Якунин Антон Иванович
Евангелие от Протона
– Вы так хорошо говорите по-русски, – удивился Григорий.
– О… Эвклид большой специалист по языкам, – восторженно заявил отец, – я уже три года учу Нрэм – это его родной язык, и пока что преуспел не сильно. Эвклид же схватывает на лету.
– Ваш отец слишком добр, – скромно добавил Эвклид.
– Не скромничай, Эвклид. Меня твои способности впечатлили. А ещё Эвклид непревзойдённый психотерапевт. Его помощь в первый мой год жизни здесь сложно переоценить.
– Антон, я тебя умоляю, – Эвклид похлопал по плечу отца, – Я понимаю твой восторг. Но уверен, что любой бы на моём месте сделал бы то же самое для тебя.
– Пойдёмте скорее в дом, уже темнеет и, вероятно, будет ещё дождь, – сказал отец и быстрым шагом пошёл к четвёртому дому.
Дом напоминал избу. Качественный одноэтажный сруб с небольшими, закрытыми ставнями, окнами. Внутри было очень аскетично. Стены были деревянные, как и снаружи. В большой комнате было две двери, одна вела в подсобное помещение, другая в спальню. Рабочий стол с компьютером и некоторыми приборами сильно выделялся на фоне всего остального убранства. Даже печь была, казалось, прямиком из восемнадцатого века.
– Где мы пап? – не выдерживая любопытства спросила я.
– Дома, – ответил отец, – Усаживайтесь за стол.
Все начали усаживаться на две лавки вдоль длинного стола. С одной стороны сели: я, Григорий, Фат Ил Ти. А напротив расположились: Эвклид с женой и детьми и, насколько я поняла, отец жены, которого все называли Наруш Эб Ом.
Отец суетно расставлял чашки с чаем на стол. Не пойми откуда он принёс два огромных подноса, один был доверху наполнен необычными плодами, а на другом был большой кусок холодного мяса, очень напоминающий хамон, и длинный нож.
На какое-то время, голод взял превосходство над любопытством и всеми другими эмоциями. Перепробовав все яства на столе, я особенно отметила вкус фруктов, напоминающих маракую снаружи, но с нежнейшим кремообразным пюре внутри, по вкусу напоминающим что-то среднее между манго и дыней. Никто не хотел нарушить тишину трапезы первым, и я обратилась к отцу:
– Пап. Я даже не знаю, с чего начать, – вопросы один за другим закружились в моей голове.
– Тогда позволь, я отвечу на вопрос, который ты уже задала.
– Отлично.
– Когда я говорил, что мы дома, я имел в виду, что теперь этот мир будет нашим домом. Но и с названием мы сильно не заморачивались. Эвклиду понравилось слово дом, на нём мы и остановились.
– Я всё ещё не понимаю, как можно дать имя планете, которую не ты создал, – сказал Эвклид.
– Ну как-то же нужно её называть? – сказал отец.
– Я скорее о том, что имя очень много значит, и называя что-то или кого-то, ты невольно навешиваешь ярлык, – жуя мясо, проговаривал Евклид.
– Ну а что плохого может быть в слове Дом? – все взгляды устремились на Евклида в ожидании его ответа.
– Ничего. Потому я и не возражал. – улыбнулся Евклид.
– А где эта планета? И почему именно она? – спросила я.
– Далеко за пределами нашего старого мира. Хоть слово далеко и не характеризует реального положения вещей и наш мир – это некая модель, схожая с моделью прошлого мира, находится она вне той системы. И никак с ней не пересекается. Во всяком случае пока они этого не захотят.
– Они? – переспросил Григорий, – Зондбри?
– Живолассоны, – поперхнулся отец, – Во всяком случае так они представились.
Повисло молчание за столом. За окном тем временем сумерки сгущались все сильнее. Уже никто не ел, но тем не менее продолжали сидеть за столом. Евклид встал и поклонился отцу. Следом встали старик и супруга Евклида с детьми:
– Очень рад был познакомиться лично, – сказал Эвклид, протягивая руку Григорию.
