Vladi N
Сто шагов, чтобы простить
Глава
4
Hold On – Chord Overstreet
Диана
– Мисс Уильямс! Мисс Уильямс!
Откуда-то издалека доносится приглушённый женский голос. Он вырывает меня из долгожданной безмятежности, будто в холодную воду опуская, в рой хаотичных мыслей затапливая. Резкий специфический запах ударяет в нос и заставляет открыть глаза.
– Мисс Уильямс! Как Вы? Голова кружится?
Каждое слово врача возвращает к случившемуся минутами ранее. Мечусь взглядом на экран и застываю. Пытаюсь дышать: глубоко, протяжно, возвращая себе здравое мышление. Но не могу.
Разрывает сознание. Ребенок. Боже… Какой ребенок? Какой ребенок?! Господи… Сердце гулко тарабанит в груди, выбивая остатки самообладания. В несознанке подскакиваю с кушетки, натягиваю штаны и несусь к выходу.
– Мисс Уильямс! Куда Вы?! Подождите!
Но я уже ничего не слышу. Размазываю горячие слезы по лицу и выскакиваю в холл. Вижу перекошенное от страха и непонимания лицо матери, но бегу к выходу в такт тарабанящей за ребрами оголтелой мышце. Задыхаюсь. Просто разбиваюсь внутри о жесткие скалы собственных эмоций.
Не помню, как добираюсь до машины. Не понимаю, как хватило сил на это. Просто лихорадочно рву ручку дверцы, чтобы спрятаться внутри и дать волю разрывающим эмоциям.
– Дочка!
Отец. Запыхавшийся. Испуганный. Шокированный. Тянется и прижимает к себе, крепко обхватывая руками, как в детстве. Зарываюсь носом в его грудь и плачу навзрыд. Выплескиваю все, что точит и съедает. Просто уничтожает изнутри.
– Моя милая… – гладит по голове своей крупной ладонью, пытаясь успокоить. Забрать боль себе. – Моя хорошая… Моя любимая… Все хорошо, моя девочка, все хорошо.
Нутром за всхлипами чувствую мамино появление. Плачет вместе со мной. А я ещё больше реву. На взрыв всех систем жизнеобеспечения долбит. Разворачивает капитально. Эмоций через край плещутся, а остановить их ничего не может.
– Мамочка, – шепчу задушенно сквозь плач, – мамочка…
Тянусь к ней. Нуждаюсь в ней. И она понимает. Обнимает и отдает. Все отдает. Любовь, поддержку, опору. А боль, как ни пытается забрать – не получается.
– Арнольд… Оставь нас наедине. Надо поговорить.
Сквозь какой-то вакуум слышу, как папа открывает для нас машину и уходит. Оказываемся в салоне, где я просто разрушаюсь. Хриплю на повышенных. Навзрыд рыдаю.
– Хорошая моя… – шепчет сквозь слезы мама, – доченька… Что случилось? Я все пойму, расскажи.
– Беременность… Я… Ребенок… Мама…
Озвученные слова разрывают больное сознание. Полное уничтожение. С плотью. С кровью. Ничего не остаётся.
– Ребенок?.. – мама в шоке. В ступоре.
– Ну, почему?! Почему?! Мало мне было проблем… Теперь это! Что мне делать, мамочка, что делать? – слезы кислотой обжигают безжизненную кожу, оставляя памятные ожоги. – Я не хочу… Не хочу…
Мотаю в разные стороны головой, будто в бреду повторяя шепотом слово "ребенок", пока родительница не ловит мое лицо в свои ладони и не заставляет посмотреть в глаза.
– Диана, – ласково и спокойно, – это дар. Бог наградил тебя за все твои испытания. Ребенок – лучшее, что могло с тобой случиться.
– Но… От него… От него…
– Ты любила его, – не спрашивает. Знает. – У тебя будет ребенок от любимого человека. Любимого. И плевать, что он из себя представляет. Это твой ребенок. Твой.
Мамин голос напитан непривычной твердостью. Но глаза… Глаза так и светятся теплом. Счастьем.
– Жизнь так легко забрать, дочка… Поверь. Нет ничего хуже, когда родители хоронят своих детей, – сглатывает и отворачивается. – Тебе выпал такой потрясающий шанс. Ты можешь стать матерью. Просто хватайся за него. Ты заслужила.
