Виктория Денисова
Русалка. Сборник страшных рассказов
Верочкино доброе расположение вселило в Ольгу Михайловну робкую надежду, что Поль пойдет на поправку. Она не могла объяснить себе в чем же была взаимосвязь между настроением дочери и самочувствием сына, но в глубине души ощущала, что связь непременно есть. На радостях госпожа Плаксина даже решила дать ужин, позвав кузину Леман с супругом и сыном Ванечкой. Ванечка был пухлым и довольно заносчивым мальчиком. Частенько их с Полем ссоры заканчивались тасканием друг друга за тоненькие волосишки и расцарапанными лицами. Верочка же Ванечку не переносила на дух. Однако Ольга Михайловна решила, что раз девочка изменила отношение к ней самой может и к Ванечке проникнется теплыми родственными чувствами.
А потому было решено собраться всем в пятницу после вечерней службы на жаренную утку в честь Михайлова дня – помянуть усопших, попросить о здравии болящих.
Вечер, на который госпожа Плаксина возлагала столько надежд, не заладился с самого начала. Поль так и не спустился к столу, а потому ехидный Ванечка выбрал объектом для своих неумных шуток Верочку. Ни одной живой душе не было известно сколько усилий приложила Верочка, чтобы не воткнуть вилку для рыбы в глаз троюродного братца. В момент, когда, орошая слюной свои толстые красные щеки, Ванечка кидал из-под скатерти в сестрицу костями от копченной стерляди, девочка уж было почти решила отправить Тотерманну на ужин именно его. Однако ей удалось сохранить самообладание. Верочка медленно поднялась из-за стола, смерила прыщущего смехом брата самым презрительным из всех имеющихся в ее арсенале взглядов и ледяным тоном отвесила:
– До чего же вы, братец, омерзительны в своих детских шалостях.
И ловко развернувшись на каблучках покинула комнату.
Александра Николаевна, сгорая от стыда принялась отчитывать сына. Ольга Михайловна извинялась за Верочку и убеждала кузину, что Ванечка мальчик, а мальчики все в его возрасте балуются. Супруг Александры Николаевны – Павел Карлович будто бы и вовсе не замечая происходящего за столом с усердием поедал печеный картофель. Бабушка, весьма сдавшая последнее время в плане умственного здоровья, самозабвенно дегустировала персиковую наливку и рассказывала никому и всем одновременно какую-то стародавнюю историю.
Верочка в это время ходила по своей спаленки из угла в угол. Она была мрачнее тучи и кулачки ее до боли сжимались от злобы. Как хотелось ей отмолотить самодовольного Ванечку по жирным его щекам.
– Ну ничего, дойдет и до тебя очередь, братец. – Верочка достала из комода маленькую черную книжечку. В нее она аккуратным столбиком записывала имена всех, кому непременно следовало отомстить за нанесенную ранее обиду. И знай наперед те, кто оказались в жутком списке, какая участь им уготована, сделали бы все, дабы умаслить Верочку. Но жизнь наша тем страшна и интересна, что наперед мы не знаем практически ничего.
IV. ШКАТУЛОЧКА
– Зачем же ту гуляешь в таком страшном месте? – Ольга Михайловна, кутаясь в вязанный шарф из козьего пуха пыталась поспеть за дочерью.
– Это Фауст меня туда привел. Я за ним побежала вот и набрела на старое кладбище, – Верочка отвечала матери самым невинным тоном. – Где-то здесь я и обронила перчатку.
Плаксины остановились у могилы Ниночки Левиной.
– Бедная, – Ольга Михайловна с горечью глядело на Ниночкино надгробие, – ах до чего же больно, когда погибают дети. – Мысль о возможной скорой кончине Поля снова терзала ее материнское сердце.
– Да, нет на свете скорби сильней, чем скорбь родителя о потерянном чаде, – внезапно слева от госпожи Плаксиной возникла длинная сгорбленная фигура Тотерманна. Ольга Михайловна даже вскрикнула от неожиданности. Приглядевшись к странному кладбищенскому посетителю, она испытала ужас и отвращение, однако, решив, что перед ней должно быть отец почившей Ниночки, ссохшийся от безутешного горя, придала своему лицу выражение сочувствия и приветливости.
