Виктор Емский
Паштет из соловьиных язычков
ПОРЦИЯ ПЯТАЯ
Утром Изя принес обычную порцию паштета. Марк мгновенно вылил содержимое миски в рот, после чего вспомнил о голодовке.
– Вот черт! – воскликнул он с досадой, облизываясь.
Изя с насмешливой улыбкой наблюдал за голодающим, стоя у стола. Марк вскочил с нар и принялся мерить шагами пещеру.
– Так что там случилось с моим отцом? – поинтересовался он на ходу.
– Ты его убил и теперь сам занял освободившееся место, – ответил Изя.
Марк резко остановился и сказал, гневно глядя на Изю:
– Не надо строить из себя прямолинейного идиота! Я интересовался голодовкой, которой занимался мой отец.
– Ах, ты об этом? – Изя понимающе закивал головой.
Марк сразу же понял, что Израиль Кноппер над ним издевается. Он резко подскочил к своему обидчику, схватил того за воротник смокинга и, основательно встряхнув, рявкнул в лицо:
– Да, я именно об этом!
– Руки убери! – затрепыхался Изя. – Сейчас улечу и не буду с тобой общаться!
Марк, отшатнувшись назад, сказал примирительно:
– Ладно-ладно, не обижайся.
Изя раздраженно поправил воротник, утвердил на голове пошатнувшийся цилиндр и заявил:
– Еще раз протянешь ко мне руки, мои товарищи заставят тебя протянуть ноги!
– Это те товарищи, которые влупили в твою задницу двести дружеских пожеланий?
– Да! – взвизгнул Изя. – И не надо меня этим попрекать! Служба есть служба. Думаешь, дубинации проводятся только среди ангелов? Ничего подобного! Твой папаша, кстати, голодал не один раз.
– Ну-ка, с этого места подробнее! – потребовал Марк.
– Да пожалуйста! – крикнул Изя, потирая руки.
Видимо, Марк задел его за живое и потому ангел начал нервно ходить от стола к нарам. Марк же застыл неподвижно на входе и, не спуская глаз с Изи, принялся слушать.
– К твоему сведению, первоначально Марка-старшего обслуживали совсем другие, – говорил Изя. – Я, например, появился здесь всего сорок лет назад. А до меня эту пещеру контролировали разные ангелы. Первым был Элеазар.
– Что-то знакомое, – заметил Марк, пытаясь вспомнить.
– Ха-ха! – рассмеялся Изя. – И вспоминать не надо! Это тот самый Элеазар, которого обокрал твой папаша. Получилось, что Красс-старший хапнул взятку за то, чтобы не грабить Храм, и после этого все равно его ограбил. Это ведь чистая коррупция, когда берут, а не делают. Страшнейшее преступление! Элеазар тогда был начальником ангельского отряда. И он взял на себя контроль за этой горой.
– То есть мой отец столкнулся здесь со своим старым врагом?
– Конечно! – возбужденно проговорил Изя. – Сначала Элеазар попытался превратить твоего папашу в послушного раба, но Красс-старший был не из этой породы. Он так отдубасил Элеазара, что тот неделю ни в одни двери не проходил! После этого Элеазар избрал другую тактику. Он начал харкать в паштет, а другие продукты измазывал дерьмом, летая для этого к навозной куче, которая расположена под горой. Естественно, твой отец не стал есть такую гадость. А поскольку ничего кроме этого ему не подавалось, он принялся чахнуть. Архангелы, заинтересовавшись этим фактом, хотели было насильно заставить Марка-старшего есть, но попробовали пищу, предлагаемую Крассу, и тут же установили причину голодовки. Элеазара подвергли дубинации, лишив его звания начальника отряда, а твоего отца неделю потчевали куриным бульоном и даже водки ему наливали, пока он не пришел в себя.
– И куда подевалась эта сволочь? – поинтересовался Марк-младший. – Я имею в виду Элеазара.
– Он был наказан дубинацией, – ответил Изя, сжав губы.
– А потом?
– Потом его долго не было, – сказал Изя. – Но месяц назад он вдруг снова появился здесь. И не просто так, а в должности архангела.
– Повысили, значит, – констатировал Марк.
