Вячеслав Игоревич Борняков
Время собирать камни
****
Утро с воодушевлением первопроходца громогласно звенело о своём открытии, со всё нарастающим шарканьем тапочек, с постоянным хлопаньем
дверей туалета и бесконечными хлопотами проводников, освещаемых первыми лучами ласкового солнца. Все были в заботах нового дня, позабыв совсем о вчерашних перипетиях. Мимо меня проносились люди с постельными принадлежностями, подгоняемые желанием высвободиться из стального плена. Но законы железной дороги неумолимы. Поезда движутся строго по расписанию, и чтобы вы ни делали, быстрее, к сожалению, не приедете. Единственно радостное в этом факте – отсутствие перспектив задержки. Вы точно знаете, когда и куда прибудете. Для многих данное обстоятельство намного ценнее. Ну, да ладно. Действительно, пора было собираться. Не смея больше задерживать полет фантазии насчёт нового моего знакомства, я отдался потоку чувств и образов, давно уже ждавших своего выхода на сцену. Окрылённый ими, я выпорхнул из вагона, чуть не шмякнувшись с порожек о мокрый асфальт. Но совладав с нахлынувшим приливом эмоций, гордо и крайне вычурно задрав голову, победоносно продолжил свой блицкриг. Перрон был покорён. Немного освоившись с ролью завоевателя, я принял решение осмотреть владения, не торопясь следовать дальше. Все вокруг суетились, метались туда-сюда, совершенно не замечая ничего вокруг в то время, как им навстречу, еле перебирая ногами, плёлся какой-то старичок с целлофановым пакетом в руках. Он подходил к каждому встречному и, видимо, предлагал купить то, что было у него в пакете. Так обычно поступают люди, находящиеся у самой черты бедности, но воспитание или душевные качества которых не позволяют им просто просить милостыню. Подойдя ближе, я рассмотрел предлагаемое им. Это были сухофрукты. Небольшая горсть, скорее всего, давно уже валявшаяся где-то в дальнем углу его шкафа. Если, конечно, у него он был. В ответна его просьбы купить эту несчастную снедь все отмахивались и посылали его кто куда, а он всё плёлся и плёлся дальше. Ничего другого ему просто не оставалось. Но вот к нему подошла одна молодая женщина в широкой длинной юбке. Видя её со спины, я не сразу понял, что это цыганка. Она была с сумками, по-моему, мы даже ехали с ней в одном вагоне. Да. Точно! Она ещё втюхала одной бабусе из соседнего купе пару китайских айфонов по сходной цене. Как же я мог её не узнать? В общем, поставив свою поклажу на землю, эта особа отыскала в своих бесчисленных карманах кошелёк и вынула оттуда пару купюр. Отдав их ошалевшему от неожиданности дедуле, обняла его и, схватив сумки, умчалась прочь. А остальные участники этой мизансцены даже не заметили произошедшего, будучи полностью погружёнными в свои собственные проблемы. Просто, очевидно, их проблемы не были похожи на те, с которыми каждый день сталкивался этот старичок, и им было не понять, каково это – любым способом выживать, поступаться своими принципами в самых грязных формах, благодарить всевышнего, что дал прожить хотя бы ещё один день. А вот цыганка, та знала не хуже него. Однозначно знала, оттого без колебаний пришла к нему на выручку.
Простые неписанные истины, валяющиеся за ненадобностью в дальнем углу кладовки. Выдавать себя за святого можно, если только ты не верующий. И то лучше недолго. Одно, два столетия, не больше. Но главное, конечно, не опростоволоситься раньше времени, а то все молитвы даром, все надежды прахом. Выветрится ладан безнадёжно пустых разговоров. Одно доброе дело на чаше весов слева, а справа – умов химера, души отрава. И выбор вроде очевиден, но как понять, где право, а где лево, когда в душе отрава, в умах химера.
