Владимир Михайлович Шулятиков
Оправдание капитализма в западноевропейской философии (от Декарта до Маха)
Получается любопытный ход доказательства: обосновывая дуализм психического и физического начал, или, по его терминологии, психического и физического «рядов», Лейпцигский профессор апеллируют, как в высшей инстанции, долженствующей своим безусловным авторитетом оправдать его дуалистические взгляды, к принципу строго последовательного монизма. Противоположение названных начал или «рядов» объясняется как необходимое следствие фактического единства этих начал или рядов, единства «субъекта-объекта», единства «духа-материи». Мы имеем дело с вариацией старого, хорошего знакомого нам мотива: целое требует непременно расчленения, дифференцирования его на части; без этого условия существование целого немыслимо. Нова только формулировка выдвинутого мотива. «Если стать на почву цельности всего опыта, «принцип параллелизма» представляется простым выражением именно того факта, что оба рода рассмотрения, естественнонаучный и психологический, соответствуют дополняющим друг друга точкам зрения. С таких различных точек зрения какое-нибудь данное содержание опыта может, конечно, смотря по обстоятельствам, подходит под кругозор обеих, но в пределах каждого из этих кругозоров оно должно принимать форму свойственной ему причинности». При этом целое понимается не как «вещь в себе» или субстанция с двумя атрибутами («Система философии», стр. 374, курсив наш).
Другими словами, нововведение, предлагаемое Вундтом, сводится к следующему: берется старое понятие о субстанции и ее атрибутах, существование самой субстанции отрицается, отрицается также «относимость» атрибутов к субстанции, но сохраняется то соотношение между атрибутами, которое обуславливалось наличностью их общего первоисточника. «Атрибуты» превращаются в «ряды», но это – реформа, в сущности, больше словесного характера. И читая рассуждения Вундта на тему о том, что явления и элементы одного «ряда» могут определяться исключительно явлениями и элементами только данного ряда, подлежат исключительному принципу причинности, характеризующими данный «ряд», и никакого воздействия явлений и элементов одного ряда на явления и элементы другого ряда происходить не может, мы как бы заглядываем в фолианты старика Спинозы. «Из молекулярных мировых процессов мы можем выводить другие молекулярные процессы, с которыми они связаны по общим принципам природной причинности. А из психических элементарных процессов мы можем выводить сложные психические образования, с которыми они стоят в связи по психологическим законам, подлежащим рассмотрению сообразно принципам психической причинности. Объяснить же вразумительным образом одну из этих областей опыта другою невозможно»…Подобного рода тирады не что иное, как повторение соответствующих рассуждений автора «Этики» и «Трактата об улучшении разума», но рассуждений, изложенных на несколько обновленном философском языке.
Таким образом, утверждается «несоизмеримость» организующего и организуемого начал. На место понятия об организующем начале, как о начале организуемом, которое выдвигалось учением о «представлениях-объектах», подставляется понятие об организующем начале как таковом, т. е. организующем. Организаторов («промежуточные организаторские звенья») можно рассматривать или как простых исполнителей: в этом случае они сливаются почти без остатка с прочей организуемой массой, и мы можем говорить о «цельном содержании опыта» и о «физиологии». Но, в то же время, мы можем сосредоточить свое внимание на признаках, роднящих их с верховными организаторами: подчиненные организаторы обладают функциями, которые приравнять к функциям исполнительского персонала капиталистических предприятий никоим образом нельзя, так как эти функции составляют, вместе с тем, достояние собственников названных предприятий. Вот две «единственно возможные точки зрения», вот социально-экономическая предпосылка догмата о двух «параллельных рядах». Одни и те же лица, одни и те же участники производства одновременно являются и исполнителями и руководителями; т. е. одновременно они играют две социальные роли, выполняют две различные функции, принадлежат к двум различным социальным категориям.
Вундт идет дальше, старается поставить вопрос о психофизическом параллелизме возможно шире. Собственно, эмпирический анализ психической жизни приводит нас лишь к провозглашению тезиса: каждый психический процесс сопровождается соответствующим физическим процессом. Но обратного тезиса: «каждому физическому процессу соответствует психический процесс», мы при этом не делаем: некоторые физиологические акты не связаны с проявлением сознания, ни с «вспомогательными» процессами, имеющими место в центральной нервной системе. Но мы можем стать на почву метафизики. И тогда физические процессы получат для нас значение «объективаций процесса, подлинное бытие которого аналогично нашей собственной духовной жизни», а все живое тело представится «однородным психофизическим субстратом» этой жизни. Малейшая часть означенного субстрата должна «обладать какой-либо психической ценностью». И Вундт выступает на защиту аристотелевского определения души: душа – это «энтелехия» живого тела, «она есть вся целевая связь духовного становления и бывания, которая во внешнем наблюдении дана нам как объективно-целесообразное целое, представляемое живым телом».
