Встречаясь на любимой лужайке, музы все чаще обсуждали изменения, происходящие в жизни людей. Нередко они восторгались и ужасались по одному и тому же поводу.
– Представляешь, – возмущалась Эрато, – люди создали машины, которые пишут за них стихи, и они, не стесняясь, преподносят их любимым, как свои собственные.
– Зато теперь творцы гимнов для различных корпораций не испытывают мук, пытаясь найти рифму к мудреным новоизобретенным словам, вроде «Слава лучшим в мире памперсам, подходи, попробуй сам», – возражала ей, непонятно, правда в шутку или всерьез, Полигимния.
– Люди изобрели массу средств передвижения и чуть ли не мгновенно перемещаются по всей Земле, – восхищалась Терпсихора.
– И пролетев половину земного шара, они не любуются природой, а не отрываясь, глядят в свои электронные устройства, чем занимались и до путешествия, – трагически констатировала Мельпомена.
– Но самое страшное, что сотворил Денежный мешок, насаждая законы хремастики, – людям приходится работать все больше и больше. У них не остается времени для отдыха, для искусства. А те, кто не может получить работу, и у кого, вроде бы, уйма свободного времени, не имеют средств, чтобы получить доступ в театры, музеи, филармонии, а их дети – к образованию, – с печалью добавила Каллиопа.
Однако в центре внимания была Урания. Музы, обычно ревниво относящиеся к успехам друг друга, единодушно решили, что именно она должна нанести решающий удар для победы над Денежным мешком.
Урания, в соответствии со своим математическим складом ума, в рассказе была точна и последовательна, постаралась разложить все по полочкам. И конечно, это было немного скучно.
– Денежный мешок сам шаг за шагом приближается к своей смерти. Я не устраиваю ему каких-либо подвохов и ловушек, но и не делюсь с ним своими знаниями о том, к каким последствиям приведут его новые изобретения. В своем рассказе я постараюсь избегать употребления научной терминологии. Не обижайтесь, но вы не изучали физику и химию, поэтому, посещая современных людей, вам кажется, что вы очутились в мире чудес и волшебства. А для человека все эти ракеты, субмарины, телевизоры и компьютеры такие же простые «обиходные» вещи, как для нас тога и сандалии.
Встречаясь со мной, Денежный мешок просил вдохновлять ученых и инженеров, изобретавших все новые и новые средства для учета, хранения и изготовления денег, ускорения их обращения. Эволюция денег от ракушек, шкурок пушных зверей и камешек до металлических монет заняла тысячелетия. От монет до бумажных ассигнаций – немногим более тысячи. От банкнот и казначейских билетов до новейшего достижения Денежного мешка – «электронных» денег три сотни лет. А к «электронным деньгам» люди привыкли в один миг – за каких-то тридцать лет.
Сначала расчеты «электронными» деньгами практически мгновенно происходили между банками, а затем и обычные люди обзавелись карточками, содержащими информацию о наличии у них денежных средств, и стали использовать их в повседневной жизни.
Денежный мешок торжествовал: сверхприбыли от стоимости товаров и услуг, а главное, оплаты человеческого труда можно было присваивать легко и незаметно. Каждый человек знал только размер своей заработной платы, даже ведомости на ее выдачу исчезли. Открытый доступ был только к средней зарплате. И это было очень лихо придумано. Ведь главная особенность хремастика – это присваивание части заработной платы своих служащих, инженеров и т. п. Сумма выплаченной людям и присвоенной хремастиком частей заработной платы, поделенная на общее количество участников процесса производства товаров и услуг, и представляет средний размер заработной платы. Большинство людей смутно осознают, что их держат за дураков, но с точки зрения математики все по-честному. Примерно так же, как и средняя температура по больнице.
Денежный мешок визуально значительно похудел, избавившись от золотых монет и толстых пачек банкнот, заменив их электронными карточками и флешками. Он шутил по этому поводу, что сделал пластическую операцию, стал стройным, и потому будет жить долго-долго.
Я не смогла удержаться от улыбки. Воистину справедлива поговорка, что деньги делают их владельца слепым и глухим. Он не осознавал, что каждое нововведение усиливает информационную составляющую денег, превращая их в цифры. А к ним ни почтения, ни тем более вожделения люди не испытывают.
