Владимир Николаевич Туголуков
Самопознание
Стремление к пониманию
Любимым для него занятием в начальные школьные годы было чтение. Чтение книг полюбил с тех пор, как научился читать в первый год школьных занятий, в семь лет. Как сокровище драгоценное нес домой книги, взятые в школьной библиотеке, радуясь предстоящему чтению. Очень приятен был даже какой-то особенный запах библиотечных книг. Вначале читал сказки и они, наверное, по-своему формировали детскую душу. Чтение сказок есть для ребенка настоящий праздник. Позднее читал научно-популярные книги и журналы. В книгах художественных искал присутствия мысли, но это не всегда бывает, не всегда книга заставляет задуматься, будит мысль. Чтение книг заменило жизнь: вместо того, чтобы общаться со сверстниками и проходить необходимую школу общения, он сидел с книгами. Чтение никто не направлял, оно было беспорядочным и, наверное, малопродуктивным. Когда детство закончилось, чтение уже не так увлекало. Возможно, что и трудней было найти интересную книгу. Книги иногда возвращал в библиотеку непрочитанными. Сидя за столом, с книгой или учебником, чаще, наверное, предавался мечтам и фантазиям, чем занимался делом. Практика никогда не интересовала. Часто просто ходил по дому, не зная, чем заняться в своем заточении – совсем как зверь ходит в клетке. Частые сожаления отроческих лет – что в мире нет сказки, что мир гадко реалистичен. Книга навсегда для него стала лучшим украшением жизни.
Запомнилось впечатление тех лет от эпилога «Войны и мира», где Толстой размышляет о движущих силах истории, о месте в историческом процессе так называемой «свободы воли» и необходимости. Социальное движение в этом размышлении Толстого предстает как необходимый материальный процесс. Был интерес в те годы, в 14—18 лет, к астрономии, биологии, обществоведению. В 16 лет заинтересовался гипотезой о происхождении солнечной системы, изложенной в школьном учебнике астрономии. Есть множество космогонических гипотез, но наиболее известной и общепризнанной является гипотеза о возникновении Солнечной системы из газопылевого облака. Помнится возникшее интуитивное неприятие такого воззрения, которое есть, по сути, наследие эпохи механицизма в науке о природе. Казалось более естественным предположение, что планеты рождаются путем периодического отделения от звезды части вещества. Возникновение планет может быть понято только как необходимое и закономерное явление в общей эволюции космоса. К объяснению космической эволюции посредством катастроф и случайностей прибегают совсем уж немыслящие авторы. Теории взрывов и возникновения космических тел из пыли производят индивиды, не обладающие рациональным мышлением. При обилии фактов не было еще мыслителя в космологии. Кажущееся пустым противопоставление физиков и метафизиков имеет под собой реальную основу. Известно, что бывают индивиды практического и созерцательного склада. Менее известно, что практики мыслят конкретно, а созерцатели – абстрактно, общими понятиями. Поэтому и в познании они проявляют себя различно: если практики есть естествоиспытатели, натуралисты, то созерцатели есть необходимо метафизики, мыслители. Если естествоиспытатели, физики производят факты, то дело мыслителя, метафизика – осознать их, понять.
Много времени у того, кто не участвует в жизни тел. Индивид, исключенный судьбой из мирской жизни, томится в своем заточении в поиске дела. К жизни в себе индивид переходит не добровольно, но вынужденно. Состояние несвободы, принуждение самой жизнью к размышлению есть начальное условие самопознания. Благополучная практическая, мирская жизнь есть главный враг духа. Они погибли в суете – можно сказать про равнодушных к познанию благополучных индивидов. Дух самопознания не рождается в благополучных индивидах, в тех, кого питают плоды дерева жизни, кто находится в ладу с миром. Если индивид не живет благополучной мирской жизнью, то он необходимо живет, размышляя о вечном и преходящем: быть вне жизни – значит быть вне течения реки времени и созерцать время со стороны. Движущийся вместе с потоком не замечает его движения. Необходимо быть вне жизни, вечной и бесконечной, чтобы она открылась тебе как предмет познания. Самопознание есть жизнь наедине с вечностью, беседа с Божественным Отцом. Думать о смысле жизни – значит размышлять о вечности и преходящести.
