Виктория Огурцова
Битое зеркало
– Очень на то надеюсь.
Его Имя
Первое сентября никогда не вызывало у школьников особой радости, но у молодой блондинки оно и вовсе вызвало тревогу, так как на общем сборе она не встретила уже знакомую прилизанную макушку. Сердце было не на месте, из соцсетей Павлик пропал с концами, на сообщения и звонки не отвечал, и это будоражило дурные мысли.
Может он перевёлся в другую школу? Может перешёл на домашнее обучение? Может вовсе уехал? Она бы не удивилась ни одному из возможных вариантов, она прекрасно понимала отношения одноклассников, да и вообще школы к этому безобидному пухляшу, а потому лишь мысленно пожелала, чтобы, где бы этот человек не оказался, чтобы у него всё было хорошо.
Не только Настя заметила пропажу, одноклассники тоже тоскливо выглядывали предмет «обожания», явно обломавшиеся по полной. Что поделать, сегодня без издёвок, а значит слушаем скучные речи директора о том, как им рады сегодня.
Второе сентября ничем непримечательного учебного заведение ознаменовали первые звонки и уроки. В выпускном классе народ здоровался после каникул, а «гордость класса» то и дело косилась на пустующую первую парту, за которой обычно сидел её друг. Что поделать, возможно, оно и к лучшему, где бы ни был Козелков, она надеялась, что с ним…
Прямо посреди урока дверь резко распахнулась, от чего молодая учительница вздрогнула, а класс замолчал. В двери, слегка шаткой походкой вошло тело, а народ и вовсе остолбенел, но не столько с вида, сколько с кондиции.
Это был молодой парень семнадцати лет, довольно крепкого телосложения. Из одежды на нём были кроссовки, драные джинсы, и майка-алкашка, которая, толи была ему мала, толи специально обтягивала торс, открывая взору все прелести верхней части тела. Не многие из девиц дошли дальше открытых плеч, но парни же глядели на лицо. Огромные солнечные очки закрывали глаза, а творческий хаос коротких волос на голове придавал образу малость неряшливый тон.
Медленно и осторожно, опоздавший припустил рукой очки и как-то потерянно оглядел всех присутствующих, накинул портфель на плечо и немного виновато выдал:
– Вроде мои! Если что, разберусь после!
И вообще игнорируя всеобщий культурный шок и непонимание, школьник, на правах хозяина мира, прошёл в кабинет, бросил вещи на первую парту, уселся и посмотрел на училку с выражением «я весь во внимании».
– Молодой человек. – ошалело выдала педагог, глядя на наглеца, что явился в класс посреди урока, так ещё и так нагло. – Это как понимать?
Парень посмотрел куда-то в сторону, словно искал подсказки со стороны, и вновь глянул на учительницу.
– Извините за опоздание, Елена Николаевна!
– И это всё?
Парень вновь посмотрел уже в другую сторону и снова на педагога:
– Я больше так не буду… Но это не точно.
По классу разнеслись тихие смешки, пока женщина просто закипала от злости. Что это за выскочка притащил к ней на урок?!
– Молодой человек!
– Да?
– Снимите очки, пожалуйста!
– Нет.
– Почему вы отказываетесь снять очки?!
– Потому что я бухал, как чёрт, две недели. Вчера едва вспомнил, где сортир, к вечеру вспомнил, где душ, а школу нашёл сегодня с утра в яндекс-картах! Товар у меня не видный… Вид нетоварный… – тут парнишка оскалился и как-то пошло выдохнул. – Но с вами, чую, договоримся.
От этих слов местная шпана тихо засмеялась, а педагог заметно смутилась и буквально взорвалась от возмущения. Да что этот хам себе позволяет?!
– Молодой человек, представьтесь пожалуйста. – грозно потребовала учитель.
– Так меня ж тут все знают! – гордо выдал парнишка. – Что, уже подзабыли?
– Фамилия-Имя-Отчество, молодой человек, сейчас же!
Мальчишка улыбнулся шире, и даже с каким-то вызовом выдал.
– Козелков Павел Артёмович.