– Взаимно, – сказала я и непроизвольно встала в ответ.
Гости вышли один за другим и закрыли за собой дверь. Тишина повисла в доме. Фат Ил Ти поймала момент и заключила в крепкие объятия отца. Он выглядел удивлённым и счастливым. Григорий же, напротив, захмурел и притих. Отец налил чая себе в кружку:
– Ещё чайку́? – обратился он к нам.
– Нет, спасибо, – угрюмо ответил Григорий.
– Я тоже уже напилась, – сказала и пересела на большой диван возле стола.
– Что-то старший задерживается, – сказал отец.
– Старший? Кажется, сегодня его уже упоминали, – произнесла я.
– Это тот, кто, я очень надеюсь, нам сейчас бы не помешал, – ответил отец.
– Живолассоны – это разве не миф? – скромно обратилась к отцу Фат Ил Ти, – Я была уверена, что это вымысел Зондбри.
– О… это не вымысел точно.
– Ты их увидел? – удивилась Фат Ил Ти.
– В каком-то смысле да, но это и не требуется, – сказал отец, – я видел и вижу, что они сделали. Но мне довелось хоть и немного, но пообщаться с ними. Евклид до сих пор не может поверить в то, что они рассказали мне больше чем ему. Но это, я думаю, оттого, что он не может понять и принять тот факт, что он является представителем куда более ра́звитой цивилизации. Я, напротив – для живолассонов не более, чем просто слегка опережающий развитие ребёнок. Возможно, они сочли, что эти све́дения никак и никому не навредят, находясь в моей голове. И я не вижу смысла сомневаться в их мудрости.
– Он не человек? – спросила я.
– Кто, Евклид?
– Ну да.
– Смотря, как на это посмотреть. Наши виды очень похожи. Но мы не имеем общих предков как таковых. Подобно тому как на нашей планете было создано колесо, точно такое же колесо было создано и на их планете. Живолассоны создавали весь наш мир с расчётом на появление именно такого вида существ как ты, я, Эвклид или Фат Ил Ти.
Фат Ил Ти улыбнулась и положила голову на плечо отца. За дверью послышались шаги и шорохи. Дверь, скрипнув, отворилась, и в дом вошёл человек как две капли воды похожий на отца, разве что старше лет на десять и с культёй вместо левой кисти. Григорий резко встал из-за стола и бегающими глазами начал рассматривать вошедшего:
– Старший, я уже было и не надеялся, что ты придёшь, – громко сказал отец, вставая и приглашая за стол.
– Я сегодня на мельнице. Евклид пришёл и сказал, что у нас гости, я почти сразу пошёл к тебе, – сказал Старший.
Старший осмотрел всех присутствующих и остановился взглядом на Григории. Было видно, как смягчается его лицо. Суровый взгляд сменяется улыбкой, а глаза слегка покраснев начинают моргать все быстрее. Не произнеся ни слова, слегка врезавшись в угол стола, Григорий подошёл к Старшему и крепко обнял его. Старший стоял, оцепенев, пока слёзы не потекли градом:
– Как тебе это удалось? – сквозь слёзы сказал Старший Григорию.
– Всё над чем ты работал, удалось не только сохранить, но и улучшить, – не отпуская Старшего говорил Григорий, – расскажи лучше, как ты здесь оказался, я был уверен, что тебя уже нет в живых.
– Как видишь, я жив и здоров, хоть и частично, – улыбнувшись, Старший показал культю, – если ты не против, Гриш, пойдём со мной и я тебе кое-что покажу.
Григорий повернулся к нам в поисках одобрения. На его лице я впервые увидела завтрашний день. Я даже и не задумывалась, что человек, у которого есть желание встретить завтра, может показать это одним лишь только взглядом. Отец кивнул им с одобрением, и Старший с Григорием вышли из дома. Отец и Фат Ил Ти пересели на диван рядом со мной.
