Новгород Великий. Самый старый город страны, построенный на пепелище Святогорова пожара. Светлые, естественно, называют его Кировым. Неважно. Пожар выжрал огромную площадь, прежде покрытую лесом, освободил место для построек и посевов. Сначала построился просто город. Несколько войн спустя пришлось строиться заново, уже целенаправленно. Получившееся нарекли Новгородом, а потом принесли ему славу и величие, закрепившееся уже в самом современном названии. Многие города подпали под революционное переименование. Новгород Великий не тронули.
В одном городе, каким бы большим он не был, Совету было бы тесно со светской властью, поэтому он вытолкнул человеческие верхи вон, за великую реку Волхов. Поэтому Новгород Великий – не столица.
Огромный город расстроился по берегам трёх крупных рек: река Волхов, река Князей и речка со вздорным нравом Несыть. Были ещё речушки, озёра, пруды и болота. По области всяких объектов и ландщафтов хватало. Область медленно вливалась в город, или точнее город прикусывал потихоньку по кусочку, не без помощи Игоря с его строительством. Игорь начинал с возведения многоэтажек на пустырях, отделяющих город от пригорода с редкими частными посёлками, деревеньками и заброшенными послереволюционными хозяйствами. Когда впервые удалось выстроить полноценный квартал, и Игорь смотрел на него, испытывая редкое удовлетворение от созидательной ради разнообразия деятельности, взгляд его упал на фон, на котором взмывал к небу ровный отряд белых домов с ясными окнами.
Бессмертный понял, что одним созиданием не отделается. Миссия тёмного состоит в уничтожении, похоже, даже теперь, в мирной жизни, Игорю было не миновать судьбы. Наверное, он забылся, думая, что в мирной жизни может обойтись без уничтожения. Опомнившись он уже не имел права заблуждаться, поэтому стал искать сделки на перестройку аварийного жилья. Город изнашивался. Он мог помочь. Он, наверное, даже питал какую-то привязанность к городу. Для бессмертных город замена знакомому, ведь со смертными связываться – одно горе хлебать, их жизнь для бессмертного, как для них жизнь бабочки двухдневки, а город может простоять тысячелетия.
И Игорь хотел, чтобы его знакомый город стоял тысячелетия. Чтобы в него спускались бессмертные и в нём жили свои насыщенные жизни наследники. Выстраивать периферию, когда рушится центр, он больше не собирался. Всё равно что делать пластическую операцию, когда у пациента встаёт сердце.
Кстати о пациентах. С чего бы Виктор заинтересовался больницами? И это замечание Ариста о хорошей медицине, приводящей к большему количеству больных – он ведь прав. Комментарий больше годился для тёмного, но вышел из уст старейшего светлого. Какой-то диссонанс. Или очередное подтверждение, что нет в этом старом светлом особой доброты. Вылинял свет со временем.
Охранник смотрел перед собой, тихий и ненавязчивый, как офисная мебель.
Секретарь для посетителей подкарауливала с готовой причёской и улыбкой. Игорь замедлился, чтобы подольше повдыхать материнские запахи. Здорово, наверное, жить с мыслью, что женщина стала матерью твоего ребёнка. Сколько ей лет? Что она, оставляет своё розовощёкое счастье с няней или собственной матерью, или относит в ясли, успевая появиться в офисе до его прихода?
Женщина опять была крайне радушна. Продолжая недоумевать по этому поводу, Игорь поднялся в кабинет.
Помощник ждал. Маленькие бесцветные глазки горели лихорадочным блеском. Игорь было заволновался за него, но тут Геннадий Алексеевич заговорил:
– Ваша идея – находка! Прораб с матюгами обещался докупить кирпич!
Бессмертный кивнул.
– Приготовь выписку по объекту. Кто работает, сколько материалов доставили и сколько использовали по назначению.
