Владимир Тимофеев
Сказки Центробанка
Месть денежного мешка
Долго бесновался Денежный Мешок на любимой лужайке прекрасных муз. Как жалел он, что не был слоном или мамонтом, чтобы с грохотом топтать и давить шелковую траву (ему было невдомек, что слоны, как и мамонты в свои давно прошедшие времена, ходят бесшумно и траву не вытаптывают). А так, от его подпрыгиваний совсем негромко и совсем не грозно шуршали банкноты, да позвякивали монеты. Лишь при большом воображении это шуршание можно было принять за шипение ядовитых змей. Но никого, кто мог бы такое представить и испугаться, рядом не было. А если бы и был случайный зритель, то он, скорее всего, посмеялся бы над неуклюжими ужимками набитого портретами никому не известных президентов мешка.
Однако, ярость Денежного Мешка, почти не нарушившая идиллию Олимпа, не осталась без последствий. На финансовых и сырьевых биржах по всему миру произошли катастрофические потрясения. И конечно, они сопровождались голодом и разрухой, революциями и войнами, эпидемиями, падением нравов и жизненных ориентиров. И ростом доходов похоронных компаний.
Но, как всегда бывает на изломе судеб людей и государств, творческие натуры продолжали создавать симфонии и романы, картины и поэмы, песни и балеты. Уже не за деньги. А от сердца, от души и для души. Великое горе порождало великие таланты и великие произведения.
Для муз наступила страдная пора. Они трудились, не покладая рук, до полного изнеможения. А встречаясь на лужайке, с упоением рассказывали о своих достижениях. Эрато и Эвтерпа восхищенно читали стихи о любви, созданные умирающими от голода и холода поэтами. Каллиопа и Мельпомена взахлеб рассказывали о потрясающих спектаклях, попасть на которые стремились и короли, и нищие студенты.
Особое восхищение вызывали истории о том, как смерть забирала поэта или актера, ученого или композитора прямо на сцене или за письменным столом. Это придавало результатам их труда некую утонченную изысканность, считалось верхом совершенства. И вызывало многочисленные ахи и охи, а в последнее время – вау!
Даже Денежный Мешок с его холодным, расчетливым, не подверженным эмоциям умом, коробило восхваление торжества смерти бессмертными музами.
Лишь Терпсихора была печальна – голодные люди не танцуют.
Постепенно здравый рассудок возобладал над не свойственными финансистам эмоциями. Денежный Мешок решил отомстить музам за нанесенное оскорбление. Месть его должна стать жестокой, ужасной и болезненной для этих божественных созданий.
– Для начала надо оценить обстановку, силы и слабости сторон, определиться с направлением главного удара, выбором слабого звена противника. Я одерживал победы над самыми светлыми умами, самыми эрудированными энциклопедистами. Но борьба происходила на моем поле – поле финансовых операций. Они могли рассказать, чем отличается бозон от кварка, как зимой разжечь костер в тундре, можно ли перевоспитать преступника в тюрьме, чем вылечить гайморит и т. д. и т. п. Но зачастую были не способны уловить разницу между дебетом и кредитом, не говоря уже о различиях SPO и IPO, тем более ничего не понимали в деривативах. Привычно обманывая всех этих просвещенных людишек, я и мои верные слуги – банкстеры испытываем меньше угрызений совести, чем подсовывая соску-пустышку плачущему младенцу. И гордиться, обманывая эту интеллектуальную элиту, тоже особых оснований нет. Она столь высоко оценивает себя, что и мысли не допускает, что малообразованные банковские клерки даже не испытывают злорадства, обводя их вокруг пальца, как детей.
Играя на поле прелестных муз, мешок доказал, что кое на что способен. На этом же поле придется дать им сражение и победить. Для этого (тут Денежный Мешок немного начал гордиться собой) он станет профессионалом.
Он не собирался тратить время на изучение военных наук или методов работы спецслужб, но несколько ценных мыслей отобрал: «Побеждай не числом, а умением!», «Самую острую боль приносит зло в обертке доброты» и тому подобное.
Подыскивать помощников для воплощения плана мести Денежный Мешок не стал. Сообщать свой замысел кому-либо не решился, справедливо рассудив, что если секрет знают двое, то может появиться и третий, а что знают трое – знает и свинья.
В качестве слабого звена он выбрал Уранию. Каллиопа была настолько величественно надменна, что льстить ей было бесполезно. Мельпомена могла изобразить искреннюю заинтересованность и участие, но в любой момент перевернуть все с ног на голову ради драматического эффекта. Талия непременно высмеяла бы его. Эрато, Эвтерпа и Полигимния предложат изучать анапесты и амфибрахии, артикуляцию и интонацию. Терпсихора? Денежный Мешок содрогнулся, представив, как ему придется дергаться до судорог, пытаясь научиться какой-нибудь самбе или румбе. Клио, возможно, и подошла бы, но пришлось бы тратить кучу времени на выслушивание бесконечных историй, берущих начало с древних времен. А кроме этого, она была косным консерватором – все новое было чуждо ее восприятию, пока не становилось вчерашней историей.