– Это ваша родственница?
В другое время вурдалак с величайшим удовольствием пустился бы в разговоры, однако сейчас, снедаемый невыносимой жаждой, он лишь пробурчал сквозь желтые зубы:
– Все мы чьи-то родственники.
Тотерманн глядел на маленькую пульсирующую жилку на бледной шее Ольги Михайловны, слегка обнажившейся из-за съехавшего шарфа и все его существо жаждало к этой самой жилке поскорее прильнуть.
Не в силах больше терпеть вурдалак накинулся на испуганную женщину и жадно впился в ее горло. Мать Верочки сперва пыталась слабо отбиваться, но спустя пару мгновений безвольно обмякла в когтистых длинных руках упыря.
Глаза Ольги Михайловны с мольбой взирали на дочь, но Верочкино лицо не выражало ни капли сочувствия. Когда же бездыханное уже тело Плаксиной-старшей насытившийся Тотерманн аккуратно возложил на мерзлую землю, девочка удовлетворённо запрокинула голову. Было что-то победное в этом жесте. Вурдалак глядел на нее с удивлением и восхищением. Он знал о Верочке нечто, чего она сама еще не знала, а лишь смутно ощущала в своей хитро-мстительной головке.
Бывают такие люди, чаще это дети, проводники между живыми и мертвыми. Это редкий дар. И мало кто способен его вынести. Многие, завидев призраков лишаются рассудка, или становятся тревожными и мнительными. Но у Верочки был такой крепкий внутренний стержень, что она не только не боялась потустороннего, но и при должных усилиях могла бы повелевать духами и прочими пришельцами из мрачного мира. Такие как Верочка становятся ведьмами. Или темными медиумами. Тотерманн чувствовал ее силу и даже некую власть над собой, и не мог не восхищаться этим юным и дерзким созданием. Тот факт, что девочка привела к нему жертвой собственную мать и пугал, и радовал его одновременно. Такая ни перед чем ни остановится. Однако в этом крылась и проблема.
– Покорнейше вас благодарю. Но боюсь, что матушку вашу непременно начнут искать.
– И что с того? – Верочка была совершенно спокойна. – Она видимо заблудилась, лишилась чувств, да и замерзла насмерть. С нервными особами вроде нее чего только не приключается.
– Да, да весьма печальная выходит история. Однако же есть и иной способ сокрыть произошедшее.
– И какой же?
– Помните ту славную шкатулочку, что я преподнёс вам в нашу минувшую встречу?
Верочка заинтригованно кивнула.
– Ровно в полночь сегодня. Непременно сегодня, – упырь поднял вверх указательный палец, – поверните в ней ключик. Случится нечто весьма неожиданное и необходимость лгать или прятать тело исчезнет.
Дома Верочка достала свою маленькую тетрадочку и с наслажденьем зачеркнула в мрачном списке матушкино имя. До полуночи оставалось еще несколько часов, и девочка решила навестить братца. Она никак не могла понять стоит ли уже считать месть ему состоявшейся или еще рано. Достаточно ли он настрадался или пускай окончательно тронется умом. Задача была действительно не из легких.
Поль сидел на кровати, подобрав к себе ноги и злобно посмотрел на Верочку, когда та вошла.
– Как ты, братец? – она медленно прошла по комнате и присела рядом с мальчиком.
– Чего тебе нужно? – огрызнулся Поль. – Это из-за тебя я заболел. Ты привела сюда мертвеца, который мучит меня во сне.
– Ах, мой дорогой Поль, – Верочка с наигранной заботой провела рукой по взлохмаченным волосам брата, – если бы ты был хоть чуточку по ласковей со мной, если бы проявил больше уважения, все могло бы обернуться иначе.
– Убирайся, – мальчик отпихнул сестру.
– Что ж, как знаешь – Верочка мстительно закусила губу и покинула братову обитель окончательно убежденная в необходимости довести своего врага до полного безумия.
