Виктор Иванович Калитвянский
Легенда о кимрском сапожнике
Сцена 8
Тялки волокут вверх по Волге.
Мужики тянут канат по берегу, вместе с ними – Михаил.
Сцена 9
Берег Невы.
Царь и Леонов смотрят с берега на тялки.
ЦАРЬ. Ты, Леонов поспел ой как вовремя… На днях собираемся в гости к шведу… Побережье будем воевать… Десант посадим на твои тялки… Молодец, капитан! (Обнимает Леонова.) Пей!
Царь и Леонов пьют.
ЦАРЬ. Ну что, Петербурх поглядел? Что скажешь?
ЛЕОНОВ. Невиданный город. На Руси таких нет.
ЦАРЬ. Адмиралтейство видал?
ЛЕОНОВ. А гостиный двор – как в Ростове…
ЦАРЬ. Что там Ростов… Будет новый Амстердам… Будет лучше! Будет больше! Нешто мы хуже, Леонов?
ЛЕОНОВ. Не хуже, государь.
ЦАРЬ. Каменное строение – вот что нужно… Берега Невы укрепить. Велел сенату принять меры – чтобы каменщики все сюда, в Петербурх… И весь камень – сюда… Скажешь, глупость? А что делать? Как по-другому?
ЛЕОНОВ. Не знаю, Петр Алексеич.
ЦАРЬ. Вот и я иной раз не знаю, а куда денешься – надо дело делать… Ладно, теперь расскажи мне, капитан, как там людишки живут…
ЛЕОНОВ. Людишки?.. По-разному, государь…
ЦАРЬ. Ты не виляй, говори по совести. Царева должность плоха тем, что правды не добиться. Меньшиков говорит одно, дескать, мин херц, все у нас хорошо, а станет ещё лучше… А послушать князя-кесаря Ромодановского, так все кругом воры и бестолочи…
А ты что думаешь?
ЛЕОНОВ. Я так думаю, государь, что не все у нас хорошо…
ЦАРЬ. То я и сам вижу… Лейбниц мне доказует, что пока народ дик, далеко мы не уйдем… Так ведь пока народ выучишь, триста лет минет… А что прикажешь делать нынче? Другого у нас пути нет, как тащить себя за власы… Понимаешь? (Пауза.) Что про меня говорят? Ругают последними словами?
ЛЕОНОВ. Есть и такие. Но больше молчат… Куда им деться? С одной стороны – государева верфь, а с другой – барин…
ЦАРЬ. Бегут?
ЛЕОНОВ. Бегут. Новых тащим.
ЦАРЬ. Нету другого выхода. Все должны лямку тянуть. И меня жаль по людишкам иной раз точит, а как быть иначе? (Хлопает капитана по плечу.) Ничего, русские бабы еще нарожают… Мы государство на двести лет вперед толкаем, так что господь нам грехи спишет… Спишет аль нет, как думаешь?
ЛЕОНОВ. Не знаю, государь.
ЦАРЬ. Вот и я не знаю… Бывает, цельную ночь ворочаюсь, все думаю. А утром смотрю на Петербурх – и душа радуется…
ЛЕОНОВ. Петр Алексеич, есть тут одно дельце… (Говорит что-то царю на ухо.)
ЦАРЬ. Во как… А ну, покажи его!
ЛЕОНОВ. Эй, Миша!
Появляется Михаил.
ЦАРЬ. Так ты сапожник из Кимры?
МИХАИЛ. Из Кимры, государь.
ЦАРЬ. Поди, и сапоги тачал те самые… Как бишь его… для Устинина?
МИХАИЛ. Тачал, государь.
ЦАРЬ. И деньги за них получал.
МИХАИЛ. Получал, государь.
ЦАРЬ. Выходит, ты заодно с Устининым ответ держишь?
МИХАИЛ (не сразу). Выходит, так.
ЦАРЬ. Может, и твои сапоги-то в грязи раскисали?
МИХАИЛ. Мои не раскисали, государь.
ЦАРЬ. Чем докажешь?
МИХАИЛ (покрестясь). Христом-богом клянусь.