Помощник, не полагаясь на феноменальную на мелочи память, сделал соответствующую отметку на твёрдой планшетке, которую почти всегда держал у впалой груди, как щит, постоянно готовый подставить Игорю документ на подпись. Он так и не взглянет на свой лист с записями, делая всё в оптимальное время, а вечером, перед уходом, удовлетворённо подошьёт лист в большую папку на железных кольцах, чтобы когда бы кому не вздумалось быть готовым сообщить поминутно, какие распоряжения были получены, как, когда и кем они выполнялись, но Игорь не спросит, потому что у него память не хуже. Однако, Геннадий Алексеевич был человеком привычки и продолжил бы исполнять свои ритуалы, даже если бы знал, что они никому не нужны. Поэтому Игорь держал его в неведении. У людей, говорят, нервные клетки не восстанавливаются.
– Что-то особенное на сегодня? – у помощника имелось профессиональное чутьё.
Игорь кивнул.
– Гаражи на север по Павловской.
– Кто же их отдаст, – усомнился помощник. – Особенно после того, как вы опоздали на встречу с Уразаевым… Откровенно говоря, – вдруг расщедрился он, – нам бы вернее всего получить деньги за законченные стройки и уехать из города. Если Уразаев вас пригласил, то теперь покоя не будет…
– Уразаев не проблема.
– Вы с ним договорились? – насторожился помощник.
– С этой шавкой – нет, – спокойно сказал Игорь, действительно чувствуя что вчерашнее раздражение его покинуло. – Меры примет его хозяин. Нам не будут досаждать.
Помощник уважительно кивнул, принявшись записывать себе напоминание про гаражи.
– Вы пересмотрели предложение о строительстве многоэтажных подземных… – он не договорил, видя что Игорь закачал головой.
– Это теперь практически центр. Не место им здесь.
– Настроим жильё, по улицам будет не проехать, – резонно заметил помощник. – И так в городе не продохнуть, когда уже метро построят… вы, кстати, не хотите заняться? Вдруг дело стало только за исполнителем? Могу узнать.
– Нет, – отказался Игорь. – Метро в городе не будет.
Бессмертный вспомнил рассказы Гедеона о нашествии вампиров на рубеже эр. Не хватало ещё им логовищ настроить. Никаких подземных катакомб.
– …И многоэтажных подземных гаражей тоже. Вызови ко мне архитекторов к девяти. Посмотрим нельзя ли организовать первый этаж под гараж.
– Это проблему не решит.
– Если будет у каждого дома – ситуацию значительно улучшит. И дворы расширим.
– Расточительно.
– В самой ли большой стране мира крохоборить за метры?
Основная часть работников пожаловала к восьми. Подчинённые редко стремились попасться начальнику на глаза, но Игорь успел принять звонок от главного бухгалтера. Марина Степановна предпочла звонить в обход помощника. Он был ей человечески неприятен.
– Я выезжаю на объект, – ровным, безэмоциональным голосом сообщил бессмертный. – Вы могли бы зайти ближе к одиннадцати.
Телефонная трубка донесла до Игоря звуки размашистого черкания по бумаге – бухгалтер записывала напоминание.
Бессмертный прослушал почтительно-вежливое прощание и молча положил трубку. Если куда-то ехать, то надёжнее с утра. Зов, когда приходит, обычно бывает ближе к вечеру. Перенос – природное свойство бессмертных и их детей, ни те, ни другие не знают точно, как пойдёт в следующий раз – выкинет ли в другое мироздание только исполнителя миссии или прихватит кусочек местного мира в придачу. Игорь не хотел прихватывать ни новую, почти проветренную от запахов производства машину, ни Марину Степановну, ни прораба проштрафившейся стройки.
Игорь покинул кабинет, быстро спустился к стоянке. Наверное, те, что сейчас на Тёмной, умеют распорядиться своими природными способностями куда лучше. Игорь не помнил.
Что такое бессмертный, лишённый памяти?
Игорь часто задумывался над особым условием пребывания в мире наследников, стоя на красном свете светофора. Всего три сигнала, последовательно сменяющие друг друга. Мимо пройдут тысячи людей, проедут тысячи машин, какие-то машины разобьются, какие-то люди погибнут, а короткая память светофора держит только порядок смены трёх цветов. Я – Игорь. Я – бессмертный. Мой долг – карать за несправедливость. Вот его зелёный, жёлтый и красный.