В классе вмиг наступила такая тишина, что были слышны голоса из соседних кабинетов. Все задиры и ботаники, весь класс в целом просто оцепенел от услышанного, а Павлик лишь самодовольно откинулся на стул и упёрся коленом в столешницу. Реакция людей ему зашла, чего не сказать о педагоге.
Несчастная математичка вглядывалась в накаченного хама на первой парте и пыталась разглядеть в этом надменном выражении, лицо милого скромного пухленького хорошиста, который не то, что хамить, он даже перечить не умел.
– А что? – ехидно выдал Козелков, не сводя взгляда с училки. – Не похож?
– Паша? – рвано выдохнула Настя, привлекая к себе внимание старого друга.
– Привет, Настюха! – высокомерно поздоровался сосед. – Рад тебя видеть.
– Ты на каких протеинах сидел?! – послышался смех местных задир с задних парт.
– Сестру и мамку спроси! Они тебе расскажут про мой комплекс упражнений и «индивидуальные тренинги», правда мне больше зашли «групповые занятия втроём»! – гордо выпалил Козелков, поворачиваясь к неожидающим такого поворота задирам, после чего выставил два пальца и по телепал языком между ними. – Передай батьке, что если своё жирное брюхо сгонять не будет, его жена и дочка предоставят услуги тренера всей округе! Я проверял! Заслуженные пять звёзд!
– Ты вообще страх потерял?! – задира был в таком шоке, что буквально подорвался на ватные ноги. – Подкачался и сразу борзый такой?! Давай-ка выйдем!
– Что, хочешь с ней посоперничать? – ехидно оскалился бывший неудачник. – Борька, не позорься, твоя Милена «тренировала» весь район, у очко выдержит «лошадиные нагрузки», я не думаю, что ты хотя бы в теории можешь её переплюнуть.
Вот ту класс заржал уже в голос, пока парень с последних парт глядел на Козелкова, как на мясо. Ну, этому ублюдку это так с рук не сойдёт, однако от мордобоя того остановили дружки. Не сейчас. Павел же, с видом победителя вальяжно развалился в кресле и вновь посмотрел на оцепеневшую учительницу.
– Павлик. – рвано выдохнула Елена Николаевна. – Только честно… Что с тобой стало?
– Я увлёкся историей!
– Какой историей?
– Древнего Рима.
– И что ты такого там вычитал?
– Биографию.
– Чью?
Тут парень закинул ноги на стол, хищно облизнулся и с придыханием выдал:
– Во втором веке нашей эры, когда гладиаторские бои достигли пика своей популярности и цен, подобное развлечение стало приносить столько денег, что рабов начали набирать со всех сторон. Их натаскивали только на одно – красиво убивать и подыхать с изыском, а потому натасканные рабы стоили баснословных денег. Дешевле было купить младенца и натаскать самому, но это не всегда выходило толково, хотя порой и средь грязи встречались самородки. Дамы «древней профессии» активно сдавали «издержки работы» тем, кто занимался подготовкой убойного мяса на потеху публики, не за бесплатно разумеется. Одна из таких «образцовых родительниц» пришла в людус знатного патриция и принесла сына. Патриций был хозяином лишь на словах, а делами подобного рода занимался его раб. Раб, чья жизнь измерялась ценой, что набьёт хозяин, он воспитал мальчишку, как своего, обучил боевому ремеслу и дал ему то, чего ему не дала мать – Имя. – школьник мечтательно вздохнул и почти с любовью продолжил. – Это имя буду кричать в Колизее, давясь от восторга и жажды крови. Это имя будут кричать жёны Патрициев, предаваясь любовным утехам, втайне от мужей. Это имя плотно засядет в умы всех гладиаторов того времени, умоляя Фортуну сжалится и не встретить его в битве за жизнь на потеху толпы. «Идущие на смерть» будут молить богов о том, чтобы они даровали им ещё один день, и о том, чтобы не услышать это Имя.
– Что за имя? – нервно выдала педагог.
Павел лишь как-то хищно и даже плотоядно оскалился, покуда глаза закрывали тёмные очки, но казалось блеск серых глаз был виден даже сквозь них.
– Имя того, кого воспитал Раб… Отец… Нумерий.
– Что за имя, Павлик?