В игровой она, как и ожидалось, встретила Моля и с порога начала расспрашивать, что тому известно об упырях и вурдалаках. Выяснилось, что кровопийцы никогда не встречались Молю, оно и понятно ведь в шкафу кроме него никого нет, а о прошлой своей допризрачной жизни распространяться существо не очень-то и любило.
– Как же грустно, что я не могу тебя познакомить с господином Тотерманном. Что за странная шутка судьбы, что ни ты ни он не можете покидать своих мест.
Однако тут же Верочка задумалась о том, что у Моля и Тотерманна в сущности не так уж много общего. Точнее общим была лишь их принадлежность к загробному миру. Моль – скрытный и донельзя странный, вурдалак – довольно общительный и, если бы не пугающая наружность, можно было бы счесть его весьма обаятельным персонажем.
Тем временем неминуемо надвигалась полночь и чем ближе перемещались стрелки часов к заветной цифре, тем сильнее было Верочкино любопытство. Что же произойдет, когда она перевернет в шкатулочке ключик? Возможно обескровленное тело матери просто исчезнет, испариться как вода из лужи в жаркий июльский полдень? Но это не отменит необходимость объяснять ее таинственное отсутствие слугам и родственникам. А может, вместе с тем она загадочным образом удалится из памяти всех, кто ее знал? Будто бы и не жила на земле никогда Ольга Михайловна Плаксина, в девичестве Арсеньева. Но подействует ли это на саму Верочку? Забудет ли она, что некогда у нее была мать?
Было без четверти двенадцать. Девочка достала шкатулочку и еще раз внимательно ее оглядела. До чего необычный орнамент и какая тонкая искусная работа. И даже ключик – маленький медного цвета покрытый от времени патиной и тот был весьма интересного вида. На головке его был человеческий череп с детально вырезанным рядом зубов. Ключик этот отчего то особенно нравился Верочке.
С первым же ударом старых скрипучих часов девочка провернула его в замке. Шкатулочка привычно открылась. В ней, как это и бывало раньше, закружилась балерина в черном платьице и, провертев под незатейливую музыку несколько пируэтов, снова скрылась под увенчанной изысканной резьбой крышкой.
Верочка расположилась в глубоком кресле и стала ждать. Хотя сама и не понимала, чего же именно.
Она сидела, погрузившись в раздумья и каждые четверть часа проверяла помнит ли она еще мать. Всякий раз оказывалось, что Ольга Михайловна, все еще присутствует в сознании дочери. Однако, что же все-таки сейчас произошло? Часы мерно тикали в игровой, где-то в шкафу беспокойно копошился Моль, мокрый снег стучал иногда в дрожащее в рамах стекло. Верочка сама не заметила, как погрузилась в дрему.
Проснулась она на рассвете, и, едва разлепив сонные глаза не могла сперва поверить, что все еще не спит. Прямо на полу, в окружении старых деревянных игрушек сидела ее матушка, а подле, свернувшись калачиком и, положив лысую голову ей на колени лежал Моль. Ольга Михайловна была бледнее обычного и взгляд ее будто бы слегка подернулся пеленой. Она глядела прямо перед собой, гладила синюшное тельце Моля и слабым голосом напевала себе под нос какую-то странную мелодию.
Ошеломленная Верочка подошла к матери и присела рядом.
– Она теперь и моя мама тоже, – прокряхтел Моль.
Ольга Михайловна, словно вытащенная этим словами из какой-то глубокой внутренней дремы, наконец-то заметила дочь.
– Это ты Верочка? Какие темные нынче дни – не могу отличить утро от вечера. Который сейчас час?
– Без четверти восемь, maman.
Верочка уже успела прийти в себя и быстренько сообразить, что к чему. Стало быть, шкатулочка вернула матушку к жизни. Хотя слово жизнь тут было не совсем уместно. Девочка явственно видела, что та, которая сидит перед ней в игровой вовсе уже и не человек в привычном нам понимании. Однако и не призрак. Вероятнее всего Ольга Михайловна стала вурдалаком, как и Тотерманн. Но отчего же тогда Тотерманн не может покинуть кладбища, а госпожа Плаксина оказалась дома? И нужно ли ей теперь питаться кровью, как и иным упырям? В Верочкиной голове образовалось слишком много вопросов, ответ на которые был в силах дать лишь ей новый друг и оттого она решила этим же вечером непременно посетить его на старом погосте. А пока стоило внимательно наблюдать за матушкой.