Многим он нынешний отличался от смертных, спешащих по своим делам прохладным утром? В машинах, как и он, или на своих двоих – те же руки, ноги, лица, те же заботы и чувства. Памяти нет, а что-то всё же мешало Игорю окончательно влиться в этот поток жизни, рождающийся, учащийся, взрослеющий, размножающийся, воспитывающий, стареющий, постоянно стремящийся к чему-то и в зависимости от результатов – радующийся или унывающий и, наконец, умирающий и пополняющийся заново, так что убыль не сразу и заметно.
Собственное имя говорило Игорю нечто большее, чем любому другому. Оно говорило ему, что он бессмертен, что он должен выполнить свой долг и что где-то есть его память, заблокирована каким-то образом до определённого часа. Бесценные знания, накопленные за сотни, может быть, тысячи лет спят в глубинах мозга. Игорь знал, что не должен помнить, таковы правила. Нужно было принять это без бунта. Как бы он мог требовать соблюдения правил от смертных, нарушая их сам?
Приходилось довольствоваться тем, что есть.
Если бы не знал, что бессмертный, было бы легче жить? Нет, глупость. Если бы не знал сразу, тогда бы очень быстро догадался. Сколько раз убивали. Пытались.
Что есть, то есть. Не так уж мало. Если упадёт метеорит, если взорвётся бомба, начнётся чумной мор, эпидемия, пройдёт землетрясение, цунами, извержение вулкана, все останутся лежать, а Игорь когда-нибудь всё равно встанет. Бессмертного не свести в могилу ни болезни, ни яду, ни годам, ни шальной пуле. Смертельная болезнь пройдёт через пару дней, годы пронесутся, не протоптав тропинок на лице, яд, если его не учует острый нюх, последует путём болезни, пуля застрянет в жгутах мышц, не добравшись до костей, и из ровной дырочки на теле не прольётся ни капли бессмертной крови. Бессмертный – страшный противник, победить его невозможно и не положено. Закон должен соблюдаться. Не нарушай его и не придётся вступать в схватку с бессмертными.
В среднем Игорь переносился в другие миры, чтобы наказать виновных, пару раз в неделю. Почти сто раз в год он подвергал себя опасностям, которые не пережить смертным, включая большую часть наследников из Совета. В него регулярно стреляли, случалось взрывали, с ним бились на мечах, саблях, шпагах, рапирах, ножах, кинжалах, ятаганах, топорах, на него нападали с большим перевесом в количестве и оснащении. Игоря нельзя было остановить, в этом состояла его функция, он всегда выполнял свой долг. В некоторых мирах, куда он попадал, уже знали его имя, иногда нет, вне зависимости от этого очень скоро провинившиеся начинали паниковать. С памятью или без Игорь был неотвратим, как сама смерть. Его нельзя было обмануть, нельзя упросить о снисхождении. Узнав о его появлении, некоторые предпочитали свести счёты с жизнью самостоятельно.
Как Кир был знаменит неуловимой крадущейся походкой и колдовскими штучками, а Святогор способностью летать и без устали орудовать тяжелым двуручным мечом, о Игоре наследники говорили, что с ним в одной комнате нельзя держать и канцелярскую скрепку. Любая мелочь будет обращена в оружие, а к обращению с холодным оружием у бессмертного был талант. Оно как будто само ложилось ему в руку, а в ней-то всё становилось смертельным – тупой кухонный нож, сувенирный кинжал или дамская шпилька для волос.
Игорь сам за собой не примечал, но с некоторых пор до него доходили приглушённые отголоски слухов. Не далее, чем на прошлой неделе один из Александров что-то озабоченно нашёптывал Виктору, просил принять меры, и ко вчерашнему заседанию половину стеллажей с оружием в зале Совета без предварительного предупреждения заперли за бронированным стеклом. Игорь не стал упоминать, что бронированное стекло его при необходимости не остановит. Смертным вредно нервничать, у них нервные клетки не восстанавливаются.
