Виктор Михайлович Брусницин
На ты с Америкой, или Только секс, ничего личного
Итак, утро. Вскрываю тяжелый глаз и вижу очертания. Жилое помещение – так трудоемко поступил я догадываться. Но что и где – ни зги. Создал тогда некоторое напряжение мышц и назначил воспоминания. Ну, вроде, употребляли, ну, поди, колобродили и… пусто. Пошел вращать головой и ошибся. Потому как набрел взор на лежащую рядом горизонтальную фигуру. Здесь я совсем в уныние пришел, потому как – загадка. А самый ужас, что прикрыты мы с фигурой обоюдным одеялом.
Дальше полный кошмар. Сунулся я взирать под покрывало, а фигура… голая. Да ладно бы она, но и я солидарно. Окончательная ватрушка.
Так, говорю себе, спокойно, не все потеряно. Папа войну прошагал и живым остался. Пр-рорвемся.
Очень громадным усилием последнего мозга я решился мыслить. Во-первых, по выросшим на голове соседствующей фигуры волосам и иным противоречиям я понял, что там женщина. Непосредственная предельно – это непременно о чем-то говорит. Стоп, я же в Соединенной со штатами Америке. Теплее. Америка, голая женщина, я между ними – э-э… Словом, сплошное ага.
Здесь на меня обрушились частичные воспоминания. Вечеринка, дурацкий муравей, спирт-честняк, пляски… Напрягся, лежу не дыша и соображаю. Мельтешит какая-то женская особь, беседа. Собственно, особь не одна и беседа в количествах. Все это перемешано в лихой кутерьме… Но черт со мной дружи, дальше голимая муть – невразумительные образы, телодвижения. Похоже, договорился да додурачился я вчера до того (да еще спиртом спровоцировал всеобщее помутнение), что какая-либо тетя решила испробовать воочию мой рассказ про муравья. А вот какие детали я ей разъяснял – неведомо.
Здесь прикинул я, и набросилась грусть. Ну какой из меня удалец – обыкновенный научный сотрудник, работник бюджетной сферы (уже это говорит за себя). Жену-то после пятнадцати супружеских лет только по воскресеньям посещаю. А тут еще алкогольное вмешательство. В общем, крах.
Как должна поступить в данной оказии законопослушная личность? Разумеется, смыться, – удирать без оглядки из помещения, из окрестности, из страны. Потому что крах. Неизбежный и постыдный.
Я и совершаю очень опытно. Перевалился тихонечко на пол (благо не наш продукт, не скрипит), различил какую-другую одежду и… на цыпочках. А дальше – стремглав. Выбрался на улицу, оглядел дом откуда вышел – общага, в которой Вовка живет. Но комната, где был только что, явно не его. Хотел было вернуться и найти жилище племянника, да вспомнил, что он вчера еще предупреждал – с утра по делам уедет. Как на меня сожитель его, Фрэнк, посмотрит, невдомек. Вот и надумал я пошарашиться где-либо до вечера, пока племяш не приедет, а уж там идти сдаваться. Главная-то мысль, разумеется, не лицезреть всеобщих знакомых, которые, естественно, станут рассматривать меня посмешищем.
Сижу, выходит, в закутке в полном упадке и лелею возвращения до Отчизны, да к суженой в подмышку. Ан дулю, не те ребята, слышу восклицания знакомого образца и созерцаю Фрэнка:
– Вит, наконец-то я тебя нашел. Ты неверно запропастился, поскольку общество соскучилось и разговаривает о твоей персоне… А теперь мы на автомобиле с мотором поедем доводить очередные достопримечательности до зрения.
Вспомнил я, понятно, черта и всех его сородичей и приуныл. Началось, кумекаю, нашли дурака. Вдоволь нашего брата, русского, за глаза ни в цент не держат, а здесь наличность. Бессердечные, укоряю безмолвно, бестактичные: на интимных особенностях решили торжество справлять. Да и аллах с вами, прикинул в конце концов – клоун так клоун, нам, русскому обывателю, не привыкать.