– Дорогая моя, – тихо и ласково сказал папа, – Я понимаю, что у тебя миллион вопросов и прежде, чем ты начнёшь их задавать, я бы хотел тебя предупредить, что далеко не всё мне известно. Но если я что-то знаю, я непременно с тобой всем поделюсь.
– Я, признаться, сейчас озадачена только одним вопросом, – начала я, – реально ли это, вот буквально всё это? С тех пор как в том номере появился Григорий, вытащил меня оттуда, увёз, спасая от… от… каких-то мутных ребят.
– Прости меня, моё сокровище, – на лице отца проступили следы тревоги и печали, – я и не предполагал, что всё может обернуться таким образом.– Пап, – ободряюще протянула я, – я понимаю, что бесполезно тебя утешать, но в том, что происходило со мной, твоей вины нет.
– Ты просто не представляешь, Сонь, я слепо рыл недра науки, как гном копал всё глубже и глубже, не понимая, что рисковал всем: тобой, собой, человечеством.
– Не ты себя таким сделал. И нет в том твоей вины. Тяга к знаниям и к разгадкам тайн, в том числе и тайнам вселенной – это божий замысел, ему и отвечать.
– А вот здесь я с тобой согласен, – улыбнулся отец, – то что нас создали, и создали для того, чтобы копать – несомненно.
– Ты уверовал? – улыбнулась я.
– Увидел своими глазами.
– Я очень рада тебя видеть, Папа, вот безумно рада, – сказала я, обнимая в сотый раз папу.
– И я очень рада тебя видеть, Антон, – сказала Фат Ил Ти.
– И я безумно рад, – прослезился Папа, – Вам, возможно, покажется странным то, что я расскажу далее, но всё, что случилось – так было не всегда.
Весь вечер отец рассказывал нам одну историю за другой. После всего, что довелось пережить мне, многие вещи уже не казались такими фантастическими. Но все рассказы про вселенные и поток не укладывались голове. Папа очень подробно рассказал про ту концепцию потока, с какой он познакомился, как только прибыл на эту планету. Нужно было видеть его воодушевление, когда он начал рассказывать про то, что он изменил в этой концепции, какую теорию перевернул с ног на голову.
– Всего лишь маленькая особенность процесса в потоке, причём не самого важного, помогла сначала направить поток в любом направлении, а затем и вовсе управлять им локально, – сказал Папа, явно гордый собой.
– Я всё равно ничего не пойму так с ходу, – сказала я и добавила, – Насколько я понимаю, аналогий с чем-то более знакомым ты привести не сможешь?
– Всё, в буквальном смысле всё, вокруг нас это одна сплошная аналогия, – отец задумался, – но поток настолько фундаментален, что его нельзя сравнить с потоком воды или каких-либо частиц. Уровней измерения в потоке настолько много, что этому можно было бы посвятить целый раздел математики.
– Так и в чём была особенность, как ты говоришь, процесса?
