Владимир Кельт
Непрощенные
Но меня волновали не они.
Селеста… Она была там. Привязана к кресту, в черном шелковом платье, со спутанными рыжими локонами. Руки и ноги окровавлены, в ее глазах метался ужас, с разбитых губ срывались болезненные стоны. И когда из пупка Обжорства показалось атрофированное склизкое щупальце, я понял что Бруно собирается скормить Селесту чудовищу.
Культисты синхронно обернулись в нашу сторону, выхватили мечи и кинжалы. Среди них были инквизиторы и паладины, священники и экзорцисты. Сам же флорентийский эпископ стоял рядом с Обжорством.
– Инквизитор Арон, – по-доброму улыбнулся Бруно, словно встретил старого друга. – Вы как раз вовремя. Селеста была так любезна, что создала для меня это великолепное творение… – кивок в сторону Обжорства.
– Он заставил меня, Арон! Заставил! – выкрикнула Селеста, по щекам катились слезы.
Лицо Бруно задрожало, будто иллюзия, на миг проступили иные черты. Я узнал это лицо – черно-белая зарисовка в церковных летописях, создатель проказы.
– Я убью твою тварь, Бруно, и уничтожу Сферу, слышишь? Или… мне лучше называть тебя Вариусом?
– Это не так важно, инквизитор. Бруно, Вариус, Иуда… У меня много имен. А что до Сферы, то ее нельзя уничтожить.
– Можно, – зло скрипнул я зубами. – Один раз инквизиторы уже сделали это, если ты забыл.
– А ты, наверное, знаешь как? – вскинул бровь Бруно.
– Не знаю. Но хороший удар мечом ломал и не такие хрупкие вещи.
Бруно рассмеялся, а затем приказал культистам:
– Убить их!
Культисты ринулись в атаку. Зазвенела сталь, раздались первые вскрики. Я влетел в гущу боя, сея хаос. Крутился, уклонялся от ударов клинков и от десятка протянутых рук, что желали схватить, подмять, отодрать куски плоти. Пол сделался липким от крови, отовсюду доносились хрипы и глухое бульканье. Я прорывался к Обжорству, что тянуло свое мерзкое щупальце к Селесте. Достал огниво, чиркнул по лезвию меча. Смазанный святым маслом клинок вспыхнул ярким пламенем. Я ринулся к твари. В прыжке отсек щупальце. Обжорство жалобно, почти по-человечески завопило. Тогда я всадил горящий меч чудовищу в брюхо. Несформированная плоть легко поддалась, и я выпустил отродью кишки.
Бруно смотрел на меня удивленно и даже растерянно. А зетам за его спиной вспыхнула воронка портала.
– Тварь! – проорал я и метнул меч в Бруно.
Портал захлопнулся, а мой горящий клинок упал, пронзив пустоту. Алхимик Вариус снова бежал. Круг замкнулся.
Плечо обожгло болью, и я едва успел уклониться от удара мечом. Прыгнул, ушел в перекат и тут же получил болезненный удар палицей по голове, следующий пришелся под ребра. Кровь заливала глаза. Я видел, как Гюго упал, прижав рукой собственные внутренности, что свисали из раны, и как выпал изогнутый нож из его ослабевшей ладони. Видел, как Витор придерживает раненного Михаэля и пытается отбиваться. Клирик скалился, точно хищный зверь, готовый разорвать голыми руками, защищая брата.
Все тщетно. Враг куда многочисленнее, сильнее, хитрее.
И тогда я дал волю скверне, что все эти годы держал взаперти. Тьма была приторной, дурманящей на вкус, она звала и пульсировала в жилах. Я погрузился в нее, позволил своей душе захлебнуться в ее мрачных водах. Подчиняясь моей воле, мертвецы поднялись. Искромсанные паладины бросились на своих собратьев, отрывая куски человеческой плоти. Зал наполнился криками.
Я поднялся, поскользнулся на чьих-то кишках, и кинулся за мечом. Подобрал горящий клинок, выдохнул, и ударил Сферу. Меч переломился пополам, в моих руках осталась тлеющая рукоять. Тогда я выхватил нож и с воплем ударил снова. Нож осыпался пылью.
