bannerbannerbanner
полная версияАля-улю или Странствия примерного крановщика

Виктор Михайлович Брусницин
Аля-улю или Странствия примерного крановщика

Полная версия

Вот тогда сижу и взираю в окружность. Выходит из нее относительно женского пола девица, пододвигается ко мне и задает конкретный вопрос:

– Чего желаете?

Я ей объясняю, что моя жена Тамара любит черешню и поэтому, конечно, получит. Но Петя Васин, выпив мою бутылку, ведет себя противно демократическим принципам. И от такого жизненного разнообразия очень хочется акклиматизации.

Смотрит на меня девица пристально и спрашивает прямолинейно:

– Ты кто?

– Крановщик, – отвечаю я утонченно.

Уходит она немедленно и приносит на обратном пути стакан жидкого вина. От такой объективности я и припал к нектару. А как одолел дозу, так и задумался. И первая мысль – отблагодарить обходительную. Она как раз рядом деликатничала. Видать, из общества какого благородного.

– Спасибо, – говорю я задушевно.

Таких слов ей, поди, никто не говорил и с непривычки девица возьми да вырони что в руках было. Тут же принялась голову свою щупать и нервные слова говорить на благородном общественном языке.

– Ты, – говорю, – не тушуйся. Стаканы разбились – это мелочь. Если что, я и из горла могу.

Тут народ начал осматривать нашу взаимность. Очень, похоже, из нас пара обоюдная выходила. Один даже комментировать принялся – Озеров Николай, понимаешь.

– Стеклянные, – говорит, – стаканы были.

Я посмотрел внимательно – действительно, стеклянные. Здесь еще один умный обнаружился, чем-то на девицу похожий. Тоже, стало быть, из общества. Давай меня Левой обзывать. Лева да Лева. Я, говорю, крановщик. А он мне опять Леву.

Тогда я ему такое предложение делаю: ху-ху, говорю, ни хо-хо?

А за диспутом нашим все больше народу стало подглядывать. Другой мужик хотел, знать, с меня пылинку снять, да так зацепил, что рукав чуть не ободрал. Ну и я его почистил. Здесь музыка всякая заговорила, и народ под нее плясать принялся. Я какое-то антраша затеял и об коленку чью-то головой прикоснулся. Дальше уж и не припомню вечеринку.

А на утро вся загадочность и обнаружилась. Очнулся я и первым делом всю поганость земельного существования осязаю. Так все, знаете, по родному: и башка тебе нудит, и память припорошена, и всякие нерентабельные предчувствия. Взор было открыл, а там контур знакомый Тамаркин. Господи, думаю, сошли меня куда.

– Здравствуй, Тома, – обращаюсь к веществу. – Как в настоящий момент поживаете? Как здоровье, семья, родители?

– А-а, козел! – повествует Тома. – Ожил таки… Чтоб ты сдох, зараза… – ну, и так далее.

Словом, все честь по чести, на утренние ритуалы болгарский климат не действует. Правда, после кратковременной душевности Тамара меня не одолевала. Только после завтрака в ресторане указывает на парня из соседней группы и слова говорит:

– Иди, вон, к своему другу – благодари.

Во мне разные образы зашатались, и пошел я, мечтая их пронумеровать. Тот меня увидел, затеял улыбаться и разговаривать:

– Привет, орел! Ну, ты лихой.

В дальнейшем излагает вот какую историю.

– Зашли мы втроем – два парня еще из нашей группы – вчера вечером в бар и сидим для времяистребления и соблюдения тонуса. Часу в одиннадцатом ты обнаружился. Явно дуговастый. Я тебя сразу углядел – лицо знакомое… Подходишь к официантке, она рядом с нами хозяйничала, давай ее за рукав теребить. Ну, она – что надо? Ты с грустью на нее смотришь и говоришь: «Жену хочу». Та смеется, на кольцо показывает: замужем я. Тут ты совсем затосковал и садит она тебя за свободный столик. И такой у вас разговор.

– Что принести?

– У тебя шуба есть?

– Такое не готовим.

– Я ей шубу купил из китайской собаки.

– Есть курица-гриль, салаты. Вот фрукты.

– Годы ломался, как последнее животное. А она за черешню.

– Заказывать будете?

– А машина стиральная есть?

– Посудомоечная? Конечно – у нас все стерильно.

– Причем здесь посуда? Стиральная машина «Сименс». Страшные деньги. Как примерному ссуду дали на полгода.

– Послушайте, вы пьяный…

– Пьяный? Я не пью, когда не на работе. А вот сейчас выпью.

– Вы будете заказывать или нет?

– Я крановщик, желаю пить.

– Кофе, коньяк, водка, сухое.

– Тащи.

– Закусить.

– Я – крановщик.

Она уходит.