Парень снял очки и посмотрел на учительницу горящими от нечеловеческого восхищения и гордости глазами:
– Максимус.
Даже не столько слова, сколько вид ученика напугал класс до чёртиков, а Павел только вошёл в раж. Довольный произведённый эффектом, восходящая звезда класса смерил потолок полным восхищения взглядом и продолжил:
– Колизей ревел, когда Максимус выходил на арену, а Боги смеялись, тешась кровавой бойней. Он убивал так, как никто во всей Римской Империи, орошая кровью землю и первые ряды. Зрители ликовали, Патриции были готовы отдать всё на свете за ночь с ним, а Рим не знал воина, что посоперничал с ним в силе и умениях. – тут говорящий как-то погрустнел, болезненно прикрыл глаза и снова надел очки. – Он умер так же, как и жил – на потеху толпы, под взглядами тысяч зрителей. Там была орава львов и тигров, один зашёл со спины… М-да, даже как-то… Непрофессионально.
В классе вновь повисла тишина, а Козелков даже немного смутился. Складывалось такое чувство, что он испытывал какой-то стыд, но лишь на миг, после чего вновь с улыбкой посмотрел на учительницу:
– А вы как лето провели?
– Павел. – нервно выдала педагог. – Останься, пожалуйста, на перемене. Я хочу с тобой поговорить.
– Для вас, Елена Николаевна… – кокетливо выдохнуло ученик и посмотрел на учительницу поверх очков. – Я готов остаться, хоть после закрытия.
Сказать, что класс был в шоке – это промолчать. Козелковым Павлом этот чудик был только по паспорту, и, надо признать, были те, кому это нравилось. Местные девчонки кидали какие-то неоднозначные взгляды на так внезапно преобразившегося ботаника, но если общая масса преобладала в восхищении, то Настенька ощущала реальный страх. Кем бы ни был парень… Он точно не Павлик.
Надо признать, звонок прозвенел неожиданно, от чего учительница маленько вздрогнула, а класс начал спешно собираться на выход. Павел же оставался на своём месте, пока Настя медленно складывала вещи в сумку. Её пугал этот парень, но она хотела поговорить ним, хотя бы чтоб от души отлегло. Ладно, Елена Николаевна застолбила очередь, а потому она выкроит время чуть позже.
Сказать, что учительница математики была встревожена – это не сказать ничего, а потому, убедившись, что в классе больше никого нет, женщина велела парню следовать за собой в подсобку. Пашенька такую идею расценил с энтузиазмом, а потому охотно направился следом. Аккуратненько прикрыв дверцу и сняв с себя очки, новообретённый бунтарь подошёл вплотную и посмотрел в недовольные глаза.
– Павел. – грозно выдала учительница. – Я не знаю, про каких ты там гладиаторов читал, но твоё… Павлик, ты меня слушаешь?
– Да. – с придыханием выдохнул школьник, незаметно сокращая дистанцию и как-то неоднозначно глядя на молодого педагога. – Я слушаю.
Елена Николаевна лишь начала незаметно отступать, пока не упёрлась в стол. Она заметно нервничала, но пыталась повлиять на парня хотя бы с высоты своего положения.
– Значит так, Павел, твоё поведение – это просто выше всяких пониманий! Ты врываешься посреди урока, устраиваешь непонятные потасовки, а ещё… – сообразив, что парень ей дышит буквально в лицо, а за спиной – стена, женщина уперла руку в широкую грудь и грозно глянула в уже слегка помутневшие серые глаза. – Павел, отойди пожалуйста.
– Зачем? – голос прозвучал даже с какой-то издёвкой.
– Козелков, это не смешно!
– А я не смеюсь.
– Павел, если ты сейчас же…
Но не успела педагог договорить, как парень буквально впился в губы педагога. Математичка на секунду выпала из реальности. Вот чего она не ожидала, так это подобного со стороны скромного мальчишки, а Козелков и не думал униматься. Углубив поцелуй, до крови закусывая пухлые губки, парню явно нравился этот «разговор с учителем», однако всё имеет свойство кончаться… Ну или нет?
Отстранившись от оцепеневшего педагога, ученик не без удовольствия глядел в это побледневшее и напуганное лицо, после чего вновь прильнул к губам. Это действие слегка отрезвило учителя, из-за чего она попыталась отстраниться, и, на удивление, парень не препятствовал.
