bannerbannerbanner
полная версияНепрощенные

Владимир Кельт
Непрощенные

Полная версия

Я бросил прокаженному медяк и пошел дальше, спиной ощущая на себе колючий, ледяной взгляд.

***

– Это не гниль, – сказал Витор, обводя рукой поле.

– Уверен? – спросил я.

Витор растер пальцами почерневший колосок и понюхал.

– Уверен. Это однозначно не гниль. Если пшеницу гниль взяла, то колос воняет тухлой рыбой, а этот разит серой.

Я окинул взглядом поле. Со стороны пшеница выглядела как обычно и вроде бы даже пора собирать урожай, но… Но стоит коснуться колоса, как зерно чернеет изнутри, и осыпается тленом.

– Что скажешь, Николас? – спросил я экзорциста.

– Пентаграмм и трупов черных кошек на поле я не нашел, капища тоже нет. Это точно не ведьма.

– Алхимия? – выразил я догадку.

Николас покачал головой.

– Смотрите, – сказал он и плеснул из фляжки святой воды.

Пшеница зашипела и начала дымиться, словно при пожаре. Черные колосья полопались, из них потекла мутная слизь, запах серы усилился.

– На других черных полях такого не было, – задумчиво сказал Витор, глядя на разлагающиеся под действием святой воды колосья.

Я мысленно вернулся к своим записям, вспомнил карту… Озарение снизошло на меня, словно гром среди ясного неба.

– Это потому что мы видели лишь последствия происков слуг Дьявола. Все те поля мы посещали через несколько дней после порчи.

– Действительно, – хмыкнул Витор. – Сейчас еще и часу не прошло, как начался процесс.

Я кивнул.

– Сейчас мы наблюдаем работу одного из лже-апостолов. Мы в самом эпицентре Дьяволова замысла, господа. Нужно обшарить округу, уверен, мы найдем здесь логово культистов.

– Бьюсь об заклад, что эта погань засела в сожженной деревне, которую мы видели в двух лигах отсюда, – хитро прищурился Витор. – Место хорошее, темное. Там неупокоенных душ хватит подпитать любой ритуал. Николас?

– Ставлю на заброшенную мельницу. Арон?

Я ухмыльнулся и покачал головой.

– Не в этот раз. Все равно прав окажется Николас, впрочем, как всегда, а я не в настроении оплачивать ему ужин в таверне. Да и времени на проверку всех мест нет. Скоро стемнеет, а мы все топчемся тут, как коровы на пастбище. Посему идем сразу к мельнице.

На той мельнице мы нашли иссохший почерневший труп мужчины. Когда он умер – ни я, ни Витор не смогли определить, решив, что мертвеца нужно будет забрать с собой в лепрозорий, чтобы лекарь Гюго смог его осмотреть и сказать точнее. Я бы сказал, что покойник лежит тут давно, что жара и ветер сделали свое дело, превратив останки в сухарь, но имелись доказательства иного толка. Внутри мельницы стены были измалеваны кровавыми пентаграммами. Густая кровь впиталась в потрескавшееся дерево, но, несомненно, была свежей и принадлежала человеку. Николас хорошо разбирался в вещах подобного рода, и у меня не было поводов ему не верить.

Именно капли крови привели нас в логово. Они были едва различимы на потрескавшейся земле, на пропеченных жаром камнях, на увядших стеблях дикой мяты. Вход в пещеру оказался небольшим, от посторонних глаз его прикрывали сухие ветки кустарника. Многие из них были сломаны, будто кто-то в спешке пробирался вовнутрь.

– Не нравится мне это, – сказал экзорцист. – Арон, надо бы обождать до рассвета, спускаться в подземелье сейчас может быть слишком опасно.

На это мы с Витором смолчали, рассматривая вход в пещеру. Позади надсадно скрипела старая мельница, каждый порыв горячего ветра тревожил видавший виды механизм.

– Позиция Николаса ясна. Витор, что думаешь? – спросил я.

– Надо идти и во всем разобраться. Нет смысла тянуть до утра.

