Влас Дорошевич
Оперетка
Все расхохотались: у них не было даже самолюбия.
– При таких обстоятельствах репетицию продолжать нельзя! – заявил мне режиссёр. – Да вы не беспокойтесь, завтра на спектакле они подтянутся!
– Вы обидели мою жену! – догнал меня по дороге муж третьей примадонны.
– Когда? Чем?
– Помилуйте, триковую роль[6] черт знает кому отдали! Хорошее явление, – и жене не дали. Она всегда триковые роли играет!
– Мои ноги вся Россия знает! – подтвердила обиженно примадонна.
Когда я на следующий день пришел на спектакль… Эти намазанные лица. Эти голые, словно известкой, густо обмазанные белилами грязные плечи. Эти женщины, раздевавшиеся, чтоб показаться публике. Эти артисты, которые хлопали их по трико и говорили «здорово». Эти примадонны, бегавшие в нижних юбках по коридору. Эти крики из уборной в уборную:
– Гришка здесь?
– Гришка в театре.
– А Мишка?
– И Мишка, говорят, пришел!
Мне показалось, что я попал в совсем иное учреждение. Стало немножко тошно, и я потихоньку ушел.
И долго еще после этого ко мне по утрам являлись какие-то люди.
– Здравствуйте, господин!
– Что надо?
– Так что, как вашу, стало быть, оперетку ставили, так там, стало быть, официантский костюм надобен был. Так у меня взяли. И теперича, оказывается, продали.
– Да мне-то какое дело? Я брал? Антрепренер брал.
– Ваша милость, будьте такие добрые! Нешто мы причинны? Что ж это, грабеж теперь? У антрепренера спрашиваем: «Не мое дело, я не антрепренер!» У него все на жену переведено, в своем деле вроде как билетер он, по контракту. К ней идем: «Я, говорит, ничего не знаю, не я костюм брала!»