– Павлик. – рвано выдохнула женщина. – Н… Не… Не делай так.
– Почему? – издевательски выдал парнишка. – Почему нет?
Сказать по правде, Елена Николаевна даже не поняла, что это такое. Его голос завораживал, от него исходило какое-то… Животное влечение, которое напрочь отбивало голову, чем паренёк не повременил воспользоваться.
Дальнейшие события напрочь не вписываются в нормативы педагогической этики, но вышел Пашенька из подсобки, когда в помещение уже подтягивался народ. Налегке, словно ничего и не было, он подхватил сумку и вышел из класса. Настроение было просто идеальным… Если бы не этот паникёр.
– Ты нормальный вообще?! – почти плакал голос в голове. – Ты вообще понимаешь, что ты творишь?!
– Я «прилюбил» училку в подсобке!!! – Максимус буквально пропел всё в той же голове. – Я «отлюбил», а ты – Неудачник, тебе на дают. Учись!!!
– Ты – Псих!!! – в голосе Павла уже слышались слёзы. – Ты вообще подумал, как мы теперь будем на математику ходить?!
– С презервативом! Я, конечно, могу и без него, но мало ли что.
– Матерь Божья!!! Какого Елене Николаевне теперь будет?!
– Ну было – зашибись, а что там будет – это уже не мои проблемы.
– Ты думаешь хоть о ком-то, кроме себя?!
– А ты думаешь, что хоть кто-то из этих собак о тебе сильно парился? – гаденький голос рубил с плеча. – Не льсти себе, щенок, эти мрази окунули тебя башкой в сортир и готовы повторить! Мы живём в мире, где правят сильнейшие, так что ты либо хищник, либо дичь! Убивай, или будешь убит!
– Ладно, послушай меня. Я понимаю, ты родился и вырос в Древнем Риме, тебя воспитывали, как гладиатора, который убивал на потеху, но, чёрт подери, времена изменились!!!
– Panem et circenses.
– Что это значит?
– Хлеба и зрелищ, Павел, хлеба и зрелищ! – в голос пропел гладиатор, идя по коридору, как король. – Весь наш мир – это амфитеатр, в котором тебя жаждут продать, прогнуть, убить и сожрать! Так было, есть и будет, и за последние несколько тысяч лет не изменилось ничего! Публика хочет крови, она жаждет её, и она вытянет из тебя все соки и жилы. Так дай ей то, что она хочет, Павел! Дай ей хлеба и зрелищ!!!
Молодой школьник шёл по коридорам, едва ли не пританцовывая. Наличие звонка и уроков его не сильно волновало, это не построение в Людусе и уж тем более не гладиаторский бой, а значит, когда придёт – тогда придёт. А вообще, в школе дико скучно, надо придумать, чем себе занять.
На очередное занятие Павел ввалился, словно оказал честь жалким смертным, тем, что пришёл. Что творилось с одноклассником и с какими чертями он связался этим летом, затаившей дыхание публике оставалось только гадать. Козелков вёл себя дерзко и нагло, ставя на место всех хулиганов, от чего к концу первого учебного дня его уже ненавидело половина класса. Класс вообще поделился на три категории: те, кто скалился, те, кто боялся, и те, кто отчаянно подтекал на стуле, глядя на «плохого мальчика». И всё-таки, как же он был хорош!
После уроков звезда класса направлялся уже в сторону своего дома. Жёстких планов на сегодня не было, но зато был режим, который он блюл свято ещё со времён Римской Империи. Сегодня он планировал приступить к тренировкам как можно раньше, дабы освободить себе вечер, однако Фортуна решила иначе.
– Эй ты, борзый! – злобный голос главное задиры в классе раздался со спины, от чего школьник лишь лениво обернулся и приспустил солнечные очки. – Давай ка потолкуем!
Серые глаза без инициативно оглядели шайку Бориса, от чего на лице мелькнуло некое подобие усмешки. Их было пятеро, озлобленных и ущемлённых одноклассников, главарь которых хотел свернуть шею выскочке, что посмел так опозорить его сестру на весь класс. Можно подумать, что честь этой «дамы» ещё может что-то спасти.