Ольга Михайловна целый день словно сомнамбула бродила по дому, не имея при том совершенно никакой цели. Она перемещалась из комнаты в комнату и в каждой вела себя так, будто бы забыла зачем пришла – трогала какие-то вещи, задумчиво глядела в окна, бормотала что-то неразборчивое себе под нос. Но самое удивительное – она ни разу не зашла в спаленку Поля. Раньше, как заботливая мать, госпожа Плаксина часами просиживала у изголовья сыновой кровати, но сегодня Ольга Михайловна будто бы вовсе забыла, что мальчик существует и болен.
Оставленный в полном одиночестве бедный Поль сам отправился на поиски матери и обнаружил ее в библиотеке. Она сидела, подпирая рукой голову за тяжелым дубовым столом, за котором частенько любил сидеть ее супруг. Со спины могло показаться, что Ольга Михайловна внимательно читает книгу, однако поверхность стола была совершенно пуста. Лишь старая зеленая лампа тускло освещала восковое лицо Плаксиной. Поль нерешительно приблизился к матери. Своей тревожной, взвинченной нервной болезнью натурой он ощущал, что с ней произошли какие-то жуткие перемены.
– Maman, – робким плаксивым голосом позвал мальчик.
Фигура женщины даже не шелохнулась. На мгновение Полю показалось, что мать его скончалась сидя за столом, что, в сущности, было не далеко от истины.
– Матушка, – он обошел стол и увидел, что глаза Ольги Михайловны открыты, но глядят они будто бы в никуда. – Матушка, что с вами?
Плаксина наконец-то повернулась на голос и едва скользнув по сыну невидящим взглядом, приподнялась из-за стола.
– Утро сейчас или вечер? – спросила она, и голос ее казался таким же пустым как взор. – Какая странная погода. Совсем невозможно понять. Утро сейчас или вечер..
Ольга Михайловна, продолжая бурчать что-то несвязное поплелась вон из библиотеки, а Поль в отчаянии разрыдался. Он понял, что в этом страшном доме, где в шкафах притаились жуткие мертвецы, ему больше не к кому обратиться за помощью и утешением.
Верочка же, убедившись, что мать в своем нынешнем состоянии не представляет особой угрозы для кого-бы то ни было, отправилась в сумерки на погост. Тотерманн уже ждал ее возле Ниночкиной могилки.
– Ну как все прошло? – спросил он едва девочка приблизилась к нему.
– Что же она теперь такое? Вурдалак, как и вы?
– Ах, нет! Ну что вы… Она… Как бы точнее выразится, – упырь задумчиво почесал подбородок, – Она теперь нежить. Живой труп, если хотите.
– Хм. – Верочка впервые слышала о подобном. Историй о вурдалаках она знала предостаточно, множество раз ей доводилось слышать о призраках и неупокоенных душах. Случалось, что доносились до ее уха рассказы кухарок о всевозможных духах – домовых, леших, кикимор. Но что такое нежить она совершенно не знала.
– У нежитей есть существенный недостаток – с ними невозможно толком вести беседу, они напоминают умалишенных, бродящих по гулким коридорам богадельни. Однако хорошо то, что нежитям в отличии от нас, упырей, не нужно ни крови, ни плоти. Они решительно ничем не питаются.
– Что ж, – девочка лукаво улыбнулась. – Это просто-таки замечательно. Стало быть, маменьку можно выдать за сумасшедшую и не стоит заботиться о ее рационе. А здорово вы это таки придумали, господин Тотерманн!
Вурдалак услужливо поклонился с деланной скромностью.
– А эта чудесная шкатулочка… Она может лишь превращать покойников в нежить?
