Владимир Волев
Не на продажу!
Не буду спорить с тем утверждением, что понедельник – это действительно очень тяжелый день. Дело тут вовсе не в начале рабочей недели, а, скорее, в людской психологии. В том, что начальство хочет в понедельник отдохнуть, отойти от напряженных выходных, а подчиненные, напротив, хотят решить все текущие вопросы сейчас, чтобы филонить всю оставшуюся неделю. Вот и получаются всякие диссонансы с переносами сроков и закрытыми кабинетами. Вот вам обычный диалог по понедельникам:
– Владимир Владленович (директор), вы могли бы рассмотреть эти договора, что я составила, и подписать?
– А что, это нужно сделать сегодня?
– Нет, но хотелось бы…
– Понимаешь, Наташа, у меня сегодня куча работы, давай в среду или в четверг, когда я тут закончу, окей?
– Конечно, Владимир Владленович…
Ясное дело, что в среду начальство будет в командировке, а в четверг про это напрочь позабудут, потому что завтра пятница, и всё начнется по кругу. Это одна из причин, почему наши предприятия так «великолепно» работают.
Или вот другой пример: многоуважаемые менеджеры по продажам всякой чепухи – вроде рекламных площадей или там соленого палтуса на корпоративы – по какой-то неведомой мне причине также пытаются дозвониться до начальства именно в понедельник. Перед некоторыми из них даже стройная стена секретариата не выдерживает и интересуется у Директора всея компании, переключать ли на него человека. Выглядит это так:
– Владимир Владленович, вам звонят из межгалактической электротехнической компании по поводу поставок чайников.
– Кто-кто?
– Ну менеджер из…
– Шли его на хер! Прям так и скажи, чтоб не трезвонили мне попусту со всякой ерундой…
Дело в том, что компания действительно ищет те самые чайники, но ведь понедельник, да еще и звонит не Директор всея, а какой-то менеджер, с которым разговаривать высокое руководство не будет. Да и в другой компании уже пообещали откат за их китайские чайники, так что всё схвачено. Но секретарь порядочная девушка, и она только говорит в ответ:
– Извините, директор сейчас не может говорить, попробуйте как-нибудь через месяц.
И через месяц всё повторяется по кругу. Круговая порука настоящего, не больше и не меньше. Тем не менее этот день всем нужно пережить, и у Г. есть свои ритуалы, как это сделать.
Во-первых, нужно пить много воды. Дело в том, что к пьющему человеку никто приставать не будет, потому что видно же, что он занят. Да и организм требует много жидкости, но ни кофе, ни чая в таком количестве просто не выдержит. Соответственно, ты будешь часто бегать в туалет, что также сокращает рабочее время.
Во-вторых, необходимо навести на столе жуткий беспорядок. Просто каждая пятница проходит за наведением того самого порядка, и понедельник – он для того и есть, чтобы вернуть всё в свое русло. Плюс, если у тебя на столе беспорядок, значит, ты весь в делах. Ужасно занят, и никто не посмеет донимать столь рьяно работающего в понедельник человека. Впрочем, этот беспорядок можно оставлять на всю неделю, до пятницы. В пятницу уборка – это святое. Поскольку, если все придут в понедельник, а у тебя беспорядок, это как-то не комильфо. Могут что-нибудь да заподозрить.
Потом я листаю всё те же интернет-странички, что и всегда, и занимаюсь прочей ерундой. Это всё продолжается довольно долго, пока я вдруг не осознаю, что мне плохо. Нет, не то «плохо» после пьянки, и даже не плохо в духовном смысле, а плохо как-то по-другому. Что-то отдаленно похожее на болезнь, или на инфекцию. Перед глазами плывут мерцающие зайчики, и тело сводит судорога. Похоже, начала подниматься температура, я почти в тумане иду к начальству и возвещаю, что мне плохо.
Это изрядно портит настроение директору в этот понедельник, потому что работы прибавится, ведь распределять обязанности придется ему, а это лишняя нагрузка, но, видя мое покачивающееся тело в проеме, от которого, ко всему прочему, несет перегаром, он резонно решает выпустить меня на свободу. Я собираю манатки, стартую к авто и, пока у меня есть время до полного прогрева мотора, размышляю о том, что впереди целая неделя. Неделя, во время которой у меня будет возможность подумать и окончательно сделать со своей жизнью хоть что-нибудь стоящее.