– Я сильно неминуемо готов, – отвечаю отъявленно.
Пришли мы, стало, в общагу и принялись совершать какие-другие сборы. Слышу, стрекочет дверь. Открыл я беззаветно, стоит Джеф, тот, что спирт вчера принес, у которого цветет во рту ехидная улыбка. Да если бы, а то прикасаясь сутью к близлежащему пространству совмещается дама со знакомым лицом. Ударился я в воспоминания и отомстили те именем – Джени, это она начала разговоры про водку. Да если бы лишь это! Вгляделся повнимательней и чуть с ног не рухнул – именно она обнаружилась поутру в совместной постели.
– Ты готов? – радуется в предвкушении развлечения Джеф.
– Во фрунте, – обещаю порадовать и пропускаю в жилье.
Здесь, окинув просторы, вступает в слова женщина:
– Ты мило устроился, душка.
«Началось», – мечтаю. К стыду я, как вы знаете, был готов, а все едино покрылся кровью. И дальше она, соблюдая бестактность, всякие слова уроняет. Да нет бы, а то и локотком невзначай подденет, либо совсем какой неприличной частью фигуры прикоснется.
В машине окончательное недоразумение:
– Ах, Вит, – щебетнула она томно, – ты был вчера бесподобен. Очень нас всех завел… – И, прошу внимания, притесняется к моему плечу и очень жиденько и интимно направляет свой голос мне прямо в ухо: – Хочу увидеть это еще раз. – И уже совсем жеманно: – Ты вчера обеща-ал.
Словом, до такого разрушения я впал, что плывут перед глазами разнообразные пейзажи. Именно чтоб отдалить изрядность действия, опущусь в изложение природы.
Пейзаж американский известен: куст либо дерево мелкое, асфальт да небо, и все это перед глазом мельтешит, поскольку авто шуршит – никакой услады, домой хочется. Привозят меня по этой причине в некую частную местность, что очутилась на берегу извилистого озера, покрытого многими островками и скалистыми наростами. Что характерно, стоит в местности замысловатая избушка аккуратного облика. Вокруг никакой девственности, сора и – полное уныние.
Стало быть, озерцо. Вода, состоящая из Н2О. Местами на вид гладкая, а где рябью дернутая от ерзающего ветерка. Ветерок пропекся прохладой озера и, бегая по разным местам, ублажает погоду. Не зной стоит, значится, хоть солнце рьяное, а так себе – душевная благодать. Бережок подвержен наклонностям и иным рельефам, впрочем, вполне пологого свойства. Поросли высокого характера не шибко, но присутствует. Главным образом кустарник. Имеются и деревья, хоть одинокие и ростом не удалые, но кронами обеспеченные. В названиях я не мастак и поэтому тени от них довольно. Еще дополню, покрыта местность напрочь травой.
Здесь умещу замечание. Очень частные владельцы – американцы, и Америку свою раздербанили на собственность до последней пяди. Все они своим стяжательством гордятся и уведомляют о собственничестве разными грозными табличками. Табличек им, видать, мало и тогда они за принадлежностью ведут регулярное наблюдение. Отсюда трава совершенно не буйная, а вся, бедолага, будто резаная. Постройки и предметы, начиная от пристани с разукрашенными разными колерами лодками, заканчивая последним унитазом, имеют вид, будто на витрине и причиняют русскому глазу скорбь. Все это сдобрено аккуратным и добросердечным солнцем. Словом, последняя дрянь.
Подле избушки, глядь, уж несколько порожних автомобилей сосредоточились. Составили мы им сообщество, а при выходе наружу сообщает Джеф, что компания уже в сборе и ждет. Пустой и безмолвный следую я за предшественником, который, миновав дом, передвигается в сторону озера. А вскоре открылся вид количества людей, расположенных и снующих в ложбинке, имеющей близость к воде и пирсу. Картина представляет собой пикник, отсюда купальники и даже детвора.
