Виктория Денисова
Русалка. Сборник страшных рассказов
Внезапно перед Белецкой возник человек в белых одеждах. Он был еще молод на висках его и в бороде пробивалась седина. Вид его был строг, но благообразен. Должно быть я в раю и это сам Господь, – подумала Анастасия. Незнакомец, словно прочтя ее мысль ответил:
– Разве так важно кто я?
– Разве так важно кто я, – повторила про себя его вопрос Настенька. – А ведь и впрямь не важно. А кто же я? Кто я сама? Я ведь и этого не знаю.
Она больше не помнила себя, не помнила ту Анастасию Белецкую, которой являлась еще пару дней назад. Теперь ей казалось, что она всегда была здесь – ночным ветром, колышущим ветви лавра, птицей, щебечущей в кипарисовых зарослях, пчелой, вьющейся над цветком олеандра. Она всегда была здесь, она и есть это место.
– Ты видела здесь очень мало, – произнес человек в белых одеждах. – Я пришел сказать тебе, что ты можешь познать большее. Ты можешь стать рыбой и плавать в синих морских глубинах между кораллов, ты можешь стать орлицей и парить в небе, созерцая луга, рощи и виноградники. Ты можешь стать царицей и тысячи людей соберутся на площади и будут восторженно кричать твое имя.
И Настенька тут же обратилась чайкой и взмыла над морем. Бесконечно синяя гладь распласталась под ней, бесконечно синее небо простиралось над ней. Она пролетала сквозь белые перины облаков и грелась в обжигающих лучах солнца.
А ее настоящее бренное тело сидело, глупо улыбаясь на кровати, и безутешные родители напрасно старались, пытаясь привести дочку в чувства.
В тот же день Анастасию Белецкую забрали в сумасшедший дом. Она так и проводила все дни и ночи со странной улыбкой на лице, вроде не во сне, но и не бодрствуя, словно сознание ее покинуло и блуждало где-то в далеких краях, что в общем то было не далеко от истины. Настенька не пила и не ела, и все попытки насильно влить в нее питье и еду оканчивались неудачей. Через неделю столь странного существования юная Белецкая тихо скончалась у себя в палате, оставив неразрешимую загадку докторам и страшное горе родителям.
А черная загадочная шкатулка эбенового дерева таинственном образом исчезла, и как не пытался Серафим Аристархович ее отыскать, дабы покончить навсегда с проклятой вещью, ничего у него не вышло.
Говорят ее видели на турецком базаре, а может и на каирском рынке да вот только никто не может знать точно – она ли это была. Однако если все же вам встретится нечто похожее, приобретать ее настоятельно не рекомендую.
СУЖЕНЫЙ
По свежему хрустящему снегу, еще не убранному дворниками, спешила невысокая девушка в черной приталенной шубке. Поглощенная собственными мыслями, она будто и не замечала тяжелые снежные хлопья, обильно исторгаемые небом на ее темно-русую косу и ресницы. Девушка блаженно улыбалась кому-то воображаемому, словно вела в своей голове приятный диалог. Это была гимназистка старших классов Варенька Свешникова. Она неслась с занятий домой, но вовсе не для того, чтобы корпеть над учебником французского или того хуже – географии. Нет. Варенька страсть как хотела записать на листе, пришедшие ей в голову строки стиха. В стихе этом она туманно намекала на некий прекрасный, но не доступный предмет. Варенька была влюблена и, с того самого мига как вспыхнула в ее сердце роковая страсть, каждый день для нее был и раем, и пыткой. Пылкое ее воображение рисовало то картины томных, щемящих сердце прогулок с предметом обожания, его признания, и робкие, но многозначительные взгляды. То вдруг она стыдилась своей слабости и находила эти чувства унизительными, решая, что с завтрашнего же дня запрещает себе всяческие мечты. А после недолгого, но крайне мучительного воздержания от фантазий, делавшего ее раздражительной и подавленной, Варенька вновь ныряла в водоворот воображаемых страстей. Сегодня был как раз такой день, когда, усмирив грызущий душу стыд, она позволила себе быть влюбленной и счастливой. И пусть тот, с чьим именем на устах она засыпает каждую ночь и не знает о ее страсти, пусть для него она лишь едва знакомая непримечательная девица, но что плохого в мечтах, если они хоть на мгновение, но делают ее столь радостной?