Глава шестая. Неизвестная болезнь
На самом деле болезнь расставляет всё по местам. Только во время болезни ты можешь понять, есть ли вообще кому-нибудь до тебя дело. Человек, когда болеет, бесполезен для общества, бесполезен для мнимых знакомых, которым постоянно от него что-то нужно, бесполезен для начальства и прочих коллег по несчастью.
Когда человеку плохо, ему хочется, чтобы его взяли на ручки, приласкали, как в детские годы, хотя бы сказали несколько приятных слов. Такие банальные и даже несколько детские желания, но ничего этого не происходит. Голос коллег подчеркнуто деловой, и поставщики-покупатели донимают тебя всё с той же неумолимой решительностью, что и раньше. Всем пофиг на то, что у тебя температура за тридцать восемь, и ты ничего не можешь решить, так как не находишься в офисе.
Твои часы в доме, в полном одиночестве, превращаются в дни, ты сидишь и не знаешь, чем заняться, не знаешь, что тебе делать – и от этого глобального ничегонеделания в итоге попросту отрубаешься в своем истинном обличье. Потный, всклокоченный и с глазами навыкате.
Наутро я вызываю врача и «заряжаюсь» всеми лекарствами, что могу найти в аптечке. Там и противовирусные препараты, и стимуляторы, и куча средств от головной боли. Под конец, немного подумав, выпиваю успокоительное, оставшееся с былых времен. Температура повышена сильно, и этот букет лекарственных препаратов мне вряд ли поможет. Вдобавок ко всему дикий кашель раздирает легкие, так что кажется, что выплевываешь их части. За день я точно не поправлю свое здоровье, поэтому врач в этот раз необходим. Ох, как я ненавижу брать больничный.
Если ты взял больничный, это значит, что ты стал человеком второго сорта, бесполезным, жалким, больным. На тебя уже нельзя положиться, и все будут стараться сторониться – как заразы, чтобы самим не стать такими же. В сущности, если ты болен всем тем же, но сидишь на своем рабочем месте, дико кашляя и помирая, то на тебя будут смотреть совершенно по-другому, как на некоего Будду корпоративного мира. Как на мученика и первопроходца, но если ты взял больничный – значит, ты сдался. Вот от этого в России так часто случаются эпидемии.
Я валяюсь на диване, не в силах пошевелить ни одной из частей тела. Врача всё нет, надо мной тикают часы, возвещая об утерянном времени. Час за часом – не хочется есть, не хочется пить. Мой телефон молчит – вчера все и так поняли, что я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО заболел. Так проходит час за часом, я даже телевизор не могу нормально посмотреть, так как пот заливает мои глаза.
Тем не менее Г. глупо улыбается. Видимо, успокоительное начало действовать, и теперь ему нет дела ни до чего, даже до своего отстойного состояния, над ним даже хочется посмеяться. Врача всё еще нет, и всем у нас на районе прекрасно известно, что свой обход он заканчивает в 14:00. В 14:05 раздается телефонный звонок.
– Алло. Алло. Это врач. Это Г. 1989 года рождения?
– Да, эта информация является достоверной, – зачем-то ерничает Г. и тупо улыбается.
– Я не успел к вам в обход, может, вы подъедете в больницу с 14:00 до 20:00?
– Да я бы с удовольствием, но температура не спадает. Потливость. Может, завтра зайдете? – Г. офигевает от такой наглости и нежелания выполнять свои обязанности.
– Жаль. Ну, я к вам тогда после приема зайду, – явно расстроенным голосом резюмирует врач и кладет трубку.
Да, если в корпоративной среде всё же удалось достичь какого-то сервиса, то наша государственная структура как была, так и остается помойкой. Гигантской смердящей клоакой, рудиментом, оставшимся от огромного зверя под названием СССР. К сожалению или к счастью, я не попадаю под воспитанных в последнем поколении Советского Союза, я не застал очередей, а свержение власти произошло, когда я был совершенно в несознательном возрасте. Я был воспитан и выращен той самой Россией, которая росла и крепла вместе со мной.
