Владимир Фролов
На излете
Дверь обрушивается, достигнув стены в конце коридора. Рядом с ней я замечаю бледную фигуру. Черные зрачки на белой простыне. Слюна тянется к полу. Бессмысленный взгляд смотрит прямо перед собой, в руках сжато подобие винтовки.
Метафизик?
Я кричу, чтобы он опустил оружие. Он не реагирует. Размышлять нет времени. Курок запускает в его сторону заряд дроби… Зеркало разлетается миллионом осколков. В каждом я узнаю фрагмент своего отражения.
Пробираясь через осколки, я выхожу в тускло освещенную комнату. Смертник сидит на подоконнике, облокотившись на стекло, и сверлит меня взглядом. Через открытую дверь балкона тянет свежим воздухом.
– Где он? – я навожу ружье на него, как будто это поможет узнать правду.
– А классно нас штормило в том фургоне, да? Меня только сейчас отпускает. Что мы успели натворить?
Я помню, как заливал дюжину литров топлива в бензобак. Отлипни от канистры с бензином – и все прояснится. Так устроена жизнь, и за каждым твоим шагом скрывается безумный Бог, запускающий новые волны атомов в бой. Смертник показывает на дверь балкона. Палец изъеден кислотой.
– Просто ответь на вопрос, – я прислоняю оружие к его голове.
– Не стоит так со своим врачом, приятель. Я первый надел халат, помнишь?
Я надавливаю на его череп.
– Где он, черт возьми?
– Полиция будет здесь с минуты на минуту. Он выбрал свободу. Взял свой дневник и отправился вниз.
Я выхожу на балкон, прохладный бриз обдает раскаленные волосы. Внизу рядами стоят автомобили. Галька на песчаном пляже. Так высоко я никогда еще не был. Кубометры воздуха накатывают волнами. Я вглядываюсь вниз, обхватив ветхие перила свободной рукой. Кожа на ней болит, пропитываясь коррозией. Внизу никого нет. Мимо меня пролетают исписанные страницы, ветер уносит их прочь. Я вытягиваю руку и хватаю один из листов.
Нет иных путей на карте быта.
Реальностью своей не подавись.
Потребством мне заняться или сбытом?
Она мне дышит в спину, обернись!
Я поворачиваюсь как раз вовремя, чтобы увидеть летящий в меня костлявый кулак. На каждой костяшке замечаю свой портрет.
У реальности бесконечное количество лиц.
Мышцы на этот раз работают исправно. Я уже справа, уклонился, заряжаясь для мощного хука. Винтовка с грохотом вылетает из руки. Кулак Смертника пролетает мимо, едва зацепив ухо.
Лица на тонком полиэтилене, в который мы уперлись головами.
Я пружиной распрямляюсь в его челюсть. Гнилые зубы фейерверком разлетаются вокруг. Он смеется, забрызгивая меня кровью.
В попытке заглянуть за.
Через дыру в его груди я вижу обои. Винтовка выстрелила при падении. Смертник оседает на пол.
– А ты не промах, парень, – говорит он, вытирая бледное лицо.
Черная кровь растекается по ламинату. Он однозначно будет испорчен влагой. Я протягиваю ему кубик сахара, найденный в кармане. Хоть это оставили двухколесные кретины. Он отказывается. Это конец для него, определенно. Я выдвигаюсь по окрасившимся в красный цвет осколкам прочь из квартиры, оставив его наедине с обоями. Лифт не работает, и я спускаюсь по лестнице. Чувство падения не покидает тело. Сколько еще пролетов впереди…
Выйдя на улицу, я наступаю на что-то мягкое. Под ногой тлеет красная самокрутка, свернутая наспех опытной рукой. Ветер притих, вдалеке слышны звуки сирены. До вокзала пара километров, надо успеть на следующий поезд. В голове застыл немой вопрос, оставленный Смертником на белеющих губах в последний момент.
Уверен, что не пробовал Г-12?