– Господь наделил тебя отвагой, – кивнул Николас. – Но не забывай, что нас всего трое, можем и не сдюжить. Арон, подумай, стоит ли так рисковать?

Николас и Витор смотрели на меня испытующими взглядами, пытаясь предугадать, какое решение я приму. А я смотрел на то, как солнце неумолимо скрывается за горизонтом и жалел, что Михаэль и Гюго остались в городе, ведь помощь не помешает.

– Нужно идти сейчас, – решил я. – Нельзя ждать до утра, иначе будет слишком поздно. Помните другие поля? Мы осматривали их спустя несколько дней и ничего не находили, потому что упускали момент. А сейчас самое время, так что долой осторожность. С нами Господь, за нами святая Инквизиция.

– Аминь, – кивнул Николас и осенил себя крестным знаменем.

Мы вошли в пещеру, мрак тут же окутал нас плотным саваном. Витор зажег факел и поднял над головой. Каменный свод оказался достаточно высоким, чтобы можно было вытянуть руку. А вот спуск не внушал доверия – слишком покатый, он вел в узкий извилистый тоннель, который напоминал громадную нору. Переглянувшись, мы уверенно спустились.

Тоннель то расширялся, то снова сужался так, что идти можно было только по одному. Пахло сыростью и серой. Чем дальше мы шли, тем отчетливее становился мерзкий запах. Паутина липла к одежде, но пауков я не встречал, ровно как и летучих мышей, что показалось странным, ведь подобные пещеры – излюбленное укрытие нетопырей. Шли молча, чтобы не выдать себя, хватало и того, то свет от факела играл против нас.

Откуда-то из темноты послышались приглушенные голоса: обрывки фраз и странное мычание. Мы остановились, прислушались. Я подал Витору знак затушить факел, и первым медленно пошел на звук. Вдалеке задрожал бледный красноватый свет, голоса сделались четче, среди них громче всех звенел женский.

– Не заходите за пределы круга, – говорила женщина.

– Линии слишком тонкие, ни зги не видно! – возмущался мужской голос.

– Факел! Жюль, тащи сюда еще один факел!

Здесь тоннель резко забирал вправо, и что за поворотом – не разобрать. Прильнув к стылой влажной стене, и аккуратно ступая по камням, чтобы не выдать себя случайным шорохом, я двинулся дальше. Следом тихо, будто призраки, крались Витор и Николас.

За поворотом тоннель расширялся, плавно перетекая в просторный зал с высокими каменными сводами. Взору открылась странная и одновременно пугающая картина. Четыре рослые фигуры в черных балахонах выстроились полукругом у дальней стены. Лица культистов скрывали маски с длинными вороньими клювами и темными стеклами окуляров, такие маски обычно носят чумные доктора. У стены, скрючившись, лежали трое крестьян. Один из них седой, перепачканный в грязи, со спутанными космами. Второй намного моложе, насколько я смог рассмотреть – совсем еще мальчишка, третьей оказалась дородная женщина. В тусклом свете факелов можно было увидеть начертанные на земле пентаграммы, судя по всему, тут проходит зверский сатанистский ритуал.

Витор положил ладонь на рукоять меча, готовясь сразить черных служителей. Но я остановил его жестом. Было здесь кое-что еще…

Кое-что странное.

Посреди зала возвышалось громадное нечто из серой плоти, походившей на студень. В этой непонятной массе с трудом угадывался человек. Маленькая лысая голова на короткой шее, которая терялась в сальных складках, плавно переходящих в большое пузо. Руки торчали по сторонам – непропорционально худые и короткие, ноги прятались где-то в складках живота. Из спины и груди «человека» к каменным сводам тянулись тонкие прозрачные трубки, которые что-то всасывали, какую-то темную склизкую субстанцию. Жуткое порождение Ада, к тому же побывавшее в чьей-то лаборатории. Я смотрел на это чудовище и никак не мог понять, что же это такое и как его убить.

– Е-е-е-сть! Хочу е-е-е-сть! Я голо-о-о-ден! – взвыл монстр.