Иногда складывается такое ощущение, что наш герб очень точно олицетворяет эту страну. Двуглавый орел – чудище, не существующее в реальности. Так и мы, одна голова – это Россия, наша молодая и неокрепшая еще страна, а вторая голова – это труп СССР, который навечно присосался к нашему государству. Он что-то сродни сиамскому близнецу, который только и умеет просить жрать и пускать слюни. Так вот, и помочь тут может только операция, после которой, как мы прекрасно понимаем, этот полутруп, живущий в основном за счет воспоминаний и жалости, попросту умрет, откинет копыта. Но никто на это не может решиться, пока еще живо поколение, воспитанное в СССР.
Поэтому мы и живем, получая тот самый ужасный сервис, который называем «бесплатным». Бесплатная медицина, бесплатное образование, бесплатные дороги, но почему, почему мы их называем «бесплатными»? Об этом никто не задумывается, все попросту привыкли к этому. Раз бесплатное, то можно мириться и с ужасным качеством, и с хамством, и со всем остальным… Но люди! Мы платим налоги. Мы платим их просто так что ли? Куда уходят наши налоги? Да на кормежку того самого ужасного полутрупа СССР!
Все убеждены, что платим налоги мы просто так – на новую дачу чиновнику (тому самому рудименту) скидываемся или на конференцию правительства на Мальте. Все стали настолько уверены, что лучше не будет, что за милую душу получают серые зарплаты, и я их могу понять. Тут они хоть видят свои деньги, держат их в руках. А когда ты принес свои денежки в налоговую и оплатил, предположим, транспортный налог, то ты едешь потом, объезжая провалы, и удивляешься: за что ты, собственно, платил, если за свои кровные потом опять же будешь чинить подвеску.
Дело в том, что нас убедили и вбили в голову, что платим мы эти налоги просто за то, что нам разрешили жить в этой стране. Кто разрешил? Почему разрешили именно нам? Никто этими вопросами не задается. Не нравится – уезжай, только мы знаем, что ты слишком ленив, чтобы выучить английский язык, и слишком не востребован в других странах. Если ты уедешь, то станешь эмигрантом, но если ты не Абрамович или, скажем, Березовский, то тебе не будут рады! Мы и сами вопим об этом на каждом углу по поводу приезжих.
Вот и получается, что платим мы своеобразную квартплату за нахождение на территории РФ, и есть только один способ что-то изменить: отрубить этот пакостный рудимент и заменить его хоть не идеальной, но показавшей свою состоятельность экономической моделью, где за твои труды тебе воздается сполна в денежном эквиваленте. Правильно кто-то сказал, что не придумали еще мотивации сильнее, чем прямая премия с продаж.
Нужно сделать такую же премию за труд человека, но именно за труд. Не за будничное просиживание и вытирание штанов на стуле в офисе, а за сотворение чего-то полезного. Придумал способ избавиться от очередей? Осуществил на практике? На тебе сто тысяч рублей. Или еще лучше – платить за улыбки. Да, вот, предположим, человек улыбнулся, и эта улыбка падает тебе на счет, конвертируясь во всем понятный рубль, и жить станет проще и веселее. Правда, тут есть один негативный момент, как и везде: клоуны станут эксцентричными миллионерами, но, я думаю, ради такого можно и потерпеть.
Тупо улыбаясь своей гениальной мысли по поводу изменения человечества, Г. явно видит перед собой образы того самого отмирающего лица СССР на гербе РФ, и он бродит и скачет по комнате, погоняемый толпой чиновников, а разгневанный народ носится за ними с вилами, но никак не может догнать. Всё это потому, что чиновники уезжают вдаль на шикарных лимузинах, доверху набитых золотом, а мужик пытается догнать их на дедовой копейке. «Нет, так быть не может! Так продолжаться не должно!» – заключает Г. и уже собирается встать и помочь народу, но в этот самый момент принятия и единения раздается звонок в дверь.