Объектом сильных чувств Вареньки стал Родион Ростовцев – юнкер В-го училища, статный молодой человек с ясным взглядом и густой гривой каштановых волос. Варенька повстречала Ростовцева на поминальной службе по безвременно ушедшему троюродному брату, скончавшемуся от чахотки прошлой весной. Тогда, в апреле, когда все в природе возвещало жизнь, страсть как не хотелось думать о смерти. И потому, заметив в церкви томные – синие с поволокой глаза молодого юнкера, Варенькино сердце затрепетало, словно пойманная в крошечную клетку птичка. Всю панихиду она бросала робкие взгляды на статного юношу, и пару раз Варе даже казалось, что и он посмотрел на нее как-то особенно по-теплому. Вечером того же дня девушка сидела во дворе на старых, давно не смазанных скрипучих качелях и мечтала. Царили весенние, сиреневые сумерки, готовились распуститься вишневые и яблоневые цветы, было томно и сладостно и потому на Вариных устах блуждала блаженная, так не приличествующая трагическому событию улыбка.
Сперва она боялась, что кто-нибудь застанет ее столь неожиданно счастливую и спросит – уж не радуется ли она кончине брата. Но так нравилось ей мечтать, что она тут же отогнала от себя все ненужные мысли – пускай думают что хотят, братца уже не вернешь, а в ней кипит кровь и заставляет неровно биться ее молодое сердце.
Варенька представляла как вот в такую же чудную пору в этом самом саду они будут гулять с Ростовцевым по узким тропинкам меж яблоневых деревьев. Юнкер робко возьмет ее руку в свои и, взглядом моля о взаимности, поднесет к губам. Ах, как же сладостно будет это мгновение. Они конечно же обручатся и станут появляться вместе на приемах, и все девицы с нескрываемой завистью будут на глядеть на Вареньку и ее прекрасного жениха.
Спустя пару недель безудержных фантазий девушка случайно услышала, что Ростовцев волочится за Наташей Синицыной, девицей весьма недурной наружности с неплохим приданным. Узнав эту сплетню, Варенька стала мрачнее тучи. Она поняла, что на пути, к безграничному счастью, возникло кошмарное непреодолимое препятствие. Сердце ее разрывалось от боли и несколько дней Варя ходила чернее тучи, вяло отвечая на вопросы домочадцев, что ей нездоровится. Пару раз она даже следила тайком за домом Синицыных, что б как следует разглядеть конкурентку.
– Да не так уж она и хороша! – думала Варенька, провожая взглядом спешащую к двуколке Наташу. Одетая в простенькое бежевое платье с незамысловатой шляпкой на рыжеватых волосах, Синицына и впрямь не выглядела яркой красавицей. Однако что-то притягательное в ней определенно было, и Варенька с горечью это отметила. – Счастливица. Как же невыносимо больно, что тот, о ком нынче все мои мысли, увлечен ею. Чем заслужила она такую радость.
Варенькино горе было таким же глубоким и сильным, как и ее влюбленность. Но не прошло и недели как сквозь черные тучи тоски и ревности, стали пробиваться лучи надежды. Девушка узнала, что между Родионом и Наташей еще точно ничего не уговорено, а кроме прочего за Ростовцевым закрепилась слава волокиты, который раз в полугодие нет-нет да увлечется очередным игривым локоном или пикантной мушкой на румяной щеке.
– Это все оттого, – размышляла Свешникова, – что судьбою ему предназначена я. Потому он и волочится за многими и никак не найдет той самой. А ведь это я. Надо бы непременно попасться ему на глаза и устроить личное знакомство!
Так промаялась она все лето и осень, то воспаряя к небесам, то погружаясь в пучину отчаяния. И лишь к новому году выдался случай быть лично представленной Ростовцеву. На катке, где после первых морозов сновали туда-сюда стаями румяные юноши и девушки, Варю и Родиона познакомил наконец общий товарищ.