«Кто ты, человек?» – думал Игорь, разглядывая позёвывающего и трущего лоб пешехода.
Молодой ещё, и тридцати нет, мужчина, щурясь от лучей солнца, бросил короткий завистливый взгляд на чёрную иномарку, за рулём которой сидел рассматривающий лица Игорь.
«Знаешь ли ты», – продолжал мысленный разговор бессмертный, – «что тебе дана душа, чистая, как родниковая вода, нежная, как лепесток жасмина, сильная, как стихия, и крепкая, как кремень? Грязная, как помои, грубая, как наждачная бумага, слабая, как воля алкоголика, и хрупкая, как замок из песка, если заботам души предпочитать насыщение тела. Каким путём идёшь ты, человек?»
Игорь не торопился с выводами. Смертный переминался с ноги на ногу, приглаживал торчащие волосы и кисло поглядывал никак не открывающимися глазами на рано просыпающийся весенний мир.
Вокруг и впрямь расходилась весна, время света. Свет противоречил натуре Игоря, но и он находил в весне свои маленькие удовольствия. Весна была полна запахов. Игорь мог бы с закрытыми глазами сказать, что за птица пролетела над головой, какие цветы распустились, быть ли сегодня дождю и сколько лет прошедшему мимо человеку, при условии, конечно, что тот не полился химическими отдушками.
Ещё не приходилось носить лишнюю одежду и сверяться с прогнозом погоды – температура мира варьировалась от – 70 до + 60, и то и другое для бессмертного было одинаково комфортно. С середины осени и до второй половины марта приходилось носить тёплую обувь и одежду, чтобы не привлекать излишнего внимания. Вроде бы мелочь, но бессмертному важно избегать любого притворства. Тот, кто охраняет такой тонкий закон, как справедливость, не имеет права произносить слова лжи. Запрет на ложь распространяется на бессмертных и всех их наследников. Соблюдается неукоснительно, даже маленькими детьми. Ребёнок из семьи наследника не заговорит вообще, пока не усвоит принцип правды.
Игорю загорел зелёный. Времени на изучение внутреннего мира смертного больше не было, мысли бессмертного привычно переключились – в голове пронеслось десять способов убийства ни о чём не подозревающего человека, и Игорь, не придавая этому значения, уехал, выкинув типа из головы.
Бессмертный не считал нужным предупреждать о своих визитах на собственные стройки. Но хмурые люди в касках судя по всему ждали его. Надо думать. После пропажи кирпичей стоило предполагать со дня на день приезд гневного начальства.
По сжатым челюстям прораба, на робе которого значилась фамилия Елагин, Игорь понял какого от него ожидают поведения. Прораб замер у бетономешалки, широко расставив ноги, остальные, восемь человек в оранжево-серых спецовках и касках, держались у него за спиной, дожидаясь идущего от машины Игоря.
Елагин молчал и не двигался навстречу. Тот самый прораб, который, по словам помощника, «с матюгами» обещался купить недостающий кирпич. Судя по мрачной до скорбности физиономии, матюги отказались складываться.
Раздражение от предстоящего разговора напустило на лицо Игоря высокомерный вид. Он подошёл к прорабу на расстояние вытянутой руки – нечего и говорить, в голове привычно пронеслось десять способов его убийства, половина приёмов предполагала вдобавок устранение количественной поддержки за спиной. Надо же, даже защитные очки из прочной пластмассы напялили, словно ожидали, что приехавшее начальство начнёт ослеплять их без разбору, как озверевший василиск.
Игорь помолчал в ответ на их молчание. Человек не самый скверный. Решение выручить всех звучало, как принятое в сердцах. Скорее всего, довольно честный человек. Возможно, отчасти чувствует вину за попустительство. И скорее всего попустительствовал – не хило, четырёх подъездная двадцатиэтажка, и не хватает кирпича на целый этаж!
