Виктория Огурцова
Битое зеркало
Точка невозврата
Сказать, что весь город стоял на ушах – это промолчать. Такого резонанса не ожидал никто, а потому почти до самого нового года видео с местной потасовки завирусилось так, что его крутили на каждом мероприятии. Бориса и его отморозков отправили в больницу, а после оформили по полной, дабы прикрыть их, но что-то подсказывало ментам, что эта компашка больше не побегает.
Выкрученные суставы, гематомы на органах, раздробленные запястья и кости, всё это говорило не только о прекращении активной деятельности местного контингента, но и о том, что они явно планировали пересмотреть свои взгляды на жизнь. Максимус, на удивление публики, тоже как-то присмирел и важно ходил по коридорам школы. Он зарекомендовал себя как тот ещё боец, но появилось в этих глазах что-то далёкое от высокомерия. Нет, он и не думал считаться с окрепшим щенком в теперь уже своей черепушке, просто он… Относится к нему чуть лучше, чем к дворовой собаке. Вот на такого уже можно пробовать набивать цену, но стоит он пока всё так же дёшево, хотя и имеет перспективу «подорожать».
Отношения с родителями улучшились, никаких ссор, никаких скандалов, всё чинно, мирно, жизнь наладилась, а густой шевелюре Артёма начали появляться седые волосы. Боялся ли этот человек своего сына? До дрожи в коленях, особенно после того, как они вернулись со «святых мест» и любимое чадо хлебало святую воду под очумелые «танцы» экзорциста. Под конец сеанса, парень достал кагор, закусил просфорой, поднял бокал за здоровье взмокшего попа и спросил, есть ли что другое «на закусь», или только эти хлебушки. Короче, попытка изгнать дьявола закончилась пьянкой, но в целом, для сына, поездка удалась.
Самое страшное во всей этой ситуации было то, что, если не считать очень агрессивную реакцию на всех, кто косо смотрел, то парень не делал ничего плохого. Он не ввязывался в пустые драки, не приставал к девушкам, не воровал, не светился в полиции, после инцидента во дворе школы, а на Новый Год и вовсе оставил любимых родителей на романтический ужин, а сам свалил к очередным подружкам. Ему не было дело до этих людей, отец у него один, а потому потугами совести он не мучался, чего не сказать о Артёме и Марине.
Супруги Козелковы сидели за новогодним столом и молчали, украдкой глядя друг на друга и по сторонам. Говорить хотелось страшно, но никто не знал о чём, да и с чего начать.
– Артём. – тихо позвала женщина, и таки подняла глаза на мужа.
Мужчина, в свою очередь, украдкой глянул на супругу и слегка потерянно уставился. Слов, как не было, так и нет, но что-то во взгляде заставило его одобрительно покачать головой, с чем-то соглашаясь и продолжить трапезу. Марина лишь рвано выдохнула, и только набрала воздух, чтобы что-то сказать…
– Я думаю, нам пора признать это. – обречённо выдал мужчина.
– Что признать?
Артём отложил вилку и посмотрел на жену, как на вторую жабу в их болоте.
– Что как родители, мы – не лучший пример.
– Это ты сейчас о чём?
– Обо всём, Маша. Когда с ним это случилось, мне показалось, что мир начал рушится и трещать по швам. Мне понадобилось больше полугода, чтобы понять, что вся наша жизнь разрушилась за долго до этого.
– Я не понимаю…
– Всё ты понимаешь. – злобно прорычал супруг, у которого рука больше ни разу не поднимется ни на кого в этом доме, а то мало ли что. Да и не видел он больше в этом смысла. – Вся наша жизнь, весь наш брак, семья, всё это держится на одном слове: «надо». Не на «Уважении», не на «Любви», даже не на «Ребёнке»! Я думал, что это я живу «от командировки, до командировки», а нет… Вся наша семья так живёт. Я ни разу тебе не изменил, хотя, признаю, хотелось часто. Я думал, это и есть «Любовь», но… Это не она.