Каждая фраза – сдетанировавшая граната. Молчу, переваривая услышанное. Так и смотрю на женщину, которая столько сделала для меня, и не представляю, что для кого-то стану таким же человеком.
– Я боюсь, мама… Очень боюсь… Что он будет постоянно напоминать о том ужасе, который я хочу поскорее забыть.
– Глупая! – смеётся и обнимает. – Твой ребенок будет напоминать тебе только о том, как сильно ты любила его отца. И какая сильная ты, что после всего случившегося не отказалась. В первую очередь от себя.
– А если я не справлюсь, мамочка?.. Если не получится?.. Какая из меня мать?.. Я себя то на ноги поставить не могу…
– Моя милая, – целует в волосы и кладет подбородок на голову, как всегда делала в детстве, – ты сильная, смелая, стойкая. Не сломалась под гнетом всех обстоятельств. Я знаю, что ты будешь прекрасной мамой. Любящей и очень заботливой. Оберегающей свое дитя. Я знаю. Чувствую это. Просто сейчас надо немного постараться, чтобы привести в порядок здоровье. А мы с папой рядом и поможем. Всегда.
Вот теперь слезы льются не от бесконечной боли, сжимающей в тиски, а от какого-то призрачного, почти эфемерного счастья. Неопределенное, неизведанное чувство сковало по рукам и ногам, заставляя представлять, каково это – быть родителем.
– Представляешь… – шепчу задушенно, – я мамой буду…
– А я бабушкой. Вот номер, да?
И хохочет. Как умеет только мама. Весело, заразительно, легко. И я вместе с ней, отпуская добрую порцию гнили, точащую сердце, наполняя его, наконец, светом и любовью. Искренней и беззаветной. Чистой. Настоящей.
Дома перевариваю свалившуюся на меня информацию. Несколько дней будто в анабиозе нахожусь, осознавая в полной мере, что во мне растет ребенок. Постоянно глажу впалый живот, пытаясь на одном конкретном ощущении себя словить. Но не могу. Эмоции раскурочивают. Но не уничтожают, как раньше. А наполняют. Возрождают. Превозносят.
Долго гоняю в уставшем мозгу одну единственную мысль. Прокручиваю возможные варианты. Не понимаю, правильно ли я поступаю, но, всё-таки, набираю знакомый контакт.
Гудок.
Второй.
Третий.
– Диана.
Сердце гулко забилось в груди, на секунду перехватывая дыхание и выбивая всю решимость. Но только на секунду.
– Привет, Мэт. Твое предложение ещё в силе?
– Конечно, – пауза. – Принимаешь?
– Принимаю.
Глава 5
I Hate Everything About You – Three Days Grace
8 января 2022 года
Диана
Колотит. Каждую, даже самую крохотную, косточку выворачивает наизнанку.
Больше не могу. В какой-то агонии нахожусь и днём, и ночью, не в силах совладать с собственным телом, которое с мучительными спазмами губительно уничтожается. Я одновременно горю и тону. Тлею и пылаю. Разрываюсь и пытаюсь собрать себя по кускам. Но все тщетно. Все.
Ненавижу себя. Ненавижу… Пытаюсь ненавидеть его. Но получается только себя. За доверчивость. За глупость. За наивность. И за любовь, которая по-прежнему раздирает мое нутро. Раскурочивает душу в кровавое решето.
Срываю связки каждый вечер, когда бьюсь в бесконтрольных приступах паники и истерики. Горланю так, что кровь в жилах станет. У всех. Не у меня. Я ничего не чувствую, кроме всепоглощающей боли, унижения, гнева и ненависти. Я ненавижу Джеймса Тернера. Я пытаюсь. Я хочу ненавидеть. Но не могу. И это ещё больше уничтожает меня.
Мама не отходит от меня ни на шаг. Снова вызвала моего психолога. А у меня при одном взгляде на эту женщину события трехлетней давности триггером отзываются, заставляя ещё больше выворачивать свое больное сознание.