– А ты я погляжу подкачался. – злобно прошипел ответственный брат, не сводя взгляда. – Мозги у тебя явно в торс перетекли.
– Ниже. – съязвил Павлик, убирая очки в сумку. – У сеструхи спроси, она тебе расскажет мой «уровень эрудиции».
– Ты вообще страх потерял?!
– У меня его никогда не было, Боря.
– И кто мне об этом говорит?! Сопляк, которого по весне окунули башкой в унитаз?!
– Ты бить будешь, псина ущемлённая, или я могу идти?
Даже не столько слова, сколько эта пренебрежительная интонация просто сорвала последний предохранитель в голове Бориса и тот, не раздумывая, кинулся на парня. Козелков же даже не дрогнул, уверенно глядя в бешенное лицо противника, после чего серые глаза блеснули и…
Компания даже не поняла, что это было, но Борька вдруг замер прямо перед Павлом, резко обмяк и упал на землю. Его трясло, он не мог вдохнуть, а подкачавшийся ботаник лишь как-то механически потёр костяшку и усмехнулся, глядя на задыхающегося одноклассника.
– До чего же ты жалок, Боря. – Павлик высокомерно наступил на голову главаря и смерил напуганную шайку ничтожным взглядом. – Мозгов у вашего предводителя столько же, сколько и сил, а потому, если вам нечем меня порадовать – сгинули отсюда и забрали это недоразумение.
Не дожидаясь, пока ребята выйдут из шока, новая звезда школы просто прошёл прямо по голове задиры, обошёл оцепеневшую толпу и направился в сторону дома. Толпа стояла, ни жива, ни мертва, нервно глядя на задыхающегося главаря, поспешно кидаясь к другу и нервно озираясь в спину ушедшего. Да кто этот парень?!
Настроение было всё лучше и лучше, но для идеального завершения учебного дня не хватало самой малости. Нужна была такая маленькая, крохотная, как бы это выразиться… Вишенка на торте!
– Павлик. – голос Насти дошёл до парня с каким-то запозданием, от чего тот лишь довольно оскалился и повернулся к давней подруге.
Как всегда, скромная отличница, в закрытой одежде, она с ужасом глядела на когда-то милого пухляша, прижимая к себе сумку. Она боялась сократить дистанцию, а потому, когда парень сделал шаг вперёд, блондинка лишь нервно отступила. Такой жест вынудил мальчишку лишь скорчить грустную рожицу, опрокинуть голову и выжидающе посмотреть.
– Что с тобой стало? – одними губами шепнула девица.
– Я изменился. – самодовольная улыбка вновь озарила подтянутое личико. – Что скажешь?
– Скажу, Паша… Что я тебя не узнаю.
– И это офигенно.
– Нет, это – страшно, и я боюсь тебя.
– Да, кусок сала мало у кого вызывает подобные эмоции.
– Паша, дело не в этом!
– А в чём? – вот тут в голосе послышался неприкрытый наезд. – В чём дело, Настенька? Ещё скажи, что это ничтожество вызывало в тебе хоть что-то, кроме жалости.
– Почему ты так говоришь?!
– А почему ты не отвечаешь?! – сказать по правде, даже от наигранной вежливости не осталось и следа, и сейчас школьник пёр на девицу, грозя дать крепкую затрещину, если не ей, то первому встречному. – Давай, Настюша, скажи мне, какие эмоции у тебя вызывал жирный боров, не способной постоять даже за себя?! Я хочу знать, какие у тебя были планы на совместное будущее с тем, что было! Ну давай, самые смелые предположения! Поход в зоопарк?! «Крестики-Нолики» на перемене?! Может бутылка вина на совместном девичнике?!
– Прекрати! – на карих глазах уже навернулись слёзы, а в глазах была паника. – Паша, ты ничего и никому этим не докажешь!