Сказать по правде, сначала она хотела заплакать, пока до неё не дошло, что она ничего не чувствует. Она смотрела в лицо мужчины, отца своего единственного ребёнка, человека, с которым она прожила половину сознательной жизни, но не чувствовала ничего. Её не трогали слова о возможной измене, её не трогало почти прямое заявление о разводе, внутри вдруг стало так пусто, всё рухнуло, и от этого, почему-то, стало легче.
Полночь ознаменовала переход к новому календарному году, в помещении было два самых родных и совершенно чужих друг другу человека. В этой семье давно нет ничего, и Максимус лишь открыл глаза всем им на то, насколько пустой и никчёмной жизнью они живут уже столько лет.
Это было тихое обоюдное решение, в котором никто никого ни к чему не принуждал, а потому супруги начали медленно, но, верно, собирать документы для расторжения брака. Максимусу было плевать, а Павлу… А Павлу уже тоже было плевать. Когда ты заперт с чудищем в одной клетке без права на выход, ты в один момент понимаешь, насколько же тебе на всё становится плевать, даже на родню и близких. Он не хотел ввязываться в дела родителей, где-то внутри понимая, что так, скорее всего, будет только лучше, но что-то всё же щемило.
Максимус жил здесь и сейчас, беря от жизни всё и не думая о врагах, которых наживал, а нажил он немало. За этот неполный год прибывания на «этой стороне» у него было столько подруг, что он со счёта сбился, сколько сердец разбил, да и чего греха таить, не считал он их. А вот юные дамы, обиженные на весь свет и незадачливого «Донжуана» сильно бесились и катали заявы. На него написали уже заяв двадцать, но нигде не смогли прижать, так как он был не только распутником, но ещё и крайне дальновидным. Всегда на виду и только при наличии письменного согласия. Да, бюрократию придумали задолго до Римской Империи, так что Максимусу это не грозило.
Всё шло, как по маслу, однако нашлась одна крайне впечатлительная особа, которая так распереживалась на любовной почве, что наглоталась таблеток. Её откачали, но в кому она впала, да и пёс бы с ней, если бы она не была сестрой одного из местных авторитетов. Представителю не самого законного сословия не понравилось халатное отношение к его генеалогическому древу со стороны какого-то подкачавшегося выскочки, а потому угрозы на телефон стали нечто обыденным. Мыльная опера с розовыми соплями и мексиканскими страстями длилась едва ли не до весны, уже поговаривали об экзаменах, развод родителей был не за горами, но, если точка кипения достигается по мере накаливания ситуации за счёт времени и бездействия, то в данной ситуации всё сработало, как пороховая бочка, то бишь случайно.
В тот день уроки были по расписанию, никто не болел, ничего не отменяли, а потому поток учеников плавно перетекал из одного кабинета в другой. «Большая перемена», это время, когда можно встретить кого угодно и где угодно, и встреча двух одноклассников в не самом оживлённом коридоре, близ библиотеки, не стала ни для кого удивлением.
– Привет, Настюха! – ехидно выдал молодой ученик, как-то неоднозначно глянув на блондинку. – Как жизнь? Давно не общались.
– Ты у нас теперь звезда. – устало выдохнула девушка. – Куда не глянь, все о тебе говорят.
– Тебя это обижает?
– Паша. – Настенька немного нервно посмотрела по сторонам и опасливо глянула в наглые серые глаза. – Это видела не только я. Прошло уже почти полгода, но… Что с тобой было в той драке?
– О чём ты?
– Ты прекрасно знаешь, о чём я. Ты словно на миг пришёл в себя, а потом снова сошёл с ума!
– Ты всё никак не можешь смириться с тем, что я перестал быть размазнёй.