– Скорее да, чем нет, – произнес Изя. – Он теперь руководит десятью ангельскими отрядами. И нашим тоже. У каждого отряда есть несколько объектов типа твоего, где находятся очищаемые грешники.
– И что это за место? – спросил Марк. – Земля, или какая другая планета?
– Если честно – не знает никто, – ответил Изя, потирая подбородок. – В том числе и архангелы (по крайней мере, они так говорят). Нам, ангелам, запрещено летать дальше обслуживаемой территории, поэтому мы не знаем, что находится там, за горизонтом! В нашем отряде двадцать объектов. Двенадцать гор, подобных твоей, пять шахт, две трещины в земле и одно болото. Везде сидят грешники, которых необходимо очистить.
– От чего очистить? – спросил Марк, прищурившись.
– От грехов, – ответил Изя.
– А зачем? – поинтересовался Марк.
– Амгму-у, – задумчиво протянул Изя, размышляя над заданным вопросом.
Он сделал шаг в сторону нар и совершенно естественно присел на доски. Задумчивость его на этом закончилась.
– Ай! – вскочил он на ноги, схватив рукой зад. – Ой-ой-ой!
– Настоящая ангельская дружба не позволит забыть о себе! – критически заметил Марк. – Она оставляет следы не только в душе, но и на теле!
– Да пошел ты к черту! – крикнул Изя, устремившись к выходу.
Марк, благоразумно убравшись из прохода, заметил вслед:
– Не богохульствуй, а то награды не получишь.
– Уй! – крикнул напоследок Изя и, выскочив на площадку, взмыл в воздух.
Он так сильно работал крыльями, что за несколько минут вознесся на огромную высоту и превратился в точку. Марк, выйдя на площадку вслед за Изей, посмотрел в небо и усмехнулся.
– Да уж, – сказал он вслух. – Вот и разница между децимацией и дубинацией. В первом случае – смерть в назидание другим. Во втором – не только назидание, но еще и нежелание повторения экзекуции. Все живы и готовы вести себя правильно. Эх, и дураки же были римляне! Столько солдат загубили почем зря!
Слетав к суслику, он аккуратно сбросил вниз миску из-под паштета. Она упала на землю, не разбившись. Посетив это место еще три раза, Марк увидел, что суслик очень доволен. Последний вылизал миску, встал на задние лапы и правой передней конечностью послал своему кормильцу странно знакомый знак. Марк, присев на краешек обрыва, стал думать о жесте суслика.
Больше всего вскинутая вверх лапа походила на фашистское приветствие и одновременно на антифашисткий жест «Но пасаран». И первое, и второе никак не вязалось с образом жизни сусликов, а также с их умственным развитием. Но пустыня под горой, как, впрочем, и сама вершина, были местами необычными и законы привычного земного мира на места эти, по всей видимости, не распространялись.
В мозгу Марка вдруг возникла картинка: суслик в форме штурмбаннфюрера СС зигует правой рукой, а из-под козырька черной фуражки на него смотрит хищная морда с острыми вампирскими клыками.
Марк резко встряхнул головой, и фашистская картинка сменилась другой: суслик в багровом кожаном комбинезоне с задранной вверх правой рукой, согнутой в локте. На тулье матерчатой кепки сверкает красная шестиконечная (!) звезда, а из-под козырька торчит прежняя клыкастая морда, ничем не отличающаяся от той, что была на первой картинке.
Марк, повторно встряхнув головой, произнес вслух утвердительно:
– Вот гады! Точно что-то в паштет подсыпают! Ну не могут трезвому человеку такие хари мерещиться!
Он опять нырнул вниз, но суслика там не увидел. Солнце стояло в зените, и потому было жарко. Плотоядный грызун наверняка спрятался в норе, где спокойно переваривал пищу. Прыгнув еще пару раз, Марк подошел к нише и напился воды.
Постояв немного в задумчивости, он вдруг очнулся и быстро сбросил с себя пиджак, рубашку и майку. Набирая воду ладонями, Марк тщательно вымыл верхнюю половину тела и, встряхнувшись как собака, вытерся майкой. Зацепив лямками майку за краешек обрыва, он уселся рядом с ней, свесив ноги вниз.