Ростовцев окинул беглым взглядом девушку и даже не удостоил Свешникову хоть сколько-нибудь вежливой улыбки. Зато с давней Варенькиной знакомицы Оли Астафьевой не спускал глаз. Все ездил вокруг нее, стараясь как бы невзначай поддержать под локоток. Та жеманничала и уворачивалась с напускным кокетством. День, который Варвара тысячи раз представляла в своих мечтах, оказался днем краха ее надежд.
– Это что же получается? – размышляла про себя Варя, – если, как о нем судачат он не пропускает ни одной юбки, а на меня даже и не взглянул, стало быть, я для него гаже всех? Но как же так?
Сложно описать горе, постигшее юное Варенькино сердце. Да с высоты прожитых лет, первая влюбленность кажется нам сущим пустяком, но это после, когда страсти уже не будоражат молодую кровь. Варино отчаяние было таким сильным, что сперва она стояла словно пораженная громом, и пару раз ее едва не сбили с ног лихие катальщицы с песцовыми муфточками. Сославшись на дурноту и головокружение, Свешникова покинула каток и, не вытирая стынущих на зимнем ветру слез поспешила домой. Завьюжило, и очередной порыв вихря сорвал с Варвары шапку, но она и не думала останавливаться, решительно шагая сквозь снежный буран.
– Ну и пусть. Пусть меня продует. Пусть я заболею и умру. Пусть я буду лежать в бреду и горячке. Пусть..
В отчаянии она было хотела рухнуть в сугроб, и зарывши лицо в ворох колкого снега рыдать навзрыд, но сновавшие несмотря на метель по улице прохожие, уберегли ее от столь неприличествующего молодой даме поступка.
Приближалось Рождество. Всюду: на улицах, рынках, ярмарках витал счастливый дух грядущего праздника. Краснощекие лоточники продавали калачи и сбитень, торговые ряды ломились от яств и разносолов, лавочники украшали витрины золотыми ангелочками и еловыми ветвями. Вечерами – бесснежными с синим бархатным небом и скрипящим от мороза настом мимо окон сновали парочки, отовсюду слышался девичий смех. И только Варя Свешникова не разделяла этой веселости. На каникулах она часами просиживала за книгой, делая вид, что усердно изучает предмет, да вот только за все это время не прочла ни одной строчки. Иногда крупные соленые капли падали на пожелтевшие страницы, и Варя украдкой смахивала их, стараясь придать себе ученый сосредоточенный вид.
Как грустны были в эту пору и домашние приготовления к сочельнику. Варя нехотя наряжала елку, вспоминая как радовали раньше ее все эти милые предрождественские хлопоты. Каждый год она с нетерпением ждала момента, когда можно будет достать из пыльных коробок стеклянные шишки, сосульки, орешки с позолоченной скорлупой. деревянных коньков и бумажные гирлянды. Каждый год говела она перед праздником, чтоб в святой день как следует насладиться румяным гусем и медовыми пряниками. Но сегодня не было в ней и следа былого восторга. Варя будто внезапно и резко повзрослела, безвозвратно утратив детскую способность радоваться каждой вещице.
Особенно была она грустна в сочельник и всеобщее веселье лишь еще больше загоняло Варвару в тоску. Тоскливо прошла и всенощная, приносившая раньше чувство свершившегося чуда. Свешникова всю службу с завистью рассматривала молодые семейные пары прихожан и с горечью осознавала, что им с Родионом никогда не стоять вот так в пропахшей хвоей и горячим дыханием верующих церкви и не глядеть сквозь слезы на венчальную икону Казанской Божьей матери.