Господи… Больная…
Опять какие-то трубки, врачи, люди в доме… Хочу, чтобы никого не было рядом. Никого. Хочу умереть. Просто сдохнуть в одиночестве и не знать мужчину, перевернувшего мою жизнь.
Джеймс…
Запрещаю себе думать. Запрещаю помнить. До крови царапаю кожу, когда хотя бы намек на воспоминание всплывает в воспаленной памяти, чтобы просто не чувствовать. Чтобы физическая боль перебила моральную. Но не получается – руки разодраны в кровь, делая мой изможденный вид ещё более жутким.
Я знаю, что он приезжал. Что находился в непозволительной близости от меня. Что орал не своим голосом, заставляя всю округу участвовать в развернувшейся семейной драме. А каждое его слово, каждая интонация на разрыв аорты – я хотела захлебнуться тем фонтаном крови, которое заливает вязкой густой жидкостью сердце… Хотела… Но не смогла. Проживала всю боль на живую. По свежим шрамам. И снова умирала. И когда надежды на то, чтобы выбраться из того ада, в который превратилась моя жизнь, не было, мама с какой-то странной неуверенностью зашла ко мне.
– Дорогая… – долгая пауза. Непозволительно долгая. – К тебе пришли…
– Я не хочу никого видеть.
– Это мужчина… Представился твоим другом. Очень переживает за тебя.
Медленно оборачиваюсь. Каждый раз вижу по маминым глазам, что превращаюсь в живой труп. Страх вперемешку с безысходностью является неизменным спутником взглядов всех членов моей семьи. Пенелопа Уильямс не исключение.
– У меня нет друзей мужского пола. Только Маркус. Но его сейчас не может быть здесь.
Каждое грубое слово, брошенное в дикой пляске всепоглощающей ненависти, обижает родительницу. Словно хлыст бьёт по самому чувствительному месту – материнскому сердцу. Понимаю, что обижаю ее неоправданно и несправедливо, но ничего не могу с собой сделать.
– Мэтью. Его зовут Мэтью.
Резко отталкиваюсь от спинки и сажусь на кровати. Голова кружится, заставляя балансировать в воздухе тощими руками, чтобы удержать равновесие. Мама, не дожидаясь моего разрешения, просто уходит, а буквально через секунду в проёме показывается точечный профиль гостья.
– Диана! – не приветствие. Раскат грома среди моей унылой комнаты. Дикий ступор мужчины, когда он способен рассмотреть, во что я превратилась. Спешный шаг широких шагов. Мощные предплечья на моих, почти просвечивающих, запястьях. И глаза в глаза: серые в карие, испуганные в безразличные, живые в мертвые. – Господи…
– Здравствуй, Мэт, – каждая буква вылетает жутким скрипом, выдавая мое истинное состояние. Мужчина так и застыл в непередаваемо ступоре, продолжая повторять только единственное слово. Господи.
– Я его просто убью… Убью, блять… Убью.
Неразборчивый шепот гоняет воспоминания в голове, заставляя каждый раз возвращаться к одному единственному человеку. Мотаю головой из стороны в сторону, чтобы прогнать наваждение. Харрингтон замечает. Тянется ко мне в попытке обнять, но только больше усиливает разгоняющуюся истерику. Резко отскакиваю от протянутых рук и обхватываю своими себя, лихорадочно тряся головой и раскачиваясь на кровати. Слезы автоматом льются градом, вызывая ещё больший страх у Мэта.
– Тише… Тише, девочка, я не трогаю тебя, – трясет руками в воздухе, будто обезоружен, – успокойся… Диана… Дыши… Тиииииихо…
Не знаю, сколько мы так сидели, но пульс со временем пришел в норму. Моя ладонь была тесно сжата обеими руками Мэта, пока я переводила дыхание. На место истерике пришел жуткий стыд. За мое состояние. За поведение. За все.
– Как ты здесь оказался?
– Приехал к тебе.
– Адрес где взял?
– Ты заполняла личное дело, – слабая улыбка на красивом лице, пока глаза продолжали топить меня в жалости, а пальцы бегали по костяшкам на правой руке. – Диана…
– Ничего не говори, Мэт. Тебе не понять.
– Я то, как раз, моя милая, все это понимаю гораздо лучше, чем тебе кажется, – снова пауза. На этот раз тяжёлая, гнетущая все вокруг. – Я знаю про спор.