До сих мы могли констатировать лишь крушение монистического взгляд, выдвинутого Вундтом в качестве отправной предпосылки его миросозерцания.
Но, обосновывая антитезу двух «начал», автор «Системы философии» еще формально не высказывал исключительных симпатий к одному из них: они до сих пор формально признавались равноценными. Теперь же Вундт явно нарушает данное им обещание быть «объективным» – на одинаково почтительном расстоянии держаться далеко и от материализма и от идеализма. За духовным началом утверждается примат.
Впрочем, это обстоятельство не должно явиться неожиданностью. О своих «организаторских» симпатиях Вундт заявил, на самом деле, уже с того момента, как только коснулся вопроса о психофизическом параллелизме. Теперь он лишь поставил точку над i.
Все телесное имеет обязательно свой психический коррелят. Ни один рабочий, какую бы простую функцию он не выполнял, не может производить никаких продуктов, не может найти применения для своей рабочей силы, не может существовать, не состоя под непосредственным детальным «руководством» известного организатора. «Подлинное бытие» его мыслимо лишь в связи с «бытием» последнего. Вся производительная деятельность рабочего персонала есть лишь «объективация», «отражение» руководительской «воли». «Тело» имеет единственное назначение – служить внешней оболочкой «духа». Помимо этого назначения оно – ничто.
Учение о психофизическом параллелизме оказывается, таким образом, весьма и весьма искусно построенной апологией «организаторского начала». С первого взгляда, это – примиренческая, сравнительно безобидная теория, не отводящая, правда, доминирующей роли организуемой «массе», но и не обосновывающая верховенства организаторов. Но примиренческие попытки являются замаскированным (а потому особенно опасным) нападением. Так и в данном случае.
Сделанное Вундтом дополнительное разъяснение прекрасно освещает позицию сторонников теории психофизического параллелизма. В формуле: «психический и физический ряды нигде не встречаются» подчеркивается, в данном случае, слово «нигде»: психический ряд характеризируется как продолженный настолько, что без сопутствия его ни одно звено физического ряда немыслимо. Но психический ряд – это «организаторы», а «сопутствие» последних означает для «физического ряда» – для рабочих не что иное, как зависимость.
Одновременно с этим, теория психофизического параллелизма есть отрицание всякого непосредственного взаимодействия «рядов», всякой непосредственной зависимости их друг от друга. Припомним то, что мы говорили по поводу соотношения атрибутов спинозовской субстанции. Спинозовский «дух» одинаково подчинен субстанции, как и спинозовская материя «тело». Промежуточные организаторские звенья могут выполнять свои организаторские функции только как исполнители воли верховного организатора. Все, что они делают и приказывают, они делают и приказывают по его распоряжению и его именем. «Дух» может оказать воздействие на «тело» не иначе как опосредованным путем – через субстанцию, точнее, в субстанции. Теперь от параллелизма спинозовских атрибутов вернемся к параллелизму вундтовских «рядов».
Несомненно, помимо признания несоизмеримости двух «начал», теория психофизического параллелизма заключает в себе также признание подчиненное воли организаторских промежуточных звеньев. Опять мы имеем дело с игрою двумя понятиями – об организаторах как таковых, и организаторах как организуемых. Последнее представляется на место первого, и вопрос о «рядах» получает такое истолкование: психический ряд нигде не встречается с физическим рядом, т. е. между ними не существует никакого непосредственного взаимодействия. Они обращаются в соподчиненные величины.
Но где же в таком случае, величина их подчиняющая? Имеется ли в философской системе Вундта понятие, которое бы отвечало понятию верховного «руководителя» капиталистического предприятия?
Имеется; и для ознакомления с ним мы должны заглянуть в отдел вундтовской философии, трактующий об «онтологических идеях».
