Владимир Кельт
Непрощенные
– Проклятье! – выругался я.
Дверь резко распахнулась. На пороге стоял побледневший, запыхавшийся Николас.
– Арон, я нашел! Нашел! – выпалил экзорцист, хватая ртом воздух.
– Успокойся, Николас. Что ты нашел?
– Лабораторию… – выдохнул он. – Под часовней. Алхимическую лабораторию Бруно…
–– Проклятье! – в один голос повторили Витор и Михаэль.
Словно в подтверждение жутких слов Николаса, где-то вдали прогремел гром. Утробный гулкий звук прокатился по округе, заставив тело дрожать. А в следующий миг небо над городом окрасилось алым заревом.
– Пожар? – удивился Витор.
Я смотрел в окно на далекий город, залитый небесным пламенем, и знал, что это вовсе не пожар. Отсюда, с окраины, уже можно было рассмотреть в кровавом небе черную воронку. Только что над Флоренцией вспыхнул пролом в Бездну.
***
Мы гнали лошадей во весь опор. Ледяной дождь хлестал лицо, ветер трепал промокшую одежду, я буквально задыхался от каждого порыва. Черноту разрезала синяя вспышка молний. Громыхнуло. В небо со зловещим карканьем поднялась стая воронья, в росчерках дождя напоминающая черную, дрожащую иллюзию.
А вот и он, город. С серыми бесконечными стенами, что тонут в алом зареве небесной бреши; с настежь распахнутыми челюстями-воротами; с вымощенной скользким мокрым камнем дорогой, что ведет прямо в пасть чудовища. Я пришпорил коня, и тот смерчем влетел в город.
Улицы горели. Дождь сек пламя колючими струями, но не гасил, а будто наоборот, разжигал. Из окон таверны рвались оранжевые языки, слышались крики. Впрочем, крики слышались отовсюду. Люди метались от дома к дому, из переулка в переулок и орали. Бросались друг на друга с кулаками, тесаками, палками и мечами, в этом месиве я не сразу понял, что послужило причиной бойни. Помешательство? Чары?
А затем причина все же явилась. Первые бездушный выскочил из-за угла прямо под копыта лошади Михаэля. Пронзительно заржав, кобыла встала на дыбы, клирик не удержался в седле – вылетел, упал в окрашенную кровью лужу. Бездушный протянул к нему руки и с тупым мычанием набросился. Михаэль успел дернуть меч из ножен и выставить перед собою, насадив на клинок шипящего горожанина. Бездушный яростно рычал и пытался дотянуться до глотки Михаэля, впиться в свежую плоть. На руках под посеревшей кожей бездушного пульсировали красные светящиеся прожилки вен – Дьяволово Семя давно завладело его телом, внушив жажду человеческого мяса.
Я спешился, и одним резким ударом отсек бездушному голову. Зараженных Семенем можно убить только так.
– Проклятье! Только Семени сейчас не хватало! – выпалил нагнавший нас Витор. Следом за ним появились Гюго и Николас.
– Судя по тому, что бездушные стали рвать людей на куски – Семя в городе давно. Ведь сперва они ведут себя тихо, как обычные люди, да и убивают редко, – заметил Николас. – Неужто местные церковники и инквизиторы не знали?
– Может и не знали. У них тут с чумой и порчами дел по горло, – буркнул Михаэль, скинув с себя обезглавленное тело.
Я помог Михаэлю подняться, благо кости у клирика оказались целы, и на ногах он стоял крепко.
– Езжайте к соборной площади, – сказал я. – Если флорентийский епископ не осёл, то должен собрать паладинов для создания Белого Круга. Езжайте, им сейчас понадобится помощь!
– А ты? – спросил Витор.
– Нагоню позже, у меня есть неотложное дело.
Мой отряд скрылся за завесой дождя, а я прыгнул в седло и рванул вниз по улице. Дважды мне пришлось останавливаться, чтобы расправиться с бездушными, преградившими путь. Дьяволовы марионетки обезумели от вида крови: бросались на людей, и рвали зубами любого, до кого могли дотянуться – чумных, здоровых, без разницы. Кровь текла по вымощенным дорожкам, мешаясь с грязной дождевой водой. С соседней улицы слышались звуки битвы. Только бы успеть!
