Владимир Николаевич Положенцев
В ней жила птица
-Вы ее били?– спросил он.
-Зачем?
-Не знаю. Какой-нибудь конфликт, ссора.
-Мы не ругались.
-Почему же она отравилась?
-Спросите у нее.
-Спросим, если выживет. А вы молитесь, чтоб не померла. Очень некрасивая история. Для вас.
-Да уж, ничего хорошего.
-Вот и я говорю.
Бессмысленный разговор или допрос продолжался еще как минимум час. Хорошо, что у Сокольникова оказался с собой паспорт. Лейтенант полиции записал все его данные, номера телефонов. Подписку о невыезде брать не стал, но посоветовал никуда не отлучаться из Москвы.
Оставшись в пустом доме, Сокольников первым делом выпил вина. Стены, мебель, разбросанные по комнате вещи казались ему неестественными, декорациями к какому-то виртуальному спектаклю. Он не мог поверить в случившееся. Да, главное, чтобы она выжила. А там я из нее сам душу вытрясу. Дрянь!
Сидеть в доме было невыносимо. В шкафу нашел две фляжки коньяка, сунул их в портфель. Проверил кошелек. Деньги на месте. Зачем проверял, не понятно. Не Анечка же их могла взять? А врачи и следователь всегда были на виду.
Подтянул поясной ремень, доверху застегнул молнию на куртке, крепко зашнуровал ботинки, словно собирался в дальний поход. Ключей нигде не нашел, входную дверь просто плотно прикрыл. Полиция! Хоть бы дачу опечатали. Заходи, кто хочет, бери что хочешь. А тут Моне… чтоб он провалился.
Вышел на дорогу и через лес, спотыкаясь впотьмах, пошел к станции.
Больница в Куровское оказалась на краю города. Но не возле станции, а с противоположной стороны. Шагать пришлось долго. Сокольников даже не спросил, как проехать до больницы на автобусе. Снег сыпал и сыпал, наметая огромные сугробы. Наконец, по припаркованным каретам скорой помощи понял, что у цели.
В приемном покое никого из персонала не оказалось, в справочной тоже. Сел рядом с окном на стул. Напротив, на широкой скамье под чахлой пальмой лежал бомж, тихо стонал в нечесаную бороду. На соседней лавке сидела женщина, тоже бомжеватого вида, с полотенцем на голове.
Не заметил, как задремал. Кажется, даже приснился какой-то сон. Его окликнула пожилая медсестра в синем мятом халате и вязаном берете. Назвал фамилию Анечки. Медсестра долго водила пальцем по журналу, потом громко сообщила:
-В реанимации. Состояние тяжелое.
-А когда… Когда будет известно что-то более конкретное?
-Завтра приходите или позвоните.
-Завтра. А раньше?
-Мы тут не Кашпировские, предвидеть ничего не можем.
-А Кашпировские могут?– задал неуместный вопрос Сокольников.
Медсестра только пожала плечами.
Долго бродил по городу, затем сидел в обычном провинциальном кабаке. Под блатные, тянущие жилы и душу песни ковырял вилкой селедку, пил явно паленую водку. Заведение закрылось только под утро. Все это время Сокольников томился вопросом: зачем подставила его Анечка?
Вернулся в больницу часов в семь. Бомж по-прежнему спал под пальмой. Скамейка рядом была свободна. Пристроился, тут же отключился. Разбудили громкие голоса. Кого-то тащили на носилках, а пациент кричал и ругался матом на санитаров. Часы показывали начало десятого. Дежурная в справочной сменилась. В окошке сидела толстая тетка в ватнике, пила чай с баранками. Она собирала ладонью крошки со столика, отправляла себе в вульгарно накрашенный рот. Поинтересовался о состоянии здоровья девушки, которую накануне определили в реанимацию.
-Крупная такая? С чем поступила?
-С отравлением, – уточнил Сокольников.
-Умерла.
-Как?!
-Как здесь люди умирают? Тихо. Оформляйте документы, тело из морга можете забрать завтра. Вы же родственник?
На ватных ногах отошел в сторону, сел на голову бомжу. Тот застонал. Это конец! Теперь засудят. Не могла в другом месте танец гейши исполнить!
Он видел перед собой мир и не видел. Пошатываясь, дошел до выхода, открыл дверь, втянул носом воздух, насыщенный корвалолом и еще какой-то медицинской дрянью. Достал из портфеля флягу коньяка. Не обращая ни на кого внимания, влил в себя полбутылки. Сзади хлопнула дверь.