Предмет разбора, сильно оскуднённый, высился справа от бетономешалки и напряжённых людей. Кирпич лежал ровными рядами на поддонах с петлями, готовый к переносу на верхотуру. От него шёл шершавый запах, к которому Игорь притерпелся. Бессмертный вынес бы его и в более концентрированной форме и даже предпочёл бы его в концентрированной форме, но столько материала на стройке не было. Остатков хватило бы на стенку метров в шестнадцать с окном.
Бессмертный перевёл высокомерный взгляд на бледного прораба. Он купит кирпич, чтобы не подводить людей, не из трепета к обещаниям, а хотя бы потому что после этой истории ни один коллега, хоть чернорабочий, ему руки не подаст. И он уже наверняка решился уволиться и уехать из города. В одном городе от бессмертного прятаться сложно, пусть он и думает, что бежит от крупного предпринимателя, а не сверхъестественного существа.
Игорь так и не стал подавать руки для приветствия. Он не любил касаться смертных. Если бы Елагин потянулся, он бы всё-таки ответил, чтобы не оскорблять его перед подчинёнными, а так – пускай чувствует напряжение. Инфаркт ему непосредственно не угрожал, мужчина крепкий.
– Бригада здесь? – холодным ровным голосом спросил бессмертный, не желая пробиваться нюхом через терпкие запахи растворов и собственно кладки. Ухо улавливало шорохи, но с проспекта за ближайшим к стройке домом шёл искажающий шум.
Последовал тяжёлый кивок.
– Кто-то отсутствует по больничным или иным причинам? – казённым слогом продолжил Игорь.
– Вальцер в больнице с язвой, – прораб с трудом разлепил губы. Голос у него был низкий, басовитый. – Лукошкин и Абрамов в отпуске. Игнатов и Лисин с простудой.
Больше прораб никого не припомнил.
Игорь перешёл к делу.
– Я приехал лично, потому что меня не устраивает то, что произошло, и ваши идеи по исправлению ситуации.
Прораб и его эскорт скисли, сохраняя напряжение.
– Я не могу допустить, чтобы под маркой моей компании вышло неполноценное здание. За репутацию дорого заплачено, но я против назначения козлов отпущения, даже если козёл назначает себя сам.
Прораб побагровел. Если он и видел дело с такой точки зрения, козла от высокомерного Игоря не ожидал.
– Рабочие должны были видеть расхищение или прикладывали к нему руку сами. Ответственность будет коллективная. Доли выплат будут распределены поровну.
Елагин стал из багрового розовым.
– Покупать будем по нашим каналам, оптом с другими заказами. Это будет дешевле, чем сможете найти вы… к тому же, я не хочу, чтобы дом выглядел как Франкенштейн с пересаженной черепной коробкой… Отведите меня к бригаде, я сообщу им своё решение лично.
Прораб повиновался с некоторой неохотой, ещё не вполне осознав, какое разорение его миновало.
Игорь уловил скопление людей за неотделанным порогом и нарочито громко заговорил:
– Хочется посмотреть для кого квартира оказалась в меньшем приоритете, чем дармовая развалюха из краденного кирпича на дачном участке…
Рабочие напряжённо молчали.
Как и сказал прорабу, бессмертный коротко произнёс в тишине решение, которое счёл справедливым. Возражения не посмели прозвучать, хотя у кого-то отчётливо скрипнули зубы. Игорь изобразил кривенькую улыбку на сторону и будто в шутку спросил у ближайшего рабочего:
– Крал кирпич?
Лицо рабочего вытянулось и покачалось из стороны в сторону.
– Крал кирпич? – спросил Игорь уже у следующего, чувствуя за спиной сопение недоумевающих подчинённых. По их мнению, начальник вёл себя странно и бессмысленно.
Игорь не сводил с третьего рабочего глаз.
– Врёшь! – вдруг прорычал он.
Рабочий вздрогнул и оступился, падая и неосознанно выставляя руку, словно защищаясь от удара.
…После выяснения прораб опасался Игоря ещё больше, чем до. Остальные также. Поэтому Елагин подходил к машине Игоря уже в одиночестве. Бессмертный стоял, повесив голову и сжав руки на поясе, отчего локти высокого мужчины далеко торчали в стороны. От фигуры в целом веяло угрозой.