На ужин за столом собралась вся семья. Подавали заливного поросенка, пироги со стерлядью и севрюгой, утку с яблоками, а на сладкое- пломбир с шампанским и ананасами. За праздничной трапезой Варины домочадцы были особенно веселы. Отец рассказывал забавные случаи, имевшие место быть на службе, а мать и братья от души смеялись. Бабушка же внезапно вспомнила состоявшуюся прошлой осенью свадьбу, наделавшую немало шума в светских кругах. Вдовствующий г-н Ларинский возьми, да и женись ни с того ни с сего на собственной горничной. И ладно бы если дама та была бы молода и недурна собой, так нет же. Наружность невеста имела весьма посредственную, а возраст будущей мадам Ларинской неизбежно приближался к тридцати годам.
– Но в одном я уверена наверняка, – рассуждала Ольга Дмитриевна, бабушка Варвары, – в этом деле едва ли обошлось без чародейства.
– Да полно вам матушка про такие вещи говорить в святой праздник! – возмутился отец. А вот Варю бабушкино сообщение заинтриговало.
– Разве можно с помощью чародейства заставить человека тебя полюбить?
– Ну конечно! Всему городу известна эта мадам Межер и многие девицы и даже замужние дамы не гнушаются ходить к ней за всевозможными зельями и приворотами.
– Да ну перестаньте, матушка! Зачем вы забиваете Варваре голову глупостями. – Отец внимательно посмотрел на Варю. – Это страшный грех, Варенька. Да и не верю я в эти ваши привороты. И нет ничего удивительного в том, Ларинский проникся чувством к единственной даме, что скрашивала его вдовческое одиночество.
– А я вам говорю, что его приворожили. – не унималась Ольга Дмитриевна.
Родные поспорили еще немного и перешли на обсуждение святочных катаний. Но этот нелепый разговор о странном союзе бросил в Варину душу зерно надежды и настроение ее изменилось. Теперь вместо тоскливых размышлений о своем несчастье она задумалась о том, как бы выяснить больше о загадочной мадам Межер, не вызывая толков и подозрений.
Оказалась, мадам Межер и впрямь пользовалась популярностью среди молодых и не очень особ города. Едва только Варенька осторожно поинтересовалась у одной из подруг насчет загадочной ворожеи, как тут же получила подробный рассказ о множестве соединенных ее магией союзов и адрес гадалки в придачу. Однако посетить мадам Варвара все же не решалась. Мучительно размышляла она о том, какое суровое наказание ожидает души тех несчастных, кто отважился прибегнуть к черной магии для достижения своих целей. Но может, Господь, увидев, как сильна ее любовь к Родиону и как чисты на самом деле помыслы, пощадит несчастную девушку. Варя была уверена, что, если только ей удастся привлечь Ростовцева, она, несомненно, сделает его самым счастливым человеком в мире. Так что же в этом дурного?
Или может все же сходить в храм и попросить у Господа помочь в любви? Но за свою недолгую жизнь Варенька слишком часто видела, как бывает глух Бог к человеческим мольбам, иначе и не шли бы к гадалкам и знахарям отчаявшиеся люди. Но в храм Свешникова все же зашла.
После утрени, Варя стояла в опустевшей церкви перед образом своей покровительницы Великомученицы Варвары. Пахло ладаном и сыростью, сухая старушка намывала истоптанный прихожанами пол и бросала на девушку редкие недобрые взгляды. Варя зажгла свечу и хотела было приложиться к образу, однако что-то ее остановило. Она вдруг ясно осознала, что в глубине души все уже решила и не сегодня так завтра отправится на ту злосчастную улицу, где на первом этаже невзрачного дома и находится салон мадам Межер. Так к чему же все это притворство – свечи, иконы, молитвы. Варя чувствовала, что вершится ее судьба, какой-то рок несет ее к странному и столь страшному для христианки поступку, но противиться этому року она уже не могла.
…
В приемной мадам Межер царил полумрак. За столом возле окна сидела некая дама, видимо принявшая на себя обязанности секретаря гадалки. Дама эта была лет сорока с русыми, отдававшими в рыжину волосами, забранными в тугой пучок на затылке. Она исподлобья одарила сухим ничего не выражающим взглядом Варю, и узнав, что та не записана хотела уж было отправить девушку восвояси. Однако полистав лежащий на столе журнал, строго сообщила:
– Вам необычайно повезло, мадмуазель. Одна особа отменила сегодняшний визит к мадам на это самое время. Подождите немного здесь. Мадам скоро вас примет.
