Виктор Титов
Байки из сновидений
Зигзаги бытия.
Шли века, летели годы, птицы Ворлока контролировали небо, а протоирейские псы бороздили землю. Последняя межзвёздная центрифуга схлопнулась и чёрная дыра втянула напоследок всю поверхностную цивилизацию. Даже плодородного слоя не осталось. Повезло тем, кто схоронился в горах, кратерах и прочих земных трещинах. Океанской воды засосало немало, крупнейшие реки превратились в ручьи, а флора оскудела почти до нуля. Людей осталось ещё меньше.
В ответ из невиданных вселенных дыра выплюнула невиданных существ. Все, как назло, сильные и агрессивные. Клыки, броня, жвала, нервнопаралитические выхлопы и прочая опасная ерунда. Ещё вылезло нечто необъяснимое и неописуемое. О нём позже.
Итак, шёл непонятный год непонятного тысячелетия. Я сидел в пещере и жарил одну из последних мышей на планете. Мыши хорошие существа. Для жизни многого не требуют, размножаются плодовито. Не опасны в добыче. Все жидкости аккуратно разливались по баночкам, и ни единой внутренности не выбрасывалось. Были ещё мелкие птицы, ящерицы и некоторые змеи. Удачей было найти бывшее глубокое озеро, превратившееся в лужу, или ручеёк, оставшийся после полноводной мировой водной артерии. Немногочисленные стайки рыб, в основном мальков, нещадно изымались и уничтожались. Какие уж тут зелёные с их мнимым природолюбием. Истинный естественный отбор.
Людей я почти не встречал. Редкие пересечения с представителями высшего разума проходили напряжённо и агрессивно. Да и что обсуждать, когда мучают жажда и голод, а усталость сбивает с ног. Чистоту дождевых испражнений или марку тряпья, добытого в помойках бытия. Я старался избегать встреч, и всегда прятался, если была такая возможность. Конечно, создавались некие подобия коммун и деревень, были там зачатки законов и власти, банды, полицейские и остальные прелести великой цивилизации. Даже детей умудрялись рожать. До чего силён был природный инстинкт. Но всё это ко мне относилось слабо. Пещера, мыши, какая-никакая вода, защита от лап и когтей хищников.
Про нечто неописуемое и странное. Периодически встречались полулюди, полузвери. Они побывали по ту сторону дыры и каким-то образом вернулись. Человеческого в них было мало, передвигались на четырёх конечностях, дёргались от любого шороха, будто мыши, но зазевавшихся грызунов, детей и стариков убивали моментально. И съедали. Их тоже встречал нечасто, лёгкая добыча для стервятников и псов, аналогов матёрых медведей.
Обосновался я в невысокой горной гряде умеренного климата и никого не трогал. Погода особо не менялась, времена года отличались лишь небольшими перепадами температур, да усиленными ветродуями зимой. В более жёстких условиях никто не жил.
Прибилась ко мне одна недочеловеческая натура. Девочка, лет шестнадцати. Худая, как веточка, белая, как призрак. Вся грязная, в рваных лохмотьях. Как не попала к псам и стервятникам, ума не приложу. Жалко стало её, облизывалась, глядя на жаренных мышей и ящериц. Вечерами, сидя у костра, видел две голодные точки в полумраке. Однажды не выдержал и отнёс ей часть пайка. Как нерадивая запуганная собачонка, она недоверчиво отнеслась к подарку, но на утро еды не было. Подкармливал с месяц, приближая паёк к костру. Спустя некоторое время она и вовсе сидела у огня. Грелась. Так мы и жили, молча разделяя повседневные тяготы.
Через полгода отмыл её, причесал, насколько возможно, поставил на ноги. Ходила неуклюже, как трёхлетний ребёнок. Разума было ненамного больше. Но однажды молчание прервалось, и на мои монологи она что-то промямлила. Как попугай. Удивление сразило с ног. Я говорил простые слова, она что-то бормотала в ответ. Прошло немало времени, и ребёнок мой заговорил. Не было родителя, счастливее меня. Каждый понимает, что ребёнок должен, в конце концов, освоить речь, но у меня такой уверенности не было. Мало-помалу, слова складывались в предложения, предложения перетекали в речь. И вот мы уже общались на ломанном языке.