Отправным пунктом «онтологической» проблемы, рассуждает Вундт, является разложение «представления-объекта» на объект и представление. Но первоначально они составляют нечто единое. Таковым считает их практическое житейское миросозерцание. Таковым, в свою очередь, хочет их видеть теоретическая рефлексия. Она лишь по необходимости, в интересах эмпирического анализа, произвела означенное разложение, но, преследуя задачи анализа более широкого, – метафизического, стремится восстановить разрушенное единство. При этом она попадает – откровенно заявляет Лейпцигский профессор[61] – в довольно затруднительное положение. Когда ставится проблема «природы», то мы имеем дело с членами одного ряда и нм дана общая «форма»: споры могут возникнуть только по поводу того или иного «содержания», вкладываемого в эту форму. «Можно сомневаться в том, начинается ли современное мировое развитие с газообразно-хаотического начального состояния; но всегда необходимо будет мыслить себе как относительное начало какую-либо форму распределения материи». Точно также дело обстоит и с проблемой «духа». И здесь возможны споры о том или ином содержании: напр., мы доказываем примат хотения в комплексе психических явлений, а противоположная школа выдвигает на первый план представления; но опять-таки некоторое общее начало, общая канва для споров дана. «Остается неоспоримым одно, а именно, что надлежит предположить как первоначальное какое-либо духовное содержание, т. е. такое, которое следует себе мыслить по образцу явлений нашего сознания». Этого нельзя сказать относительно общей основы всего опыта. В данном случае, неизвестной величиной, которую мы должны найти и определить, является не только содержание, но и сама форма. Нам даются два ряда, два совершенно разнородные опыта и указание на некоторое единство их. Отсюда возможность самых разнообразных решений в материалистическом или идеалистическом, монистическом или дуалистическом духе. Но недостаточность имеющихся в наличности данных, тем не менее, не смущает Вундта, не удерживает его от экскурсий в область «запредельного» par excellence. Капитализм не мыслим без капиталистов! Требуется, во что бы то ни стало отметить их дирижирующую роль. И идеолог капиталистической буржуазии, заявивший себя ранее ревностным поборником экспериментальных знаний, обращается в свою противоположность – в не менее ревностного поборника метафизики.
Оказывается, что отсутствие достаточных данных вовсе еще не позволяет нам квалифицировать область запредельного, как «царство пустых возможностей, в котором разуму приходится вполне уступить господство фантазий». От отказа заниматься вообще антологической проблемой, аргументирует Вундт, мы мало выиграли. Подобный отказ не уменьшил бы, а, напротив, увеличил бы трудность решения вопроса о соотношении духа и тела. Этим мы создали бы почву для торжества наиболее неудовлетворительной и поверхностной из антологических точек зрения – точки зрения «вульгарного дуализма». Да, действительно, если говорить о двух независимых друг от друга рядах, характеризуя эти ряды как подчиненные какому-то общему началу и, в то же время, отрицать названное начало, подобная позиция равносильна позиции «вульгарного дуализма» чистейшей воды. И Вундт спешит преодолеть его. Он ссылается при этом на пример… картезианства и философии Вольфа. Выдвинув понятие о двух независимых, не допускающих взаимного воздействия субстанциях духовной и материальной, обе философские системы принуждены были установить связь между этими субстанциями через посредством третьей, высшей субстанции. «Этот исторический пример явственно показывает, что мы имеем дело с проблемой, от которой нельзя без дальних рассуждений отделаться ссылкой на ее неразрешимость».
Итак, философия должна, по мнению Вундта, перешагнуть границы опыта, «дополнить» последний. Требуется продолжать философский анализ до тех пор, пока мы не получим идеи единства, охватывающей оба независящие друг от друга ряда. Высказавши подобный взгляд, Вундт спешит сейчас же сделать важную для него оговорку: он заявляет, что единство мира может мыслить нами или как единство материальное или как единство духовного, третьего решения проблемы не существует. Судя по предварительным замечаниям, следовало б ожидать иной постановки вопроса. Вундт раньше доказывал категорически, что для построения идеи мирового единства мы не располагаем никакими положительными данными – никаким «содержанием» и «никакою» формулою». Другими словами, он обещал предложить нам идею всеобщего единства, созданную не по образу и подобию психического или материального единства, единства какого-либо из двух «рядов». Теперь делается замечание противоположного характера: читатели «Системы философии» оповещаются, что автор ее намерен наделить новое понятие чертами, свойственными одному из противостоящих, соподчиненных «начал»; которому именно, отгадать не трудно, раз нам известны симпатии Вундта. Приравняв организаторскую волю организуемой массе, Вундт снова восстанавливает первую в ее «господских» правах. Отличная, согласно его первоначальному заявлению, от психического ряда третья, Всеобъединяющая величина оказывается на самом деле не чем иным, как заключительным членом этого ряда. Верховный «руководитель» капиталистического предприятия противостоит промежуточным организаторским звеньям, как организатор организуемым, и, одновременно, стоит с ними рядом, как организатор с организаторами.