– Да я и не собираюсь, детка! – брезгливо сплюнул бывший друг. – Я был никем, мальчиком для битья, над которым изгалялась вся школа, а сейчас…
– А сейчас не лучше! Я не знаю, что с тобой стало за это лето, но ты изменился до неузнаваемости, и это не так хорошо, как тебе кается! Ты не стал лучше, ты стал другим! Жестоким и холодным, в тебе не осталось ничего, что…
Одноклассница резко осеклась, а парень лишь самодовольно оскалился, глядя в растерянную мордашку. Медленно, с грацией хищника, школьник двинулся в сторону бывшей подруги, глядя на неё с высокой колокольни.
– Ничего, что… Что? – этот голос был насквозь пропитан издевательством. – Ну давай, скажи это. Я хочу это услышать.
– Павлик.
– Что «тебя привлекало», я прав? – он посмотрел на блондинку, как на грязь, после чего буквально выплюнул. – Тебя привлекала букашка, которую надо было пожалеть, но на этом твой «интерес» к букашке заканчивался. Все вы такие добрые и хорошие мамочки, пытаетесь воспитать и поставить на ноги, утирая сопли и прочие продукты жизнедеятельности, вот только по жизни вам такая обуза нафиг не сдалась. Она бесполезная и крайне энергозатратная, а потому вы предпочитаете их «любить» по графику и в строго отведённых для этого местах. Ну давай, скажи мне о том, как ты вздыхала по бесхребетному куску сала, а я послушаю. Расскажи мне, какие у него были шансы?
– Такие же, как и у тебя. – даже с какой-то непривычной злостью выдала отличница, отступая назад. – А быть может и даже больше.
– Вот видишь, Настенька. Я ничего не потерял. – неожиданно очень воодушевлённо выдал друг, улыбнувшись до самых ушей. – Я тогда был абсолютно безнадёжен, а теперь, малыш, все дороги лично мне открыты. Что-то не нравится – дверь вон там, а я найду, что мне делать со всем этим. Теперь я – Творец своей судьбы.
– Ты отбившейся от рук и понятий эгоист. – школьница развернулась в сторону дома. – Ты превратился в чудовище. Нам больше не о чем говорить.
– Ну так и чего ты мне тут воздух сотрясаешь, если говорить не охота?! – гаденько бросил парень, не без удовольствия вглядываясь, как девчонку передёрнуло. – Тоже мне, образец совершенства! Давай, только подбитых пташек оплакивать и можешь! Иди в параллельный класс, там целых два жирных ботана, которым смерть как надо, чтобы красивая девочка их приголубила! Вот только на твоих сопливых поддержках всё это и закончить!
Она ничего не ответила, а лишь едва сдерживая слёзы обиды проследовала дальше в сторону дома. Школьник даже не думал извиняться или мучаться совестью, он вообще не привык сильно париться за своё поведение, и всё же, всхлип где-то в голове услышал.
– Не реви.
– Зачем ты это сделал? – тихий плачь раздался откуда-то с затворок сознания. – Да она – единственная, кто был со мной всё это время!
– Будут другие.
– Зачем ты с ней так?!
– Закрой пасть!!! – прорычал Максимус, буквально вбивая Павла куда-то в угол черепушки. – Меня тошнит от вас обоих! Слабые ничтожные букашки, имеющие свободу и право делать всё, что им вздумается, и вы выбирается всю жизнь стоять на коленях!!! Вы превращаете свои тела и свою жизнь в мерзкое сосредоточение страданий и убожества, имея возможность вершить историю и строить Империи!!! Я ненавижу вас!!!
– А почему тебя с этого так кроет? – внезапно совершенно спокойно поинтересовался бывший владелец тела.
– Потому что я ненавижу слабых, не способных за себя постоять!!!
– Нет. – ещё никогда прежде голос жирного ботаника не звучал так твёрдо и уверенно, хоть и с лёгкой опаской. – Тебя кроет не со слабаков. Ты озлоблен на что-то другое.
– Меня бесит, когда люди, имеющие возможность, просто сидят и страдают! Недостойные жить и неспособные ни на что! Вы только ноете и ноете! Я всю жизнь боролся за кусок хлеба, за место под солнцем, за свою жизнь на арене и в Людусе, я был…
– Рабом. – тихо шепнул Павел.
Надо признать, от этого слова даже лицо подростка слегка передёрнуло:
– Что?