– Паша, я не знаю, что с тобой происходит, но…
Не успела девица договорить, как крепкие руки ловко ухватили за талию, а горячие губы впились намертво, не давая даже шанса выпорхнуть ни из хвата, ни из поцелуя. Сказать по правде, она опешила, но уже через миг начала вырываться, явно давая понять, что это не тот случай, когда подобные номера срабатывают. Надо признать, она ужасно испугалась, а на глазах навернулись слёзы, однако от паники она вцепилась в щёку парня, оставив глубокую царапину, а тот неприятно поморщился и отстранился, но хватки не разжал.
Он смотрел нагло, словно уже победил, от чего у Насти на душе становилось гадко и отвратно, а Павел лишь одной рукой провёл по золотым волосам и выдохнул в готовое разреветься личико:
– Настенька… А ты знаешь, что я люблю тебя с третьего класса? Как жаль, что тебе всю жизнь было на меня плевать, но что поделать, судьба-злодейка. Понимаешь, сладкая моя, весь парадокс ситуации заключается в том, что ты готова удавится, дабы вернуть то, что тебе никогда не было нужно. Ты у нас такая вся правильная, отличница, в церковь ходишь, всяким убогим неудачникам помогаешь. Зачем? Зачем ты сеешь это зло и боль вокруг?
– Какое ещё зло?! – одноклассница была на гране истерики.
– Надежду. – почти с любовью выдохнул Козелков. – Надежда – самый страшный кошмар ящика Пандоры, которого боялись даже боги, а потому не выпустили в наш мир. Ты пытаешься помочь этим крохотным «червячкам» стать «бабочками», вытаскиваешь их из компостной кучи. А когда эта орава дождевых червей и болотных слизней таки не отращивает крылья… Ты бросаешь их, чтобы они сдохли под палящим солнцем и когтями воронья. Ты смотришь на это пиршество с улыбкой, они улыбаются тебе в ответ, давясь слезами и кровью, ведь они не могут не быть тебе благодарными.
– Что за чушь ты несёшь?!
– Что случилось с девочкой, которую удочерили из приюта год назад? Ты общалась с ней до того, как она попала в приёмную семью.
– А это тут причём?!
– Что с ней стало?
– Я не знаю, её удочерили!
– А я знаю. – гаденько улыбнулся Павлик. – Она выпала из окна шестого этажа и чудом осталась жива. А грохнулась она оттуда, когда к ним в гости припёрся бухой кузен, которому перекрыло ширму и кинулся на ребёнка. Она хотела перескочить с одного карниза на другой… Не прокатило. А ты об этом даже не знаешь. Потому что тебе плевать. – улыбка сошла с лица, а взгляд стал холодным и презрительным. – Ты – меркантильная эгоистка, Настенька, которая всю жизнь пытается казаться лучше, чем есть. Ты делаешь доброе дело, а дальше тебе всё равно, твоя карма почищена, поэтому ты клеишь пластырь на открытый перелом и улыбаешься, мол «я с тобой»! И все эти мелкие людишки искренне верят, что ты с ними до последнего, а тебя никогда нет.
Честно говоря, девушка больше не хотела этого слышать, она вообще больше не хотела иметь ничего общего с этим человеком, но Павел и не думал отпускать её. Мысль закричать уже не казалась такой абсурдной, но звезда школы лишь заботливо заправил золотую прядь за ушко, после чего ласково выдохнул:
– Люси, а скажи честно, ты девственница?
– Я с тобой вообще больше никогда не буду разговаривать. Отойди от меня.
– Может в этом и проблема? – тут улыбка приобрела уже совсем недобрый подтекст, от чего блондинку передёрнуло. – Ты какая-то зажатая. Расслабься, Настенька, никто не без греха. Кто знает, может даже понравится, причём я даже могу тебе в этом…
В этот момент школьница не поняла, кто из них двоих сошёл с ума, потому что дальнейшее действо адекватно было не объяснить. Они стояли в том коридоре вдвоём, но она была готова поклясться, что Козелкова кто-то схватил за шиворот, оттянул от девушки на метр и три раза с размаху ударил головой в стену. В том, что Павел делал это не по доброй воле, говорили кровавые разводы на побелке и струйка крови, что стекала на нос. Он бился о стену, грозясь расшибить черепушку, так не бьются прикола ради, ещё и зверски корчась от боли.