ЦАРЬ. Христом-богом – это хорошо… Ты вот с Кимры до Петербурга добрался – за Устинина просить… Это ты молодец. За это хвалю. И капитан Леонов за тебя слово замолвил… А ты, значит, за Устинина… Выходит, я простить его должен. За то, что он дрянные сапоги в мою армию поставил… Так? Чего молчишь? Ты, я гляжу, парень не дурак, коли добрался за меня… Как бы ты поступил на моем месте?
МИХАИЛ. Я?
ЦАРЬ. Ты. Представь, что ты – царь, а я – Устинин… Устинин за кимрский подряд отвечает, а ты – то есть, царь – за всю русскую землю… И как надобно царю поступать? Спустить Устинину? Спустишь одному, завтра по всей Руси начнут воровать втрое и убытки казне множить… Ну, как бы ты порешал на месте царя?
Пауза.
МИХАИЛ. Спустить нельзя. Наказать нужно.
ЦАРЬ. Ну вот, ты сам ответил…
МИХАИЛ. Наказать нужно. Я б заставил отработать, все вернуть. Ежели б вернул, я бы простил… Господ бог ведь прощает.
ЦАРЬ. Гляди-ка, ай да кимрянин… Молодец, на бога кивает… Да только я не господь бог, я на земле живу, с грешными людьми… Отработать – само собой. Все вернуть казне, все убытки. Да к тому – еще половину сверху… Слышишь, Леонов?
ЛЕОНОВ. Слышу, государь… (Шепчет что-то царю на ухо.)
ЦАРЬ. Во как… Так ты из-за девки?
МИХАИЛ (не сразу). Из-за неё… Но и Григория Онисимыча жалко.
ЦАРЬ. Жалко ему… Видал? А девка-то хороша?
МИХАИЛ. Хороша.
Пауза.
ЦАРЬ. Так ты, кимрянин, добрый мастер, по-сапожному-то делу?
МИХАИЛ. Говорят, недурной.
ЦАРЬ. Недурной? (Ставит ногу на лавку.) А ну-ка, глянь, что у меня за сапог?
Михаил подходит, рассматривает царев сапог.
МИХАИЛ. Хороши сапожки… Хороший крой. И стёж. И каблук.
ЦАРЬ. Известно, хороши… Я плохих не ношу. Кто шил, откуда мастер?
МИХАИЛ. То сапог не наш… Али цесарский, али польский.
ЦАРЬ (удивленно). Молодец… Где научился?
МИХАИЛ. В Москве. В подмастерьях у иноземца.
ЦАРЬ. Говоришь, хорош сапог-то?
МИХАИЛ. Хорош, государь.
ЦАРЬ. Сможешь такой стачать?
МИХАИЛ. Такой? Матерьял нужен…
ЦАРЬ. Дадут матерьял!
МИХАИЛ. Инструмент мой в Кимре…
ЦАРЬ. Дадут инструмент… Слушай меня, кимрский сапожник! Стачаешь сапоги не хуже цесарских – тебе зачтется… Понял? Завтра чтоб были!
МИХАИЛ. Завтра? Будут, государь.
ЦАРЬ. Гляди… (Леонову.) Я ж говорю: бабы-то всё рожают да рожают новых… надо только самых смышленых замечать да к делу приставлять…
Сцена 10
Солнце садится. Михаил за работой.
Ночь. Михаил за работой.
Утро. Михаил за работой.
ПЕРВЫЙ СКОМОРОХ. Успел Миша стачать сапоги к закату. Понравились те сапоги царю. Велел он Устинина простить, а все убытки казне вернуть, да еще добавить. Возвратились Миша с Григорием Онисимычем в Кимру. Танька плакала, но теперь – от счастья, что все так повернулось… (Пауза.) Да только, как в народе говорят – жалует царь, да не жалует псарь. Глафира Петровна обиду не забыла…
Сцена 11
Гостиная в барском доме. Глафира Петровна, за ее плечом – Семенов.
Перед помещицей стоит Михаил.
ГЛАФИРА ПЕТРОВНА. Ну, и как там Петербурх?
МИХАИЛ. Немалый город.
ГЛАФИРА ПЕТРОВНА. Поболе Москвы?
МИХАИЛ. Кто ж его знает? Я только раз и проехал, когда капитан Леонов в сенат езживал…
ГЛАФИРА ПЕТРОВНА. Ишь, какая ты важная персона… С капитаном Леоновым на одной ноге… (Пауза.) Чего замолк-то? Расскажи еще про Петербурх.