Интеграция в параллельную реальность, оказывается, проходит достаточно безболезненно. Шаг за шагом. Вдох за вдохом. Поворот за поворотом, притягивая взглядом разрозненные кусочки пазла, что в итоге сложатся в неуёмное желание, сейчас ещё до конца не осознанное. А пока я подкрадывался всё ближе и ближе, разгребая перед собой непролазные заросли человеческого невежества, распихивая его жалких негоциантов и фанатичных адептов. Мои скитания завели меня в Новосибирск, раскидистая набережная которого великодушно принимала всех желающих в свои лучезарные объятия. Где я, собственно, теперь и отводил душу от бесконечных переездов, греясь под неожиданно жгучим сибирским солнцем. Прячась в тени немногочисленных деревьев, изредка высовываясь из своего укрытия для принятия очередной порции солнечной ванны. Какое-то беспечно-безграничное ощущение счастья медленно, но верно растекалось по всему моему телу, душа затекала, язык немел, а взгляд бессмысленно блуждал по горизонту. И только улыбка целенаправленно ползла всё выше и выше по моему лицу. Как же здорово вновь почувствовать биение своего сердца в одном ритме с шагами случайных прохожих, пульсирование крови с накатывающими волнами от проплывающего мимо парохода! Звонким, искрящимся внутренним голосом вести диалог с самим собой о самых сокровенных мечтах, робко подслушивая краем уха за шелестом листвы расположившегося по соседству клёна, за шуршанием велосипедных шин по неровностям бесконечной мостовой. Ловя каждый момент, призывая на помощь все резервы, хранящиеся где-то в самых потаённых недрах души, вытаскивая со дна своего естества на свет Божий настоящее, нетленное, первородное нечто. Больше чем человеческое, не поддающееся трактовкам и сравнениям. Глаза сами по себе закрывались от нагребающей волны необузданного экстаза. Мысли, казалось, покинули мою безутешную голову навсегда. Всё замерло на мгновение. Время прекратило бег, хор жизни умолк, и только остались биение сердца да пульсирование крови.
– Молодой человек, вам плохо? – зазвенел чей-то голос у меня в ушах, – Молодой человек, эй!
Я нехотя попытался разлепить глаза, вырываемый из своей заколдованной неги.
– Братан, алё. Вставай! – добавлял мотивации уже другой, более грубый голос.
– Да я, вообще-то, тут просто наслаждаюсь местным гостеприимством. – Собравшись с духом, но не открывая ещё глаз, выцедил я. А про себя в этот момент подумал: «Воображение мечтателя иной раз рисует слишком зыбучие картины мира, засасывающие за собой даже рамы, обрамляющие их».
– Ну, слава Богу, живой! – опубликовал свой незамысловатый вердикт тот же грубый голос.
Я приоткрыл один глаз, понимая необходимость наладить зрительный контакт с моими спасителями. Пара мутных фигур, склонившихся надо мной, стали приобретать очертания и постепенно обрастать деталями. Немного пошарив по поверхности их тел, я отчётливо осознал неизбежность подключения и второго глаза к этому процессу. А всё потому, что они оба с головы до ног были покрыты татуировками. Всех мастей, цветов и форм.
– За что хоть такие почести? – улыбаясь в ответ на их недоумевающие лица, думал я. А тем временем солнце, как оказалось, уже завершало свой круг, уходя за горизонт золотой тканью устилающего всё вокруг предзакатного тумана. В лучах которого образы моих спасителей выглядели ещё более завораживающе необъяснимыми, таинственными и манящими. Отчего сразу же хотелось разгадать тайну их появления в моей жизни непроизвольно вырвавшимся из еле шевелящегося рта вопросом:«Кто вы, мать вашу, такие?»
– О, братан, хорошо тебя, видимо, прибило, – неожиданно иронично парировал мой выпад женский голос,– давай-ка, поднимай свою попу. Мы тебе в няньки не нанимались.
– Ну перестань, дорогая. Видно же, гражданин просто опешил с непривычки, – вступился за меня мужской голос, подтягивая свою спутницу ближе к себе в попытке размягчить её своим поцелуем в шею.