Вечерами было время для неспешного созерцания ночного неба. Родительский дом был на окраине города. Небо в городском центре никогда не бывает таким звездным, как на окраине. Многие городские жители никогда, наверное, не видели такого яркого от звезд неба, какое он созерцал и впитывал в себя вечерами. На краю жизни, в стороне от центра небо глубокое, бездонное. Ночное звездное небо – не молчащее, но говорящее небо. Не только «звезда с звездою говорит», по выражению поэта, но и индивиду, их созерцающему, звезды говорят о многом. Звездное небо есть явление мироздания, космоса. Бездонная глубина космоса зовет к себе и говорит о жизни, вечной и бесконечной. Это Отец Небесный зовет человека к Себе. О единстве мира говорят звезды, о том, что человек не чужд, но единороден космосу, о том, что человек есть сын его родной. Небо ночное снилось ему с движением в нем таинственным, с письменами среди звезд.
Кто объяснил, как рождается мысль? Почему пробуждается мышление? Сначала индивид впитывает в себя мир в созерцании, читает книги, получает впечатления. Возможно, излишней впечатлительностью он обладал, потому что, когда ложился спать, долго не мог уснуть, долго не могли утихнуть в душе впечатления дня, в том числе от прочитанных книг. Однажды, когда он уже засыпал, в уме прозвучала, словно сказанная вслух, фраза «пространство – фундамент». Конечно, этому определению в уме предшествовали частые созерцания звездного неба вечерами, впечатления от чтения учебника астрономии и размышления о пространстве и космических телах. «В каком смысле», – он думал, – «пространство есть фундамент? Или пространство нужно понимать только как то, в чем находятся космические тела, или, кроме того, и как то, из чего они состоят, как материал тел, как материю, субстрат?» Если пространство понимать только как внешнюю среду тел, не связанную с телом субстратно, как, например, вода для пловца, то невозможно понять ни природу пространства, ни природу тела, ни природу движения. Но, скорее, тело относится к пространству, как волна к воде, как сгущение, уплотнение в воде к самой воде. Тело есть активная форма, волна возникновения, а пространство – материя, субстрат, материал. Пространство, при таком понимании его, действительно, есть фундамент, основа, всеобщая среда тел.
При ознакомлении с содержанием наук о природе, таких как биология и астрономия, видно, что при большом объеме фактического, эмпирического материала многое в этих науках остается непонятым. С удивлением каждый, наверное, сколько-нибудь мыслящий подросток узнает, как много еще остается в науках непонятого, того, что еще ждет своего объяснения. В науке об организмах биосферы, в биологии, нет понимания сущности организма и жизни, нет понимания законов развития биосферы и, в частности, как возникли организмы, по каким законам возникают виды, как возник человек. В науке о космосе, в астрономии нет понимания законов эволюции: как возникают и эволюционируют космические тела, галактики, звезды и планеты. До настоящего времени нет приемлемого объяснения эволюции солнечной системы.
Он задумывался о познании и осознавал, еще не формулируя это ясно, несоответствие между фактическим материалом естественных наук и пониманием его: «У природы нет от человека тайн, но познание подвигается с великим трудом». Природа открыта человеку в явлении, является человеку. Знание явлений отражено в естественных, эмпирических науках как содержание этих наук. Но наивны, несостоятельны попытки объяснения естествоиспытателями этих явлений. О современном состоянии наук можно сказать, что знаний много, а цельного, единого, всеобъемлющего знания нет, поскольку нет понимания. Достижение полноты знания возможно только на пути метафизического, единого познания. Современная наука есть знание без понимания. Он начинал понимать, что в познании существующего кроме наблюдения большое значение имеет размышление. Именно в мышлении открывается мир, космос, существование. Сущность явлений чувственно не воспринимается, ее можно только понять в мышлении. Вершина познания есть понимание явлений. С этого времени, в 15 – 18 лет, в нем возникло стремление к пониманию существующего. Это стремление возникло не как стремление к частному пониманию, но как стремление к единому пониманию мироздания, стремление к всепониманию. Было понятно и тогда уже, что частное понимание невозможно, но частное явление можно понять достаточно полно лишь в пределах всеобщего понимания материи.