Такое короткое слово, а выбивает дух по-прежнему, будто впервые. Все оголенных участки растерзанного сердца высоковольтным напряжением просто пробивает. Заворачивает. Обугливает.
Отворачиваюсь и вырываю руку.
– Тоже так развлекался?
– Завязал сразу же, как только узнал, что за смысл несут в себе эти игры.
Голос ровный, уверенный. И только интонация выдает настоящие переживания его владельца.
– В чем смысл, Мэтью? В чем? Чтобы как можно больнее сделать? Сильнее растоптать?
Чувствую, как на крик снова срываюсь. Но не успеваю. Крепкие руки обхватили мое хрупкое тело и обняли. Притиснули к крепкой груди, давая слезам просто литься, не придавая этому никакого значения.
– Плачь, хорошая, плачь… Я понимаю… Понимаю…
– Я ему все отдала… Все… Любила беззаветно, чисто, всепоглощающе… Любила…
Что не слово, то всхлип. Мужчина плавно покачивает меня, пока соленая влага не перестает стекать по щекам. Теперь только ощущение полного опустошения.
– Я боюсь даже трогать тебя, Диана. Такая ты стала… Можно просто сломать. Ты ешь? Спишь? Выходишь на улицу?
– Зачем ты приехал?
Не развожу, сил попросту не осталось. Каждый день в эмоциональной мясорубке меня знатно прокручивает. И последнее, чего я хочу, так каких-либо разговоров. Харрингтон понимает. Не продолжает расспрос. Не давит. Просто изучает пронзительным взглядом.
– Хочу помочь, – через несколько минут полнейшей тишины, – а самое главное, что могу.
– Мне никто не поможет. Я сама этого не хочу.
– Диана, – аккуратно берет мой подбородок в свою ладонь, заставляя встретиться взглядами, – возвращайся в Нью-Йорк. Будешь работать на меня.
– Смешно.
– Я серьезно. Тебе нужно вылезать из этого дерьма. С жильем вопрос решим: поживешь у меня или в квартире, арендуемой холдингом.
– Ты себя слышишь, Мэт? – выдавливаю на повышенных. – Какой, нахрен, Нью-Йорк? Какая работа? Да я себя не могу воедино собрать! Меня как после взрыва разбросало в разные стороны! Я только и делаю, что в каком-то бреду на куски плоти и натыкаюсь, которые так адски болят, что склеиться не получается.
– Я все прекрасно слышу. И все равно настаиваю, что это именно тот вариант, который тебе необходим. Ты же понимаешь, что нужно…
– Да я больная!!! Больная!!! – ору ему на ухо. – У меня каждый день припадки, будто я бешеная! А приходящий доктор вскрывает мой мозг, словно патологоанатом! Я не могу элементарно поесть нормально без трясучки и ора! Что уж говорить о работе?! Уходи, Мэт, пожалуйста, уходи!
Прикладывая последние силы, выталкиваю мужчину с кровати, и отворачиваюсь. Пытаюсь перевести дыхание, но пульс снова зашкаливает, разливая в висках гулкое эхо биения собственного сердца.
– Подумай, Диана. Просто подумай. Я всегда готов тебе помочь… Хочу, чтобы ты просто это знала, – тишина, затем звонкий стук туфель об пол, скрип открывающейся двери и снова хриплый голос, – мое предложение не имеет срока годности. Как и моя помощь. Ты всегда можешь положиться на меня. Всегда.
Глава 6
Radioactive – Imagine Dragons
16 февраля 2022 года
Джеймс
Въебываю. По-другому мой ритм жизни за последние дни назвать нельзя. Остервенело пашу, чтобы просто ни о чем не думать. Херово получается, но я хотя бы пытаюсь. В понедельник вообще думал с ума, блять, сойду. Всюду цветы, сердечки и розовые сопли. А меня таскало так, что развалиться в пору. Хотел быть рядом. Хотел купать в любви, в ласке, в заботе. Просто хотел свою женщину. В очередной раз понял, что умереть за нее готов, только бы со мной была. Только бы обняла. Только бы задушенное "Джейми" прошептала, а я ей в ответ "Маленькая"…
Поэтому просто насильно гоняю себя. Скачу со встречи на встречу, улыбаюсь, много говорю, торгуюсь. Компания на грани развала, чему я с лихвой поспособствовал.