Откуда то из кабинета, в котором должно быть и сидела гадалка пахло восточными благовониями. Сладкий сандаловый запах слегка одурманивал и клонил ко сну. Варенька присела в глубокое кресло. Тревога и волнение, которые безраздельно владели ей по пути к этому дому, отступили, и теперь Варваре казалось будто все это – странное место, гадалка за толстой дубовой дверью, снегопад за окном, и сама она – все это нереально. Может это лишь странный сон? Старые рассохшиеся часы мерно отсчитывали время. Часы эти были настолько древние и необычные, что казалось, их таинственным образом выкрали из очень далекой эпохи и какой-то загадочной страны, очертаний которой уже не найти на картах. Впрочем, многие предметы в этой приемной выглядели весьма удивительными. Маленькие статуэтки неведомых божков из черного дерева, свитки папируса, испещренные клинописью, чаши из темной глины с будто бы запекшейся на дне кровью. Вареньке было жутко и одновременно любопытно рассматривать все эти вещи.
Внезапно скрипнула дверь, и из кабинета вышла закутанная в пальто высокая дама. Лицо свое она старательно закрывала песцовым воротником, чтоб сохранить инкогнито.
В обители гадалки было еще темней чем в приемной. Наглухо закрытые тяжелые портьеры не пропускали свет из окон. Повсюду стояли странные вазоны и шкафы, наполненные множеством таинственных вещиц. Варя успела разглядеть лишь несколько склянок с невероятно уродливыми зародышами, да каменные статуи неизвестных идолов. Сама мадам Межер была стриженной брюнеткой неопределенного возраста. Глаза ее, густо подведенные сурьмой, делали ведьму похожей на изваяние Нефертити, что встречается в некоторых музеях. Она тасовала колоду карт, и быстрые движения морщинистых рук заставляли плясать и колыхаться пламя трех черных свечей, горевших на столе. Справа от гадалки, в медной курильнице дымилось благовоние.
Варя растерянно стояла посреди комнаты, пока Межер знаком не разрешила ей присесть. Варенька хотела было раскрыть рот, но мадам жестом показала ей молчать.
– Ворожить любовь. – Мягко произнесла гадалка с французским акцентом и не обращая внимания на округлившиеся Варины глаза продолжила – Мне нужна вещь ваш кавалер.
Свешникова знала, что в таких ритуалах необходим предмет или фото, а потому заранее припасла случайно обронённую на улице перчатку Родиона. Как удивительно гладко все складывается, – размышляла она, – эта перчатка теперь пригодилась и место для меня у мадам тоже освободилось весьма кстати. Значит сама судьба хочет свести нас с Родей, пусть и против его воли.
Гадалка тем временем, отложив колоду в сторону и закрыв глаза, водила руками над перчаткой. Беззвучно шевеля губами, она вдруг схватила Варвару за плечо и, крепко сжав начала бормотать уже вслух несвязный текст на каком-то должно быть очень древнем языке.
Не то от удушливого воздуха, не то от странной обстановки происходящего, не то от волнения, а может и вот всего сразу, но Вареньке сделалось дурно. Она откинулась на спинку глубокого кресла, в котором сидела и погрузилась в странное состояние. Варя осознавала себя одновременно и в своем теле, и вне его. Ей казалось будто дух ее отделился и парит под потолком комнаты сверху наблюдая за обмякшей обездвиженной плотью. А затем и вовсе Свешникова увидела какие-то далекие края, страны, загадочные и неизвестные земли. Она пролетала над океанами и горами, точно птица по воздуху пересекала засушливые пустыни и тропические леса, она проносилась сквозь мириады звезд и густые перины облаков. Страх полностью исчез и Вареньке даже стало нравиться это невероятное внетелесное путешествие.
Внезапно она очнулась и обнаружила себя все еще лежащей в том самом кресле, а мадам Межер опуская кисть руки в стакан брызгала водой ей в лицо, пытаясь, видимо, привести в чувства.