– О! Это шкатулочка великая вещь! – Тотерманн наклонился к Верочке и глядя ей в глаза, прошептал – В умелых руках она может очень и очень многое. Но только помните, – он предостерегающе поднял палец, – не стоит прибегать к ее помощи слишком часто.
– Но что? Что еще она умеет?
– Это уже целиком и полностью зависит от ваших сокровенных желаний, милый друг. Шкатулочка теперь ваша и именно ваш внутренний голос она отныне будет слушать.
Тотерманн приподнял цилиндр и, вежливо откланявшись удалился с самым загадочным их всех возможных видов. Верочка же, снедаемая любопытством, поспешила домой. Она страсть как хотела испытать свою новую игрушку.
В усадьбе между тем царило нездоровое оживление. Загадочное поведение Ольги Михайловной не утаилось от прислуги и те, переполошившись не на шутку, послали за доктором.
Игнат Матвеевич Бельский земский врач сорока шести лет от роду с усталыми глазами и редкой седой бородкой держал слабую руку Плаксиной-старшей и с огорчением качал головой.
– Пульс настолько слаб, что можно подумать будто его вовсе и нет. – Доктор осмотрел зрачки Ольги Михайловны, и опечалился еще больше.
– А не было ли у нее кашля? – поняв, что саму больную расспрашивать не стоит, врач обращался к горничной Елизавете.
– Нет, барыня совершенно точно не кашляли. Тревожились последнее время, места себе не находили, но точно не кашляли.
– Стало быть нервное… – задумчиво пробормотал доктор и, достав стетоскоп, начал слушать сердце своей новой пациентки. Бельский прислушивался сидя, затем встал, подошел с другого бока и сокрушенно сел в кресло.
– Удивительный случай. Возможно ли такое? Нужно посоветоваться с Матвеевым и Лазерсоном.
Именно в тот момент, когда врач обдумывал как бы собрать консилиум по поводу столь вопиюще неразгаданной болезни, в комнату вошла Верочка. Быстро оценив обстановку, девочка смекнула, что присутствие в доме Бельского для нее при нынешнем положении дел крайне нежелательно. Но как отвадить почуявшего научный интерес доктора?
Верочка опрометью кинулась в игровую и посулив Молю всех на свете мышей и крыс, выудила у него обещание показаться Бельскому прямо сейчас.
Когда же потерявшего всякое самообладание от ужаса и истошно кричащего доктора под руки выводили из усадьбы Плаксиных, Верочка наконец успокоилась. Уж теперь то Игнату Матвеевичу будет не до ее матушки. С легким сердцем можно было приступить к изучению шкатулочки и ее таинственных возможностей.
Верочка предусмотрительно заперлась на ключ в своей спаленке. Шкатулочка стояла прямо перед ней. Однако девочку мучало множество вопросов. Нужно ли было просить о чем-то вслух или лучше обращаться мысленно? А может и думать не стоит – загадочный черный сундучок сам проберется в укромные уголки ее души и узнает все что необходимо? Верочка закрыла глаза и попыталась прислушаться к самой себе. Что же ей хочется больше всего на свете?
Внезапно крышка шкатулочки самопроизвольно открылась и снова из нее полилась знакомая уже мелодия, заплясала балеринка, затрепетало Верочкино сердце.
– Ах, – восторженно сложила руки девочка, – я так и знала, что она угадает сама! Ведь даже я еще не знаю толком, а она уже…
Верочку охватила внезапная радость, хоть причин для веселья и не было. Однако девочка была твердо уверена, что шкатулочка уже исполнила некое ее желание, пусть и неизвестно пока какое.
А тем временем в соседней комнате ее братец Поль с ужасом обнаружил, что у него отнялся язык. Он мучительно пытался произнести хотя бы одно, какое-нибудь самое короткое слово, но изо рта мальчика вырывался лишь несвязное мычание. К кому же обратиться, – лихорадочно думал Поль, – у кого попросить помощи? Матушка, кажется, сошла с ума, слуги мнительны и встревожены, даже доктор ретировался прочь – мальчик видел в дверную щель как кричащего Бельского вели по коридору. Осознав всю безнадежность своего положения, брат Верочки горько заплакал в свою впитавшую уже не одну порцию его слез подушку.