Г. просыпается и, вытерев пот с лица, понимает, что это был лишь бредовый сон. Он и вспомнить-то толком не может, по какой такой причине народ гнался за чиновниками. Его то знобит, то бросает в жар – и сейчас, в этот самый момент, он решает, что в будущем больше не стóит так истово мешать лекарства. За дверью оказывается врач, который, не церемонясь и не разуваясь, проходит на кухню, усаживается на стул и вопрошает:
– Што у вас?
Причем вопрошает он именно «ШТО» – и это так режет слух, что хочется проковырять себе ухо ватной палочкой. Г. перечисляет симптомы, на что врач истово кивает головой и интересуется:
– Чем лечитесь? – Он не говорит, что у Г. за болезнь и не интересуется дополнительными симптомами, он просто спрашивает, что болит и как ты это лечишь.
Отвечать на этот вопрос – огромная ошибка. Если ответишь, то лечиться ты будешь не как надо, а как лечился до этого, поскольку задача этого врача не вылечить тебя, а выдать бумагу на больничный. Потом всё становится еще веселее.
– Антибиотики поколете?
Как, как я поколю себе антибиотики? Перегнусь через ось, разверну позвоночник – и как всажу шприц! Я же не обучен этому, не обучен жизни. У меня нет инструкции, и помочь мне никто не сможет в столь деликатном вопросе. Но говорю я ему просто:
– Нет, мне некому. А что у меня за болезнь?
– Если честно, мы не знаем, сейчас полгорода этой ерундой болеет. Помогает от нее… – Потом он перечисляет то, что помогает, и выписывает рецепт.
Это просто великолепно, всё в России, как и всегда: мы не знаем, что лечим, но примерно знаем, что от этого помогает. И пьем то, что, в принципе, должно помочь, причем не обязательно лекарство. Я где-то слышал анекдот о том, почему русский человек не ходит к врачам: всё потому, что у нас два вида болезней – фигня и пиздец. Пиздец не лечится, а фигня сама проходит. Вот и не ходим по врачам, а зачем?
В общем, я был болен неизвестной болезнью, которую непонятно как было лечить, но у меня был список лекарств, который «в принципе, должен помочь». Сам для себя я решил, что это тот самый мифический зомби-вирус, который наконец-то уничтожит эту планету. Так как за больничный нам платят копейки в этой великой и могучей стране, которой плевать на то, что ты болен, то зарядиться лекарствами я решил до отказа, и купил по списку всё, что только смог отыскать. В итоге мой «средний чек» по лекарственным препаратам составил 1 856 рублей 30 копеек. К слову сказать, за больничный мне отвалили меньше.
И уже потом начинается тот самый процесс боления, нет, не выздоравливания вовсе. Когда человек на больничном – он болеет. Накачивается антибиотиками, пьет препараты, сбивающие температуру – что угодно, чтобы убить болезнь, уничтожить ее и вновь приступить к работе. Если механизм жизнедеятельности сломан, его надо восстановить – и никак иначе. И так от поломки до поломки. Потому что, когда ты болеешь, ты никому не нужен. Этакая стиральная машина в прачечной, в которую кидают монетку, но она не запускается. Никто не ищет причин в себе и в своем окружении, даже игнорируют тот факт, что искренне интересуются здоровьем только лишь родственники.
Восстановить режим «Работоспособность» и вновь стать нужным, вот что необходимо.
***
Но сейчас черное сердце качает отравленную кровь по твоему телу, и эта кровь разливается повсеместно, отравляя мысли. Отравляя абсолютным ничто и сомнениями. И ты ощущаешь как никогда свою ничтожность и никчемность, желая только одного – чтобы эта мука закончилась. Ты пьешь антибиотик в расчете на то, что вместе с еще живыми бактериями в тебе умрет и эта зараза, а завтра ты проснешься уже другим человеком – здоровым и готовым ко всяческим свершениям.