До катастрофы я был инженером. Хобби – охота, рыбалка, оружие. Когда отправлялся на обход территории, девочка оставалась одна и занималась, чем хотела. А что делать, на цепь не посадишь, а возиться времени не было. Еда сама на вертел не прыгала. От нападения псов вырыл ров вокруг пещеры, накидал на дно острых камней, застелил ветками, найденными в горах, и засыпал землёй. Вес мой ловушка выдерживала, а под псами лихо проваливалась. С десяток трупов уже покоилось на дне. Так же соорудил копья, луки, стрелы, и даже небольшую катапульту. Подтащил камней поострее, да побольше. На крайний случай выдолбил грот на ту сторону горы. Благо, недалеко была разветвлённая пещерная цепь. Со временем, я научил девочку охоте, защите, готовке. Однажды, даже атаковали псов в горах, устроив камнепад. С течением времени, она стала подолгу отлучаться. Я старался не придавать значения, поскольку в мире краха привязываться к кому-то было опасно. Хотя волновался. На вопросы, что было в чёрной дыре, она ничего внятного не отвечала, потому как не помнила. Всё равно, что спрашивать у ребёнка, что с ним происходило в утробе матери. А предостерегать от самостоятельных решений… Кто я такой, по большому счёту. Так, временный попутчик.
Как-то отправился на реку. Ближайшие ручьи были вычерпаны, и поход оказался на несколько дней. Девочка предпочла остаться у костра. Так и мне было спокойнее, ловушки она знает, отходные пути тоже. С катапультой, луком, и копьями обращаться научил. Шёл я, никого не трогал, вдоль водной гряды, высматривая в омутах рыбу и прочую живность, как вдруг увидел небольшую деревушку, разрушенную недавним набегом.
– Два с половиной человека на всю землю осталось, и то общего языка найти не могут, – выругался я тихо, подходя к пылающим строениям.
Во всём селении нашёл полуобгоревший труп, который вопреки законам логики, дышал.
– Это были нелюди, – прохрипел он, испуская дух.
– Зверьё на такое не способно, – подумал я и отправился назад. Волнение и тревога захватили тело и душу.
Вернулся глубокой ночью. Огонь мерно отбивал танцевальный ритм на стенах, девочка сидела лицом к выходу и обрадовалась, увидев меня.
– Я хочу тебя познакомить? – сказала она, обнимая меня за талию.
– С кем?
– С ними.
Палец вытянутой руки указал в темноту. Перед взором возникли сотни пар глаз, принадлежащих полулюдям.
– Ты научил меня защищаться и охотиться, я научила их, – сказал она тихо, затем обратилась к толпе, – склоните головы. Это наш отец и наставник. Теперь мы всех победим.
Сотни горящих точек встали на колени и склонили головы. Я стоял в недоумении с мешком рыбы наперевес.
Животный инстинкт.
Чем плоха пуля? Идеально выточенный конус без единого намёка на брак. Отблеск искры на солнце, знаменующий последнюю вспышку живой души. Формула пороха – триумф мысли, приводящий к катарсису пытливые умы. Заключённая в капсуле смерти и поднимающая человека на уровень ещё не бога, но уже дьявола, пуля – начало сражений и конец войн, опрокидывает песочные часы обратного отсчёта жизни жертвы. Не достигнув цели, снаряд как феникс перерождается на конвейере и охотится до победы. Без страха, упрёка и жалости.
Чем плоха охота? Один на один со зверем, прогресс против природы, доминант против рецесива, хищник против добычи. Хлыст делает пастуха королём стада, а пуля… Пуля наносит роковой удар. Пусть не сегодня и не завтра, пусть через поколение, а то и два. Душа становится узником свинцовой капсулы и смешивается с порохом. Таков исход.
Но сегодняшний охотник измельчал. Пользуясь услугами собак, загонщиков и поводырей, он примеряет роль палача. Минимизирует риск и превращает охоту в казнь. Невелика заслуга отрубить курице голову или возить нож в сердце свиньи. Слишком мелко для пули.
Сегодня охотятся все, кому не лень. Женщины, дети, инвалиды. Даже старики, чей репродуктивный период давно канул в лету, а единственными осмысленными действиями остались кормёжка и сон, не преминут воспользоваться случаем забрать душу. Побыть в роли дьявола. Прибегнуть к силе пули.
Вот и жена моя, худощавая бледнолицая красавица пятидесяти лет, не осталась в стороне. Её седые соломенные волосы досрочно капитулировали в битве за жизнь и сыпались, будто сеновальная мякина. На полупрозрачных руках выступили серые вены, похожие на высохших червей. Вставные зубы неестественно выпирали из перекачанных губ, а впалые чёрные глазницы почти не видели. Красотка моя неписанная. Тлеющий пепел семейного очага.
Мы многого добились в жизни и были председателями крупных фирм. Однако алтарь победы забрал детский смех и семейное счастье в обывательском понимании. Тогда отрадой становится охота, а верным соратником пуля. Умиротворение убийства подобно очищению покаяния. Неведомая доселе наполненность чакр жизненной силой и удовлетворением. Состояние, которое нужно повторить.