V. СЕМЕЙНЫЙ КРУГ
Обстановка в доме Плаксиных становилась все мрачнее и мрачнее. Ольга Михайловна словно привидение сновала по комнатам бестолково перекладывая вещи с места на место и бормоча несуразицу. Поль одиноко рыдал в своей комнате, чураясь мать и сестру. Суеверные кухарки, сперва не по-доброму косились на хозяйку и существенно увеличили количество икон в углу, но после одного жуткого случая вовсе сбежали из усадьбы пустив по округе слух, что в доме Плаксиных поселился нечистый и будто подчиняется он непосредственно Верочке.
А случай тот, к слову сказать, был весьма пустяковым. Точнее и не было ничего кроме промозглого декабрьского ветра да разыгравшегося воображения старой Агриппины. Под вечер воскресенья старушка, как это у нее давно заведено набожно молилась своей покровительнице святой Агриппине Римской, а заодно и Николаю Чудотворцу. И аккурат в тот момент, когда кухарка осеняла себя крестным знамением, кто-то трижды постучал в окно со стороны улицы. Час был уже поздний и стук этот вызвал нервную дрожь в теле испуганной женщины. Однако, превозмогая страх, Агриппина все же отдернула занавеску и увидела, как к стеклу прильнуло страшное бесформенное лицо. Скорее всего это разбушевавшийся ветер прибил к окну полусгнивший кленовый лист. Но много ли надо пожилой суеверной даме, твердо уверенной что в доме Плаксиных вовсю орудуют дьяволовы слуги. Агриппина отскочила от окна, зажалась в угол и всю ночь до самого рассвета промолилась с зажмуренными глазами. Едва только тусклое зимнее солнце бросило первый луч в мутное окно кухни, старушка собрала все свои немногочисленные пожитки и едва ли не бегом покинула усадьбу.
Вскоре за Агриппиной последовали молодая ее помощница Липа и старый бельмоглазый конюх Егор. Ушла и горничная Ольги Михайловны Елизавета, как ни жалко ей было расставаться с хозяйкой, однако ж жалование платить было не кому. Сама госпожа Плаксина стала слаба умом, а от бабушки давно уже ничего не возможно было добиться.
Кстати, о бабушке. Екатерина Дмитриевна теперь прочно обосновалась в мире собственных грез. Иногда она вела многочасовые беседы с воображаемыми спутниками, порою забывала свой истинный возраст и собиралась точно девушка на выдании на несуществующие балы, а бывало, сокрушалась, что давно не захаживал на чай какой-нибудь давно почивший дальний родственник. Словом, здравый ум покинул бедную старушку.
Верочка, найдя бабушку самым безобидным членом семьи, после происшествия с матерью и бегства прислуги взяла на себя заботу о ней. Она носила ей в комнату съестное и вечерами рассказывала удивительные истории о том, как Поль проглотил ежа и лишился речи, а маман переродилась в вампиршу. Екатерина Дмитриевна с ужасом внимала внучке, охала, ахала, всплескивала руками, но спустя пару мгновений напрочь забывала рассказанное. Верочку это отчего то забавляло.
Впрочем, заботилась она и о брате. Если только оставленное на полу в спаленке скудное пропитание можно назвать заботой. Поль же настолько одичал, что даже перестал злиться на сестру. Он просто вел тихое существование затравленного зверька, что вполне устраивало Верочку. На радостях она даже вычеркнула его имя из своей маленькой черной книжечки.
Моль благодаря шкатулочкиному волшебству наконец смог покидать игровую. Впрочем, самому ему в этом было мало радости. Шкаф для существа был привычнее и уютней. Однако Верочка настояла, чтобы друг поселился у нее в комнате и даже расчистила свой шифоньер от старых платьев, раз уж Молю так нравятся замкнутые пространства. Девочка даже представила странного приятеля бабушке и та, с умилением погладив его по лысой синюшной головке сказала:
– Поль, мальчик мой, до чего же ты исхудал!