МИХАИЛ. Да уж не знаю, что сказать.
ГЛАФИРА ПЕТРОВНА. А чего так? Оробел? Бегать-то смел был? Чего молчишь? Как ты посмел пуститься в бега?
МИХАИЛ. Я и не думал – в бега… Я только Григорья Онисимыча повидать.
ГЛАФИРА ПЕТРОВНА. Почему без моего ведома?
МИХАИЛ. Так вы нешто бы позволили?
ГЛАФИРА ПЕТРОВНА. Ах ты, неблагодарный холоп! Дерзости мне говорить!.. Я тебя, сироту неизвестную, воспитала и обучила, а ты мне вон какою благодарностью отплатил?..
МИХАИЛ. Глафира Петровна, ваша милость, я…
ГЛАФИРА ПЕТРОВНА (на крике). Ты что же думаешь, раз государь тебя похвалил, так на меня можно и наплевать? А? Ты мой крепостной человек! Забыл?
МИХАИЛ (взглянув на Семенова). Я помню.
ГЛАФИРА ПЕТРОВНА. А чтоб лучше помнил, с тебя шкуру спустят… Федор Иваныч!
СЕМЕНОВ. Слушаю, Глафира Петровна…
ГЛАФИРА ПЕТРОВНА. Сам проследи, чтоб спуску не было!
СЕМЕНОВ. Уж не сомневайтесь…
Входят отец Андрей и Дашка.
ГЛАФИРА ПЕТРОВНА. Что, батюшка?
ОТЕЦ АНДРЕЙ. Сами знаете… Надобно решить.
ГЛАФИРА ПЕТРОВНА. Ну, хорошо, коли так… (Семенову.) Ты пойди, Федор Иваныч, погляди там… чтобы какого непорядку не было.
СЕМЕНОВ. Какого непорядку, Глафира Петровна?
ГЛАФИРА ПЕТРОВНА. Какого? Да любого! Пойди, говорю!.. (Семенов пожимает плечами и уходит.) Уж не знаю, как к этому приступать… Давай-ка ты, батюшка, сам зачинай.
ОТЕЦ АНДРЕЙ. Раз вам так угодно, Глафира Петровна… Скажи-ка мне, Михайло… (Пауза, батюшка прокашливается.) Отвечай мне, Миша, имел ли ты блудодейственную связь вот с нею… (Показывает на Дашку.)
Пауза.
ГЛАФИРА ПЕТРОВНА. Говори! Да не ври…
ОТЕЦ АНДРЕЙ. Отвечай, как перед богом…
Пауза.
МИХАИЛ. Было такое дело.
Дашка крестится.
ОТЕЦ АНДРЕЙ. Вот и хорошо… Честное твое признание угодно господу… (Смотрит на помещицу. Та морщится и машет рукой.) Раз уж случилось такое происшествие у вас, дети мои, надобно сделать по-божески, обвенчаться да жить добра наживать.
МИХАИЛ. Нет!
ГЛАФИРА ПЕТРОВНА. Что значит твоё нет? Как ты смеешь возражать батюшке?
МИХАИЛ. Не люба она мне.
ГЛАФИРА ПЕТРОВНА. Ишь ты какой! Как подол девке задирать – так люба, а как под венец – так плоха стала…
ОТЕЦ АНДРЕЙ. Нехорошо, Миша! Бога ты гневишь… Коли снял с девицы печать невинности, так уж исполняй свою обязанность.
МИХАИЛ. Чего? Это вы про что, батюшка?
ГЛАФИРА ПЕТРОВНА (усмехаясь). Это он про то, что ты у неё первый…
МИХАИЛ. Я? Вот уж нет!..
Дашка закрывает лицо руками.
ОТЕЦ АНДРЕЙ. Ай-яй-яй, Миша… Что ж ты девушку-то позоришь?
МИХАИЛ. Нешто я позорю? Не был я первым.
ОТЕЦ АНДРЕЙ. Кто ж тогда?
Пауза.
ГЛАФИРА ПЕТРОВНА (Дашке). А ну, поди сюда! (Дашка подходит, не поднимая головы.) Отвечай, кто тебя испортил? Ну, кто первай? (Дашка плачет, становится на колени.) Хватит реветь, отвечай как на духу! Ну, кто?