В современной физической науке нет единого понимания материи. Множество частных теорий в этой науке не связаны между собой и только описывают с помощью математических формализмов явления, но ничего не объясняют. Физика еще не вышла в своем развитии из стадии эмпирической науки. Он пытался определить «общие принципы», на основе которых можно было бы начать размышлять и продвигаться в понимании всего существующего. Эти принципы, как он усматривал, были следующие: «все из чего-то состоит», «все в чем-то находится». Рассматривая человека в этом отношении, он заметил тогда, что индивид находится во внешней среде и он сам, его жилище и используемые предметы состоят из материала внешней среды. В те же юношеские годы у него было понимание одежды, а несколько позднее и понимание жилища как защитных оболочек, опосредствующих взаимодействие индивида и внешней среды. В свободное время он часто ходил на лыжах. После долгой ходьбы перестаешь замечать лыжи на ногах – они есть как будто твое естественное продолжение. И так и есть: лыжи, как и удобная обувь, есть приспособление, адаптация индивида к некоторым условиям, и если приспособление совершенно, то оно становится незаметным для индивида.
Возникшее в 15 – 18 лет стремление к всепониманию есть необходимая форма сознания. Форма мышления, сознания есть форма жизни. Жизнь его была противоречие, несвобода, недовольство собой и, вместе, непонимание, недоумение. Он хотел жить в соответствии со средой, но был в разделении и не видел пути к соединению. Ему оставалось только жить в себе, наедине со своими впечатлениями и переживаниями, в умозрении. Стремление к всепониманию, желание понять мир, сущее не означает завышенных притязаний или легкомыслия, но есть естественная потребность остановленной жизни. Стремление к единству понимания есть необходимая форма самопознания. В этой форме индивид разделен в себе, его идеал жизни противостоит действительности. Стремление к единству понятия есть стремление решить это противоречие своей жизни. Но кажется странным, что индивид, находясь в состоянии противоречия, не умея жить, размышляет на темы, не имеющие отношения к практической жизни. Он размышлял, конечно, и о том, как ему непротиворечиво, тождественно соединиться с внешним миром, с окружающей его подростковой средой. Он думал о том, что ему мешает жить, думал об изменении себя. Он хотел быть таким же, как все, но не мог измениться и стать другим. Позднее он понял и невозможность изменения себя, и необходимость быть таким, какой он есть. Пребывание в самом себе, в умозрении становилось все более привычным образом жизни. Если индивиду недоступна практическая жизнь в мире, то он с необходимостью пребывает в себе. Юношеская энергия, потенция к жизни должна быть на что-то направлена. Человек по природе своей деятелен и не может быть совсем без какого-нибудь дела. Кто бездеятелен в окружающем мире, кто не живет мирской жизнью, не умея жить, тому остается быть в себе, мыслить. С необходимостью, не произвольно, но по велению Божественного Отца жизнь переходит в другое измерение.
Стремление к пониманию есть форма самопознания. Мышления нет без вопроса и стремления к пониманию. Процесс понимания есть мышление. Мысль движется путем отождествления представлений. Понимать, мыслить – значит отождествлять, давать определение. Отождествление есть закон и практической жизни, и мышления. Противоречие практической жизни решается сначала мысленно, в представлении, а потом уже происходит практическое отождествление. Если противоречие жизни всеобще, то и мышление стремится к всеобъемлемости. Стремление к единому, всеобъемлющему пониманию есть необходимая форма мышления остановленной жизни, самопознание. Жизнь в форме противоречия становится для себя предметом познания. Противоречие есть познающая себя форма жизни, тождество себя не познает.