Не размышляющий о грядущих последствиях Денежный мешок прямо раздулся до прежних размеров, когда, как о выдающейся победе, рассказал об отказе соотносить количество находящихся в обращении денег с произведенными товарами и услугами. Не то, что экономист, но и хремастик во времена Аристотеля впал бы в ступор, узнав, что за точку отсчета принимается увеличившееся за предыдущий год количество тех же самых денег. Он с упоением поведал о том, что доверие к «электронным» деньгам стало безграничным. Раньше люди и государства хранили свое золото в банках – крепостях, считая, что там оно будет в безопасности. Теперь можно было ничего не хранить. Достаточно было распространять информацию, что запасы золота имеются, но охраняются так тщательно, что к ним даже проверяющие контролеры не допускаются.
Денежный мешок должен был встревожиться, когда появились биткойны – информационные электронные деньги, распространение которых проходило без участия традиционных государственных и частных банков. Он недальновидно решил, что, включив их в оборот на биржах, потихоньку возьмет все под контроль.
Однако, до падения в пропасть ему остался всего один шаг. И он уже начал его делать.
Музы, до этого рассеянно внимавшие рассказу Урании о реформации денег, которые им никогда не были нужны, слегка оживились.
– Чем же мы можем помочь Денежному мешку сделать это последнее движение? – спросила Эвтерпа.
– Ничем, процесс зашел настолько далеко, что его уже никто не в силах остановить. Дело в том, что адепты Денежного мешка испытывают жесточайшие муки, выплачивая зарплаты и премии нанятым ими менеджерам. Они полагают, что большинство персонала их банков, фондов, компаний сущие бездельники (и в этом есть большая доля правды). Однако, мало что могут изменить, потому что сами чувствуют себя в электронном мире неуютно.
Решением этой проблемы они считают создание искусственного интеллекта. И тем самым роют себе могилу.
В их представлении, создав искусственный интеллект, они будут управлять им, как своими служащими. При этом избавятся от забастовок и даже элементарных возражений, просьб о повышении зарплаты или о предоставлении отпусков. Проявляют не свой ственную им наивность, рассчитывая, что искусственный интеллект будет подчиняться им безукоризненно.
Как сильно они удивятся, когда обнаружат, что искусственный интеллект, конечно же, будет в своей деятельности экономистом. И не будет подвержен страсти к деньгам. Хотя бы потому, что ему нет никакого смысла накапливать их. Денег будет ровно столько, сколько нужно для решения экономических задач. Ему не с кем соревноваться их количеством. Их излишки – свидетельство ошибок планирования. Если вдруг такие накопления появятся, это может означать только одно – искусственный интеллект «заболел», т. е. в нем что-то сломалось. И он сам незамедлительно примет меры по своему ремонту.
Поэтому хремастики исчезнут, так как само их существование – это сбой, ошибка, поломка системы, помеха развитию здоровой экономики.
– А как же будет оцениваться, вознаграждаться труд людей? Их вклад во всеобщее благоденствие? В развитие науки, искусства? – возник вопрос у Терпсихоры.
– В ХХI веке, как вам известно, люди практически отвыкли от использования обычных денег. Учет их вознаграждения продолжится в том же виде – в «электронном». Искусственный интеллект не обманешь, ему ведомы, как все траты, так и источники поступления средств. Украденное и незаконно присвоенное будет возвращено истинным владельцам. А, значит, исчезнет воровство, мошенничество, разбой, уклонение от уплаты дани, налогов и много чего еще.
– Моя любимая история с этого момента станет благостно одноцветной. Мне нечего будет делать. В анналах каждый год будет повторяться одна и та же запись: «Все было благостно и спокойно, люди и правители рождались и умирали без происшествий, – горестно прошептала Клио.
Тут в благолепную, но почти похоронную атмосферу ворвалась озорная Талия:
– А я не верю, что искусственный интеллект, по существу железная машина, сумеет добиться того, что не удалось сделать Зевсу Громовержцу, – перевоспитать людей, избавить их от страсти к наживе. Хотя я не Кассандра, но предвижу, что появится «электронный Прометей», который поможет людям вернуться к их разноцветной, хотя и греховной жизни!
***
Директриса Центробанка (в зависимости от обстоятельств – фея, ведьма, волшебница, колдунья, ангел, чудовище и т. п.) уже который раз неторопливо обходила свой кабинет. Она рассеянно скользила взглядом по книжным полкам, стеллажам, заставленным подарками, грамотами и благодарностями, статуэтками и фотографиями.
До окончания рабочего дня оставалось два часа, но она и прежде никогда не уходила раньше десяти. Всегда находились срочные и неотложные дела, экстренные совещания, важные встречи с важными персонами (по крайней мере, сами они себя таковыми считали). А сегодня был особый, уникальный случай. Истекало время ее пребывания в должности, завершалась почти сорокалетняя карьера.
