Влас Дорошевич
Десять лет (О Чехове)
– Чего вы? – спросили его потом.
– А как же! Мне вспомнилось, как только что в акте перед этим Станиславский обращался к шкафу: «Дорогой, многоуважаемый шкаф!» Точка в точку так же!
Он забавно рассказывал о своем:
– Юбилее, – как окрестил он чествование.
Его будто бы привел в особое смущение один незнакомый оратор.
Это был один очень милый человек, теперь совсем акклиматизировавшийся в Москве.
Непременный член всех литературных торжеств.
Тогда новичок в Москве, только что приехавший из Сибири.
Извиняемся перед ним, но было бы жаль не привести «чеховского рассказа».
– Выходит. Человек неведомый. Рыжий. Лицо красное. «А вдруг, – думаю, – пьяный?» «Посторонняя личность»? Никакого отношения к «юбилею» не имеет? Рукой машет. Говорит страшно: «Я, – говорит, – явился, чтоб вас…» Думаю: как примется он «виновника торжества» волтузить! При всей-то публике! Конечно, отнимут. Но происшествие-то?! Ужасно испугался!