Майка, повинуясь легкому ветерку, запарусила в воздухе подобно белому флагу. Марк, нюхнув правую подмышку, заметил вслух:
– Теперь и яйца посолить нечем. Но я все равно не сдамся!
Ему захотелось испытать блаженство от свежевымытого тела везде. Но воды в нише осталось лишь на пару глотков, и Марк решил отложить вторую часть помывки на завтра. Задумавшись, он так и просидел на краю обрыва до тех пор, пока солнце не начало закатываться за горизонт. Стало прохладно.
Марк пощупал майку. Она высохла. С отвращением натянув на чистое тело грязную одежду, он зашел в пещеру и лег на нары. Прислушавшись к ощущениям в области живота, Марк понял, что скоро должен наступить ужин, так как есть хотелось неимоверно. И даже, наверное, не есть, а жрать! В связи с этим обстоятельством голодовку опять решено было отложить. На неопределенное время.
Изя прибыл по расписанию. Он держал в руках громадную вареную свеклу красно-фиолетового цвета.
Положив ее на стол, Изя заявил с сарказмом:
– Кушать подано!
Марк молча взял свеклу в руки и принялся есть. Изя наблюдал за этим действием с улыбкой.
– А ты сегодня что ел на ужин? – поинтересовался у него Марк.
– У нас были макароны с жареными баклажанами, а потом яблочный пирог с компотом, – ответил Изя и облизнулся.
– Да уж, райский ужин! – язвительно заметил Марк, продолжая грызть вареную свеклу.
– Все равно лучше твоего, – констатировал Изя.
– А почему? – спросил Марк. – Ведь макароны и баклажаны совсем не соловьиные язычки. Разве Господь обеднеет, если подарит и мне такой ужин? И завтрак, кстати, тоже. А соловьев пусть оставит себе. И пускай делает с ними все, что пожелает.
– Он и так делает с ними все, что желает, – сказал Изя и вдруг добавил с ожесточением, – нечего было грабить Его Храм!
Марк прекратил жевать, взял в руку наполовину недоеденную свеклу и швырнул ее в Изю. Свекла шмякнула Кноппера по лицу и улетела под стол. Изя, пошатнувшись, достал из кармана брюк серенький платочек и принялся вытирать им щеки.
– Я его не грабил! – заорал Марк, вскочив на ноги. – Его грабил мой отец! А ответственность за деяния, совершенные отцами, ложится на потомков в виде уродств! Физических или моральных! У меня все руки и ноги целы, а сам я ни разу не звался ни Мазохом, ни де Садом, ни даже Кафкой! Значит, с психикой у меня все в порядке. А у самого Господа Бога как с ней?!
– Чур тебя! – воскликнул Изя. – Прекрати!
– Вот тебе! – Марк, подбежав, сунул ему под нос кукиш. – Люди созданы по образу и подобию божию! И потому все мерзавцы, существовавшие на земле и существующие ныне – слепки, сделанные с самого Творца. За что же меня наказывать, если даже я часть самого Бога? И в случае с Храмом получается: Бог сам себя ограбил?!
Изя, отбежав от него на несколько шагов, крикнул:
– Что ты несешь?! Хватит!
– Нет! – твердо ответил Марк, застыв в стойке митингующего пролетария. – Почему я должен жрать свеклу, если для производства макарон требуется гораздо меньше божественной энергии, чем для производства паштета из соловьиных язычков? Почему мне предлагают на ужин всякие вареные кочаны, если каждодневно убиенных соловьев, лишенных языков, кучи? Куда они деваются? Я согласен их съесть жареными без соуса. И даже вареными, пареными, солеными и копчеными. Клянусь! Какого дьявола я должен жрать свеклу за то, что мой досточтимый отец две с лишним тысячи лет назад ограбил какой-то храм, в котором хранились ценности и деньги, презираемые всеми приличными богами и сыновьями божьими?!
– Ты сам занял место отца, – сказал Изя. – По собственной воле.
– Я не собирался занимать никакие места! – воскликнул Красс-младший, поднимая руки вверх. – Я хотел лишь освобождения!
– Вот и получил, – сказал Изя, пятясь на выход.
– Но я не знал, что так выйдет!
– Незнание закона никак не освобождает от ответственности, – заявил Изя, стоя уже на площадке. – Вы же сами это придумали! Римляне, как-никак…
– Гр-р-р! – зарычал Марк.