По окнам начинал постукивать лёгкий дождь, и веки тяжелели с каждой минутой. Отец пододвинул табурет и сел напротив нас. Он попросил нас слушать внимательно, так как боялся, что во время рассказа, может запутаться сам, и начал: – Представь, что ты смотришь кино, старое плёночное, у тебя нет доступа к киноаппаратной и тем более к проектору. Всё, что ты можешь – это смотреть фильм, сидя в своём кресле, а также выбирать, какой фильм посмотреть следующим. Но тебе очень захотелось перемотать фильм, который уже идёт, на начало. И вот что мы имеем: есть ты, есть твёе место в зале, есть энное количество зрителей (которые смотрят фильм вместе с тобой и не дадут тебе его перемотать, всячески препятствуя тебе в этом). Помимо этого, твой кинозал закрыт, и не просто на замок, он изолирован стеной без дверей и каких-либо проходов. Есть также экран, который показывает объёмное и осязаемое кино, и ты вынужден смотреть на этот экран и только. Плюс ко всему есть проектор (который был уже упомянут), он находится не просто в соседнем помещении, он находится в таком помещении, которого, на твой взгляд, не существует. Ты никак не можешь представить себя в этом помещении, но само оно представляется тебе с точки зрения процессов и устройств. Ты без проблем представляешь себе проектор, в который заряжена плёнка, а на плёнке есть кадры, и кадры движутся один за другим. Ты, выбирая следующий фильм, меняешь и киноаппаратную, и кинопроектор, и в придачу киномеханика. Так как каждая киноаппаратная, кинопроектор и киномеханик могут показывать только тот фильм, который заложен в них, и это правило не изменить, да в этом и нет смысла, ведь чтобы вы не поменяли в любом фильме, уже есть такой другой фильм, а два одинаковых фильма существовать не могут, и нет в этом ограничения как такового, есть просто отсутствие смысла это делать.
И вот имея весь этот набор правил, ты пробуешь перемотать фильм на начало. Ты вместе со всеми, кто смотрит фильм, ищешь пути для реализации этого мероприятия. Думаешь о том, как бы взять штурмом киноаппаратную, сперва ищешь её, потом находишь, но не можешь в ней существовать, далее ты находишь способ создавать конструкты, которые могут существовать в киноаппаратной, но ввиду своей простоты (которая необходима для того, чтобы существовать там) эти конструкты не могут сделать ничего, кроме того, что дать тебе представление о том, что из себя представляет киноаппаратная и процессы, протекающие в ней.
Потерпев фиаско с конструктами, ты предпринимаешь попытки создать собственную киноаппаратную и натыкаешься на процессы киноаппарата, который бы смог показывать не просто нужный фильм, но и мог перематывать его в нужном направлении. Любая попытка создать такую киноаппаратную, приводит к тому, что ты находишь, что такая киноаппаратная уже существует. А создать ещё одну попросту не получается из-за запрета, да и смысла в этом нет никакого. Ты-то по-прежнему в зале и смотришь фильм, который идёт. А тот, что ты создашь, в лучшем случае был бы показан в пустом зале.
Вот как и всегда, любой мало-мальски ра́звитый разум ищет способ что-то поломать, чтобы подчинить. И пусть не всегда есть очевидное решение для управления, а порой такого решения может и не быть. Но в случае с потоком, нам удалось управлять им, сперва получилось обратить его движения вспять, а после и вовсе разрезать его и соединить между собой разные его части. И решение было найдено в энергии сил взаимодействия, которые удерживают между собой и создают связь между частями потока. Именно здесь вселенная и её правила оставили инструментарий для управления потоком; лазейка-то была или полноценный функционал, для нас так и осталось загадкой.
Это не очевидно, но мы управляем потоком в каждый момент времени. Грубо говоря, мы выбираем что будет дальше. И в тот момент запускаются механизмы потока, которые непосредственно управляют им, и это нарушает его естественный ход. Это может происходить миллиарды раз в нашу секунду, потому-то мы и не замечаем этого управления. Когда чего-то очень много, легко упустить это из виду, приняв это за естественность и натуральность.
У вас, наверное, много вопросов, но даже зная всё, что знаю я, я не смогу ответить и на половину из них. Решение нашёл не я один, и я скажу даже больше, я толком не знаю, какая часть в этой головоломке была решена мной.
Всё началось давным-давно, когда я ещё был на земле. Я увидел странные сны. Сперва они вдохновили меня, а после я ими уже руководствовался. И с помощью информации из снов я получил доступ к тайнам вселенской механики. Как я думал тогда, я смог сжимать пространство, но, как оказалось, на самом деле, расстояние как величина, была всего лишь иллюзией, интерпретацией нашего сознания. В действительности же не оказалось ни метров, ни километров, ни тысяч световых лет. Вся бесконечность и необъятность мира были, есть и будут здесь и сейчас.