Игорь и сам понимал, что его раздражение усилилось после разговора с лжецами. Но теперь он точно знал, кого винить. Это была не миссия, и прегрешение было мелкое, поэтому он ещё не решил, какое вынести наказание.
Тем не менее, когда кто-то осмеливался лгать в лицо… Игорь терял терпение. Елагин опасливо подбирался бочком.
Игорь коротко пронзил его взглядом, заставив вздрогнуть.
– Я не приму ваше увольнение, – сообщил Игорь, не дождавшись, когда прораб вымолвит сформировавшуюся под яркой каской мысль.
Елагин удивлённо округлил глаза.
– Мне нужны люди учёные, те, кто знает что за что бывает… а не те, кого придётся учить заново…
Прораб заткнулся со своим прошением и замер на месте, провожая уже успевшего сесть в машину и завести мотор Игоря взглядом.
Марина Степановна записала в толстый блокнот на пружинке распоряжение насчёт проштрафившейся бригады. Игорь смотрел на него, не мигая, думал, что он похож на кирпич…
Главный бухгалтер подняла накрашенные глаза. Блокнот она как-то неудобно держала на уровне груди, и очевидно подумала что-то не то.
Игорь встретил её оценивающий взгляд, ему было всё равно, что она подумала. Ей было под пятьдесят, она была массивной, толстоногой, сквозь тонкие белые блузки, которые она неизменно носила, просвечивали складки на спине, у неё был квадратный подбородок и вытянутые тяжёлыми золотыми серьгами уши. Игорь смотрел в её излучающие интерес глаза и раздумывал, не поехала ли у чайничка крышечка.
– У вас было дело ко мне, – резонирующим в кабинете голосом напомнил Игорь.
– Мм… да… Игорь, – она льстиво улыбнулась, – нам бы не помешал ещё один человек в отдел…
Бессмертный задумался, собрав руки в замок. Он не замечал, чтобы бухгалтерия как-то особенно напряжно работала, отводил глаза, когда стайка плотных бухгалтеров собиралась на один из пяти ежедневных чаёв с плюшками. Работали там в основном взрослые дамы, но из них две курили, а значит в плюс к чаям выходили наружу три-четыре раза за день, курили, потом зажёвывали жвачками. Игорь не делал секрета из того, что не переносит сигаретный дым, и, прикрываясь желанием угодить, отсутствовали они каждый раз по четверти часа. Всё равно пахло. Выкинуть из их графика чаи и курение и получится ставка ещё одного бухгалтера. Но стоит ли об этом говорить? Не выдаст он этим, что не человек?
– К вам… придёт работник, – вымолвил он, сообразив каким словом заменить «человек».
Марина Степановна воодушевилась успехом, и Игорь понял, что у неё не всё.
– Сотрудники компании выбрали меня своим делегатом, – с видимым удовольствием от осознания собственной значимости улыбалась женщина. Тут она многозначительно замолчала.
– В чём же заключается их обращение? – вынужденно спросил Игорь, полагая, что это как-то связано с произошедшим на стройке.
– Сотрудники предлагают немного перенести рабочий день… ну буквально на полчаса!
Игорь снова замолчал, раздумывая.
– В восемь-то многие кажутся спящими, куда в семь тридцать…
Лицо Марины Степановны перестало кривиться улыбками и недоуменно вытянулось.
Игорь понял, что сморозил что-то не то. Марина Степановна промолчала долгую минуту, потом решила, что начальник пошутил и взялась за своё.
– В больших городах, – с жаром начала она, – от которых мы по непонятным причинам отстаём, рабочий день начинается не раньше девяти. В безумном ритме мегаполисов начальник понимает, что работник нужен ему активным и работоспособным, и пусть он лучше освободится позже вечером, чем будет сонным и малопригодным присутствовать на работе с раннего утра! Исследования в Германии показали, что те, у кого рабочий день начинается в девять и позже, более продуктивные работники. Кроме того, в условиях нашего города, в котором почему-то никак не соберутся построить метро, приходить и уходить позже означает миновать пробки и в целом несколько разгрузить транспортную систему задыхающегося города!..