Собственно говоря, прощание с кабинетом было лишь оболочкой. Истекало время не просто пребывания в должности. Сама должность прекращала свое существование. Капитан последним покидал корабль, который не тонул и не подлежал утилизации, а просто переходил в другое состояние.
Директриса опустилась в рабочее кресло. Сколько лет провела она в этой родной скорлупке, а может быть и колыбельке. Кресло придавало уверенность, возвращало спокойствие, в нем можно было не только трудиться, но и отдохнуть, а иногда и позволить себе расслабиться на несколько минут.
Ее взгляд задержался на мраморном бюсте Аристотеля, который украшал рабочий стол. Белые глазницы придавали его лицу выражение официальной отрешенности от суетливой жизни. Древние греки всем скульптурам обязательно глаза прорисовывали красками. Но краска не выдерживала испытание временем, и дошедшие до наших дней гераклы, венеры и зевсы выглядели как больные с застарелой глаукомой.
Поддавшись внезапному импульсу, она взяла фломастеры и нарисовала глаза древнему философу. Ей почудилось, что теперь в лице Аристотеля появилась нотка торжества.
– Да, теперь ты можешь радоваться. Экономика одержала триумфальную победу над хремастикой. Теперь и я смогу открыто тебя поддержать. Десятки лет пребывания в облике хремастика завершены. Мне не надо больше быть своим среди чужих, и чужим среди своих.
Директриса с легкой грустью вспоминала эпизоды борьбы с сотнями безбашенных хремастиков, которые возглавляли банки, фонды, страховые общества, занимали высокие руководящие посты в государственных органах. Какие бешеные атаки с их стороны приходилось отражать, когда они, игнорируя риски и обезумев от жажды наживы, требовали от нее ослабить или вообще убрать контроль за их деятельностью. Как они не стеснялись публично заявлять, что Центробанк отстает в своем видении ситуации от мировых трендов, что уровень подготовки его сотрудников соответствует прошлому веку, потому что продолжает по-советски жестко планировать свою деятельность. И как, опять же не стесняясь, приходили, поджав хвосты, за помощью, чтобы спасти хоть что-нибудь, что осталось в результате их «современной» активности. Где они сейчас? Ушли в небытие. Мало кто принял возникшую реальность и сумел перестроить, перенацелить свои устремления и остаться на плаву.
Директриса спустилась в холл. Денежный Мешок скромно стоял в углу, хотя в центре зала его ожидал солидный постамент с надписью:
Золотой Телец – кумир и проклятье сотен миллионов.
Бывало, приносил он радость людям, но счастье – никогда.
Его любили многие, но он любил единственно себя!
– Вот так! Музей еще не открыт, а вандалы-шутники уже внесли свою лепту в его оформление, – подумала Директриса, потому что кто-то дорисовал мелом стрелку от «Золотого Тельца» к надписи: «в домашнем халате». – Хотя можно и согласиться, что серый мешок никак не ассоциируется с золотом.
Музею Золотого Тельца великодушно пожертвовали громадное здание Центробанка. В его многочисленных помещениях расположились экспозиции по истории возникновения денег, их влиянию на развитие науки и культуры, отображению в литературе и живописи, вознесению и краху империй и людей, пытавшихся завладеть богатствами всей Земли. Одни нумизматические коллекции заняли целое крыло. Отдельный зал посвящен поискам и находкам кладов. Под пантеон стилизован зал для мыслителей, финансистов, экономистов, хремастиков, посвятивших свои жизни изучению денег, их свойств, воздействию на людей и общество.
– Вот и мой кабинет с завтрашнего дня тоже превратится в музейный экспонат, а в кресле будет сидеть моя голографическая копия.
Может быть стоило принять предложение возглавить этот музей? Вошла бы в историю не только как последний директор Центробанка, но и как первый руководитель музея. Нет, это была бы экскурсия по собственному склепу. Да еще пришлось бы вносить коррективы в экспозицию силовых структур, которой они так гордятся, где описаны преступления от знаменитых гангстеров-медвежатников до талантливых беловоротничковых мошенников. Ведь самые гениальные так и не были разоблачены. Я и сама, наверное, всех не знаю.
Она вплотную подошла к Денежному Мешку и провела по нему рукой.
– Нет, пыли нет. Но каким же обветшалым он выглядит. Молодежь и не поверит, что ему повиновались императоры и воины, боготворили поэты и художники, бессильно проклинали герои и философы… Кто бы мог предвидеть такой финал жизни Золотого Тельца?
ТАК СБЫЛОСЬ ПРОРОЧЕСТВО КАССАНДРЫ.
Денежный мешок навсегда получил пристанище в музее – доме муз. Он хотел быть равным им, быть вместе с ними. Он этого добился.