Несколько дней назад состоялся совет директоров, на котором Тернеры стали единоличными собственниками бизнеса. До сих пор помню, какими глазами на меня смотрели все члены семьи Эндрюс. Карла же просто не явилась. На самом деле, зубодробильное зрелище, когда тебя так открыто презирают.
Но и это больше не трогает. Сейчас важен только один неоспоримый факт, планомерно напускающий мне на глаза красную пелену необузданного гнева. Сегодня в первый раз со случившегося мы с Митчеллом встретимся.
С силой сжимаю кулаки, находясь в зале переговоров, окружённый юристами компании. Не хочу, но постоянно возвращаюсь в памяти к звуку ломающихся костей под моими кулаками. К залитому кровью лицу человека, который был для меня семьёй. К бешеному надменному смеху. К словам, разрывающим барабанные перепонки так же, как и в первый раз: "Потому что она отшила меня. Точнее не дала. Тогда в клубе я очень хотел ее трахнуть".
Вдох.
Выдох.
Вдох.
Выдох.
Кровь илистой рекой с сильнейшим течением побежала по венам, закручивая в свои водовороты мои собственные расшатанные нервы. А когда дверь переговорной открылась и показала всем знакомый силуэт, то что-то внутри меня с треском лопнуло. Вскидываю дикий взгляд на человека, которого я считал лучшим другом, и снова ловлю презрительную ухмылку, разбивающую мое самообладание. Буквально силой заставляю себя сидеть. Не расхуярить самодовольную рожу к чертям собачьим, а просто приклеиться к стулу.
Митчелл не один. Рой юристов с его стороны заполнил комнату, но вишенкой на торте стала сестра. Лия гордой походкой проследовала к столу, демонстрируя длинные стройные ноги в неизменно короткой юбке, плавно опустилась по правую руку от брата и уставилась на меня немигающими глазами.
– Дружище, – насмешливый тон и кивок головы. Все, что посылает мне Скотт, усаживаясь напротив. Давлю в себе все посторонние чувства, оставляя только холодную голову и полнейшее равнодушие. Нельзя вестись на провокации. Нельзя, мать твою.
Не отвечаю. Не действую. Никак не реагирую на попытки вывести меня из себя. Сухо даю отмашку коллегам, что можно начинать.
Бесконечный поток юридических моментов, продолжающийся несколько часов. Обвинение, протест, отсутствие доказательств вины. По факту, ситуация сейчас складывается не в мою пользу. Я не уследил. Я подписывал все документы. Я виноват. И Скотт прекрасно это понимает. Рожа так и светится довольством и бахвальством. В свое время отец сильно постарался, чтобы "ТАТС" представляли не просто отличные юристы, а лучшие в своем деле. Разрывающие не просто штат, а страну. Но сейчас даже этот факт является слишком слабым утешением.
Все время, что длятся переговоры, внутри бурлит котел из задушенных эмоций. Как ни пытаюсь гнать от себя разрывающие воспоминания, только вижу ухмыляющуюся морду, так полоскает в этом кипящем вареве. Я всем с ним делился. Всем, сука. И во что это вылилось.
Встречаюсь глазами с зелёными напротив, и острая мысль пронзает напряжённый мозг. Ведь это Митчелл убедил меня снова начать играть. Когда-то давно, когда пропал всяческий интерес, когда Мэт отказался от всего этого дерьма и просил меня не углубляться во всю эту дичь, я не послушал. Слепо последовал за Скоттом и превратился в того, кем являюсь по сей день – уродом, лишенным хоть какого-то чувства ответственности, достоинства и любви.
Точнее, был таким. До стирающей нутро в порошок встречи. До дикой дрожи только от того, что смотришь на кого-то. До глаз цвета жженой карамели. До маленькой женщины с несоизмеримо огромным сердцем. До девушки, которая до последнего топит за твою человечность. До раздирающей душу и сердце сумасшедшей любви…
Трясу головой, чтобы остановить поток удушающих воспоминаний. Сердце уже разогналось до той скорости, что проламывает в агонии ребра. Вдохнуть сложно, потому что больно. Опять, сука, больно. И не пройдет никогда.
