Владимир Евгеньевич Псарев
Кандыагаш
– По правде признаться, Бек, я и не думал, что ты зайдешь.
– Ну, раз сорванцы ушли, то, по правде признаться, я тоже. Решил я с утра порядок в сарайчике своем навести, то да сё перебрать. Да только никак не смог моток веревок для ремонта снастей найти, что по весне в Аральске брал. Ну, думаю, сама змеей уползти не могла. Дело известное.
Акгуль тяжело вздохнула и закачала головой:
– Так не просто так небось стащил!? В детстве братья в море ходили, так тоже, все, казалось, вынесут, чтобы соорудить эти… плоты!
– Ну а я к чему!? – возбудился Бексултан. – Думал, натягаю за уши, да только пока шел, как-то все выветрилось. Не стал в чужом доме бучу поднимать. Да и люблю ж его.
– А как их не любить? Конечно. Только беды чтоб не было.
– Пойдем подымим, Азат?
Мальчишки, даже не подозревая, что уже раскрыты, плелись под палящим солнцем к своему детищу. Им не терпелось опробовать в деле плод своих стараний. Для любого ребёнка крайне важно понять, что он что-то смог сделать сам. И море – звало. Дорога в пару вёрст казалась очень длинной. Катуны, они же перекати-поле, весело подпрыгивали на песке. Нариман побежал за одним, увлекая за собой и своего товарища. Получилась импровизированная игра в мяч. Этот катун они докатили до самого берега и бережно оставили среди прибрежного кустарника, словно боясь потерять. Наступал ответственный момент, в детском сознании не сопоставимый даже со спуском на воду круизного лайнера – плот пробовал воду. Первым на него взгромоздился Нариман и попросил передать ему доску, любезно позаимствованную из соседского забора. Импровизированное весло плохо подходило для той роли, которую ему уготовила мальчишеская фантазия, но важно было не это.
Спустя десять минут, друзья уже плыли в десятках метров от берега. Видели бы их родители! Плот тихонько покачивался на волнах. Сначала греб Нариман, потом его сменил Асан. Плыли прямо в противоположную от берега сторону, не думая ни об опасностях моря, но о том, что даже само их суденышко было с изъяном. Нариман умел плавать, а Асана отец пока еще не научил. Через некоторое время решили возвращаться назад и покурсировать ещё вдоль побережья.
В сорока метрах от берега Нариман заметил, что узлы слева предательски начали очень быстро распускаться один за другим, в аккурат с верхнего края, который не был должным образом затянут. Доски начали расползаться.
– Асан! Греби быстрее! Я попридержу! – вопил Азата сын, пытаясь удержать доски и мокрую вязь.
По его действиям не было понятно, пытается ли он спасти положение, или же в первую очередь строительный материал – коль доски и, главное, казенная в его понимании веревка, уцелеют, то завтра же все будет поправлено. Плот начал сильно крениться, потеряв полезную площадь. Асан запаниковал, испугавшись того, что может не доплыть до берега, и, переминаясь с ноги на ногу и оставив весло, ещё сильнее раскачивал посудину. Очередной волны плот не выдержал и левая его половина полностью оказалась в воде. Нариман соскользнул, но в страхе успел ухватиться за верхний край, чем окончательно все решил.
Плот опрокинулся вверх тормашками, и оба паренька оказались в воде. Асан, оказавшись под грудами досок, начал тонуть. Повинуясь инстинктам, он схватил Наримана за ноги. Глаза залила соленая морская вода, крича, последний наглотался, забрав соль и носом, и ртом. Пытаясь освободиться, он стал пинаться, и через несколько секунд сбросил своего друга, вынырнул, отплевываясь. Пара секунд потребовалась, чтобы оценить ситуацию. Он нырнул обратно. Под водой было плохо видно, однако он смог ухватиться за Асана и проплыть под него. Первая попытка вытолкать его на поверхность не увенчалась успехом. В агонии тот лишь сам топил Наримана. Но сдаваться было нельзя. Потребовались ещё два захода и невероятная сила, чтобы Асан смог вдохнуть.