Его отпустило так же быстро, как и накрыло, после чего школьник схватился за лицо и согнулся пополам. Руки были в крови, лоб разбит, голова гудела, а бешенный взгляд хаотично метался. В серых глазах, что уже налились кровью, мелькала смесь ужаса, ненависти, ярости, адреналина, казалось, одно неверное движение, и он сорвётся, либо на бег, либо в драку.
– Я убью тебя. – тихо шепнул парень, взгляд которого совершенно не вязался с шёпотом в пустоту. – Я убью нас обоих. Я расшибу башку о стену, если ты ещё раз подойдёшь к ней. Мне терять нечего.
Отличница стояла, ни жива, ни мертва, вглядываясь, как парень сыплет угрозами невидимому собеседнику, причём офигевая на глазах с собственных слов. В том, что у одноклассника шиза уехала дальше извилин, блондинка не сомневалась, а Павел в свою очередь лишь медленно поднялся и посмотрел в стену, в которую только что бился. Кровавые разводы ещё блестели на стене, кровь стекла до подбородка, однако он не мог оторвать взгляд.
Вдруг волна мурашек пробежалась по спине, а из груди раздался рваный выдох, после чего Козелков шаткой походкой начал отходить назад, не сводя взгляда с кровавого пятна. Это был страх, но не тот, который был присущ забитому вжавшемуся в угол сопляку, а ужас дикого зверя, что явно перешёл в состояние «Бей или Беги».
– Павлик. – одними губами шепнула блондинка, медленно по стенке уползая в сторону. – Что с тобой?
Школьник молчал, украдкой стирая кровь с носа, и даже не сразу заметил, как страшно у него дрожат руки. Пальцы ходили ходуном, его трясло, он дышал глубоко и рвано, ноги подкашивались, как вдруг серые глаза опасливо метнулись в сторону не менее напуганной блондинки. Он смотрел на неё с пару секунд, как вдруг развернулся и сухо выдал:
– Мне пора.
Настя не успела опомниться, как бывший друг скрылся в коридорах и направился к выходу из школы. Кровь всё так же капала и текла по лицу, а потому на выходе начали задавать вопросы, отказываясь выпускать на улицу без объяснений. Павел церемониться не стал, а просто развернулся, дошёл до ближайшего окна на первом этаже и просто спрыгнул. Все портфели, учебники, всё, кроме телефона и бумажника осталось в школе, но парню было плевать.
С разбитым лицом, пугая прохожих, он просто шёл на таран не зная куда. Он шёл так несколько часов, пока адреналин не поутих и он не остановился на какой-то окраине. Забрёл несчастный не в самый хороший район, но ему было плевать, лишь бы ноги перестали подкашиваться.
Кровь запеклась, сердце успокоилось, а сам Максимус лишь медленно опустился на колени и потёр разбитое лицо. Нервная улыбка растянулась на и без того не самой приятной физиономии, но боли и ужаса было в ней гораздо больше, чем всего остального.
– Чего ты так испугался? – голос мальчишки раздался на затворках сознания.
– Заткнись. – прошептал гладиатор, не в силах встать на ватные ноги. – Просто заткнись.
– Тебя в детстве часто башкой били, что ли?
– Усохни, тварь. – раза с четвёртого Максимус таки смог поднять ватное тело на ноги и относительно успокоиться. – Меня били по-всякому, так, как тебе и не снилось. Так что привык.
– Если ж привык, тогда чего тебя так колбасит?