-Коньяк по утрам – признак последней стадии алкоголизма.
Поперхнулся. На него смотрели острые птичьи Аничкины глаза. На плечи было наброшено синее драное пальто. Открыл рот, не зная, что сказать.
-Давай зайдем внутрь, а то я точно умру. От холода.
Не убирая бутылки, вернулся с Анечкой в больницу.
-Ты же… умерла. Мне тетка сказала.
-Плюнь на нее. Наверное, с кем-то перепутала.
Сделал еще пару глотков. Мысли начали приходить в порядок. Отчаяние чередовалось со злостью.
-Зачем ты это сделала?
-А-а. Долго объяснять, – рассмеялась она своим дурацким, непонятным смехом от которого у Сокольникова сделалось холодно в животе.
-Ты же меня под монастырь могла подвести!
-Ага, обо мне, значит, не подумал, только о себе.
-Это же ты все придумала и исполнила, а не я!– закричал Сокольников на всю клинику. – Как ты могла?! Хочешь на тот свет? Пожалуйста, но я-то здесь причем?
-Да ни при чем ты, успокойся. Ну, понимаешь, у меня такое состояние…
-Стерва! Опять решила меня поиметь. Раньше пользовалась, как половой тряпкой и теперь! Под руку попался. Конечно, разве можно упускать такой случай!
-Прости, Сокольников.
Анечка неожиданно опустилась перед ним на колени.
-Прости, мне очень плохо.
-Да пропади ты пропадом со своим припадочным дипломатом!
Из каморки выползла медсестра.
-Что здесь происходит, почему шум в больнице?
-А ты вообще иди к черту!– оскалился на нее Сокольников. – Чтоб ты баранками своими подавилась!
Размахнулся, швырнул в сторону тетки недопитую коньячную флягу. Бутылка разлетелась об угол стены, накрыв осколками весь приемный покой. Медсестра захлопала руками по толстым бокам:
-Полиция!
Сокольников ухватил все еще стоявшую на коленях Анечку за воротник.
-Видеть тебя не хочу, не птица ты, жаба.
Пнул входную дверь, выскочил на улицу. Полез, не глядя, через сугробы. Выбрался на дорогу у приземистого серого здания, из которого выносили гроб. Сплюнул, перекрестился, направился в другую сторону. Гадость, кругом гадость.
В центре города поймал такси. Шофер заломил до Москвы баснословную сумму. Не торгуясь, сел на заднее сиденье. 'Пожалуйста, быстрее'. На шлагбауме у станции встали. Когда загорелся зеленый семафор, на переезде застрял грузовик. Сзади образовалась пробка. За двадцать минут Сокольников выкурил полпачки. Водитель смотрел на него в зеркало недоуменно, но ничего не спрашивал.
Конечно, он был зол на Анечку. И все же что-то его мучило, терзало, сдерживало.
-Ладно, приехали, – сказал он шоферу.
Бросил под лобовое стекло несколько синих купюр, хлопнул дверью машины. Через открытое окно шофер что-то крикнул ему в след, но Сокольников только отмахнулся. Направился к станции вдоль железной дороги и вскоре оказался в том же ресторане, где сидел ночью. Велел принести жареную курицу, телячьих котлет, салат оливье, маринованных грибов, хорошей водки. На него напал нездоровый аппетит.
Анечка, – разговаривал он с ее образом, будто она сидела напротив, – что же тебя толкнуло на этот поступок? Нужно ведь было дойти до последней черты, чтобы решиться на такое. Пустота, отчаяние, безысходность. Да, видимо, так. Стал ли я причиной твоего злого поступка? Нет, скорее послужил катализатором. Я попался тебе случайно. Но ты не забыла, что я всегда относился к тебе внимательно, серьезно и именно передо мной ты решила исполнить свой последний танец. Ты восприняла меня, как знак судьбы. Разумеется, ты поступила подло, подставив меня. Не могла не понимать, что я буду мучиться всю жизнь. Дрянь… В тоже время ты доверила мне свою смерть. А это не менее ответственно, чем доверить жизнь. Стоп. А может ты и не собиралась умирать, а только играла в придуманном тобой спектакле роль Камиллы? В любом случае тебе сейчас плохо, очень плохо, гораздо хуже, чем мне. И бросать тебя нельзя. Нельзя… Что же делать? Вернуться и сказать, что все прощаю. А дальше? Я не смогу залечить твои раны, наполнить душу новым смыслом. Потому что, по большому счету, и сам потерялся. Не знаю, не знаю, ничего не знаю и не понимаю.
