлен на продажу. Я узнал об этом от Магды, рассказавшей мне семейную историю и поделившейся своими мечтами. Да, она намекала, что ей был бы приятен такой подарок. Но я не «папик», из которого можно выжать особнячок, махнув белым хвостом. Дом я купил – цена оказалась приемлемой – а Магде об этом не сообщил. Сказал, что сделка не состоялась. Соврал – знаю покупателя, могу договориться о съеме квартиры и первого этажа под кофейню. Когда бизнес начал прогорать, я поставил Магде условие: или она берется за ум и ведет дело, чтобы получать доход, или я перестаю давать деньги на аренду и дополнительные расходы, потому что хозяин поднял плату. Она попыталась… но тут случился развод.
– И выплыл тот факт, что дом принадлежал тебе? – спросила Ханна.
– Нет, – Витольд ответил без запинки, не краснея. – Я сказал, что дом с самого начала принадлежал тебе. Что его купила ты и поэтому сначала брала с меня невысокую плату за аренду.
– То есть?.. – Ханна с трудом укладывала в уме кубики чужой лжи. – То есть, она думала, что моими стараниями у нее прогорел бизнес?
– И это… – у Витольда забегали глаза. – И то, что ты висица – она не любит первую семью отца, считает, что они отжали квартиру. Ну и… я немножко подложил язык, поставил тебя в пример. Сказал, что ты правильно ведешь дело и получаешь прибыль. Посоветовал ей учиться.
– Ты говнюк, – вынесла вердикт Ханна. – У тебя это и раньше прорывалось по мелочи. Но чтоб так по-крупному… прямо камень с души снял, я теперь безмерно рада, что мы развелись.
Лица полицейских были непроницаемы. Шольт смотрел на Витольда и гадко ухмылялся.
– Я не буду подавать заявление.
– Я тебе отплачу! – вскочил Витольд. – Знаю, деньгами не возьмешь, но у меня есть льготный контракт на рекламу. Реклама бизнесу лишней не бывает.
– Ничего не надо. Сделай так, чтобы я больше никогда не видела ни тебя, ни Магду. И приветы не передавайте ни в каком виде.
– Клянусь! – прижал руки к груди Витольд. – Нас ждет столица. Мы уедем отсюда навсегда.
Глава 24. Пирожок – друг оборотня
Позже, попивая чай, Деметриуш и Анджей наперегонки гадали – или восстанавливали картину прошлого – под одобрительное тявканье Шольта.
– Дом купил, потому что решил – хороший крючок. Можно было бы блондинку подогреть, если она остывать начнет.
– А если бы адвокаты сделку не раскопали, получился бы отличный свадебный подарок. Ах-ах, милая, исполнил твою мечту!
– Ну да. А когда не вышло – вот она, гадина, которая разрушила и опошлила пирожками с печенкой кофейню твоего сердца.
– Интересно, ему нормально было рассказывать, что он квартирку для перепиха у своей законной жены снимает?
– Это уже позже выплыло. Вначале-то протирал про друга или партнера по бизнесу.
Анджей отвлекся на звонок, послушал. Поднял бровь, сообщил Ханне:
– Оно и к лучшему, что ты заявление не писала. Блондинка беременная. Экспресс-тесты сделали, у нее гормональный шторм: сначала даже подумали – наркоманка. А нет… Дело бы на три года затянулось. Адвокатам это лафа – беременную за такую мелочь не посадишь. Зато теперь блондинка узнает правду. Дознаватель ей случайно расскажет все детали. Я позабочусь. Думаю, Витольду еще долго будет небо с овчинку казаться. Блондинка сообразительная, она сначала у него на шее посидит, пока ребенок маленький, а потом хорошенько разует. На два таких особняка хватит и три кофейни.
– Хлебодарная ей в помощь, – отмахнулась Ханна. – Главное, чтобы ко мне с просьбой продать дом не приходила.
Вдоволь почесав языки, полицейские собрались на выход, напомнив Ханне, что она должна вкусно покормить Шольта.
– Он заслужил. Молодец!
Ханна посмотрела на довольную волчью морду и сгоряча пообещала, что будет баловать Шольта обедами и ужинами целую неделю. Потом спохватилась, но было уже поздно – Деметриуш от двери поблагодарил ее за помощь в реабилитации пострадавшего при теракте сотрудника и посулил грамоту. Ханна подумала, что такими темпами у нее вся гостиная грамотами украсится, и попросила:
– Только пришлите кого-нибудь его наверх отнести. Мне в квартире убрать надо, прежде чем готовить. Там и ленты, и пшено, и суп на полу.
– Хочешь, уборщицу из управления напрягу? – предложил Анджей.
– Не надо, – отказалась Ханна. – Я сама.
Шольта отнесли наверх сотрудники МЧС. Бардак в квартире был знатный: на полу, кроме ожидаемого мусора, валялась разбитая пиала, ложки и вилки, раскисшие бумажные салфетки. Ханна сгребла месиво в мусорные мешки и спросила:
– Картошку с печенкой? Пюре, протертая печенка? Пойдет такой ужин или невкусно?
Шольт заахал, словно не мог понять – «как это – невкусно?» – фырча, обслюнявил Ханне ухо, и, после просьбы, ушел на «свой» диван в гостиную, чтобы не путаться под ногами. Вечер прошел в уборке – Ханна трижды пропылесосила кухню, чтобы убедиться в отсутствии крашеного пшена – неспешной готовке и телефонных разговорах. Родители были возмущены. И вторжением белобрысой Магды, и поступками Витольда – «кто бы мог подумать, что он такой лгун!» Матушка начала задавать вопросы, услышав, что Магду задержал находившийся в квартире Ханны офицер – «кто такой, почему обедает у тебя в доме, а мы ничего не знаем?» Пришлось выкручиваться, рассказывая об участии в программе реабилитации пострадавших сотрудников спецназа. Обещанная грамота от полковника Деметриуша родителей впечатлила, и они передали Шольту благодарности и пожелания скорейшего выздоровления. Получатель, объевшийся пюре с протертой печенкой, с трудом сдерживал икоту и вежливо кивал – подслушивал весь разговор от слова до слова.