– Я извиняюсь за резкость, но вот если такие типажи разбудили бы меня от наркотической комы где-то на улице красных фонарей в Амстердаме, я претензий не имел. А так просто когнитивный диссонанс разрывает меня изнутри. Такое ощущение, что мы с вами с разных концов пробили какую-то хренову пространственно-временную брешь в этой чёртовой материи и теперь вот наш случайный тройничок выносит мне мозг своей невообразимостью. В связи с чем я всё же осмелюсь ещё раз озвучить мучающий меня вопрос.
– Кто, мать нашу, мы такие?
– Так точно.
– Забавно, конечно. Просто мы как раз вчера прилетели из Голландии. Жили там пару месяцев. А сюда перед возвращением домой решили заскочить поностальгировать немного и заодно, пусть ещё ненадолго, отсрочить это самое возвращение.
– Это где же ваши родные края, что так не торопитесь туда возвращаться? – перебил я девушку своим уточняющим вопросом.
– Ну, я из Норильска, – продолжила она, – а муж мой из Красноярска.
– Серьёзно, вы женаты?
– Да, блин! Почему хоть никто не может поверить в это? Короче, ты хочешь слушать дальше или только перебивать будешь?
– Простите великодушно, – с улыбкой признал я свою неправоту. – Больше не буду. Честно, клянусь.
– Пойдёмте присядем на лавочку, – наконец-то влился в наш диалог с женой её муж, – а то, я смотрю, разговор будет долгим.
И мы, конечно же, безмолвно повиновались этому своевременному предложению, быстренько оккупировав ближайшую скамейку. Устроившись поудобнее, все одновременно осознали необходимость всё-таки представиться.
– Меня зовут Слава, – решительно начал я вносить ясность, предугадав желания моих новых знакомых.
– Настя, а мужа моего Артёмом кличут.
– Да, точно так,– безропотно подтвердил слова жены Артём.
– Занимательная, однако, вы парочка. И спасибо, кстати, что не прошли мимо, что подали мне, так сказать, руку помощи. Хотя со мной, на самом деле, всё хорошо было. Просто переусердствовал с домашним заданием на тему судеб человеческих в контексте пространства и времени. Замечтался и выпал немного из реальности.
– Ага,– с усмешкой подметил Артём.
– Мы таких мечтателей перевидали в Амстердаме кучу. На каждом шагу валяются – решают глобальные проблемы человечества. Да, Артём?
Тот в ответ просто улыбнулся, но потом добавил:«Не преувеличивай дорогая. Ну не на каждом прям шагу».
– А вот это смешно. Если вдруг с деньгами будет туго, сможете подрабатывать совместными выступлениями. Дни города там, детские утренники, свадьбы опять же.
– Ну, всё, всё. Понятно уже, – пытаясь укротить мой пыл, утихомиривала меня Настя. –Мы осознали вину и готовы понести наказание в виде ответов на твои банальные вопросы.
– Панч! И мне такое очень даже по душе. Такая незапланированная встреча. Многообещающая предтеча. Интересно, как так бывает? Я ведь тоже только сегодня ступил на эту благодатную почву и тоже издалека, в общем-то. А тут на тебе. Какие-то неисповедимые, необъяснимые прилагательные пачками лезут, блин, в рот. Простите, бывают у меня лирические отступления,–сумбурно начал я свою речь, но, быстро нащупав нить повествования, задал-таки свой банальный вопрос. – Вы, видимо, в Голландию летали партаки бить местным хипстерам и маргиналам?
– Yes of course. Дальше.
– Ты что-то говорила про ностальгию, связанную с данным местом?
– О, да! Но эту занимательную и поучительную историю лучше рассказывает Артём Евгенич. Из-за неё, собственно, мы с ним теперь состоим в браке.