– Дорогая Урания, – Денежный Мешок уловил момент, когда она осталась в одиночестве. – Я вынужден признать, что хотя вы с сестрами обидели меня, слова ваши были справедливы. Действительно, знания мои по большей части относятся к математике, музой которой вы и являетесь. Считаю, что это не только самая великая наука, но и великое искусство. Нигде нет такого простора для фантазий и волшебства, такой гармонии и красоты, как в математике. Именно знание математики приносит прибыль и благоденствие миру. Посоветуйте, что я, простой мешок, должен изучить на первом этапе, в первом классе школы, директором которой я хотел бы видеть вас, чтобы стать образованным и культурным и не вызывать смущения у ваших сестер одним своим присутствием.
Урания сохранила свойственное ей спокойствие и не стала прогонять назойливого льстеца.
– Тебе надо чаще встречаться с мудрецами, философами, учеными. Читать написанные ими книги – сосредоточие знаний. Но книг мало, их берегут и разрешают брать в руки только достойным. Пергамент дорог. Хороших писарей, размножающих книги, также мало, как и их создателей.
– Я понял, понял, каков должен быть мой первый шаг под Вашим мудрым руководством.
Денежный Мешок, готовясь стать музой живописи, уже знал, как делаются изображения на монетах, изготавливаются гравюры и эстампы. Оставалось изобрести способ производства дешевой бумаги и печатный станок.
Книгопечатание произвело настоящую революцию. Музы были в восторге. Литература, особенно поэзия, стремительно расцветала. А Полигимния обрадовалась печатным нотам.
Посмотрел Денежный Мешок на результаты своего труда и решил, что это хорошо.
В другой раз услышал он, как убиваются Эрато, Эвтерпа и Полигимния из-за скоропостижного ухода в царство Аида уникального певца. Как сожалели они, что его голос не смогли услышать миллионы потенциальных почитателей и что скоро забудут его даже те, кому посчастливилось воочию насладиться волшебством его пения.
Посодействовал Денежный Мешок в предоставлении дешевых кредитов перспективным ученым и инженерам. Создали они радио, граммофоны, патефоны и магнитофоны.
Снова музы ликовали. Радовались возможности запечатления голосов и концертов для хранения и передачи потомкам.
Мельпомена, правда, показала свой вздорный характер, заявив, что люди станут лениться ходить на концерты, располагая возможностью все услышать, сидя дома на диване.
Печальной оставалась Терпсихора – балет нельзя транслировать по радио. Она же, первой из муз, сама подошла к Денежному Мешку с предложением изобрести устройство для запечатления изображений.
Так появились кинематограф и телевидение. Терпсихора была в восторге. А Каллиопа и Мельпомена предрекли трагическую смерть театру.
Начало раздорам среди муз было положено.
Посмотрел Денежный Мешок на результаты своего труда и вновь решил, что это хорошо. Ведь план мести дал первые ядовитые ростки.
Денежный Мешок не сомневался в великой силе искусства. Его стремление стать десятой музой основывалось не только на тщеславии. Он верил, что сумеет использовать потенциал поэтов и певцов, актеров и живописцев, направив его в русло увеличения денежных доходов.
Сначала для продвижения товаров и услуг робко использовались глашатаи и зазывалы, заманчивые вывески, странствующие цирки и театры. Запускались стишки и частушки. Поскольку поэты, считающие себя великими, отказывались участвовать в полезной деятельности, приходилось довольствоваться тем, что выдавали на гора менее гордые и более нуждающиеся рифмоплеты: «Доверьте деньги нашему банкиру, и с суммой крупною прокатитесь по миру!».
Конечно, тут же появлялись враги: «Доверил деньги этому банкиру? Теперь с сумой пойдешь по миру!». Так родились практически одновременно реклама и антиреклама.
Музы появлению рекламы недальновидно обрадовались, и на ее творцов смотрели снисходительно. Так скрипач похлопывает по плечу поставщика канифоли: «В моем успехе есть твоя заслуга!». Они полагали, что реклама – это не искусство, реклама – это даже не ремесло. Реклама – это даже не черновики великих замыслов. Реклама – это мусор, отходы творчества. Однако признавали, что реклама нередко бывает полезной, помогая молодым малоизвестным гениям добиваться быстрого успеха. И кроме того, эту тему музы предпочитали почти не обсуждать, реклама нередко помогала гениям и талантам вести сытую жизнь.
Такая беспечность только радовала Денежный Мешок. Ядовитые ростки быстро превращались в могучие кустарники.