Она остановилась, чтобы сделать вдох.
– Я подумаю, – сказал Игорь, чтобы не слушать дальше.
Марина Степановна приняла его ответ и бодро вышла, держа блокнот-кирпич обеими руками у груди. Игорь проводил взглядом просвечивающие сквозь блузу складки на спине и отекающие ступни в колодках широких кожаных туфель.
Он думал, их волнует случай с хищением, а им плевать, что творится на стройках. Стройки отдельно, а бумажки отдельно. И плевать, что процесс, который они обслуживают и без которого они не нужны, порой идёт круглосуточно.
…Игорь открыл глаза в темноте. Ощущение тесноты пришло раньше, чем площадь оценили глаза. Бессмертный стоял у стены квадратного каменного колодца. Помещение имело нишу. Из ниши доносилось тяжёлое хрипящее дыхание, будто человек сознательно доводил себя до обморока. Пахло землёй, сыростью, грязью человеческого тела. Последний запах был привнесённым. Человек обитал здесь недолго.
Бессмертный не стал смотреть на него. И так чувствовал. Мужчина, совсем не старый, находился в том состоянии, в котором человек сам уже не воспринимает себя как человека.
Игорь не придумал ничего лучше, чем цинично посвистеть, как собаке. Человек несколько раз вскрикнул и зажался в своей нише в ещё более плотный и дрожащий комок.
Нужно было его вытаскивать. Игорь заранее патетически закрыл глаза, представляя каково это будет.
Человек не посмел сопротивляться, но кричал, как оглашенный. Игорь несколько раз отдёргивал руки, думая, что действительно причинил соответствующую крику боль. Мужчина снова и снова забивался в свою нишу.
Наконец, Игорь его вывел. Голого и грязного, вскрикивающего, как от частых и острых приступов боли, уже не смущаясь, обхватил поперёк груди и, раскорячившись, упираясь в стенки колодца правой рукой и коленями, потащил наверх, откуда доходило ощущение чистого воздуха.
Мужчина неосознанно вздрагивал. Игорю хватало пятиминутного опыта общения, чтобы не обращать внимания на судороги и крики. Мышцы человека сокращались неконтролируемо, кажется, он замёрз. В двенадцати метрах от дна колодца он потерял сознание и обмяк. Игорь не расстроился, наоборот, полез быстрее. Ничего, обморок не травматический, и сам оправится.
В полутора метрах от поверхности мужчина пришёл в себя. Должно быть, почувствовал ветерок.
Прыти Игорь от него не ожидал, и поэтому от толчка в грудь заскользил вниз, только и успел заметить, что подопечный надёжно вцепился в поверхность.
…Помощник недоумённо смотрел на чёрный отпечаток босой ступни на животе начальника. Игорь молниеносно прикрылся первой попавшейся папкой. Геннадий Алексеевич как раз переступил порог и потянул с носа очки, протёр платочком и водрузил на нос. Порядок. Кажется, списал на утомление глаз.
– После вашей поездки, – начал он, – двое из тех, кого вы заподозрили, подали заявление на увольнение.
«Лжецы», – поморщился Игорь, вспоминая искажающиеся маски лиц.
– Держать их никто не будет…
– Но Елагин передал, что вы выдвинули требование, чтобы каждый из бригады выплатил недоимку в равных долях, – в голосе помощника звучала укоризна. Игорь не сообщил ему о своём решении, Геннадию было обидно узнавать новости от какого-то прораба. – Они отказываются платить!
– Отказываются, так отказываются, – бессмертный фыркнул. – Мы найдём кому определить две квартиры.
Бледный Геннадий взбодрился, что-то чиркнул на планшетке и вышел. Игорь закрыл за ним дверь и поспешил в душевую, дверь в которую находилась слева от его рабочего стола. Не глядя щёлкнул выключателем, задержался у зеркала, созерцая отчётливый угольный след ноги с кругляшами пальцев. Плоскостопия у несчастного не было.
