И тут я увидел её глаза. Сквозь полумрак на меня смотрели глаза жены. Она вот так же глядела на меня из-за сигаретного дыма, – как сейчас дочка из своего угла.
«Папа, – сказала дочка и голос её дрогнул, сломался, от низкого – к высокому. – Папа, – сказала она, – это ты убил маму?»
Знаете ли вы, господа, что это такое: услыхать от своего дитяти, от своей кровинушки, от своей девочки – такой вот вопрос?
«Папа, – спросила она, – ты убил маму?»
Как отцу отвечать на такой вопрос своей дочери?
Наверное, вот так же сын древнегреческого героя спросил свою мать, перед тем, как убить её: мама, ты убила папу?
Что могла ответить бедная женщина?
Что она не убивала мужа, а была всего лишь организатором преступления?
Что она пошла на этот чудовищный, на взгляд постороннего, шаг – ослепленная страстью, ненавистью?..
А ведь она была обманщицей, изменщицей… и она посчитала себя вправе – убить.
Что же мог ответить я?
Я мог сказать многое.
Но это была моя дочь. Она же – дочь моей жены. Поэтому она имела право на свой суд.
И я готов был принять её вердикт, как когда-то, тысячи лет назад, его смиренно приняла грешная жена древнегреческого царя.
«Папа, – сказала дочка, – ты должен пойти и все рассказать. Потому что все эти люди не виноваты, правда?»
Я молчал.
«Папа, – продолжала дочка, – если ты не пойдёшь в милицию, то я… я…».
Дочка замолчала, словно захлебнулась, но я всё понял. Я повернулся, надел пальто и вышел на улицу.
Часа два я бродил по Москве. Витрины сияли, автомашины шуршали шинами, публика валила во все стороны.
Я поехал в кегельбан. Распорядитель встретил меня как родного, я уселся за столик у своей дорожки и посидел так с четверть часа. Затем позвонил следователю и попросил его приехать. Дескать, есть новые сведения по известному делу.
И я без утайки рассказал следователю все детали.
Раз уж я не смог оградить дочку от всей нашей грязи, – теперь мне было всё равно.
И я рассказал следователю, как я это проделал.
Я сразу понял тогда, – всё нужно делать самому. Никому нельзя довериться. Никому.
В своё время безопасник рассказывал мне, как ищут наёмных убийц, киллеров. Оказывается, для выхода на них и для последующей связи самое простое и эффективное, – Интернет. Это называется: «найти человека, который решает проблемы».
Я дал объявление и через неделю получил ответ. Мне предлагали встретиться. Надо было принести фотографию и задаток.
Надо признаться, я растерялся. Всё получалось слишком быстро. Хорошо помню, меня поразило: как скоро в наше время можно реализовать любое желание, даже самое необычное!..
Я ответил своему корреспонденту, что уезжаю в командировку. Я хотел дотянуть до вторника. Попросту говоря, отложил принятие последнего, окончательного решения до вторника.
Я нашёл повод, чтобы во вторник жена оставалась дома с полудня до вечера. Я подстроил так, что к нам должны были прийти для мелкого ремонта. Но жена упёрлась, отказалась наотрез: любой день, кроме вторника…
Во вторник я проверил, – я всё ещё надеялся на что-то, – и проследил за президентом. В третьем часу президент отъехал на своём «Ауди», и при этом сам сидел за рулём. Спустя четверть часа я позвонил домой – никто не брал трубку. Всё было ясней ясного, но я всё-таки взял такси, отправился на Проспект Мира. Президентский «Ауди» стоял возле подъезда. В тщетной надежде на чудо я прослонялся вокруг полтора часа и едва не обнаружил себя, когда любовники покинули своё гнёздышко…
В этот же вечер я купил в книжном магазине книгу по гримёрному искусству. Несколько дней я изучал книгу, пряча её от жены, и всё же дал промах, жена случайно наткнулась на книжку.
«Ты что же, поменял таки ориентацию?» – спросила она вечером из-за своей дымовой завесы.
Это были первые слова, обращённые ко мне за последний месяц.
Я ничего не ответил, и мне почему-то представилось, как они вдвоём с президентом потешаются надо мной.
На другой день я нанял специалиста по скрытой видеозаписи.
Ключи от квартиры на Проспекте Мира я выкрал у нашего хозяйственника на полчаса, чтобы сделать копию. Мы смонтировали аппаратуру с автоматическим включением в час свидания. В первый раз это не сработало, потому что парочка прибыла позже, но зато через неделю за восемьсот долларов я получил кассету, на которой были запечатлены любовные игры моей жены и нашего президента.
Должен сказать, я очень волновался, когда начинал смотреть эту кассету. Но, странная штука, – тут же успокоился.
Во-первых, оказалось, что смотреть на свою жену с чужим мужиком, – интересно. По-своему, знаете ли, возбуждает.
Во-вторых, меня постигло даже некоторое разочарование. Видите ли, они завершили свой любовный акт довольно быстро. Я специально замерил время: четыре минуты тринадцать секунд. Жена, кстати, стонала в той же манере и тональности, что и в наши лучшие времена.
Меньше пяти минут – это скромно, очень скромно .Я со своими девочками лёгкого поведения добивался гораздо более серьёзных результатов.
На встречу с человеком, решающим проблемы, я пришёл, изменив свою внешность. После изучения книжки по гримёрному делу я понял, что мне самому не справиться, нужен профессионал. Гримёра из академического театра я тоже отыскал через Интернет. Гримёр обошёлся в сущие копейки, а я приобрёл поразительное сходство с президентом нашей фирмы.
В таком обличье я и отправился на встречу с наёмником. Я передал ему аванс, фотографии, а также одежду, в которой должна была совершиться акция – крапчатое пальто и кепку.
«Всё?» – спросил следователь.
Я подумал немного и – кивнул. Мне хотелось рассказать ему ещё об одной детали, но я удержался, она, эта деталь, уже не имела существенного значения после того, как жена была мертва.
«Ну ты и гад», – сказал следователь.
Он оскорблялся-обижался за своего коллегу безопасника: как это я мог подставить хорошего человека, переступить его лицемерную дружбу?
Я посмотрел на него, встал. Взял шар, швырнул его. Промчавшись по оси жёлоба, шар смёл кегли словно карточный домик.
Я теперь знал, что переступить можно всё. Всё – кроме крови.
И вот теперь я сижу в тюрьме, жду суда.
Меня называют убийцей.
Говорят, что я убил собственную жену.
(Ну почему это люди любят говорить – собственная жена? Жена вовсе даже не собственная, а совсем наоборот – чужая. Это теперь мне ясно, как дважды два.)
Итак, я убил свою жену. А моя дочь сказала мне, в свою очередь, что убьёт меня, если я не признаюсь и не понесу, что называется, кары. То есть, она не произносила этих слов, но я всё понял по её глазам.
Теперь вы уже знаете, что убийство матери – сыном – на греховной чаще весов весит куда тяжелее, нежели преступление жены, отправившей на тот свет мужа.
Потому что мать и сын – родные по крови, а муж с женой, по сути, – чужие.
Отец и дочь – тоже кровные родственники. Самые близкие.
Значит, грех дочери, убившей отца, будет равен преступлению сына, поднявшего руку на мать.
Я не мог этого позволить.
Вчера дочка приходила ко мне. Мы посидели четверть часа в комнате для свиданий. Дочка спросила, не обижают ли меня. Я ответил, что жаловаться не на что.