Мышление должно от чего-то отправляться. Должен быть отправной пункт, основание для мышления. Он думал: «Если известны элементы сущего и их взаимодействия, то можно объяснить любое явление». Но нужно определить этот элемент сущего, элемент материи. Издавна таким элементом считали атом как элементарную неделимую частицу вещества. Но кроме физических явлений, многие из которых определяются и объясняются атомно-молекулярными взаимодействиями, есть явления биосферы и общественной жизни. Социальные и биосферные явления не могут быть сведены к атомно-молекулярным взаимодействиям и объяснены посредством их. Вопрос об элементе сущего, материи и вместе с тем об отправном пункте единого понимания оставался открытым, нерешенным.
Одиночество и безучастность
1973 – 75 годы были годами воинской службы. Тягостное течение времени скрашивалось только созерцанием природы да размышлениями на посту во время несения караульной службы. Казалось, в мечтах, что после возвращения домой начнется новая, другая, какая-то настоящая жизнь, которой он еще не жил, но только собирался жить. Но вернулся домой, и потекла такая же, как прежде, бесцельная и нелепая жизнь в недовольстве ею и томлении без настоящего дела. Хотелось жить полной жизнью, но ни жить, ни общаться не умел. Все еще был отроком. Размышлял о возможности изменения себя, чтобы быть таким, как все. Искал свое дело – дело для души и вечности.
Наступает время, когда птенцы улетают из родительского дома, чтобы жить самостоятельно. И ему нужно было решиться на перемену жизни. Грезилось ему однажды во время дневного легкого сна, что шла гроза, лился дождь. От большого камня, лежащего в улице, отделился обломок. Бурным потоком воды его унесло в дальний конец улицы, на зеленую поляну. На той поляне солнце ласково пригревает, птицы поют, ветерок освежает. Хорошо там было камню, легко, привольно. Возвратился все же обломок к своему родному камню, но ту поляну не может забыть. Хочется вернуться обломку туда, где ему так легко дышалось, где птицы пели и солнце согревало, но жаль бросить отца, родной камень. В августе 1978 года он сжег тетради со своими записями и уехал из города, в котором прошли детство и отрочество, уехал, полный надежд на жизнь, из стесняющей атмосферы родительского дома и родного города к свободе. В это время, службы в армии и в последующие неспокойные годы, он систематически не размышлял, но всегда думалось, конечно, о чем-то, что-то зрело, наверное, в голове. Было понимание, еще не высказанное, не сформулированное, о необходимости единой науки, единого научного языка, поскольку не объяснить в категориях атомно-молекулярной теории ни биологические, ни социальные явления. Единство понимания было необходимостью познания, и мысль в нем искала путь к этому единству. Но непроизволен был этот поиск. Он не осознавал еще своего призвания, не знал себя, не нашел себя в своем деле.
Влекла к себе мощно, ошеломляла, притягивала взор женская красота. Но женщины и красота их были для него недоступны. Смел с женщинами тот, кто устойчиво утвердился в общей, мирской жизни. Тот, кто не включен в мирскую жизнь, кого нет в мире, тот не имеет успеха у женщин. Он избегал многолюдства, не мог его психически и физически выносить и тем обречен был на одиночество. Женщин около него не было: они там сбывают свою красоту, где многолюдство, где успешно устроившиеся в жизни благополучные индивиды. Красивых женщин не бывает на окраине жизни, там, где был он.
Однообразно текла его жизнь. Словно пригвожден был он ко кресту или прикован к скале на краю земли и, не имея возможности ничего изменить в своей судьбе, взирал бессильно с высоты своего отчуждения, взирал отстраненно на окружающую мирскую жизнь. Быть в молодые годы исключенным из жизни – это страдание, горькая участь. Мир не видит такую трагедию, крест этот невидим, крест этот в духовном мире возвышается. Муки те знает только испытавший их да Вечный Отец, пославший его на крест.
Проходили годы, но в жизни его ничего не менялось. Другим доставались расцветающие каждую весну молодые женщины, а его взгляд, взгляд с креста, все более становился безжизненным. Сколько расцвело за годы его молодости женщин, но ни одной не было рядом с ним. Живым, но не живущим он был. Не имея своей части в окружающем его кипении жизни, он становился все более безучастным в отношении к ней. Посторонним наблюдателем жизни он был, не имея в ней никакого участия. Люди бросаются с увлечением в общую жизнь, погружаются в океан мирской жизни и теряют в нем себя, найдя свое место и свое счастье. Он оставался на берегу, оставался посторонним наблюдателем жизни.