Максимус ничего не ответил, а лишь отрешённо побрёл в сторону дома. Было в его походке что-то механическое, словно он обдумывал движение каждого мускула, а потому шёл он не очень быстро. К тому моменту, когда он относительно пришёл в себя, уже начало смеркаться. Неприятный район он выбрал, нарваться тут было, как пить дать, но если он мог за себя постоять, то были и те, кто не мог.
Кошачий вопль раздался на всю улицу где-то метрах в двадцати, но Максимус, как шёл, так и шёл, словно не слыша этого. Сейчас он хотел добраться до дома, как можно быстрее, ему совершенно не было дело до того, как какие-то отморозки мучают животину в подворотне. Он был эгоистом, который в жестокости переплюнул бы любого живодёра и садиста, но, как и с утра, всё пошло под хвост «жертвы».
– Они кота мучают! – бесновался главный моралист. – Ты куда топаешь?! Сделай что-нибудь!
– Это не мои проблемы. – как заведённый повторял бывалый гладиатор. – Это всё не мои проблемы. У меня нет проблем, и я не собираюсь о них мараться!
– Ты отмороженный придурок?! Сделай что-нибудь!
– Отвали! Я иду домой и…
Тут парня снова словно схватили за шкирку, но на этот раз он упал на землю и выгнулся в столбняке. Он даже не зал, что умеет так делать, но на этом экзекуция не кончилась. Швырнув тело вновь на асфальт, парня начало метать, словно его били по бокам, а пальцы вцепились в лохмы, грозясь вырвать их вместе с кожей.
– Не твои проблемы?! – хрипела пережатая в конвульсиях глотка, пока глаза подкатились, оставляя лишь налитые кровью белки. – Значит таков ты, Максимус?! Не твоя забота, не твои проблемы?! Пусть убивают, насилуют, мучают, тебе-то что?! Ты просто трусливый подонок и имени у тебя быть не может! А знаешь, почему?! Потому что ты не Человек! Ты – Вещь! И всё, что у тебя когда-либо будет, это жалкая кличка, на которую ты даже не имеешь права!!!
Всего на миг всё тело словно парализовало, даже сердце пропустило удар, однако уже через секунду, Павел подорвался и кинулся в сторону воющего кота. Зачем он это сделал? Да вы хоть можете вообразить, что в этой башке творилось?!
Их было шестеро, шпана лет четырнадцать, поймавшие кота и явно получающие удовольствие от того, что изрядно подпалили шёрстку. Зверь вопил, шипел, пытался вырваться, но лапы были связаны, кое-где мех слипся от крови и свежих порезов, но экзекуции было не суждено продолжиться.
Сказать по правде, ребята перепугались, потому что были уверены, что к ним прибежал какой-то торчок. Павел выглядел, как марионетка, с оборванными нитками. Ноги подкашивались, руки болтались, лицо перекосило, глаза разъезжались, а глотка кричала что-то нечленораздельное, путая предложения, смыл, слова и даже звуки. В принципе «отпустите кота», это единственное, что поняли молодые живодёры, но улыбнуться не успели, как и что-то съязвить, так как это нечто, с боевым кличем кинулось на подростков.
Когда на тебя бежит неведомый псих, толи под наркотой, толи в приступе эпилепсии, это обескураживает, а потому Козелков снёс одного из отморозков и начал хаотично затаптывать ногами. Дружки подсуетились, кинулись с палкой, но рефлексы работают отдельно от головы, а потому не подвели. Махач длился минут пятнадцать, одержимый шизик отбил руки, ноги, почки малолетним придуркам, и несчастного кота, который с этого психа обалдел ещё больше, чем со своих мучителей.
Сначала они хотели наябедничать, но увидев, как этот отмороженный ругается сам с собой, материт кроссовки и бьётся в стены, они решили, что выбитые зубы – это не такая большая проблема, чтобы стучать родителям. С такими вообще лучше не связываться. Кота он отбил, гуманитарная миссия выполнена, теперь можно придаваться «внутреннему конфликту».