– Было это пять лет назад, – сходу ворвался он в повествование, подложив руки под колени и начав раскачиваться взад-вперёд. – Помню, я только-только пришёл из армии. На дворе была весна, в душе тоже. Хотелось жить, кутить, быть во хмелю с ночи до зари. Швартовать корабли в неизведанных гаванях, грабить и разорять дома и кабаки, драть портовых шлюх, оставляя за собой лишь руины городов да пепел сердец. Но то были лишь мечты, тогда как реальность сулила совсем другое.
– Ни хрена себе начало! – от неожиданности вырвалось у меня. – Я так-то рассчитывал на какую-нибудь банальную прелюдию, сопровождающую каждое знакомство, но раз пошла такая пьянка, то давай, струячь дальше.
– Благодарим покорно, милостивый государь, – был в ответ мне шутливый Настин укор, а Артём продолжал.
– Как уже ранее упоминала моя супруга, местом моего рождения и достаточно длительного заточения являлся Норильск. Одна из безжалостнейших жоп мира. И это, к великому моему сожалению, не просто громкие слова, подпитываемые какой-нибудь детской травмой или застарелой обидой. Это, мать вашу, настоящая, та самая неприглядная правда. Та часть жизни, которую обычно тщательно скрывают за старательно выкрашенными фасадами, за историями про Деда Мороза и Святую Троицу. В общем, дело обстояло так. Мой отец, будучи высококвалифицированным сварщиком, попал по распределению в связи с нуждами партии в этот городок на Крайнем Севере. Куда он, конечно же, перевёз всю свою семью, которая также в связи с нуждами партии должна была быть у каждого трудового человека. Спустя год проживания в «славном» этом городке родился я, а ещё через некоторое время бате моему отхерачило правую руку на производстве. И вот наша семья осталась без кормильца, в связи с чем мать и старшая моя сестра были вынуждены пахать как проклятые, чтобы как-то прокормить нас всех. И вдобавок, всё вышеперечисленное происходило на фоне запредельной экологической катастрофы в регионе. Почему, спросишь ты? А всё из-за бессчётного количества заводов и ГОКов на его территории. Построенных для нужд всё той же… Ну ты понял. Всю, буквально всю таблицу Менделеева жители вдыхали с воздухом день за днём, месяц за месяцем, триста шестьдесят пять дней в году. У местных эскулапов даже были специальные предписания: любыми способами отговаривать аборигенов заводить детей. Просто вероятность рождения уродов или детей с врождёнными заболеваниями или отклонениями с каждым годом росла в геометрической прогрессии. И опять-таки, это не красное словцо, а конкретные данные безжалостной статистики. Помню одного деда, друга моего бати, который больше двадцати лет проработал на местном ГОКе. Так вот, у него волосы на голове были зелёного цвета от накопившейся в организме меди. Весело, не правда ли? Но самое страшное было другое. Страшно было от осознания обыденности творившегося ужаса. От того, что он стал чем-то повседневным и на него уже никто не обращал внимания. Жили как могли и сколько могли.
А самая хрень кроется вот в чём. Короче, так как в нашем чудном городке образование даже мало-мальски годное получить было просто негде, то после прихода из армии там меня ждала только одна участь – работа на шахте. И никак иначе, без вариантов и апелляций. Представляешь? Такая вот херня, братан. А на дворе, как-никак, двадцать первый век, на минуточку. Безжалостная и беспощадная хрень. Ну, вот я и решил урвать кусок жизни, напоследок оторваться по полной перед своим неминуемым, как тогда казалось, заточением. По дороге со службы домой я остановился на пару дней в Новосибе, посетить какой-то музыкальный фестиваль. С собой у меня, как сейчас помню, были сменные вещи, немного деньжат, заработанных каким-то чудом за время службы, и гитара, подаренная мне одним из сослуживцев. А в груди преступное желание петь и дышать. Расплескать всего себя без остатка по всей площади тех трёх дней, что выписал я сам себе для жизни. И вот…
– Прости, не смог удержаться от реплики. Ты так все животрепещуще-сочно описываешь. У меня образы в голове вспыхивают. Знаешь, этаким Забайкальским бонвиваном делая тебя в моих мыслях. Ещё раз прости. Да не охладеет пыл неуёмного рассказчика.