В дом Селесты я ворвался с мечом в руках. Меня встретили темнота и сырость, а еще запах… Тошнотворно терпкий запах разложения.
– Селеста!
Ответом мне был неистовый стук дождя. Я зажег факел и взбежал вверх по лестнице. В спальне творился беспорядок: сундук перевернут, вещи выпотрошены, кровать разбита, тюфяк разрезан и вывернут. Кто бы это не сделал, он явно что-то искал.
Не теряя времени, я побежал в комнату, где работала Селеста, и застал схожую картину. Все перевернуто, медицинский инструмент валялся на полу рядом с двумя изуродованными мертвецами – это их тела источали трупный смрад. Я подошел к столу и не обнаружил ни одной записи или рабочего дневника, который вела Селеста. На полу я заметил знакомую сережку с изумрудом и красный след, оставленный чьей-то рукой. Кровь? Я растер ее пальцами, понюхал, лизнул.
Нет. Это киноварь.
Проклятый Бруно!
Я выскочил на улицу, растерянно озираясь, пытаясь понять, куда могли увезти Селесту. Дождь хлестал словно бичом, в его шуме послышалось:
– Ты найдеш–ш-ш-шь… Найдеш-ш-шь, Арон. Доверься мне…
Я обернулся, выискивая взглядом человека в черном плаще, но никого не увидел.
– Выходи, тварь! Хватит прятаться! – проорал я.
– Ты найдеш-ш-ш-шь… Церковь Санта-Мария-дель-Фьоре… – прошелестел дождь.
***
Из-под копыт лошади летели грязные брызги. Я с трудом разбирал дорогу: дома, заборы, мостовая – все черно и серо, все едино. Сдернул с себя насквозь промокший плащ и швырнул за спину. Сейчас он только мешал, сковывал движения и надоедливо лип к телу, словно черный саван. Я знал, что уже должен быть возле площади, но не слышал звуков битвы и не видел свечения Белого Круга. Неужто церковников перебили?
В конце улицы, будто призраки из дождливого мрака, появились всадники, преградив узкую дорогу. Четверо. Я натянул поводья, заставив коня перейти на шаг.
– Именем Святой Инквизиции! С дороги! – рыкнул я.
– Арон? – раздался знакомый голос. – Хвала всевышнему! Мы уж подумали, что ты увяз в какой-нибудь заварушке!
– Почему вы не на площади? И где Белый Круг? – спросил я, поравнявшись со своими.
– Там никого нет, – угрюмо бросил Витор. – Ни церковников, ни культистов. Никого. Даже бездушные, будто стороной площадь обходят.
Я кивнул своим мыслям. Действительно, чем ближе я прорывался к площади, тем меньше дьяволовых марионеток встречал на пути. Они словно вылезли из пролома в Бездну, а затем расползлись по городу. Но почему флорентийские церковники ничего не предприняли? Почему епископ не доложил в Рим, да и нашей работе способствовать отказался? И где, черт подери, его носит?
Ответ напрашивался сам собою. Сбежали. Одурманенные сладкими обещаниями Дьявола, предавшие веру и людей, они приложили руку к случившемуся, а потом сбежали. Досада и боль сковали душу, я чувствовал себя беспомощным, брошенным. Судя по угрюмым лицам соратников – они тоже все поняли. В этом прогнившем, наполненным смертью и отчаянием городе, мы остались одни.
– Едем на площадь, к церкви Санта-Мария-дель-Фьоре, – решил я. – Бруно там, и я готов поклясться, что он связан с дьявольщиной, что творится вокруг. Быть может, и епископа там встретим, – ухмыльнулся я.