Стало быть, только я покинул авто и вошел в поле зрения, принялись граждане делать каверзные улыбки и слова.
– Как ты поживаешь? – к примеру, цедит беззаботным тоном первая попавшаяся особь знакомого облика.
Знаешь ведь, сволочь, прекрасно, думаю про себя, а зубы мне тут корчишь, и соответственно выражаю прошедшую мысль:
– Столь внятно, что намерен продолжить.
Еще, знаете ли, разные слова отпускает народ и все это с улыбочками ехидными.
А тут, возьмите, всякие аттракционы затеялись, и улыбочками народ от меня отвык. Дальше прочие прелести обнаружились, скажем, на водянистом мотоцикле я погонять удостоился. Пару часов весьма сносной жизнью посуществовал. Только рано зажил. К примеру, раздается фраза:
– Вит, – сообщает напрямик некая мадам, – мы все в курсе и ждем.
– Как сказал бы Шекспир, – начинаю я дурковать, – ожидание выгодно. Даже и силой разочарования.
Еще всякие поведения, разговоры, белиберда разная, и снова один из посетителей бросает нагло:
– Мы ждем.
– Мне это знакомо, – отвечаю я в полном перепуге и недоумении, – я от себя с детства чего-нибудь жду.
Думаю, чего они могут ждать? Чтоб я напился? – ищу, таким образом, исподтишка зрения спирт, поскольку на шута я согласный-с. Однако таковой непременно отсутствует, а прикасается народ маленькими глотками к пиву. Чтоб как-то усвоить обязанность, вхожу в гущу человек и пытаюсь вступить в разговор. Разговор притом идет самый мелкий. К уместному образцу.
– Вы слышали новость, Вит? Наши и ваши парни обстряпывают в космосе совместное дельце. Я бы зашвырнул туда на пару деньков и президентов. Пусть посмотрят, какая Земля маленькая и как тесно мы живем.
– И вообще, – добавляю я, – там слова, а стало быть, амбиции теряют вес.
– Ах, не упоминайте слово вес, – хватает дородная тетка, – я опять где-то подцепила четыре лишних фунта. Что ни говорите, в России есть прелесть, ей не грозят избыточные килограммы.
– Дорогая, – возмущается ее муж, – а кто полчаса назад подцепил самый сочный стейк?
– Пит, – шипит тетка, – это, в конце концов, бестактно. Я работаю как лошадь. Могу расслабиться в уикенде?
– Нет, действительно, – подхватывает спиртовый Джеф, – Америка помешана на калориях и витаминах. Это не что иное, как еда.
– А что вы хотите (это Пит), работа съедает. Мы вгоняем эмоции в бутылку. Разучиваемся получать радости. Все в меру, по графику. Еда становится одним из немногих удовольствий.
– Я и говорю, – мстительно мечет взгляд на мужа тетя, – даже секс по графику.
– Вит, – деликатно уводит Джеф, – я слышал, что в России есть люди – кажется, где-то на Кавказе – которые славятся долголетием. Притом они совершенно себя не умеряют: вдоволь пьют, едят, курят – к тому же имеют несколько жен.
– Есть такое, – поясняю я. – Впрочем, жена одна. Собственно, они и живут долго оттого, что женщины у них мало говорят. – Тут же, разумеется, улыбаюсь тете. – Это, конечно, шутка. На самом деле считается, что причина в горном воздухе.
– Воздух здесь не при чем, – горячо и обиженно вякает Пит, – очень доказано, что все зависит от нервов. Чтоб жить с американской женой, нужно иметь запасной комплект нервов. И о каком сексе может идти речь, когда мы живем в пуританской стране, где супружеские обязанности закреплены беспощадными брачными контрактами. Джеф абсолютно прав (Пит жестоко шмякает на тарелку кусок мяса), еда – последнее удовольствие.
– Насчет секса, – соблюдает тактику Джеф, – говорят, в России – сексуальная революция.