– Я кажется, приболела, – как бы извиняясь за свой неожиданный обморок, пролепетала Варя. Она бросила на гадалкин стол несколько смятых бумажек, вырученных в ломбарде от продажи серег и браслета, презентованных ей бабушкой на именины, и поспешила выйти на улицу.
В городе уже стемнело. Из пепельного неба мягко беззвучно сыпались огромные хлопья снега. Варя вдохнула свежий зимний воздух. Дальше по улице из булочной пахло выпечкой и марципаном, от проезжающий мимо повозок несло овчиной и мокрым деревом. Свешниковой казалось, что все, через что ей пришлось сейчас пройти – гадалка, полет души, обморок, все это было лишь сном. Странным и в чем даже приятным, но сном. И ведь действительно клонило в дрему. Дойдя наконец до дома, Варя, не раздеваясь рухнула на кровать и крепко заснула.
Январское воскресное утро выдалось солнечным и морозным. Искрились сугробы, под ногами свежо хрустели дорожки, ребятишки катались с горы на салазках, в пушистых ветвях деревьев резвились снегири и синицы. Варвара проснулась в прекрасном настроении, будто сон, которым она так долго спала, излечил ее от всех душевных недугов. Страшно хотелось есть и, Свешникова, умывшись тут же поспешила в столовую. Оказалось, что все уже позавтракали и Вареньке пришлось в одиночестве уписывать сдобу в прикуску с крепким черным чаем со сливками. Отличавшаяся в обычное время слабым аппетитом, сегодня Варвара, не стесняясь съела пять булок, усердно сдобрив выпечку сливочным маслом и абрикосовым вареньем.
Она и думать уже не думала о своем вчерашнем визите к мадам Межер. Где-то на задворках ее сознания шастала мысль о свершенном привороте, однако хорошенько поразмыслить об этом Вареньке не удавалось или попросту не хотелось.
Днем она сама не зная зачем бродила по ярмарке радостно рассматривая медовые пряники и сахарных петушков, будто никогда не видала их ранее. Варя чувствовала себя невероятно окрыленной, она дегустировала бочковые огурцы с лотков, грызла прямо на морозе свежий калач и едва не пустилась в пляс вместе с балаганщиками. Целый день Варенька слонялась по улицам восхищаясь всем что видела – ах какие прекрасные сказочно снежные деревья, ах какие замечательные люди с простыми, но добросердечными лицами, ах какие чудные здания и какой великолепный празднично синий над этими зданиями небосвод. Но если бы кто-нибудь внезапно остановил ее и спросил – в чем причина ее столь неистового счастья, Варвара Свешникова не смогла бы толком ответить.
Так миновала почти неделя. Вьюжные дни сменялись солнечными, а городские жители то разъезжали на санях, то сидели по домам за шипящим самоваром. Аккурат перед Крещением Варенька с подружками гимназистками вновь собрались на каток. Настроение ее к тому времени выровнялось – она больше не витала в облаках от беспричинного счастья, но и не кручинилась в тоскливых думах. Будь что будет, решила Варя – полюбит меня Родион так и славно, а нет – значит, тому и быть. Она все еще гнала от себя мысли о привороте, отчего то ей теперь стало жутко стыдно за свой поступок. Как хорошо, – размышляла Свешникова, – что никому не известно, что я наведывалась к этой даме.
На катке было не протолкнуться. Разодетые по последней моде барышни, юные гимназисты, статные матроны в соболиных мехах, импозантные хлыщи с набриолиненными усиками – все бодро скользили по льду, задеваясь иногда локтями. Был здесь и Родион Ростовцев в компании давних приятелей. В этот раз Варенька даже не пыталась приблизиться к юнкеру. Однако едва она проехала круг Ростовцев сам нарисовался подле девиц. Прямо как в прошлый раз Родион поддерживал девушку под локоть во время катания, но только теперь на месте Оли Астафьевой была сама Варя. Можно ли описать то невероятно счастье, что испытывала она в эти мгновения. Локоть, ее собственный локоть казался ей святым местом ведь именно к нему, пусть и через пальто прикасался ее возлюбленный. А взгляд, этот взгляд. Сколько томления и страсти было в этих синих глазах. Варенька таяла. Она напрочь забыла, что столь явная симпатия Ростовцева в ее сторону может быть вызвана магическим воздействием. Варе казалось, что Родион просто наконец-то заметил, как она хороша и как славно они подходят друг другу.