ДАШКА. Вы браниться станете…
ГЛАФИРА ПЕТРОВНА. Федор Иваныч?..
ДАШКА. Нет…
ГЛАФИРА ПЕТРОВНА. Кто же?.. Говори! (Дашка рыдает.) Барин?… (Дашка кивает.) Так я и знала. И здесь он успел… Когда ж то было? Пять годов как помер… (Отец Андрей крестится. За ним крестится Глафира Петровна.) А после того? Были другие? Отвечай, охальница?
ДАШКА (сквозь слезы). Дворовые…
ГЛАФИРА ПЕТРОВНА. Одни дворовые? Кто еще?
ДАШКА. Сами знаете…
ГЛАФИРА ПЕТРОВНА. Старый козёл… А ты тоже хороша!.. (Батюшке.) Что с нею делать?
ОТЕЦ АНДРЕЙ. Простить… Господь простил, и мы должны.
ГЛАФИРА ПЕТРОВНА (вздыхая). Это уж конечно… А?.. (Показывает на Михаила).
ОТЕЦ АНДРЕЙ. Это уж вам решать, Глафира Петровна…
МИХАИЛ. Я её не хочу.
ГЛАФИРА ПЕТРОВНА. Что значит, не хочешь? Захочешь, коли велю.
МИХАИЛ. Хоть убейте… Не люба она мне.
ГЛАФИРА ПЕТРОВНА. Люба, не люба… Дело известное, стерпится, слюбится. ( Дашка плачет громче.) Замолчи! Голова пухнет… (Михаилу.) И кто ж тебе люб?
ДАШКА. На Таньку он зарится!.. На устининскую…
ГЛАФИРА ПЕТРОВНА. Григорья Устинина дочь?.. Так она ж вольная?
ДАШКА (кричит Михаилу). Не видать тебе Таньки! Ей отец купца тверского сыщет!..
ГЛАФИРА ПЕТРОВНА. Замолчи! А тебе я бобыля найду. Вон, Трясисолома есть, пойдешь за него…
ДАШКА. Трясисолома? Он же старик… Ваша милость, Глафира Петровна…
ГЛАФИРА ПЕТРОВНА. Пошла вон! И капли мне принеси… (Михаилу). А ты на конюшню! Там тебя батоги ждут. Глаза бы мои вас не видели…
Сцена 12
Дворовой мужик сечет Михаила. Семенов стоит рядом, смотрит. Затем выхватывает нагайку, отталкивает мужика, принимается сам наносить удары. Запыхавшись, Семенов прячет нагайку в сапог и уходит.
Мужик качает головой, накрывает Михаила холстиной, уходит.
Вбегает Татьяна, бросается к Михаилу.
ТАТЬЯНА. Мишенька, голубчик мой…
МИХАИЛ. Ништо, Танюшка, ништо…
ТАТЬЯНА (сквозь слезы). Господи, что ж нам делать-то?
МИХАИЛ. Бог поможет… Ты только не ходи ни за кого… Меня жди.
ТАТЬЯНА. Я жду. Теперь уж ни за кого, кроме тебя… (Порывисто обнимает Михаила. Тот сначала охает от болит, потом – смеётся.)
МИХАИЛ. Нагайка у нашего управителя больно жгучая… Ништо, до свадьбы заживёт…
ТАТЬЯНА. Дурашка ты мой, ненаглядный…
МИХАИЛ. Не плачь, девонька моя, не плачь… Я всё сдюжу.
Сцена 13
Устинин сидит за столом. На лавке, рядком – три сапожника.
ТРЕТИЙ. Ну и как оно, Григорий Онисимыч, на дыбе-то?..
УСТИНИН. Чего?..
ПЕРВЫЙ. Да ты не серчай, Онисимыч, у нас же просто интерес… А то все – дыба да дыба… А какова она – никто у нас в Кимре не ведает.
УСТИНИН. А вот еще разок сапоги такие стачаешь – тебя на съезжую сволокут и сразу проведаешь.
ПЕРВЫЙ. Я? Пошто я-то?