Кругом кипел бой, а я стоял и смотрел на то, как от Сферы расходятся губительные туманные нити Тьмы. Стоял, будто вкопанный, глаз не мог оторвать.
– Тьма, Арон… – прошипело за спиной.
Я обернулся. Прокаженный в черном плаще стоял прямо предо мной, тьма клубилась в вырезе капюшона и расползалась вокруг его фигуры.
– Принеси в жертву самое дорогое. Кровь на клинок, Арон. Лиш-ш-ш-шь так ты изгониш-ш-шь Тьму.
Смысл этих слов еще доходил до меня, а человека в черном уже не было рядом – растаял, словно тень. Я стоял оглушенный, иступлено глядя в пустоту, а затем быстрым шагом направился к кресту. Рубанул веревки и подхватил на руки Селесту. Бережно уложил девушку на пол, провел рукой по рыжим локонам, жадно вдохнул ее запах. Ромашка и мед. Дурман. Морок.
– Хвала Господу, Арон! – выдохнула она. – Бруно… Он забрал все мои записи, теперь придется начинать все с начала. А я ведь… Я… – она закашлялась, изо рта потекла алая струйка. – Я нашла лекарство, Арон. Я знаю как излечить чуму!
– Нет, – покачал я головой. – Чуму нельзя излечить, нужно уничтожить Сферу. Прости меня, Селеста… Умоляю, прости!
С этими словами я выхватил из ножен кинжал и вонзил Селесте в грудь. Она смотрела на меня доверчиво, непонимающе, а потом всхлипнула и затихла. Ее глаза остекленели, в них я прочел приговор: «Нет».
Ничего не видя перед собой, не помня себя от боли и горя, я выдернул кинжал из груди Селесты. Зарычал раненным зверем и бросился к Сфере, всадив клинок по самую рукоять. Сердце отмеряло два долгих удара. И вот по черной переливистой поверхности Сферы пошла рябь, а затем от кинжала расползлась паутина трещин. Сфера пульсировала, источая сизое свечение, из трещин повалил зловонный дым. Я успел отпрыгнуть и упасть на пол прежде, чем Сфера взорвалась, ударив энергетической волной в стороны.
Когда все было кончено, я подошел к телу Селесты и опустился на колени. Обнял любимую, прижал к груди, и провалился во тьму, проклиная Сферу, себя и церковников, глотая свое соленое горе. Больше всего на свете мне хотелось, чтобы Селеста ожила.
***
Колокол собора Святого Себастьяна гулко отбивал удары. Странно, но на этот раз сквозь звон я не слышал призыва браться за оружие и сражаться до последнего. Этот огонь угас, как и я сам. Моя жизнь утекла тогда, в недостроенной церкви, вместе с кровью, что сочилась под моими пальцами из груди Селесты. Круг замкнулся.
Я стоял у окна, и с высоты третьего этажа Дома Раскаяния смотрел на пыльные улицы вечернего города, которые постепенно заполняла толпа. Люди спешили к площади, где палачи уже приготовили столб, заботливо обложенный поленьями и сухими ветками. По правую сторону от столба цветастым пятном выделялся шатер, где в тени, надежно защищенные мечами паладинов, попивали вино кардинал и епископ.
Толпа стекалась к площади.
Толпа ликовала и ревела, предвкушая аутодафе.
Противно скрипнула дверь, за спиной послышались тяжелые, уверенные шаги. Я не обернулся, продолжал смотреть в окно.
– Арон, ты готов? – спросил Витор.
– Да, – ответил я и завел руки за спину.
Витор опустил взгляд, его пальцы беспомощно теребили грубую веревку.
– Арон… Господь милостив. Быть может, он дарует тебе прощение.
Я хмыкнул.
– Нет, Витор. Ты не хуже меня знаешь, что мы – непрощенные. Хватит, давай покончим с этим.
Мы вышли из кабинета, и я отчетливо слышал, как на улице черным морем бурлила толпа, которой наконец-то дали растерзать врага, виновного во всех бедах.
– Жги падлу!
– Дьяволу дьяволово! Пусть сгинет!
– Смерть проклятому некроманту!
Толпа вопила и заходилась в экстазе, почуяв смерть.
Толпа желала моей крови.