Наверняка победа с ножом один на один, без лишней помощи, с сильным зверем, принесла бы куда больше удовлетворения, но ставки несоизмеримо выше. Сегодня никто не хочет умирать. Лучше заплатить. Тем более, если денег в избытке.
Стреляли медведя. Была поздняя осень, растаял первый снег. Зябко и уныло. На ногах грязевые лапти, покрытые высохшей листвой. Настоящие охотники преследуют добычу по рекам и болотам сутками напролёт, подобно костлявой с косой наперевес, в подчинении у них парочка-другая демонических лаек, от которых не спрятаться, не скрыться ни под землёй, ни на небе. Участь косолапого решена, если только тот не включит голову и не начнёт думать, как человек. А он не начнёт, эволюционная ступень не позволяет. Либо мозги, либо когти и зубы.
Для нас же, старых и ленивых, действо было простое. Заманивали зверя в специальных контейнер либо крепко сваренную клетку, хорошенько обрабатывали, чтобы норов поубавить, да и выпускали в лесу, под пристальным вниманием нескольких дул. С двух выстрелов не уложил заказчик зверя, извините, изрешетят как мишень на стрельбище. И фото нормального не получится. Бывало, конечно, что зверь скрывался в лесу, весь израненный и полуживой, но собаки быстро вычисляли беглеца. Шансов, как говорится, не было.
В назначенный день стоял крепкий мороз. Снег искрился на холодном солнце вспышками сверхновых звёзд, в стеклянном воздухе трещали ветки. Пули заняли позиции в дуле, собаки скулили в преддверии действа, жена, укутанная в тонкий полушубок поверх утеплённого спортивного костюма, вязаную шапку, оленьи унты и кожаные перчатки, держала ружьё.
Немигающий взгляд. Стальной палец на курке. Ровное дыхание оперного певца. Как бы я хотел, чтобы всё это относилось к моей красавице, но нет. Дуло бегало из стороны в сторону, будто взгляд наркомана под ломкой, руки тряслись как у неопохмелившегося запойника, и вообще, душа рвалась из рассыпающегося тела, словно муха из паутины.
– Какая у вас бойкая жёнушка, – смеясь, пробормотал забойщик, – кабы сама от отдачи не усопла.
– Ещё и тебя уложу, – прошипела она сквозь зубы и сверкнула вставным клыком.
– Слуха ей не занимать, – сконфузился работяга, натягивая шапку на уши.
Вокруг было с десяток голов, не считая нас. Забойщики, работники базы, водители и даже две девушки. Судмедэксперт и адвокат. Кого только не занесёт на необычные зрелища. Зверя привезли на прицепе в ржавом контейнере, металл у стенок которого, однако, был не меньше сантиметра. «Тёщиной рукой» контейнер определили на ровную, вычищенную от мусора и снега площадку. Бойкий невысокий молодой паренёк ловко покорил крышу ловушки, готовясь при первой же возможности открыть засовы.
Жёнушка вскинула ружьё, страховать её приготовились четверо бравых стрелков.
– Мини-войско с бравым полководцем, – приложил я ладонь ко лбу, – выстрелить за неё не забудьте.
Створки открылись и медведь выбежал. Облезлый, поцарапанный и забитый он не выказывал никакой агрессии. Только испуг читался в крошечных глазах и резких подёргиваний носом. Он чуял смерть. Он видел смерть. Загнанная сущность без цели существования боялась смерти и скулила.
– Может, не стоит.. – начал я, но гулкий выстрел заглушил жалкий лепет.
Медведь упал. Вернее, медведица. Она тяжело дышала, неестественно подёргивая носом. С левой лапы капала кровь. Бурый мех слипся, алые пятна смешались со снегом и грязью. Медведица умирала, варвары ликовали. Я подошёл и присел. Она смотрела потухшим взглядом, а нос застыл в последнем прижизненном вздохе.
Умиротворение убийства. Животный инстинкт превосходства. Желание, которое нужно повторить и усилить. Зверь уже не жертва, а развлечение. Раздался выстрел. Огненная боль вонзаемого раскалённого кинжала прошила нутро. Упал на колени. Перед глазами нос медведицы, за спиной смех толпы. Я действительно умираю или это ночной кошмар. За что, почему? Пролетает мысль, что не зря позвали судмедэксперта и адвоката. Жёнушка моя любимая, рухлядь средневековая, недолго осталось до нашей встречи. Буду ждать. Закрываю глаза. Так или иначе, теперь я знаю боль жертвы.