Моль и Верочка прыснули со смеху, а глядя на них, сама не зная от чего расхохоталась и Екатерина Дмитриевна.
Не забыла девочка и про своего нового друга. Както в одну из суббот в быстро сгущающихся зимних сумерках, ждала она господина Тотерманна подле уже известной нам могилы. Вурдалак, к слову сказать, после случая с Ольгой Михайловной, немного похорошел собой, насколько это возможно в его положении. Щеки упыря больше не были пугающе впалыми, да и цвет лица с бледно-синего сменился на фаянсовый бело-розовый. Можно было подумать даже, что перед вами не вампир, а совершенно благопристойный человек из плоти и крови. Однако человеческой крови в нем все ж таки не было, но очень ее хотелось снова. Но Тотерманн не решался просить Верочку об очередной услуге. Вурдалак не знал, что просить ее и не нужно. Список обреченных из черной книжечки хоть и сократился, а все ж таки несколько имен в нем еще имелось. Например, противный кузен Ванечка. Именно его Верочка сама и предложила в качестве новой жертвы Тотерманну.
– Я право польщен, что вы так обо мне заботитесь, милый друг! – если бы вампиры могли краснеть Карл Иоганн Тотерманн был бы пунцового цвета. – Я едва ли мог помышлять, что вы вновь согласитесь прийти мне на помощь, а вы даже и опередили меня, но… – вурдалак неуверенно замялся.
– Что – но?
– Видите ли… Даже у такого падшего существа как упырь бывают все ж таки свои нерушимые принципы.
– И что же это за принципы? – Верочка начинала злиться.
– Понимаете ли… Я не трогаю детей. Я не могу. – Тотерманн едва ли не плакал. – Это никак не возможно.
– Но Ванечка не ребенок. Ему уже тринадцать.
– Ах, милый друг! – он присел на одно колено и взял Верочку за руку. – Это для вас он не ребенок. А для меня все вы дети.
Верочка фыркнула. Однако она быстро смекнула, что уговорить вурдалака не удастся. Как же тогда отомстить мерзкому братцу? Сообразительная девочка быстро придумала решение. Тетушка! Ванечкина мать. Она то уж точно не ребенок. А сам Ванечка, хоть и строит из себя взрослого, но невероятно привязан к Александре Николаевне. То-то же он настрадается. Верочка лукаво улыбнулась своим мыслям.
Нелегкой задачей было придумать – как же привести тетушку на старое кладбище и все же смышлёная девочка с ней блестяще справилась.
Так как прислуга от Плаксиных разбежалась и посылать к Леманам было некого, Верочке не оставалось ничего иного, как самой нанести неожиданный визит родственникам.
Александра Николаевна была удивлена и не на шутку встревожена, увидев мрачную племянницу на пороге собственного дома.
– Ах, маман совершенно больна, вы просто не представляете как ужасно, – Верочка разрыдалась. С таким непревзойденным актерским талантом ей бы достались все главные роли в уездном театре, поставь она своей целью их получить.
– О, Господи, Господи – запричитала госпожа Леман, – но что же случилось? Я слышала, что у Ольги Михайловны что-то нервное. Впрочем, слухи ходили разные… – Александра Николаевна с ужасом вспомнила рассказы экономки, которой в свою очередь поведала жуткую историю знакомица сбежавшей кухарки Плаксиных. Говорили будто Верочка вызвала самого Сатану из преисподней и тот подчинил себе Ольгу Михайловну и изничтожил Поля. Будто бы живут они все вместе страшным дьявольским семейством, выбросили все кресты и иконы, служат богомерзкие черные мессы Лукавому. Впрочем, сама Александра Николаевна в подобные россказни не верила. Мало ли о чем судачат полуграмотные старухи. Вот и сейчас она была уверена, что Ольге Михайловной, тронувшейся вероятно умом на почве болезни сына, срочно необходима помощь и участие. Верочка еще слишком мала, чтобы одна тащить на себе такой груз. Бедный ребенок. Однако где-то в глубине души госпожа Леман ощущала, что племянница ее вовсе не то, чем кажется на самом деле. Но увы, мы не всегда прислушиваемся к нашим страхам, особенно если стремление помочь ближнему заглушает другие чувства.