Быть исключенным из жизни, не иметь своей частной доли – значит быть противопоставленным вечности и бесконечности. С необходимостью судьбы такой индивид не есть частный индивид, но, противопоставленный вечному и бесконечному миру, он становится равным ему в мышлении. Перед ним – все существующее, а не своя только часть. Противопоставленность вечности есть жизнь духа, самопознание. Познание есть жизнь наедине с Вечным и Бесконечным Отцом. Мышление несовместимо с мирской жизнью. Мирская жизнь имеет своим предметом частное, преходящее и конечное. Предмет жизни духа, мышления есть общее, вечное и бесконечное. Есть мирская жизнь бездуховной плоти и есть бесплотная духовная жизнь. Индивид, ничтожный и нелепый в мирской жизни, становится великим в жизни духовной. В прикованном и пригвожденном, сущем на краю земли индивиде рождается высокий дух.
С высоты и дали изгнания своего смотрел он на мир и человека в нем. Разделение с общей жизнью есть и отстраненность от внешнего мира. Мысль в нем искала путь к единому пониманию сущего. Мышление протекало независимо от его воли, непроизвольно. Словно он был орудием познания, словно познание есть не индивидуальный труд, но труд и дело всего мира, всего сущего. Так и есть. Обычно думают, что мысль ни от чего не зависима, но это не так. Мысль – не прихоть, не произволение индивида, но она также необходима, как необходимы поступки. Мысль индивида так же определяется условиями его жизни, как и его действия. Мышление есть духовное отношение Сына и Отца. Мышление есть функция жизни, а жизнь есть отношение индивидуального тела и внешнего ему сущего. Форма мышления есть форма индивидуальной жизни. То, что открывается людям, то им Вечный Отец сообщает – сообщает непосредственно или посредством Своего распятого Сына. Только на кресте Сын может сообщаться духовно с Отцом – живущий в мире Отца не слышит. Только к скале прикованный может обрести дух и принести в ветхий мир свет обновления, свет новой жизни. Образ Христа распятого, Прометея прикованного, человека страдающего есть лучшее приближение к пониманию человеческого познания. Человек страдающий есть человек познающий. Объективное мышление не зависит от частной воли индивида. Можно сказать, это мышление использует индивида, протекая в нем. Не так это происходит, как думают обыватели, что индивид размышляет, движимый «любовью к мудрости», но в действительности в нем начинает свою деятельность объективная мысль. В этом отношении можно сказать, что мышление необходимо и объективно. Способность объективного мышления, божественный дух древнегреческие мыслители называли логосом.
Он часто задумывался в своем одиночестве о сущности человека – о человеке на Земле, о человеке в космосе и вечности. Он хотел понять человека, его будущее, направление исторического развития. Человек был постоянным предметом размышлений. Они были прерваны ненадолго только переходом к семейной жизни. Картины фантастов не убеждали, в них не было понимания. Искал место человека в научной картине мира: органическая и одушевленная материя не укладывалась в общую, физико-химическую картину мира, была непонятным, необычным исключением в ней. Единого подхода к пониманию материи в науке не было. Человеку не было места в прежней научной картине мира. Материя в современном понимании, как и во времена господства механистического воззрения, не оставляет места жизни и мышлению. Потому-то и не было прежде науки о жизни, человек не был предметом научного познания. Лишь немногие мыслители видели в человеке проблему. Немыслящее большинство не догадывалось даже о том, что и человек должен быть предметом науки. Не поняв человека, как можно достичь единства познания? Ведь и человек есть часть мира, часть сущего. Даже понимания не было в прежней науке, что человек, его жизнь должны стать предметом научного, теоретического, понимающего познания. Обыватели, далекие от дела познания, много говорили о «единстве мира». Но в их писаниях это выражение было пустой, ничего не значащей фразой. Понимания единства мира не было.