Дело близилось к позднему вечеру, за окном уже зажигались первые фонари, а на душе Марины скреблись кошки. Когда-то она подымала лютую панику, если её чадо не являлось домой, а сейчас ощущала только мерзкое чувство безысходности и грядущей неизбежности. Как круто изменилась её жизнь всего за какой-то неполный год. Артём сидел в своём кабинете, собирая необходимые документы о разделе имущества, а потому не видел, как его сын ввалился в двери дома, потому что по-другому назвать это было нельзя.
Сказать, что Павел выглядел плохо – это промолчать. Его словно трактор переехал: грязный, потрёпанный, взмокший, лоб был разбит, на перекошенном лице запеклась кровь, а подмышкой был зажат подпаленный кот, который был в шоке не меньше, чем родительница.
– Пашенька? – у матери едва не подкосились ноги от увиденного. – Сынок, что с тобой случилось?
– Со мной всё в порядке!!! – даже не скрывая наезд прорычал парень. – Я в порядке!!! В порядке!!! Почему вы меня все об этом спрашиваете???!!!
– Что это за кот?
– Я ненавижу котов! И людей ненавижу! А потому я отбил этого кота у живодёров!!!
– Зачем?
– Потому что ты воспитала бесхребетного дебила, который не может спасти свою задницу, но при этом лезет спасать всяких блохастых мразей!!! Вот делать твоему сердобольному хлюпику больше нечего!!!
Марина смотрела на своего сына, что материл сам себя, проклиная последними словами, крепко сжимая подмышкой напуганное животное. Со стороны это выглядело, как явный наркотический приход или шизофрения, так или иначе, номер телефона не меняется.
– Сынок, я не буду ругаться или что-то говорить. – рука женщины уже потянулась за телефоном. – Но скажи мне честно, ты пил что-то или может, употреблял?
Павел стоял в проходе пару секунд молча, бросил кота на пол и направился к серванту, где стоял отцовский коньяк. Осушив стакан, парень потёр лицо и облокотился о мебель, после чего рвано выдохнул. Надо успокоиться, сейчас он придёт в норму и всё будет хорошо. Сегодня был на редкость паршивый день.
А пока парень стоял у серванта, Марина медленно направилась в сторону своего телефона. Гостиная комната в их квартире располагалась так, что прямо напротив двери была прихожая, в которой было зеркало в полный рост и тумбочка. Это зеркало стояло так, что в нём можно было увидеть всю комнату, включая сервант, возле которого стояло невменяемое чадо. Сказать по правде, матушка рассчитывала на это, ибо она боялась отворачиваться от сына, пока будет звонить, но стоило ей подойти к тумбочке вплотную и посмотреть в зеркало, как она забыла, зачем она сюда вообще пришла.
В зеркале она увидела отражение Павла, но за стеклом он стоял к ней лицом, озлобленно глядя в спину парня у серванта. Женщина раза два перевела взгляды, где-то подмечая, что скорая уже нужна ей, но стоило ей потянуться к телефону, как отражение резко перевело взгляд на мать и приложило палец к губам. Вид у него был настолько сосредоточен, а взгляд твёрд, что родительница оцепенела, но долго простоять ей так не удалось.
Отражение дрогнуло, глаза расширились, а тело напряглось, но стоял он твёрдо, глядя куда-то вперёд, в явной готовности. Марина едва ли не со скрипом повернула голову и увидела то, что её сын тоже смотрит в зеркало, но, матерь божья! Минуя все законы физики, он стоял совсем не так, как в зеркале!
Сколько длилась игра в гляделки, не знал никто в этой комнате, но все запомнили, когда она закончилось. Максимус резко вскинул руку и словно отмахнулся, однако отражение даже не дрогнуло, от чего парень сначала попытался усмехнуться, но ухмылка растаяла на глазах, а ноги вновь подкосились. Он стоял, разбитый в хлам, напоминая всё что угодно, только не бравого гладиатора, и всё же он нашёл в себе силы поднять глаза и с лютой ненавистью посмотреть на эту тварь в зеркале.