– Я пока только разогревался! Сейчас будет основное блюдо. Доставайте приборы – пальчики оближете. Так вот, шёл второй день того самого фестиваля. Вселенская любовь разливалась по пьяным и обдолбанным телам, согревая человеческие души, покуда их не начинало тошнить от её переизбытка. Я же, как того страстно желал, затерялся в этой непокорной биомассе, наблюдая одним глазом за происходящим, а другим пристально всматривался в небесную гладь. В попытке хоть там найти ответы на мучающие меня вопросы. Потом, спустя время, когда я в очередной раз перематывал плёнку, возвращаясь к этому месту, одна и та же мысль всё больше и больше укоренялась у меня внутри:«Чудеса случаются только тогда, когда у тебя совершенно нет запасного плана. Когда ты абсолютно голым предстаёшь перед вселенной, с запёкшейся кровью на коленях и безумной улыбкой безысходности. Тогда и только тогда, лёжа в открытом поле и бренча на гитаре что-то себе под нос, можно услышать нависающий над тобой голос: «Ты чего тут разлёгся?»
– Так я встретил мою будущую жену. Она пошла в поле справить нужду, а в итоге мы справили свадьбу. Да, бякушка?
– Да, родной,–отозвалась Настя.
Я лишь тихо умилялся этой нетривиальной семейной идиллии.
– А потом всё завертелось как в кино,–продолжал Артём, –мы влюбились друг в друга с первого раза. И то, что Настя была чуть ли не помолвлена в тот момент с другим человеком, нас нисколько не остановило. Серенады под окнами и широкие жесты с рубахой навыпуск сделали своё дело. Три дня, что выделял я себе, превратились сначала в неделю, потом в месяц, и в итоге, – ну, ты и сам видишь. Настя оказалась мастером тату, очень крутым мастером. Для неё я стал холстом, чистым листом, на котором, как видишь, уже живого места не осталось. Она и меня в итоге научила бить татухи, и теперь мы вместе этим промышляем на необъятных просторах планеты, вместо того чтобы загнивать в проклятой шахте моего родного городка. Такая вот история, братан.
– Слушай, такая исповедь достойна прям отдельной главы в какой-нибудь книге. В качестве притчи или нравоучения потомкам. И я не шучу, кстати.
– Да понятно. Изнутри это все ещё более невероятным кажется. Неким рудиментом золотой эпохи человеческого духа. В наш-то постмодернистский век с его кровоточащими миазмами и набухшими маразмами.
– Да вы поэт, я погляжу.
– Отнюдь, прозаик больше. В таких местах поэтами не становятся. Только лишь рождаются. Становиться поэтом хорошо в горах Швейцарии или на побережье Сицилии, ну, на худой конец, в прокуренных квартирах Питера. Там Дух свободы витает в воздухе повсюду, а здесь воздух слишком спёртый, замученный нуждой, и дышать им через силу лишь можно.
– Воу, воу. Полегче. А то такими темпами ты повторишь свой былой подвиг по завоеванию сердец, и Насте придётся отстаивать своё право называться твоей женой в неравной схватке со мной.
– Ну, почему же неравной? – сразу же оживилась та. – И вообще, зачем устраивать противостояние, когда можно вместе полакомиться этим сладким пирожочком?
– Вот это поворот, ноги мне в рот. Я, кстати, завсегда обеими руками и ногами за полигамию во всех её проявлениях. Будь то всеобъемлющая духовная связь со всем сущим или же банальные массовые сексуальные утехи. Но в данном случае это был просто щедрый комплимент от шеф-повара.
– Ой, ну всё! – цокнула Настя, – то же мне, Рембо с Верленом недоделанные. Я вам так скажу: поэзия, господа, без любви мертва, а мы всё ещё зачем-то живы!
– Ну, ладно. Уговорила!