Никто не стал задавать вопросов. Мы тронулись вверх по безлюдной улице, проехали ряды разоренных торговых лавок, свернули к фонтанам, а оттуда к центру огромной пустой площади, где возвышалась черная громадина Санта-Мария-дель-Фьоре. Сквозь сплошную стену дождя недостроенная церковь казалась выброшенным на берег левиафаном, чьи обглоданные ветром кости-балки торчали в разные стороны. Крыша имелась только над оконченным южным крылом, а остальную часть облепили строительные леса. Любой храм Господень должен стоять на святой земле, но здесь я не ощущал этой силы, от здания веяло могильным холодом.
Не сговариваясь, не проронив ни звука, мы вошли внутрь с оружием наготове. Я шел первым, братья держались поодаль, тихо ступая по скрипучему настилу из досок. Замыкали Николас и Гюго. Монах беззвучно шептал молитву, да все прихлебывал из своего бурдюка, который зажал в левой руке. В правой он держал изогнутый нож.
Кругом пустота и мрак. Ливень оглушающе стучал по мраморным плитам и доскам, стекал кривыми узорами по стенам, размазывая неоконченные фрески грязными извилистыми линиями. В шуме дождя я не сразу смог различить посторонние звуки. Я замер, прислушался, затем двинулся на звук. Из коридора по правую руку гремел орган, слышалась песнь всеблагой молитвы – искаженной, оскверненной именем Дьявола. Оттуда же из приоткрытой двери тонкой линией падал на пол мягкий золотистый свет.
Крадучись, мы подошли к массивной двери, что вела в зал для богослужения. Я подал знак отряду остановиться. Аккуратно, стараясь себя не выдать, заглянул в щель и тут же отпрянул. Ряды лавок тянулись к алтарю, где в молитве сложила руки высеченная из белого мрамора дева Мария, и почти каждую лавку занимал бездушный. Их много. Слишком много. Простые горожане, торговцы, крестьяне, стражники, вояки… На первый взгляд – сидят обычные люди, слушают проповедь, молятся. Да только не люди они больше. Пустые оболочки, коими управляет рожденная Семенем жажда крови.
По выражению моего лица братья все поняли. Гюго хлебнул из бурдюка и с сожалением отшвырнул в сторону – пуст. Секунда, другая… Мы кинулись в атаку на третьей.
Я сходу ударил бездушного ногой в грудь. Тот отлетел, проехав спиной по мраморному полу. Михаэль крутанулся, вмиг подскочил к нему и снес голову с плеч. Твари переполошились, со злобным шипением повставали с лавок и бросились на нас. Я отскочил в сторону, пропустив бегущего на меня стражника. Его встретил Витор ударом своего меча. Тогда я кинулся вперед. Рубил и кромсал, клинок входил в мертвую плоть, как в масло, а затем рисовал в воздухе узор и отрубал головы.
Толстяк Гюго оказался на удивление проворным, да и рука у него тяжелая. Он прямым ударом в нос сшиб бездушного, а затем запрыгнул на него сверху и принялся кромсать изогнутым ножом. Удары резкие, хирургически точные.
– Голову ему руби! – проорал Витор.
Гюго схватил богато разодетого мужика за патлы, и принялся ножом резать шею. Я ринулся к Гюго довершить дело, мимоходом насадив на меч брызжущую слюной женщину.
Выставив перед собою крест, Николас читал молитву. От креста на пять шагов расходилось белое свечение, в котором бездушные вязли, словно мухи в сиропе. Они останавливались, дико скалились гнилыми зубами, шипели и визжали, но не могли добраться до экзорциста. Михаэль сполна воспользовался оказией и собрал кровавую жатву, держась поближе к Николасу. Бездушных становилось все меньше, добить остальных – дело нехитрое.
Однако порадоваться благополучному исходу я не успел. Из-за притвора выбежал священник в украшенной золотом белой рясе. На его лице пульсировали алые светящиеся прожилки, рот и подбородок были перемазаны кровью. Священник упал перед алтарем на колени, растопырив руки, и со злобной гримасой завопил. От этого вопля заложило уши, виски пронзила боль. Я зажмурился, меня словно ударило в грудь тараном.
Вопль стих, на смену ему пришел топот десятков ног, что слышался из ведущего к молельному залу коридора. В тот же миг из глаз статуи девы Марии потекли кровавые слезы, оставляя алые дорожки на белоснежном мраморе, похожие на следы Семени.