Как понятно любому идиоту, наутро этого не случается. Впереди у тебя неделя самокопания и убийства времени. Просмотра всех архивов новинок кинематографа, что накачал и свалил на жесткий диск, тех фильмов, на которые постоянно не хватает времени. Состояние переходит из отвратительного в приемлемое, потом в нормальное и наконец – в «приемлемо здоровое». Ты собираешься с силами, собираешься с духом – и вот готов выйти в люди. Хотя тебе хочется выйти хоть куда-нибудь, сбежать из этого сиюминутного плена, в котором время течет так медленно, а проходит так быстро. И вот настает тот момент, когда приходит пора идти в больницу. Тут врача на дом уже не вызовешь, регламент не тот, так что придется топать в эту пещеру, где правит дух СССР.
***
Нет ничего более жалкого и униженного, чем корпоративный человек в больнице. Здесь никого не удивишь костюмом от «Бриони», золотой пластиковой картой или телефоном последней модели. Корпоративные люди уже давно отвыкли от системы очередей. Они вообще не понимают, почему здесь и сейчас к ним так относятся, игнорируют и даже грубят. Здесь им не угождают, как в торговых центрах, и без очереди никак не прорваться, несмотря на все твои деньги и привилегии. Поэтому в России берут так мало больничных – гораздо проще пролежать за свой счет несколько дней, чем так явно и без прикрас столкнуться со своим потребителем. С народом.
Заметьте, что, прогуливаясь по коридорам общественных поликлиник, вы почти никогда не увидите человека в костюме, здесь совершенно другой контингент: бабушки различных мастей, женщины с детьми и вовсе какие-то непонятные высушенные личности, на которых висят брюки размера «S». Все они, без исключения, галдят, пытаются пролезть без очереди и грубят друг другу, будто это смогло бы что-то изменить, кроме их настроения. Врачи же, для которых это всего лишь работа, безмятежно «гоняют чаи», отходят «на минутку» или вопят: «Да куда вы лезете? У меня обед!» Коньяками и конфетами их уже не удивишь, а если дать денег – обидятся. Они же Честные Русские Врачи! Как можно в кабинете-то, при всех?
Вот и получается такая ерунда, что тебе приходится вместе со всеми стоять в этой ужасной, пожирающей души клоаке, и ты всё больше и больше уподобляешься скопищу присутствующих здесь с их неизменным чувством собственной никчемности. Через некоторое время Г. также, как и все остальные, начинает орать на пролезающих без очереди. Вообще, он, полностью довольный собой, выстаивает от и до. Ровно через полтора часа после приезда он входит к врачу и, не говоря ни слова, закрывает больничный. Целая неделя его жизни и так ушла в никуда, теперь нужен документ, подтверждающий это. С этой минуты он считается официально здоровым, и настроение сразу же улучшается. Пусть чувствует Г. себя всё так же хреново, но для остальных органов соцобеспечения он является здоровым, и его статус явно идет вверх.
Тем не менее я прыгаю в машину и мчу по этим ужасным колдобинам российских дорог куда-то вдаль, вдавливая педаль газа до отказа. Это один из способов защиты от этой действительности – отвлечься на что-нибудь другое. Потом, в этот пятничный вечер, дома я оказываюсь один, больной, но одновременно с бумагами здорового, и с пониманием, что выходные придется провести в полной изоляции, и это вгоняет меня в ужас. Пот сходит с меня градом – то ли от того, что болезнь еще не отступила, то ли от осознания всей бесперспективности ситуации.
Человеку вообще сложно оставаться одному, как ни крути, особенно, если он официально здоров. Г. давно мучают мысли о том, что если бы не эта ужасная и непреодолимая тяга к обществу у отдельного индивида, то, возможно, всё стало бы немного лучше. В сущности, человек не живет по правилам, он вынужден жить по правилам – ведь если он не будет носить всё то, что модно в этом сезоне, и не сможет поддержать разговор на «актуальные» темы, то он попросту станет никому не интересен. Общество смеется над экстраординарными личностями, однако оно их вовсе не уничтожает. Этого не требуется потому, что такого человека достаточно просто игнорировать. Его нервы вскоре не выдержат, и он уничтожит себя сам, изгрызет изнутри – и тут уже не нужно никаких публичных казней.