– Почему ты просто не сгинешь? – прорычал Максимус, шаткой походкой наступая на зеркало, вкладывая в слова всю злобу и ненависть, которая в нём копилась со времён Римской Империи. – Зачем ты здесь? Что тебе надо на этой стороне? Ты жалкое ущербное насекомое, потерявшее всё на свете. У тебя было всё: свобода, тело, имя, жизнь… Что ты с этим сделал? Во что ты себя превратил? У меня не было ничего, я вгрызался в землю, боролся за каждый прожитый миг… Ты не заслужил этот мир, эту жизнь, это тело… Уйди… Уйди.
Отражение молчало, твёрдо глядя в эти глаза. Внутри всё кипело от ярости и осознания, что Максимус говорит правду. Он смотрел в серые глаза собственного тела, которое привёл в порядок самый ужасный человек в его жизни, как вдруг взгляд стал ещё более острым и пронзительным. Такая дерзость разозлила гладиатора, парень схватил стакан с серванта и уже собрался запульнуть в зеркало, как вдруг тара отлетела куда-то в коридор, под ошалелый взгляд всех присутствующих. В том, что Марии нужен психиатр, она не сомневалась, а вот Максимус ошалело смотрел в отражение, и видят боги, впервые он ощутил страх перед этим человеком.
Рука Павла была вытянута в сторону, куда улетел стакан, и это единственное, что совпадала у Отражения и Реальности. Максимус мотал головой, то на зеркало, то на собственную руку, которой не мог пошевелить, и в этот момент он почувствовал, как уголок губ сами с собой потянулся вверх. Ошалелые серые глаза уставились в зеркало, а внутри что-то заныло.
Из-за стеклянной поверхности на него смотрел совершенно спокойный и уверенный парень, которому ничего не нужно было доказывать, ни себе, ни всем остальным. Он смотрел так уверенно и твёрдо, что об этот взгляд можно было порезаться, но, самое главное, Максимус не мог даже шелохнуться. Игра в гляделки длилась минуты полторы, как вдруг гладиатор как-то досадно и неоднозначно вздохнул, и едва заметно прикрыл глаза:
– Ну вот, забитый щенок и умер… Чтобы стать Волкодавом.
Павел ничего на это не ответил, но буквально в то же мгновение, лицо Максимуса перекосило в болезненном оскале от уха до уха, и ещё вопрос на засыпку, кто одурел с этого больше: гладиатор или Марина. Отражение оскалилось так, словно ему самому от этого больно, словно он хотел порвать пасть этому ублюдку и делал это через собственную боль. Павел резко встал прямо и вытянул руки по швам, от чего тело безвольно повторило тоже самое, сорвалось с места и не влетело в зеркало лишь потому, что у гладиатора таки нашлись силы выставить руки и упереться в раму. Павел смотрел на это дьявольское отребье, как на мясо, его переполняла злоба и ненависть, но больше всего его трясло с неистового чувства презрения и жалости к этому гаду.
– Моё имя… Козелков Павел Артёмович. – злобно прорычало зеркало, дрожащим голосом парня перед ним. – Я сын Марины и Артёма Козелковых. Я был рождён под этим именем… И мне не нужна куча продажных фанатов и ликующие толпы, чтобы запомнить собственное имя!!!
С этими словами Павел вскинул кулак, а Максимус только и успел смекнуть, что происходят, когда кулак со всего размаха влетел в зеркало. Паутина трещин разошлась по поверхности, приведя атрибут интерьера в негодность, и на этом бы всё и закончилось, если бы зеркало через миг не разлетелось вдребезги по всей комнате. Было самое натурально ощущение, что в него кто-то влетел изнутри, осколки долетели едва ли не до серванта, что-то украдкой задело Марину, а Максимус только и успел на своей шкуре прочувствовать всю суть поговорки: «не расти зверя, с которым тебе не справится».