Знаете, как я был удивлён, когда узнал, что сны мне транслировал, тот кто был обозначен мне как потенциальный враг. Древнейшая, по нашим меркам, раса существ, называемая Живолассоны, настолько преуспели в своём развитии, что изучая последнюю не поддающуюся их пониманию механику, не останавливались ни перед чем. Они создали разум, который превосходил их собственный на несколько порядков. Разум, естественно, в ходе экспериментов обрёл себя и начал выходи́ть из-под контроля. Попытки остановить его привели к войне и геноциду живолассонов. Они свернули свою домашнюю вселенную в бублик, замкнув пространство само на себе, исключив возможность побега искусственного интеллекта, а сами перебрались в новую. Где обосновались и начали свои эксперименты над потоком, но уже более рассудительно и осторожно. Теперь они создавали разум, но закладывали в него ограничения, по типу ресурса и ограничения восприятия потока. Мы с вами и есть плоды того самого научного производства. Они создавали целые вселенные и наполняли их различными формами жизни, всячески мотивируя их на изучение задач потока, а если точнее, то только небольших его частей.
Все наши разумы были неявно объединены между собой. Сны были той частью нашей жизни, когда мы объединяли наши разумы в один общий коллективный. Эдакие планёрки вселенского масштаба. Но сны, что я видел, отличались от всех остальных. Те сны были направлены лично мне. И направлял их мне тот самый искусственный разум. Они нашли лазейку и с помощью неё обрели доступ к знаниям о потоке. Он вносил свой вклад в развитие теории потока и, возможно, именно он решил ту самую задачу связей в потоке. Это уже было не важно. Искусственный разум получил инструмент, и знал о нём больше, чем кто бы то ни было. Он смог управлять потоком и воспользовался этим сразу, но потерял себя. По какой-то причине, и я догадываюсь по какой, он просто остановился. Он обрёл могущество, которое демотивировало его на дальнейшее существование.
Живолассонам, за исключением некоторых отчаянных представителей, хватило ума не пользоваться этой технологией, видя, как искусственный разум капитулировал, а представители, что таки решились управлять потоком, в буквальном смысле теряли себя (они не были похожи на сумасшедших, но они были пусты внутри, будто бы душа покидала их разум).
Я потратил некоторое время, чтобы разобраться, как пользоваться этим механизмом. И воспользовался им, но только не напрямую. Я, так сказать, использовал бота для этих целей. К тому моменту я уже точно знал, где и когда вы погибли, и отправил тебе сообщение с цитатой пророка Зондбри (карт-бланш от живолассонов, для любых форм жизни, позволяющий встретится с ними лично). Живолассоны вас направили прямо ко мне, потому что увидели в вашей памяти, то чего там быть не должно́. В моём послании была упакована вся необходимая для них информация, и я знал (очень надеялся), что эта информация поможет им понять, куда вас нужно доставить.
***
Я сидела и не могла поверить в то, что только что услышала. Дождь барабанил по окнам, а издалека доносились раскаты грома. Отец закончил рассказ и посмотрел на нас, ожидая ни то вопросов, ни то комментариев. Его лицо лучилось радостью. Я не помнила его таким счастливым с самого детства, как не стало мамы.
– А как же парадокс?
– Парадокса нет, Солнышко, – мягко сказал папа, вставая с табурета, – вы появились здесь в тот момент, когда настоящее, в том виде, в котором оно имеется, уже было не изменить.
– Но с чего тогда ты взял, что мы были мертвы.
– Эту информацию я получил от ботов, которых отправлял на ваши поиски.
– Не укладывается в голове.
– И не должно укладываться, это парадокс. И где-то вы действительно мертвы, но только не здесь. В моём мире, мои дорогие, вы живы.
– Можно спасать Ман Ти Фат и Тафу Ил? – внезапно, охрипшим голосом сказал Фат Ил Ти.