Сидишь ты, мы наблюдаем – очень ты нам понравился. Посидел чуток, давай песню петь. «Ты ж менэ пидманула, ты ж менэ пидвела». Но почему-то на мотив «естэдэй». Музыка как раз не играла и очень у тебя это душевно получается. Народ улыбается.

Дальше – шире. Поднимаешь ты голову, начинаешь смотреть этак мутно по сторонам. Что уж высмотрел, неизвестно, только громогласно и сурово объявляешь:

– А что вы думаете!! Полагаете, если на Тодора Живкова, так сказать, наобструкцали, так и все можно?! Дудки!

Здесь явно впадаешь в раж, что следует из отчаянного выражения лица. Глубоко дышишь, встаешь, взгромождаешься на стул. Гаркаешь надрывно:

– Смотрите на меня, сволочи!!! Над седой рваниной моря горько реет буревестник, весь на молнию похожий! Но я не об этом! Никогда!! Вы слышите? Никогда человек не произойдет от обезьяны… потому что нравственность – вот что определяет его как гому сапиенса… и в чем-то эректуса! Это обезьяны готовы за банан все что угодно показать, а гома – у него своя молния! И буря грянет… даже не беспокойтесь! – Закидываешь голову и поешь: – По нехоженым тропам протопали лошади, лошади!!

Делаешь поклон, изящно соскакиваешь со стула, садишься. Кручинишься.

Приходит официантка, приносит стакан вина. Ты его сейчас же и оприходовал. Вот тут и началось.

Как стакан выпил, очень гордое лицо у тебя сделалось. Поднял стакан и стал на свет его разглядывать. Не знаю, что там увидел, только встаешь. Благородно так, вальяжно. Подходишь к официантке – она тут рядом находилась, а в руках ее поднос со стаканами и чашками. И отчетливо, степенно говоришь:

– Мадам!.. Мы с вами детей вместе крестили?

Она на тебя смотрит ошарашено.

– Мы телят вместе пасли? – продолжаешь ты.

– Чего вы хотите? – лепечет та.

– Нет, я говорю, мы кошкам вместе хвосты крутили?

– Послушайте, о чем вы? – ропщет девица.

– Я компот просил? – говоришь ты грозно. – Я вино заказывал.

– Это сухое вино.

Подышал ты, подышал и объявляешь проникновенно:

– Завтра за расчетом ко мне в кабинет, – грациозно разворачиваешься и идешь к выходу.

Здесь, конечно, все легли.

Но слушай дальше. Официантка сначала сникла, а потом углядела, что ты сматываешься, и за тобой. «Позвольте, мужчина, с вас полторы тысячи левов».

Ты останавливаешься и нравоучительно ей:

– Вы мне не хамите.

Официантка зовет на помощь. К ней подходит болгарин. Она ему объясняет ситуацию. Вот тут мне очень понравилось… Стоишь ты – руки в карманах, ноги на ширине плеч. С интересом смотришь на болгарина. Он тебе:

– Вы обязаны тысячу пятьсот левов.

А ты, с большим достоинством:

– Ну ты, Вася. Почем черешня? – И надменно поворачиваешься к нему спиной.

Дальше пошли неприличности. Тот хватает тебя за руку и пытается развернуть. Ты резко выдергиваешь руку и тебя отбрасывает в сторону. Налетаешь на официантку. Поднос падает. Причиндалы вдребезги.

Подбегают еще двое болгар. Пытаются схватить тебя. Одному ты приложился. Второй легонько толкает тебя, и ты уходишь под стол.

Здесь мы вскочили и начали болгар утихомиривать. За посуду и вино заплатили, ну и тебя из-под стола достали. Ты доказывал кому-то, что очень примерный. Вот, собственно, и все. На место мы тебя доставили и деньги супруга вернула…

Что вы мне ответите на такие достопримечательности? Ведь хоть пожитки собирай. Как тут не заболеть каким-нибудь душевным синдромом? Уж мне и не надо никаких затей, сидел бы в конуре да молчал – кстати, и обварился я от неумеренности – так супруга приказ издала:

– Ты, – говорит, – придурок, от меня дальше взгляда не отходи. Свои деньги я за тебя платить на стану (самоличный-то ресурс от приключения истек).

Вот и ждешь ночи, чтоб приснился какой-нибудь противовес, а то и прораб Степан Егорыч. Так ведь и здесь оказия, которая кроется в насекомом по фамилии комар.

Болгарский комар – животное подлейшее. Если наш комар, прежде чем наладить контакт, сделает вам положительную неприятность звуком, то эта бестия претворяет свои наслаждения молча. И вот результат. Снится вам какой-нибудь развлекательный натюрморт и вдруг в центре оного образуется зуд. Долбанешь, бывало, в очаг дисгармонии и, разумеется, проснешься от телесного негодования. Повернешь глазами в разные места, глянь, а вокруг реальность. Тут на тебя тоска и набросится. И что пакостно, злокознитель таков бывал.

Рейтинг@Mail.ru