После катка пошли гулять в заснеженный парк. Почти стемнело и пушистые ветки искрились в свете зажжённых фонарей, отчего становилось тепло и уютно, хоть мороз и щипал щеки. Впрочем, тепло на душе у Вари было не только из-за фонарей. Родион сперва запоем рассказывал ей забавные случаи из детства и юношества, но, когда они подошли к раскидистой ели, Ростовцев дернул огромную еловую лапу. Сотни искрящихся снежинок посыпались Варе на лицо и даже за шиворот, но это вовсе ее не расстраивало. Напротив – она заливисто смеялась этой мальчишеской выходке своего друга. Родион сперва тоже хохотал, но внезапно лицо его стало серьезным и внимательным. Он приблизился к Варваре и внезапно губы его впились жарким поцелуем в ее уста. От волнения и сладостности момента Варя едва не лишилась чувств. Все, о чем она мечтала, еще тогда сидя на качелях, после похорон брата, все это воплощается теперь в жизнь. Если бы от счастья и впрямь можно было бы умереть, Свешникова скончалась бы прямо сейчас возле этой огромной заснеженной ели. Они еще долго бродили по аллеям и щебетали как весенние пташки, а прощаясь, пообещали друг другу встретиться вновь как можно скорее.
В ночь после этой долгожданной прогулки Варя никак не могла уснуть. Она мечтала и мечтала, представляя пышную свадьбу, сотни гостей, батюшкино благословение и слезы маменьки, праздничное венчание и роскошный бал в честь молодых. Мысленно Варвара выбрала и портниху, у которой сошьет подвенечное платье, и блюда, которыми уставят столы и имена детей – сладких ангелочков, которые непременно родятся у них с Ростовцевым. Варвара Ильинична Ростовцева – до чего хорошо звучит!
Лишь под утро Свешниковой удалось задремать и отчего то сны ее не были так же радостны как явь. Варе виделось то, как она падает в глубокий колодец, не имевший дна, то будто стоят они с Родионом счастливые перед зеркалом, да только в отражении вовсе не они, а покойники какие-то жуткие тянут к ни руки. В холодном поту проснулась Варвара, и долго еще лежала с открытыми глазами размышляя от чего же такие дурные сны. Мысли, страшные мысли о расплате за приворот начали медленно проникать ей в голову. Но Варя гнала их. Она так не хотела омрачать свое счастье.
До самой Масленицы Варя и Родион виделись едва ли не каждый день. Ходили в синематограф и музеи, бродили по воскресеньям на ярмарках, согреваясь горячим сбитнем, катались на санях за городом. Ростовцев начал, не таясь, захаживать к Свешниковым, что было воспринятом всем семейством как виды на женитьбу. Родителям Варвары молодой юнкер пришелся весьма по душе, а потому они совершенно не препятствовали общению двух любящих сердец. А что сердца эти непременно любящие было и глупцу понятно. стоило лишь взглянуть как ворковали они друг с другом. И наконец прямо на масленичной неделе Ростовцев явился в дом к Свешниковым просить руки Варвары. Молодых благословили иконами и условились к Троице сыграть свадьбу. И не было на целом свете человека счастливее чем Варенька.
Одно только печалило ее. Сны. Каждую ночь виделось ей страшное. Однажды снилось будто сидят они втроем в гостиной Свешниковых – Варя, Родион и покойный двоюродный брат Дмитрий, пьют чай да ведут светские разговоры. За окном снег вьюжит, в камине дрова потрескивают. И вроде все чинно и ладно. Но тут Варвара возьми и спроси:
– А как же ты, братец тут сидишь? Ведь мы же тебя похоронили.
А тот отвечает с любезной улыбкой:
– Да ты же, сестрица и сама давно умерла. И Родион скончался. Вот и сидим мы тут, покойнички, чай пьем.