Культисты засуетились, заканчивая приготовления к ритуалу. Они выстроились вдоль границы круга, и принялись нараспев читать заклинание. Затем женщина скинула с себя балахон. Она была абсолютно нагой, лишь маска чумного доктора скрывала лицо, да черные, как ночь волосы струились по спине. Культисты подняли с земли перепуганных крестьян и поставили перед ведьмой на колени.

– Отец наш! Сатана! – воззвала ведьма, подняв над головой ритуальный кинжал. – Услышь детей своих, слуг своих верных!

– Услышь! Услышь! Услышь! – вторили ей потусторонние голоса.

– Мир ждет! – голосила ведьма. – Прими эту жертву!

С этими словами она разрезала бедро старику, пустив кровь, и толкнула его в круг. Чудовище взвыло:

– АГРРР!

Из пупка монстра вырвалось щупальце, которое впилось в тщедушное тело старика и ловко подбросило. Голова чудовища, такая маленькая и несуразная, вдруг увеличилась и обзавелась громадной челюстью с тремя рядами клыков. Эта страшная, клыкастая пасть перемолола старика за пять секунд.

С хохотом ведьма ударила кинжалом юнца и отдала монстру на поживу.

– Хиникс пшеницы за динарий, и три хиникса ячменя за динарий! – хохотала она.

Витор не выдержал. Рванул меч из ножен, зло захрипел и ринулся вперед. Но я оказался быстрее: прыгнул вдогонку и повалил его на землю.

– Не сейчас! – прошипел я, прижимая клирика к земле. – Не сейчас! Надо уходить. Быстро! Нам не одолеть эту тварь!

Витор зыркнул на меня недобро, но все же поднялся и, увлекая за собой шепчущего молитву Николаса, поспешил обратно в тоннель.

Ведьма еще хохотала, когда послышались крики и жадное чавканье. А затем женский, полный боли визг. Чудовище не пощадило дьяволовых слуг.

***

Отряд мы собрали к полуночи. В основном то были крестьяне, чьи делянки пшеницы изъела черная мерзость, и кто решил, что лучше сгинуть в бою с нечистью, нежели от голода или чумы. А вот флорентийские церковники помогать не рвались. Не имей я письма кардинала, наделяющего меня особыми полномочиями, они бы вовсе не стали слушать. Пять мечей – это все, кого флорентийцы снизошли выделить. Паладин и четверо стражников присоединились к нашему отряду у старой мельницы в последний момент.

Тоннель все усложнил. Но даже не будь этих извилистых подземных ходов, мы бы все равно потерпели поражение. Тогда я не мог знать, чем все обернется. Не мог даже предположить, сколь сильным окажется порождение Ада.

Тварь не брало серебро. Молитвы и сильнейшие ритуалы экзорцизма оказались твари не страшны. Чудовище не боялось стали – мечи крошились в пыль от ударов о серую плоть. Даже мой горящий меч, смазанный святым маслом, не нанес твари ощутимого вреда. Лишь святая вода причиняла ему нестерпимые муки. Но чтобы убить порождение Ада, нам нужно было его утопить в каком-нибудь священном озере.

 

Почти все, кто спустился с нами в тоннель, были жестоко убиты. Тварь рвала на куски отчаянных крестьян, закидывала в свою огромную пасть и глотала не жуя. Тварь с легкостью разделалась со стражниками и растерзала закованного в тяжелый доспех паладина. Выпила его, словно паук муху.

Николас был серьезно ранен, а я едва уцелел. Отступали мы так быстро, насколько позволяли тоннели, которые к тому времени заполонили смертоносные щупальца вечно голодного монстра.

Мы проиграли. И боль тех потерь навсегда останется со мною.

***

В Часовню Прокаженных я влетел подобно урагану. Следом Витор и Михаэль внесли раненного Николаса. Лицо экзорциста побледнело, скулы и нос заострились, как у покойника, с пересохших губ слетали фразы молитвы. Нам на встречу тут же бросились двое лекарей лепрозория.

– Прочь! – гаркнул я, и заорал во всю глотку: – Гюго!!!

Лекарь выскочил из кельи и поспешил на помощь. От Гюго разило вином, но на ногах француз стоял крепко.