Современная так называемая «научная картина мира» представляет собой странное явление. Мир существует в единственном числе, мир один. И наука о мире как об одном предмете познания должна быть одна. Но мир разделен в современном представлении на отдельные части, отдельные миры. Это мир так называемой «неживой» или неорганической материи, мир организмов и социальный мир. Им соответствуют физика, включающая химию и космологию, биология и наука об обществе, социология. Эти науки есть словно науки о разных мирах – они имеют каждая свой научный язык, свои категории, понятия. И, похоже, даже нет понимания учеными умами в настоящее время, что это есть нездоровое, незаконченное состояние научного познания. И материя разделена в бездумном мнении обывательской толпы. Разделяются во мнении «живая» и «неживая», «косная» материи. В свою очередь, «живая» материя есть разделение материи сознательной, обладающей сознанием, и материи бессознательной, не обладающую сознанием. С такими разделениями не достичь, конечно, единства понимания и построения единой науки о жизни, о материи. По этой причине и нет в настоящее время ни понимания жизни, ни понимания сознания: ведь понять нечто – значит отождествить с другим, свести это нечто к единому роду сущего, к общему понятию. Нет и разумного понимания материи, поскольку она разделена в бездумном мнении на «косную», неживую и живую. В разделении истины нет.
Определить предмет – значит определить и выразить свое отношение к нему, понятие. В это время, в 79 – 81 годы, он был, наверное, на пределе своей отстраненности от жизни, на пределе безжизненности. Не было своего дела, которое наполняет жизнь стремлением и дает радость осуществления, придает смысл жизни. Не умел сходиться с людьми, жил одиноко, поэтому не было и женщины, которая тоже является необходимым наполнением жизни мужчины. Жизнь была пустой, жил в совершенно общей, абстрактной форме. Даже и не жил, но только был, существовал. Не было ничего из того конкретного, что наполняет жизнь индивида и увлекает его. Он только созерцал отстраненно, безучастно внешнюю человеческую жизнь. Помнится отношение его в то время к людям, к мирской жизни. Отношение это, принявшее форму определения «человек есть материя», есть, конечно, предельно общее, абстрактное отношение и понятие. Это было его отношение к мирской жизни, из которой он был исключен. Этим общим, абстрактным отношением и понятием была его жизнь. Быть безжизненным, быть живым, но не живущим— значит жить в совершенно общей форме, значит только существовать. Форма жизни, предельно общей, абстрактной, выразилась в мысли, предельно общей: «Человек есть материя». Он смотрел на людской мир отчужденно, не принимая участия в мирской жизни. Чуждо было ему, потому что недоступно все то, чем живут, чем увлекаются люди. Мирская человеческая жизнь, являясь для него только предметом наблюдения, воспринималась как часть мирового материального процесса. Отстраненность и неучастие в жизни, безучастность способствовали тому совершенно общему взгляду на человека и остальной мир, тому отношению, в пределах которого материя не делится на живую и неживую, одушевленную и неодушевленную. Для сущего на кресте, для сущего в пределе отчуждения от жизни, для того, кто прикован к скале на краю земли – для того человек не отличаются от остального мира, но все есть материальные формы.
Индивид не изолирован от внешней среды. Даже в самой общей форме существования жизнь его происходит в мире. Внешний мир, происходящая в мире общая жизнь является предметом его наблюдения. Индивид, переживающий бессмысленность своего существования, и во внешней среде не видит своего, ближнего ему смысла, присущего всем благополучно живущим индивидам. Недоумение и вопрос его о смысле есть вопрос и о смысле внешнего ему, наблюдаемого им мира. Он смотрит безжизненным, общим взглядом на внешнее сущее и определяет в мысли свое к нему общее отношение. Это отношение, определяемое в мысли, есть смысл, сущность, понятие. Смысл, понятие внешнего сущего как предмета определяется в пределах понятия жизни. Если жизнь бессмысленна, то и все в ней равно бессмысленно. С креста все существующее воспринимается иначе. У существующего на кресте равное отношение к деревьям, камням, индивидам. Это все есть материя. Это его отношение к человеку было даже не обдумано в то время, не сформулировано, не записано. Но оно было пережито и сохранено в памяти.