Когда мысли Сокольникова срывались с языка он не замечал. Официанты с опаской поглядывали на него. К вечеру он крепко напился, подсел к бритоголовым парням. Что-то говорил. Они не вникали в слова Сокольникова, с ухмылками кивали, косились на его кожаный портфель.
Он вышел на улицу, когда было совсем темно. Ветер сдувал с шеи длинный кашемировый шарф. Он вправлял его концы в куртку, но они выпадали снова. Ноги постоянно проваливались в ледяную жижу. Сокольников знал куда идет. В больницу, к ней.
Три темные тени появились на дороге, когда он собирался свернуть на центральную аллею, поймать у памятника Ленину машину.
Очнулся Сокольников в больнице на той же лавке под пальмой, на которой утром валялся бомж. Все тело ныло, в голове шумело, как на морском берегу, подташнивало. Над ним возвышалась та самая тетка, что утром кушала баранки.
-Что со мной?– попытался сесть он на лавке.
-А ты на себя в зеркало посмотри, – ехидно ответила медсестра. – Хорошо люди добрые принесли, а так бы замерз в сугробе.
С трудом приподнялся, медленно доковылял до зеркала у входа. На лбу окровавленный бинт, под обоими глазами синяки, нос расцарапан. На подбородке ссадина. Был он в грязном джемпере, без куртки и сапог. Тут же ощупал нагрудный карман рубашки. Паспорт, слава богу, на месте. Огляделся. Портфеля нигде не увидел.
-Полицию будем вызывать?– спросила тетка.
-Зачем?
-Положено в таких случаях. Тебя ограбили и избили, не понял еще?
-Догадываюсь.
-Значит, мозги целы.
-Не надо полиции. Хватит уже.
-Часто у них бываешь? Ну-ну. А я тебя узнала, это перед тобой отравленка на коленях стояла.
-Как она?
-Так и быть, сейчас позову. Видно, у вас там что-то серьезное. То она таблетки килограммами глотает, то ты с проломленной головой объявляешься.
Силы возвращались, но стоять было тяжело. Опустился на лавку. В груди закололо. 'Возможно, ребро сломано'.
Анечка появилась как всегда незаметно. Сначала он почувствовал пряное дыхание. Открыл глаза. Ее взгляд на этот раз был абсолютно нейтральным. Анечка не стала спрашивать, что произошло.
-Кто же так перевязывает?– укорила она медсестру. – Бинт, пластырь есть?
-Скажи спасибо, что первую помощь оказали. У него ни полиса, ни денег. Вон процедурная открыта, там все есть.
Аккуратно взяв Сокольникова под локти, Анечка повела его в процедурную. Он никогда не думал, что у нее такие добрые, мягкие руки. Аккуратно сняла старый бинт, обработала все раны, заново перевязала. В этот момент Сокольников был опять счастлив. Даже слеза навернулась. Анечка, милая Анечка, какая же ты хорошая, почему так долго тебя не было со мной?
Она оттерла теплой водой его брюки, джемпер, вытребовала у медсестры тапочки. Когда все было сделано, все же спросила:
-Что случилось?
-В ресторане поужинал.
-А-а. Это мне нужно было вместо тебя туда пойти. Таблетки бы не понадобились.
-Почему ты это сделала?
-Не знаю.
Больше ни о чем не говорили. Анечка сбегала в палату, забрала вещи. Попросила у медсестры верхнюю одежду.
-Без выписки врача выдать не могу. Или пиши отказную бумагу от лечения. Отравятся, а потом бегают как ужаленные.
В потайном кармашке брюк Сокольников обнаружил НЗ. Несколько тысяч рублей никогда не помешают, убеждался он не раз. По поводу пропавшего портфеля особо не переживал, не было в нем ничего важного, так пара текстов, которые легко было восстановить с компьютера. Разве что мобильник, так его давно пора следовало поменять. Жалко было куртку – Аляску, но Сокольников утешал себя тем, что это не самая большая потеря в жизни. Обращаться же в полицию смысла не имело. Мало того, что продержат неизвестно сколько, так еще припомнят 'драму на даче'. К тому же, вряд ли что- нибудь найдут. Сам виноват, нечего было напиваться до лунной пыли.