Свою идею всеобщего единства Вундт отказывается называть субстанцией. Он определяет ее, как идею чистого разума, т. е. в кантовском духе. Как кантовский Бог есть идея высшего «формирующего», несубстанционального начала, так и вундтово всеединство есть идея несубстанционального целого, благодаря которому все явления получают жизненный смысл, непреложную ценность. В свете этой идеи исчезает «пустое и безотрадное» мировоззрение, видящее во внешнем распорядке явлений, в их механической связи, истинную сущность последних. Вместо него мы усваиваем взгляд в космический механизм, как на внешнюю оболочку духовной деятельности и творчества. А человеческий дух из безжизненного отражения противостоящего ему начала – отражения, каким знает его упомянутое «пустое и безотрадное» мировоззрение – превращается в активную силу, в «один из бесчисленных узловых пунктов в мировом процессе, – пунктов, в которых становление и действование духовного мира собирается в непрерывную и целеобильную связь процессов», превращается в «микрокосм», отражающий развитие целого, «микрокосма». «Само это целое недоступно восприятию и непостижимо, но его в качестве необходимого постулата должно, тем не менее, иметь в виду, мысля себе всякое отдельное содержание мировых процессов, так как только в идее такого целого получают непреложную ценность преходящие частичные цели, к осуществлению которых стремится единичное». Сам по себе человеческий дух, как и всякое отдельное явление, представляет собой величину отрицательную. Лишь «всеобщее единство», лишь «мирооснова» сообщает ему положительное содержание и вместе с тем делает его истинной индивидуальностью. Сами по себе промежуточные организаторские звенья, т. е. будучи взяты вне общего плана предприятия, плана, определяемого «верховными организаторами», никакой роли в производстве играть не могут, точно так же, как и вся организуемая «масса». Лишь, будучи определяемы во всех своих функциях и актах волею верховного организатора, они вводятся в цепь производственных факторов, получают возможность выступать качестве «руководителей», оказывать воздействие на организуемую массу.
При этом Вундт усиленно подчеркивает элемент актуальности. Идея всеобщего единства, «мироосновы» сводится у него к идее всеобщей воли. Человеческий дух характеризуется им как комплекс известных внутренних процессов и как активный участник мировых процессов. Актуальности противополагается понятие о субстанциональном начале, против которого Вундт с немалым упорством и последовательностью ведет борьбу.
Он стоит, в данном случае, на почве тех воззрений, которые были усвоены еще классиками позднего периода мануфактурной философии – Юмом и Кантом, дает новейшую формулировку этих воззрений. Мы позволим себе не вдаваться в разбор предложенной им формулировки, не будем выяснять его теории «волюнтаризма». Ограничимся простым констатированием симпатий Вундта к «динамизму» и, вместе с тем, указанием на социально-экономические предпосылки подобного рода философских симпатий.
В главе о Юме мы уже давали социально-экономическое объяснение философского динамизма. Напомним, что, по нашему мнению, названный динамизм отвечает высоко развитой «подвижности» капитала, его «эластичности», отвечает той быстроте, с которой капиталистические предприятия меняют свой внешний облик, отвечает тому безразличию, с которым «верховные руководители» относятся к той или иной области производства, к тому или иному составу своего «исполнительского» персонала.
Строго определенного общего типа исполнителей, как рабочих, так и «подчиненных организаторов», для собственников «эластичных» предприятий не существует. Правда, «новая фабрика» открывает свои двери квалифицированному и высококвалифицированному, выбрасывая, таким образом, за борт производства массы «необученных» рабочих. Но и в рамках квалифицированного труда возможно бесконечное разнообразие типов «исполнителей». Следовательно, идеологи современного авангарда капиталистической буржуазии не могут говорить ни о каких «постоянных» организуемых началах, а, напротив, должны характеризовать последние, как нечто в высшей степени изменчивое, нечто, вечно находящееся в состоянии движения.
Отсюда – картина «субстанциональных» понятий. Отсюда – апофеоз «актуальности».