– Если все моменты обсудили, то предлагаю больше не встречаться. Только на первом заседании.
Вздрагиваю от глубокого голоса рядом. Как в забвении поворачиваюсь, наблюдая говорящего Теодора Ротчестера, главного юриста, и не понимаю ни слова. Только спустя несколько минут начинаю улавливать суть происходящего.
– Что ж, – Митчелл поднимается, топя меня в насмешке, – удачи, Джеймс Тернер. Она тебе точно пригодится, – снова игнорирую выпад. – Мою вину ещё нужно доказать. Пока все указывает на то, что ты хреновый босс.
Сжимаю кулаки под столом, стискивая челюсти. Встречаюсь взглядом с мистером Ротчестером, легонько качающим головой, и выдыхаю. Заставляю себя растянуться в усмешке.
– Посмотрим, Скотти. Посмотрим.
Мужчина, наконец, стреляет в меня полным ненависти взглядом, разворачивается на пятках и спешит к выходу. Остальные поднимаются следом, только Эмилия не двигается с места и продолжает внимательно изучать мое лицо.
– Лия, ты идёшь?
– Дай мне пару минут. Я выйду.
Скотт покидает кабинет вместе с остальными. Я молча даю знак своим, чтобы оставили нас с девушкой наедине. Когда дверь за последним закрылась, воцарилась тяжёлая, гнетущая тишина.
– Ну? – первым разрываю образовавшийся вакуум. – Что ты хотела?
Блондинка молчит, продолжая метаться по мне взглядом.
– Лия? У меня нет времени играть с тобой в шарады.
Стройная фигура плавно поднимается с кресла и направляется ко мне. Девушка встаёт рядом, демонстрируя откровенный наряд, подчёркивающий все очевидные достоинства. Пухлые губы закусывают белые зубы. Зелёные глаза сверлят мои с какой-то непонятной эмоцией.
– Я хотела попросить тебя о встрече.
– Мы уже встретились.
– Нет, не при таких обстоятельствах.
– И для этого ты приехала сюда? – вскидываю бровь, наблюдая, как Эмилия устраивается в кресле рядом и тянет ко мне свою ладонь. Автоматически отшатываюсь, не давая прикоснуться. – Не надо меня трогать.
– Я бы позвонила, да ты не берешь трубку, – если ее что-то и смутило, то виду она не подала. – Поэтому да. Для этого и приехала. Нам нужно поговорить.
– Говори сейчас.
– Джейми, – от произнесенного имени дичайшее отторжение накрывает. Потому что все не так: не тот голос, не та интонация, не тот взгляд. Не мое. Не она.
– Не называй меня так, – жёстко высекаю, – никогда.
Минутная пауза. Вижу, что переваривает, потому что уяснила. В лице поменялась. Но, тем не менее, продолжила:
– Хорошо, Джеймс, – каждую букву выделяет, – можем ли мы встретиться? Нам нужно поговорить. Пожалуйста.
Смотрю в зелёные глаза, а после этого "пожалуйста" вижу только любимые. Автоматом всплывают поверх чужого лица. Родные, ласковые, теплые. Не могу отказать, хоть и понимаю, что это не моя стажерка. Но внутри уже все на дыбы встало. А морок никуда не делся.
– Ладно. Но на этой неделе я не могу. Слишком много дел.
– Без проблем, – оживилась блондинка, – можем на следующей. Время обсудим конкретнее ближе к сроку. Сделаем так, как тебе удобно. Хорошо?
– Хорошо, – смотрю на часы, прикидывая, успею ли добраться до следующей встречи вовремя. – Если у тебя все, то я, пожалуй, пойду.
– Ты изменился, – палит уже на выходе. Разворачиваюсь. Рассматриваю женщину, которая когда-то казалась мне львицей среди овец: красивой, уверенной, статной. Сейчас же ничего не екает. Только пустота. – Холодный, разочарованный и отстраненный. Вот какой ты теперь.
– Привыкай, Лия. Другим не буду, – выхожу, неосознанно хлопая дверью.