– Скорее, несите его сюда, – бормотал Гюго. – Да, вот так. Кладите на стол. Сейчас, брат Николас. Сейчас все сделаем…

Не отвечая на вопросы клириков, ни с кем не разговаривая, злой, будто черт, я ворвался в свой кабинет. Швырнул на затертый стол сумку с записями и со всей силы ударил кулаком по столу. Костяшки пальцев пронзила боль. Она напомнила, что я еще жив. Те крестьяне… Упокой Господь их души.

Меня бил озноб, а внутри, в душе, разгорался лихорадочный огонь. Как одержимый, я принялся раскладывать на столе свои заметки и карту местности. Руки дрожали, сердце колотилось, подгоняемое внутренним пламенем. А перед взором все еще стояло подземелье и картины жутких смертей.

– Что же это за тварь? – снова и снова задавался я вопросом. – Как это убить?

Я в очередной раз просмотрел записи, сверился с картой и нанес новую отметку с почерневшими полями и подземельем у старой мельницы. Если добавить еще две отметки, то получится искаженная пентаграмма. И тут что-то проскользнуло… Мысль, догадка.

– Хиникс пшеницы за динарий, и три хиникса ячменя за динарий, – повторил я слова ведьмы. Слова из Нового Завета, Откровение Иоанна Богослова.

Теперь все встало на свои места. Когда я осознал все, что мне довелось недавно увидеть – меня вмиг прошиб холодный пот. Апокалипсис… Апостолы Дьявола хотят начать Апокалипсис, и тому имелись доказательства. Ведьма и ее приспешники проводили темный ритуал, надеясь сорвать третью печать. Та тварь в подземелье – ни что иное, как слуга Всадника Апокалипсиса, имя которому – Голод. Сама же тварь являла собою один из семи грехов – Чревоугодие. Ну конечно, ведь иначе и быть не может! Обжорство и голод всегда идут рука об руку. Выходит, что и вспышка чумы – конкретное стремление, взлом еще одной печати, после падения которой в мир придет Всадник на бледном коне. Смерть.

Не теряя времени, я достал из ящика стола бумагу и чернила. Пламя свечи дрожало от сквозняка, света недоставало, поэтому буквы выходили не такими ровными. Я составил письмо кардиналу и сразу же отправил почтового голубя. Небо посерело, близился рассвет, так что письмо ляжет на стол кардинала уже к завтраку.

Устало откинувшись на спинку стула, я помассировал переносицу. Голова раскалывалась, в волосах запеклась кровь, левая рука болела и плохо слушалась. А в мыслях билось одно: нужно убить Обжорство и остановить Голод, а следом уничтожить Чуму. Нельзя чтобы пала хотя бы одна печать. Нельзя! Но как?

Как?!!

В горле пересохло. Взяв стакан воды, я сделал большой глоток и тут же поперхнулся. Я понял как убить тварь! Понял я и другое: мало убить Обжорство, нужно найти тех, кто его создал, иначе в мир придет другое чудовище, а за ним еще и еще. В том, что тварь создали искусственно – я не сомневался. «Наука и магия всегда стоят рядом, и грань между ними порой неотличима» – услышал я однажды фразу, она навсегда врезалась в память вместе с человеком, ее сказавшим. Чудовище сотворили с помощью науки и магии – тому свидетельство торчащие из серой плоти трубки и хирургические швы. А так ли много мест, где это можно сделать? Где есть лаборатория, хирургическая комната, и люди, которых никто не станет искать, не станет оплакивать?..

Ответ напрашивался сам собою: лепрозорий.

Да, именно так. Лепрозорий – идеальное место, сокрытое от посторонних, к тому же в этих лечебницах полно прокаженных, которые для всех мертвы. Чем не плоть и корм для монстра? Во Флоренции два рабочих лепрозория: Часовня Прокаженных и Обитель Спасения. Что ж, начнем прямо сейчас. Действуй я по обычному порядку, то сперва допросил бы прокаженных, узнал, не исчезают ли люди и нет ли странностей. И только потом взялся бы за главного лекаря – седого улыбчивого доктора Бруно.

Рейтинг@Mail.ru