Верочка сумела убедить тетушку, что Ольга Михайловна отчего то внушила себе что Поль скончался и похоронен на старом заброшенном кладбище и потому она целый день неприкаянно слоняется по заснеженному погосту, ища несуществующую могилку сына. А потому нужно как можно скорее увести ее оттуда, пока несчастная женщина не замерзла насмерть подле какого-нибудь рассохшегося от времени надгробия.
Все произошло почти так же, как и с Плаксиной-старшей. Однако в этот раз Верочка зачем-то решила сперва представить Тотерманна Александре Николаевне, а вурдалак, увидев госпожу Леман даже порозвел от смущения. Алескандра Николаевна Леман, к слову сказать была довольно красивой дамой. Синие, с поволокой глаза, густые соболиные брови, аккуратный носик и маленький рот с по-детски вздернутой верхней губой. Многих мужчин пленяла наружность Верочкиной тети, и Карл Иоган Тотерманн, даже будучи упырем, не смог устоять перед женскими чарами. Он давно уже бродил по этому скорбному месту в одиночестве и частенько изнывал не только от голода, но и от тоски. Даже вурдалакам хочется человеческого тепла. А потому, увидев прекрасное лицо госпожи Леман, вампир понял, что судьба в лице Верочки предоставила ему уникальный шанс. Тотерман испил лишь немного крови парализованной ужасом тетушки, а после, надрезав длинным когтем свою руку, приложил ее к губам жертвы. Да кровь вурдалаков темно-багровая и течет так медленно, что не согревает тела, а все же достаточно испить лишь каплю, чтобы навсегда обратится в вампира.
Верочка быстро сообразила, что произошло, однако совершенно не расстроилась. Напротив, у нее появилась надежда, что может как-нибудь Александра Николаевна обратит и Ванечку или попросту выпьет его, забыв о родственных чувствах. Впрочем, это не так уж и важно. Но как было бы здорово если бы, и тетушка и Тотерманн смогли поселиться у Плаксиных. С этими мыслями Верочка и поспешила домой, к шкатулочке.
Когда Александра Николаевна очнулась на руках Тотерманна, она, как это ни странно нисколько не испугалась. Напротив, ощутила какие-то родственные близкие чувства к этому совершенно не знакомому человеку. Впрочем, новообращенная вампирша еще не знала, что ни странный господин перед ней, ни она сама больше не являются людьми.
Они сидели прямо на сугробе подле могилки, и огромные снежные хлопья падали на рыжеватые волосы Верочкиной тети, отчего она казалась Тотерманну еще красивее. Вурдалак рассказал Александре Николаевной все. О том, кто они оба теперь такие, о том, как живется упырям, о том, как он был одинок и несчастен пока судьба не послала ему подарок в виде ее прекрасных глаз. Поведал Тотерманн также историю своего обращения – как почти пол века назад он потерял свою единственную дочь Ниночку, чей прах покоится в этой промерзлой земле, как не имея возможности выносить страдания он уехал куда глядят глаза и оказался в Карпатских горах, как встретил там древнего как мир колдуна, которому посулил отдать что угодно лишь бы всегда быть с дочерью, как колдун обманул его обратив заклинанием в вурдалака и навеки приковал его к этой могиле. Да теперь они и впрямь всегда рядом с Ниночкой, но, разве на такой исход рассчитывал безутешный отец?
Госпожа Леман слушала своего нового друга, и слезы текли по ее побледневшим щекам. Как трогательно было его горе и как же удивительно было то, что вурдалаки оказывается способны так тонко чувствовать и переживать.
– Я буду здесь с вами. – Александра Николаевна вытерла мокрое лицо платком, – домой мне теперь нельзя. Я, наверное, опасна… Ах, бедный Ванечка… – Она снова разрыдалась.
Тотерманн сочувственно обнял женщину.
– Однако я уверена, что они справятся, справятся без меня… А вы… Ваше горе так глубоко и неистово. Как же вы здесь один все эти годы?