И Варя будто бы и впрямь ощутила себя мертвой. Посмотрела она на свои руки – а они бледные и мороз по всему телу. Вот уже и смертью запахло – смрадом покойницким да ладаном, как на отпевании. А братец смеется и приговаривает:
– Мертвее мертвого. Мертвее мертвого.
От таких снов Варе делалось дурно и страшно. Уж не предзнаменование ли это чего дурного? И ведь поделиться не с кем. Кому расскажешь про приворот этот злосчастный. А в том, что кошмары мучают ее из-за обращения к ведьме, Варвара была уверена. Свешникова хотела было пойти в храм, да и исповедаться батюшке, но при одной мысли об этом голова ее кружилась, а ноги становились ватным. Как и венчаться то теперь, – думала Варя, – коль до церкви дойти не могу.
В прощеное воскресенье Родион отчего то так и не посетил Свешникову хоть уговорено было что он явится, и Варя целый день его прождала. А на завтра ближе вечеру принесли записку с посыльным. В ней приятель Ростовцева Малышев сообщал, что Родион болен и помещен в госпиталь. Едва только Варя прочла эти жуткие строки, тут же сердце ее упало. -Умрет, – беззвучно прошептала она, – непременно умрет. Такова расплата за те недолгие часы счастья, что выпали на нашу долю. А дьявол то своего не упустит. И горько зарыдала. Она порывалась прямо сейчас бежать в больницу и сидеть у кровати любимого и только общими усилиями и увещеваниями что в столь поздний час ее не пустят в госпиталь, родным удалось уговорить девушку остаться дома.
Однако едва только наступил день, Варвара помчалась к Ростовцеву.
В госпитале было серо и неуютно. На койках стонали, замотанные в простыни больные, пахло спиртом и чем-то дрянным. Родион лежал на спине и тяжело дышал, каждый выдох его сопровождался хрипом. Лицо Ростовцева было покрыто испариной. Варя нежно прикоснулась к его лбу. Горячий.
– Родя, Родичка! – Он даже не открыл глаз. – Неужели нельзя хоть что-нибудь сделать? – крикнула Варвара проходящему мимо доктору, – Ему же плохо!
Врач остановился и с удивлением взглянул на Свешникову поверх очков, а после внимательно осмотрел Ростовцева.
– Воспаление легких. Весьма запущено. – со вздохом произнес доктор, – Это ваш брат?
– Жених. На Троицу свадьба … – Варя не смогла договорить, так как рыдания рвались из ее груди.
Доктор бросил на девушку полный сочувствия и отеческой нежности взгляд и попросил сестер милосердия принести ей успокоительных капель. Но разве могли капли унять ее горе?
Всю неделю до пятницы Варвара бегала в госпиталь и сидела у кровати больного, который почти и не приходил в себя. В душе ее слабым огоньком теплилась надежда, что Родион выздоровеет, что силы вернутся в его молодое тело, жар спадет и он снова улыбнется ей свой нежной и вместе с тем слегка надменной улыбкой. Но увы, чуда не происходило. Ростовцев то неподвижно лежал, тяжело дыша, то метался по кровати в бреду и бормотал несуразицу.
В пятницу, когда за окном уже сгущались сумерки, а обессиленная Варя задремала на стуле подле кровати, Родион внезапно очнулся и заговорил ясно.
– Что же ты… – начал он, обращаясь к Свешниковой, и Варя была уверена, что он сетует на ее присутствие в больнице. Мол дескать и не стоило так беспокоиться.
– Ах, Родичка! Ты очнулся! – Она нежно погладила его ладонью по горячей щеке. – Я здесь, рядом.
– Что же ты наделала, Варя? – спросил Ростовцев слабым голосом и во взгляде его было столько осуждения и укора, что Свешникова едва ли не отпрянула. Она поняла, что невесть откуда, но Родион знает, что его тяжкая болезнь – расплата за ее сделку с темными силами. Он знает все и ненавидит ее. Он погибает из-за ее глупости и душа его никогда не простит Варвару.