УСТИНИН. Ну не ты, так другой кто из вас…
ВТОРОЙ. Да мы что – мы же завсегда… Ты ж нас всех тут как облупленных…
УСТИНИН. Вот я висю, на дыбе-то, и все думу думаю: кто ж из вас такая гадина?.. (Пауза.) Висю, а стольник мне шепчет: ты-де скажи нам, кто сапоги порченные тачает, так тебя и отпустят с миром… Мол, ежели ты не виноватый, тогда кто?
ТРЕТИЙ. И что ж ты ему ответствовал?
УСТИНИН. А я ему ответствовал – не ведаю, мол, не могу бога гневить.
Пауза.
ПЕРВЫЙ. Силён ты мужик, Григорий Онисимыч.
ВТОРОЙ. А Мишку-то сироту тож на дыбу тягали?
УСТИНИН. Не тягали. Но тож спрашали про вас, про гадин…
ТРЕТИЙ. А он что?
УСТИНИН. А он им – мол, врать не буду, не ведаю, не видал.
Пауза.
ТРЕТИЙ. Во как…
ВТОРОЙ. Третий день на животе, Мишка-то… Крепко его отбатюгали.
ТРЕТИЙ. Говорят, управитель сам добавил.
ВТОРОЙ. Нагайка у него всегда наготове.
ПЕРВЫЙ. Подходящий жаних-то для твоей Таньки… Мишка-сирота… Ежели б не… (Машет рукой.)
ВТОРОЙ. Ежели бы не крепость его.
УСТИНИН. Уймитесь… Без вас дело сие обойдется.
ПЕРВЫЙ. Оно так… Мишку жалко.
ТРЕТИЙ. Да и Таньку… Не серчай, Онисимыч, я ж от сердца… Знать, не судьба.
ВТОРОЙ. Плетью обуха не перешибить.
ТРЕТИЙ. Каждому сверчку – свой шесток…
УСТИНИН (стукнув кулаком об стол.) Уймитесь!.. Вы бы лучше об деле толковали… Убытки надо возвернуть. Вдвое!
ВТОРОЙ. Вдвое?..
УСТИНИН. А ты как думал?
ПЕРВЫЙ. Это как же?
УСТИНИН. А вот так!..
Пауза.
ПЕРВЫЙ. На нас, что ли, станешь развёрстывать?
УСТИНИН. А на кого ещё? На меня да на Таньку?
ВТОРОЙ. Оно так…
ПЕРВЫЙ. Ну и как развёрстывать?.. Каким макаром?..
УСТИНИН. Каким? А вот вы мне сами скажите: каким?
ТРЕТИЙ. Не ведаю.
ВТОРОЙ. Ума не приложу… Разве теперь найдешь?.. Виноватых-то…
ПЕРВЫЙ. Я так мыслю, Онисимыч, придётся тебе поровну развёрстывать.
ТРЕТИЙ. Похоже, так.
ВТОРОЙ. Надобно еще обтолковать…
ПЕРВЫЙ. Толкуй не толкуй, а по-другому не выходит…
УСТИНИН. Решено. Поровну. Но теперь надо так договор меж собой поставить, чтоб наперед порчи не было.
ТРЕТИЙ. И как же это?..
УСТИНИН. Так, чтобы порчи в поставку не допускать. Чтоб ежели сапог не годится, мы тут, в Кимре, его задержали.
ВТОРОЙ. Как – не допускать-то?
ПЕРВЫЙ. Перво-наперево, надобно иных некоторых из подряда вывесть…
УСТИНИН. Которых?
ПЕРВЫЙ. Горицкого Петруху хотя бы…
ТРЕТИЙ. Заречного Кривонога…
УСТИНИН. Прямо в шею?..
ВТОРОЙ. Может, и не в шею… А посмотреть за ними надобно.
УСТИНИН. Добро. Подумайте, за кем еще пригляд требуется.
ПЕРВЫЙ. И вот что… Тверской купец… что кожи поставлял…
УСТИНИН. Михайло Пушкарев? С ним чего?
ПЕРВЫЙ. Не серчай, Онисимыч… не надо бы его.
УСТИНИН. То есть как не надо?
ТРЕТИЙ. Лучше Митьку талдомского… У него кожи сподручней.
ПЕРВЫЙ. Говорят, ты у тверского жаниха для Таньки высмотрел… То дело твоё… А по сапогам, сам посуди – дело-то другое, тут своя рубаха ближе к телу.