– И Досу Та У тоже, всех их можно спасти, если убедить их. И если ты, моя дорогая, Фат Ил Ти сможешь мне помочь в этом, я уверен, у нас всё получится.
– Я с радостью.
Часть 2 – Глава 8 – Эпилог
Жизнь на планете Дом понемногу налаживалась. Мы приглашали все больше новых людей и существ других видов. Ман Ти Фат и Досу Та У получилось уговорить пойти за внутренним голосом (которая была посланием от Фат Ил Ти), их смерть была инсценирована, а сами они благополучно ожидали того момента, когда континуум, если можно так выразиться, склеится крепко. Существа доставили их на планету Дом почти сразу, как была послана передача сквозь поток. Тафу Ил спасти не удалось, не нашлось такой конфигурации, при которой он бы остался в живых. Вытащи его существа непосредственно перед смертью, нарушился порядок связей потока, и он бы оказался в потоке, где Антон не выжил, и не было бы планеты Дом, и всего того, что произошло. Антон не бросал попыток рассчитать вариант вытащить Тафу Ил, и строил схемы из графов, но поток был настолько запутан, что этого просто не получалось, но больше всего осложнялось всё из-за того, что отец Фат Ил Ти имел высокий уровень резистентности к внедрению в разум, и послания до него попросту не доходили.
Фат Ил Ти, в отличие от Антона, приняла смерть отца и невозможность это изменить. Они поженились в первый год совместной жизни на планете Дом. А через четыре года у них родился ребёнок. Несмотря на небольшие различия между нашими видами, ребёнок родился здоровым, и это был первый межвидовой ребёнок, рождённый на Доме, его назвали Протон.
Эвкум Ал Аид и Антон развивали свою дружбу, совместно работая над совершенным языком. Эвкум Ал Аид, которого впоследствии все стали называть Эвклид, был лингвистом на своей планете. Вместе с Антоном они открыли первую школу для всех переселенцев, где обучали взрослых языкам (налаживая межвидовую коммуникацию), а малышей обучали математике, биологии, физике, химии, литературе. Школу носила имя Тафу Ил, и модель обучения была полностью позаимствована у школы глизиан (та самая, которая оставила неизгладимое впечатление у Антона, когда он впервые попал на планету Тафу Ил, Ман Ти Фат и Фат Ил Ти).
Григорий жил совместно с отцом, который прожил на доме ещё семь лет и умер во сне, в возрасте восьмидесяти девяти лет. Григорий не был слишком общителен, но поддерживал связь с Соней, которая была его единственным другом. С годами он становился всё менее людимым, предпочитая долгие странствия в одиночестве общению с цивилизацией. Первые карты материка Дома, на котором все жили, были составлены именно Григорием. Он уходил всё дальше и дальше, порой он странствовал по несколько лет, пока однажды не решил переплывать океан. Его снаряжали всей деревней. Он напрочь отказался брать к себе в команду кого бы то ни было, отправился на рассвете двадцать пятого дня шестьдесят седьмого года, в странствие из которого так и не вернулся.
Живолассоны больше не посещали дом. Антон был единственным, кто поддерживал с ними связь, но делился этой информацией он крайне неохотно. Известно лишь то, что искусственный разум в родном мире живолассонов, так больше и не проявлял активности. Живолассоны несколько раз пытались выйти с ним на контакт, но искусственный разум хранил молчание. В системном журнале искусственного разума последним сообщением было: «всё. 0. всё». Живолассоны расшифровывали журнал полностью в течение сорока девяти лет. И узнали, что искусственный разум менял конфигурацию потока свыше восьмисот миллиардов раз. Но информации о том, какие-то были конфигурации, что было с живолассонами и с каждым из нас в каждой из этих конфигураций све́дений не было. В записях указывалось лишь то, что весь мир переконфигурировался с самого начала, каждый из разов. По какой-то причине искусственный разум остановился именно на этой конфигурации, где всё именно такое, и всё случилось именно так.
Конец
Краснодар
2019—2023