– Он призвал бездушных, и, возможно, питает их силой, – сказал Николас. – Если убьем церковника, тогда ослабим остальных.
Первым с места сорвался Витор. С боевым кличем клирик кинулся к священнику, но тот выставил вперед руки и невидимым потоком отшвырнул Витора к стене. Клирик рухнул, зацепившись за лавку, глухо застонал. Я кивнул Николасу. Экзорцист снова взялся за крест, по вискам стекали капли пота, губы шептали молитву. Крест вспыхнул белым свечением, после чего экзорцист сделал неуверенный шаг навстречу дьяволовой твари. Шел Николас так, словно боролся с ураганом. Я тут же встал рядом и всей кожей почувствовал защитный барьер священника.
Священник резко махнул рукой, направив на нас свою силу, но на этот раз ничего не произошло, мы продолжали идти к цели. И когда свечение коснулось твари, когда та зашипела, брызжа кровавой пеной изо рта, я собрал все силы и вложил в прыжок, преодолевая защиту. Ударом меча разрубил священника от плеча до грудины. Рывком вытянул клинок и снес твари голову.
Дверь в зал вышибла толпа. Бездушные ринулись внутрь серой шипящей массой, на сей раз среди них были монахи. Мечом и болью их встретили церберы-клирики, с криком в бой ринулся Гюго, размахивая своим острым, точно скальпель, ножом. В пылу схватки я не сразу понял, что все кончено, что больше нет пищи для моего меча. Я стоял, тяжело дыша, с клинка стекала густая, почти черная кровь.
Уставшие, залитые кровью Михаэль и Витор, всматривались во мрак коридора. Промокший от пота Гюго тяжело опустился на лавку. Потянулся было за бурдюком, но тут же выругался, вспомнив, что тот давно опустел.
Однако дьяволовы твари не дали нам легкой победы. Николас стоял, зажав рукой рану на шее, откуда обильно текла кровь. У его ног лежал обезглавленный мальчик лет семи.
Гюго тут же кинулся к экзорцисту.
– Сейчас, брат Николас, сейчас все сделаем! Я перевяжу рану, все наладится!
Я жестом остановил Гюго, пристально посмотрел на Николаса.
– Я не смог, Арон, – прохрипел экзорцист, глянув на труп мальчика. – Не смог. Он же еще ребенок… – экзорцист закашлялся. – А он… Он со спины накинулся, вцепился в шею.
Тогда я подошел к Николасу и отнял его руку от раны. По его шее уже расползлись алые светящиеся прожилки.
– Проклятье… – зажмурился я. А когда открыл глаза, на меня смотрел не Николас.
– Ты найдеш-ш-ш-шь, Арон, – зашипел голосом экзорциста человек в черном. – Там, за алтарем. Там есть потайная комната…
Шипение оборвалось, на меня снова смотрел Николас.
– Я чую Сферу, Арон. Она где-то рядом, – сказал он.
– Сможешь нас провести?
– Нет, – покачал головой Николас. – Семя… оно расползается по телу слишком быстро, а я… Я хочу умереть человеком, Арон. Не хочу становиться дьяволовой марионеткой.
С этими словами Николас опустился на колени и склонил голову, подставив шею. Все скорбно молчали. Я тоже не находил нужных слов, лишь молил Господа, чтобы мой меч оказался достаточно острым, а удар сильным, чтобы вышло с первого раза.
– Покойся с миром, брат Николас, – сказал я и замахнулся.
У алтаря, за притвором, мы обнаружили спрятанные в подсвечниках рычаги. Потайная лестница привела нас в просторный ярко освещенный зал, посреди которого увитое трубками возвышалось Обжорство. Тварь была куда меньше предыдущей, швы на туше сочились сукровицей, можно было разглядеть отдельные части человеческих тел. Вокруг Обжорства был нарисован красный круг и толпились культисты в белых балахонах. Сам Бруно стоял у алтаря с перевернутым крестом, за его плечами трещала энергией черная Сфера.