Первыми, почти незаметно, исчезли народные песни и танцы, былины и баллады, хороводы и хоры. Музы не претендовали на причастность к их появлению. Просто в поисках достойных их внимания и заботы людей они запускали искорку, которая могла превратиться в жгучее пламя поэзии или музыки, попав на достойную почву. Это случалось редко. Разочарованные музы продолжали поиски. Но искорка не всегда угасала. Кому-то удавалось сочинить две-четыре строчки, кому-то – единственную в его жизни мелодию. Хилые плоды могли, чаще всего так и происходило, зачахнуть. Но случалось, что несколько таких строчек встречались с мелодией, и рождалась песня, которую пели в какой-либо деревушке. Затем она перекочевывала к другим исполнителям. Слова менялись, мелодия обогащалась.
Искорки, сложившись подобно мозаике, в народную песню, особенно исполняемую хорами, превращались в могучее пламя. По силе воздействия они, зачастую, превосходили творения осененных музами гигантов поэзии и музыки.
Тщеславные музы, лишенные права претендовать на свою причастность к народному творчеству, относились к нему прохладно, если не сказать равнодушно. Поэтому, когда стало угасать хоровое пение, когда люди перестали напевать за работой и на семейных торжествах, они не проявили беспокойства.
Денежный мешок только радовался их беззаботности. А на кустарниках уже появились первые внешне заманчиво-привлекательные плоды: персональные компьютеры и, вот он финальный аккорд! – несущие смерть балетам и операм, балладам и ораториям, эпическим поэмам и любовным романам, живописи и даже художественной фотосъемке, НАЛАДОННИКИ.
Впрочем, и до их появления Денежный Мешок многое сделал для приближения кончины, например, исполнения и создания симфоний – вершины творчества композиторов. Он просто не мог спокойно даже размышлять о том, что куча располагающих денежными средствами людей два, три, а то и четыре часа слушают музыку и лишены возможности наслаждаться рекламой. Нет, они не исчезли полностью. Те, кто был рожден в мире, почти свободном от рекламы, продолжали посещать концертные залы. Но постепенно их становилось все меньше и меньше. Они шли по дороге, проторенной мамонтами.
Над живописью Денежный Мешок позволил себе поизголяться особенно цинично. Самыми ценными произведениями (а цену устанавливал Денежный Мешок) признавались настолько искаженные образы, что маленькие дети начинали плакать, бросив мимолетный взгляд на мрачных чудовищ. Иногда это были просто линии, иногда беспорядочно разбросанные пятна краски. Еще хуже обстояли дела со скульптурой. В лучших музеях и галереях выставлялись кучи мусора, отходов человеческой деятельности, которые щедро проплаченные владельцы, не краснея, располагали в одних залах с творениями древнегреческих и римских гениев.
Наладонники почти мгновенно превратили в «неформат» не только романы и повести, но даже рассказы и притчи. Объемы произведений ограничивались объемами оперативной памяти различных компьютерных приспособлений. Популярные песни все чаще состояли из нескольких строчек. Пошлятина вроде: «Я люблю тебя! Ты потри меня! Ты потри меня сильней, стану я к тебе нежней» почиталась вершиной песенной лирики.
Деградация искусства приобрела лавинообразный и необратимый характер.
Донельзя довольный плодами своего разрушительного плана Денежный Мешок решился появиться на лужайке, чтобы принять полную и безоговорочную капитуляцию волшебных муз и насладиться плодами своей победы.
Уныние и печаль, черная тоска безнадежности уничтожили веселье и заразительный оптимизм, царившие раньше в этом прекрасном месте. Музы изменились, выглядели постаревшими, хотя их божественное происхождение не допускало подобного.
Все они нападали на поникшую Уранию, считая ее соучастницей Денежного Мешка, но сразу же перенесли свою ярость на него.
– Ты губитель всего прекрасного, могильщик искусства! Как посмел ты явиться сюда? Рано ты торжествуешь! Наш отец, Великий Зевс, накажет тебя!
Денежный Мешок дерзко, но резонно возразил:
– Если бы Великий Зевс считал мои подвиги злом, он сделал бы это, не дожидаясь ваших молитв.
Однако в это мгновенье в центр лужайки ударила молния. С вершины Олимпа спустился вихрь, сгибая своей мощью дубы и вязы и лишая их листвы. Перед ошеломленными музами и изрядно струсившим Денежным Мешком появился, как всегда в своем кожаном фартуке, Хромой кузнец.
Не обращая внимания на мешок, Гефест обратился к музам:
– Как осмелились вы, мои милые племянницы, тревожить всемогущего Зевса? Не вы ли постоянно похвалялись, что нет ничего сильнее искусства? Не вам ли поверили люди, что героические баллады и гимны, поэмы и трагедии способны сотворить героев из заурядных обывателей? Не вы ли хвастались, что любовь побеждает деньги? И что же? Как и чем вам помочь, если Вы сами ничего не делаете, чтобы выиграть войну.