К ночи явились Ёжи со Снежкой. Помогли вынести Шольта во двор прогуляться, долго охали-ахали, выпытывали подробности происшествия, порицали и Магду, и Витольда. После очередного обсуждения на Ханну напала непреодолимая зевота – навалилась усталость после трудного дня.
– Шольт у вас ночевать будет? – спросил Ёжи.
Ханна задумалась. Вообще-то, у Шольта есть своя квартира, и доковыляет он без труда – всего-то надо перейти через дорогу. Но помогут ли ему подняться на третий этаж? Мохито говорил, что лифта нет. Идти вместе, просить кого-то об одолжении? А завтра беспокоиться, спустится ли по лестнице покалеченный волк?
– Можно и у меня, диван все равно уже выкидывать, – пожала плечами Ханна. – Или пойдешь домой?
Вопрос был обращен к Шольту. Волк удовлетворенно икнул и побрел к подъезду, всем своим видом демонстрируя, что готов переночевать здесь.
– Так проще будет.
– Да, – согласился Ёжи.
Никаких хлопот Шольт не доставил – в ванную за Ханной не лез, улегся на свой диван и довольно быстро заснул. Правда, утром почему-то обнаружился в кровати, под боком. Скандала не вышло только потому, что Ханна сама была хороша – обнимала волка, как плюшевую игрушку, даже хвост коленом придавила.
После фотографирования липы и завтрака омлетом пошли в кафетерий. Шольт приноровился спускаться по лестнице, пару раз оступился, но не упал. В кафетерии началась череда сюрпризов. Сначала Ханне вручили повестку в суд – на заседание по делу о брошенном взрывпакете. Следом, практически без перерыва, к веранде подъехал микроавтобус с надписями «Наружная реклама», «Оформление витрин, декорирование входов, ростовые фигуры». Молодые люди в спецодежде споро выгрузили из фургончика пластмассового официанта в белом халате и поварском колпаке, державшего в руках черный поднос.
– Что это?
Оказалось – обещанный подарок Витольда. Ростовая фигура, две выноски и нарезанные слоганы, которые сотрудники рекламного агентства намеревались наклеить на окна и стены.
– Пирожок – друг оборотня? – удивилась Ханна. – А почему именно пирожок? Не пончик, не заварное пирожное?
– С пончиками у оборотней любовь с первого взгляда, – важно пояснил сотрудник агентства. – А пирожки – настоящие друзья.
Ханну поразило то, что рекламное недоразумение дружно одобрили все: и Анджей, и полковник Деметриуш, и Ёжи со Снежкой, и даже глава городских огнеборцев.
– Красиво стало! – сообщила Снежка, глядя на ярко-алые буквы и гигантское блюдо с пирожками. – Раньше чего-то не хватало, а теперь в самый раз.
Мнение Снежки разделили не все. Но не так, как хотелось бы Ханне. Огнеборцы сочли, что официанту не хватает противогаза, спецназовцы принесли потрепанный бронежилет, а на поднос кто-то поставил автомобильный огнетушитель. Анджей, пришедший пообедать, выслушал жалобы, снисходительно похлопал Ханну по запястью и заверил:
– Зато у тебя теперь проблем с пожарной инспекцией не будет.
К пятичасовому чаю, когда Шольт переваривал вторую порцию супа-пюре из цветной капусты с говядиной, в кафетерий прибыл довольный Йоша. Мельница Алекса заняла третье место, проиграв самолету и мини-роботу, учителя и директор школы были в восторге, а Мохито, общавшийся с Йонашем смс-ками, уже пообещал купить красивую рамочку для почетной грамоты. Официант в противогазе Йонашу очень понравился.
– Пап, смотри, у него поднос большой, а огнетушитель маленький! Можно я те муляжи гранат принесу и положу, чтобы красиво было?
Шольт кивнул. Йонаш бросил рюкзак и умчался за гранатами. Ханна обреченно прикрыла глаза. Не хотелось даже думать, что скажут родители, если увидят эту рекламу. И – упаси Хлебодарная! – если матушка узнает, что муляжи гранат принес ребенок. Тогда вообще головы не сносишь.
Мохито приехал к закрытию кафетерия. Принес рамочку, похвалил Йонаша. Удивленно принял приглашение на ужин во дворе.
– Пюре приготовила много, – объяснила Ханна. – Шольту печенку протерла. Он, похоже, печенку любит – вчера ел, и сегодня согласился. Вам – ломтями, если будете. Изысков не обещаю. Могу банку консервированных помидоров открыть.
– Я огурцы принесу, у нас огурцы есть! – радостно прокричал Йонаш и в очередной раз умчался через дорогу.
За ужином Мохито неожиданно предложил:
– А давайте завтра в лес махнем? Превратимся, побегаем вволю. Я с этой работой уже звереть начал, скоро только рычать буду, слова застревают.
– Я могу отпроситься, – запрыгал Йоша. – Меня отпустят, после такой грамоты еще неделю отпрашиваться можно. Тетя Ханна, вы с нами?
Ханна вспомнила неудачную поездку к знакомой полянке, белобрысую пакостницу, рекламу… и сказала:
– Да.
Сейчас откажешься, сама точно не поедешь, отложишь до выходных. А потом что-нибудь стрясется, а потом холодно-дождь-снег… никаких отговорок. Есть компания – надо ехать.