ТРЕТИЙ. Не серчай, Онисимыч, Егор дело говорит…
ВТОРОЙ. Ежели б Мишка на брюхе не лежал, он бы тож сказал про тверского купца…
Пауза.
УСТИНИН. Решено.
ПЕРВЫЙ. Еще вот что… Мы с Мишкой-то давно толковали… Нитки. Дратва, значит…
УСТИНИН. Что, дратва?
ПЕРВЫЙ. Надо бы так, чтоб дратва у всех одна и та же… А то один – сам, другой – с базара, третий – гнилую сослепу, так что рвётся, ежели на носок надавить.
УСТИНИН. Знаю я, кто надобен. Из Дмитрова один возил…
ТРЕТИЙ. Помню. Брал. Я ему говорю – дорого, а он мне – то и дешево, чего не надо… А чего надо, то и дорого.
ВТОРОЙ. И то верно…
ПЕРВЫЙ. И не токмо дратва. А и подметки тоже…
ВТОРОЙ. Верно, верно, Егор…
ПЕРВЫЙ. Верно-то верно, а ты бы, друг любезный, щучками бы половчей тянул, а то у тебя другой раз недотянуто, морща лежит, гнить будет.
ВТОРОЙ. Может, у меня и морща, а у тебя… а у тебя зато стёж неровный.
ПЕРВЫЙ. У меня стёж неровный? Побойся бога…
ВТОРОЙ. Было, было…
ПЕРВЫЙ. Когда то было? Когда покойница Ненила ещё в девках ходила?..
ВТОРОЙ (Третьему). А ты ленишься щетину почаще пропускать. А ежели нога скользнёт али вывернется – так и лопнет…
ПЕРВЫЙ. А коли дратва гнила – так лопнет обязательно…
ТРЕТИЙ (Первому). А ты не очень, налетай-то… Ишь, указчик выискался… Эдак мы у каждого какую нить слабину сыщем. А толку – что?
ПЕРВЫЙ. А толку – надо поостеречься. А то иной как соображает – дескать, и так сойдет, москвич купит – и всё, концы в воду…
ВТОРОЙ. А оно вишь – не всё…
ТРЕТИЙ (со вздохом). Выходит, что не всё…
ПЕРВЫЙ. Выходит, за тот сапог на дыбу-то – прыг да скок…
Пауза.
УСТИНИН. Ещё чего?
ПЕРВЫЙ. Ещё, Онисимыч… как будешь примать – кожи там, дратву… ты нас с Мишкой покличь. Одни глаза – хорошо, а втроем-то – лучше…
УСТИНИН (не сразу). Покличу.
ПЕРВЫЙ. Вот и ладненько. А теперь разверстывай.
ТРЕТИЙ. Разверстывай, чего уж теперь.
ВТОРОЙ. Куды ж деваться.
УСТИНИН. И ещё вот что. Сапоги готовые тож будем сообча примать.
ТРЕТИЙ. Все сапоги до одного?
УСТИНИН. Все.
ПЕРВЫЙ. И как это – сообча?
УСТИНИН. А вот как… Я, (Первому) ты да Мишка-сирота…
Пауза.
ТРЕТИЙ. Тебе видней.
ПЕРВЫЙ. С дыбы-то…
ВТОРОЙ. Поглядим, как оно выйдет…
ТРЕТИЙ. Ну да, слепой сказал – посмотрим, глухой сказал – послухаем… Пошли что ли?
Уходят один за другим.
Входит Татьяна. Проходит к прялке, принимается прясть. Опускает руки, оглядывается на отца.
ТАТЬЯНА. Столковались?
УСТИНИН. А то как же.
ТАТЬЯНА. А что Михайло Пушкарев?
Пауза.
УСТИНИН. Не будет Михайлы.
ТАТЬЯНА. Ну и хорошо…
УСТИНИН. Ты не захворала ли?
ТАТЬЯНА. Не захворала. А твое плечо, батюшка?
УСТИНИН. Как руку-то подыму – так пот прошибает… Боюсь, снова вывернется…
Пауза.
ТАТЬЯНА. Батюшка, я вам сказать хочу…
УСТИНИН. Хочешь сказать? Говори…
ТАТЬЯНА. Надобно Мишу выкупить у Глафиры Петровны.
УСТИНИН. Выкупить? Господь с тобой, дочка…