Игорь незамысловато и беззлобно выругался. В вытянутом в высоту шкафу за его спиной оставалась последняя кипельно-белая рубашка. Если сегодня ещё что-то случится…
Бессмертный со вздохом снял предпоследнюю рубашку, включил в душевой кабине воду и быстро простирнул, повесив на одни из многочисленных опустевших плечиков. Лучше быть немного мятым, чем голым. Отряхнул колени, умылся, проведя несколько раз влажной рукой по коротким волосам, прошёлся губкой по чуть запылённым туфлям, тщательно вымыл руки.
В офисе сейчас был перерыв. Игорь привычно отмахнулся от мысли об обеде и сел за стол, придвигая к себе документы.
Нужно было купить одежду.
Для Игоря рубашки были одноразовой вещью, как бумажные салфетки. Возможно только салфетки не так часто используют.
Дома ждала женщина. Присутствие смертной в доме налагает обязательства.
В центре послереволюционной части города много магазинов, от головного офиса ехать недалеко. Некоторые бытовые дела не стоит откладывать. Получишь несколько миссий подряд и придётся отсиживаться дома до темноты или отправлять подручных за одеждой – в такой ситуации и не составишь план. Генеральный директор никогда не должен ходить голым.
По календарю была весна, по факту – зима, по времени был вечер, по темноте – ночь.
Бессмертный пристроил машину в один из редких промежутков у тротуара.
На угадываемой под снегом зебре женщина втаскивала на бордюр коляску. Передние колёса крутились в воздухе, облепленные рыхлым грязным снегом, запинались за бордюр и опускались. В коляске сидел десятилетний инвалид. У женщины лезла на лоб шапка, из горловины куртки выбился дешёвый синтетический бежевый шарф. Открытая кожа лица и рук лихорадочно покраснела. В её лице было такое выражение, что ясно – не сдастся.
Игорь мягко захлопнул дверцу машины, летящими лёгкими шагами оказался на тротуаре. Прохожие смертные не смогли бы уловить, как бессмертный кратко задумался.
Жертвы преступлений зачастую выглядят менее отталкивающе, чем те, на ком даёт сбой природа.
Угрожающе высокий мужчина в не по сезону лёгкой куртке, что могло объясниться близостью парковки, склонился перед коляской, не побрезговав, взялся пальцами за грязную переднюю ось, выдернул коляску на недостижимый тротуар. Грязью он не брезговал.
Инвалид посмотрел на неравнодушного гражданина мутными и как будто всегда удивлёнными глазами. Налёт удивления был только налётом, внутри, в малоподвижном и неразмышляющем существе его не было.
Игорь понял, зачем приблизился. Хотел узнать, когда природа поймёт свою ошибку. Выполнит корректировку.
С губы ребёнка потянулась капля. Ему предстояло пускать слюни ещё полвека.
Задыхающаяся женщина просипела слова ненужной благодарности. Обиженные на всю жизнь глаза с завистью прошлись по его лицу, груди и даже туфлям. Женщина низко опустила голову, точно набычилась, и попёрла коляску дальше.
Лицо Игоря померкло. Женщину он заметил мельком, внимание сосредоточилось на ребёнке.
Тупое смертное существо, паразит, живущий за счёт других, отягощённый параличом ног, деформацией позвоночника и умственной отсталостью – этому существу давалось больше времени на его жизнь, подобную сну, подобную коме. Больше времени, чем любому бессмертному, намного больше времени – в полтора раза больше времени. Даже если женщина Игоря уже носит сына, ему не увидеть его взрослым, он уже не успеет, он не успеет…
Игорь дёрнулся к блестящим дверям магазина, прочь, прочь!
Нужна одежда. В мире, где человека готовы содержать в овощном состоянии шестьдесят лет, генеральному директору неприлично ходить голым. Губы подрагивали. Игорь понимал, что смотрит по сторонам волком, но не хотел брать себя в руки…