Именно поэтому мы имеем то, что имеем. Общество потребления, где количество говна и вещей на квадратный метр гораздо превышает духовность. Духовность, умственное развитие, доброта… Какие-то странные слова – их не показывают по телевидению и о них не рассказывают в институтах, а значит, человек сам делает выводы о том, что нам это не нужно. Не надо заблуждаться, человек прекрасно сам в состоянии сделать выводы – о том, что востребовано в обществе, о том, что ему нужно делать, чтобы комфортно в нём существовать. Адольф Гитлер тоже в свое время сделал выводы и понял, как нужно было существовать в том обществе.
Не нужно стенаний, мы получаем именно то, что заслуживаем. Круговорот говна в природе, или карма, если хотите. Посмотрите, каких героев мы воспеваем в новом поколении – убийцы, подонки, лжецы. Они не сходят с экранов кинематографа, мирно перекочевывая на ТВ и мониторы компьютеров, впитываются с молоком матери, с каждой затяжкой сигарет. Наши герои – алкоголики, и, соответственно, молодое поколение пытается им подражать: считают, что выпить на шестерых бутылку пива и покурить – это круто, а взрослые закатывают пьянки по каждому поводу и напиваются до одури.
Нет больше того шика и стиля, как в прошлые века. Нет балов и светских вечеров, литературные кружки ушли в никуда. Научиться драться – каратэ, дзюдо, боевое самбо и еще что-то в этом духе – вот что нужно современному мальчику, но никак не шахматный клуб. Заметьте, даже мысль отдать своего сына в шахматный клуб или на танцы вызывает какое-то неприятие внутри: вдруг не так поймут? Вдруг станет не той ориентации? Это вообще самая большая проблема для современных родителей: вырастить чадо именно той ориентации, и сделать так, чтобы оно социализировалось.
Всем рассказывают лишь об одном пути развития, одном возможном варианте поведения. Влево-вправо – расстрел, а если ребенок делает что-то по-своему, отлично от остальных, то это проблема, и с этой проблемой надо топать к психологу, психотерапевту, неврологу, наркологу, патологоанатому. Хоть к кому-нибудь, кто бы сказал, что с этим делать…
Но, впрочем, и мы сами в этом вовсе не виноваты, мы те самые неудавшиеся дети эпохи, которые не повзрослели, ведь наши родители тоже не знали, как нужно воспитывать нас в этой новой стране, в новом открывшемся мире возможностей. Они и сами-то толком им не научились пользоваться, как тут детей воспитаешь? А тем временем, пока они впахивали на трех работах и на нервах пытались урвать свой долгожданный кусочек счастья, мы ненароком выросли.
Стали взрослыми, понимаете? Так неожиданно, что будто обухом садануло по голове. Это для нас самих оказалось откровением, и что делать с этим рухнувшим на нас «счастьем» – мы не понимали. Мы стали хвататься за все эти возможности. Больше бабла заработать, жениться поскорее, родить ребенка, пока еще молодые, взять квартиру в ипотеку. Всего больше, больше и больше. Больше вещей в шкафу, больше диагональ телевизора, машину побыстрее да побольше, вот всё, на чём мы зациклились. Мы уже не видим мира вокруг нас, не замечаем природу, что губим своими тремя Б: Больше, Быстрее, Банальнее. Многие из нас уже не ездят путешествовать, а если и едут, то в самый распиаренный отель, чтобы их не взяли в плен террористы, и лежат там, у бассейна, накачиваясь местным пойлом.
Что-то в этом во всём не так, и Г. сейчас, сидя в своей съемной квартире, начинает понимать, что именно. Встав с дивана, он, покачиваясь, подходит к зеркалу и внимательно оглядывает себя с головы до ног. Он смотрит долго и очень внимательно на каждую черту своего лица, элемент одежды… И тут, совершенно неожиданно, в его мозгу взрывается бомба замедленного действия: «Так вот оно! Вот он корень моих проблем, всё ведь так просто».
Да вот же, что, ты его не видишь? Смотри внимательней, кого? Да, это он, а точнее Я. Я и есть корень моей проблемы, я и есть венец этой проклятой никчемности, что гложет изнутри. И этот Я, вы не поверите, он в каждом зеркале каждого дома, и он стоит и пытается рассмотреть и наконец-то увидеть, в чём проблема…
Это был тот самый момент, когда Г. решил измениться.