– Ты был рабом. – уже более уверенно выдал голос забитого школьника в голове. – Поэтому тебя так с этого кроет. У тебя не было ничего, кроме Имени… Имени, которое тебя дал Нумерий, и которое кричала толпа, когда ты выходил на Арену! Это Имя у тебя не могли отнять, потому что под ним тебя знала вся Римская Империя! Единственное, что у тебя было!!!
Это было даже не больно, это больше походило на то, что тебя засунули в мячик, крепко зафиксировали, после чего начали швырять о стены, рьяно вбивая во всё, что стояло на пути. Максимус рвал и метал, казалось, гладиатор сейчас проломит собственную черепушку изнутри и вышвырнет этого проклятого мальчишку, но это, увы, не в его власти.
Закончив позорную экзекуцию в собственных мозгах, парень широко улыбнулся, надел солнечные очки и направился домой. Станет какой-то ботаник ему тут указывать! Да он был чемпионом Древнего Рима, одним из величайших гладиаторов своего времени, убившим сотни бравых воинов и заслуживший восхищение всех патрициев, от мала до велика!
Домой он пришёл где-то в середине дня и захотел освежиться. Довольный и своим эффектным появлением, и общим положением дел, паренёк смыл с себя всё лишнее напряжение, уже мысленно готовясь ударно подкачаться. Вытерев голову, школьник упёрся руками в зеркало, посмотрел в собственное отражение, и почему-то в этот момент в душе стало маленько неспокойно.
Это был он, накаченный молодой парень, волосы слегка слиплись от влаги, и всё было, как прежде, однако кое-что отличалось. Лицо напротив выражало какое-то брезгливое смирение, словно псина, посаженная на цепь, но даже если его спустят, ему просто не хотелось брать эту дрянь в рот. Сам же виновник на это лишь усмехнулся отражению, которое даже не дрогнуло. О! А это уже интересно!
– Надо же! – восхитился Максимус. – А ты что, перечить умеешь? Ну-ну!
С этими словами Козелков взял двумя пальцами уголки губ на своём лице и потянул слегка вверх. Недовольное отражение сделало тоже самое, хотя взгляд серых глаз не изменился. Убрав пальцы, отражение вернулось к исходному выражению, уверенно глядя вперёд. Эта игра в гляделки затянулась на секунд двадцать, но, когда парень уже собрался уходить, пай-мальчик в зеркале вдруг как-то неоднозначно усмехнулся. Этот взгляд застал Максимуса врасплох, от чего тот слегка прильнул к зеркалу, как вдруг губы шепнули из зазеркалья, заставляя повторить в такт:
– Я – Неудачник… А ты – Вещь.
Максимуса не просто перекосило от злобы, он хотел достать эту тварь прямо из зеркала и набить ему физиономию, но стоило ему поднять руку, как вдруг конечность словно оцепенела. Не в силах шелохнуть рукой, бравый воин не понял, что происходит, как вдруг увидел какой-то гадский взгляд напротив. Павел из зеркала смотрел уверенно и твёрдо, медленно сжимая руку в кулак, не отрывая серых глаз с напуганных очей.
Внезапно губы отражения растянулись в гадском и самодовольном оскале, лицо по эту сторону зеркала тоже перекосило, а на всю ванную раздался довольный выкрик:
– Я – Неудачник, а ты – Вещь! За всю свою хвалёную историю, ты получил только Имя, которое у тебя не смогли отнять лишь потому, что тебя все под ним знали! Ты не имеешь прав даже на собственное имя!!! Ну и кто теперь ничтожество?!
Не дожидаясь ответа, парнишка в зеркале вцепился в стену и начал рьяно биться башкой в стекло, а его тело тут же повторило. Это было столь неожиданно и непонятно, что Максимус не успел отреагировать и разбил его с третьего удара. Осколки поранили лоб, капли крови заляпали белую раковину, а сам подросток подорвался и в бешенстве вгляделся в тысячи осколков.
Уже второе битое зеркало за три месяца, но волновало Максимуса вовсе не благополучие полоумной мамочки. Как этот щенок смог перехватить над ним контроль? Неужто этот жалкий слизень понял, как это работает? А даже если и понял… Он не так безнадёжен, как думал гладиатор.