Изя тут же исчез. Послышалось хлопанье крыльев, и вход в пещеру принял внутрь тонкий лучик луны.
– С-скотина! – выругался Марк, обращаясь неизвестно к кому.
Он уже привычно слазил под стол, подобрал опрометчиво выброшенную свеклу, съел ее до хвостика и сказал вслух:
– Ладно. Вот завтра нажрусь паштета и тут же придумаю, как лучше убиться.
Марк вышел из пещеры, послал хвост свеклы в космос и крикнул:
– Жри, сусляра! И бей поклоны за меня. Кому? Тому, кто тебя создал по своему образу и подобию. С завтрашнего вечера у тебя будет много еды!
После этого он улегся на нары и быстро заснул. Но сны не собирались выпускать его из того ада, в котором он оказался.
*
Сначала он очутился в прохладном тамбуре железнодорожного вагона. Туалет был занят, а ему сильно хотелось по-маленькому. Пританцовывая от переизбытка желания, Марк постучал в дверь и заявил:
– Простите, вы сидите уже полчаса. У вас все в порядке?
Дверь неожиданно распахнулась. Из нее высунулась надутая рожа Генриха Новицкого, которая произнесла хамским голосом:
– У меня всегда все в порядке, а ты тут будешь стоять, пока в штаны не нальешь!
Дверь тут же захлопнулась, а Марк, резко проснувшись, выскочил из пещеры и принялся справлять нужду в пропасть. Закончив дело, он понял, что попал под холодный ливень. Быстро сбросив с себя одежду, он встал в центр площадки и, растопырив руки и ноги, отдался струям, которые хлестали его тело подобно кнутам, пролежавшим некоторое время в морозильной камере.
Дрожа от холода, он все равно чувствовал себя прекрасно, поскольку нет ничего лучше чистого тела, освеженного струями небесной воды. Но ливень прекратился и Марк, с отвращением посмотрев на кучу мокрой одежды, сброшенной впопыхах, юркнул в пещеру. Схватив первую же попавшуюся под руку шкуру, он тщательно вытерся ей. Отплевываясь от шерсти, набившейся в рот, он улегся на нары и укрылся с головой шкурами, оставшимися сухими. И хоть воняли они – гаже некуда, все равно душа Марка была довольна чистотой тела.
Согревшись через некоторое время, он провалился в сон.
На столе, слегка покачивая ногами, сидел какой-то бородатый мужик. Был он одет в длинную черную рясу, а в руках держал топор с широким лезвием, положив его на сгиб левого локтя. По ласковости, с которой мужик поглаживал топорище, Марк понял, что гость очень этот топор любит и относится к нему с уважением. На груди посетителя поблескивал здоровенный медный крест, висящий на медной же цепи с большими звеньями.
Марк рывком сел на нарах и, подтянув шкуру, накрыл ей свой пах.
– Ты кто? – задал он справедливый вопрос.
– Достоевский, – ответил мужик и почесал рукой бороду.
– Федор? – вспомнил Марк. – Классик литературы?
– Михайлович, – кивнул головой гость.
Марк, встряхнув головой, спросил:
– И что же тебе, Феденька, от меня нужно?
– Попрошу без фамильярности! – строго сказал Достоевский, грозно морща высокий лоб. – Старших нужно уважать!
– Это кто здесь старший? – удивился Марк. – По сравнению с любым жителем девятнадцатого века я выгляжу древним анахронизмом.
– Хе, – ухмыльнулся Достоевский. – К твоему сведению, пока ты умучивал в Риме несчастных рабов, я по велению Господа уже прожил огромное количество жизней.
– И все время писал психические бомбы?
– Хм, – Достоевскому явно понравился вопрос. – Представь себе, да! Когда писал, а когда и произносил.
– И потому жил всегда недолго.
– Да, – кивнул головой Достоевский. – Так как я – психическая ипостась Творца! Часть Его огромной совести. Он отправляет меня в мир для того, чтобы я лечил души людские!
«Надо же! – подумал Марк. – Лечил или калечил? Психическая ипостась? После всего, что происходит с моей семьей и со мной лично, я сильно сомневаюсь в том, что совесть Творца дружит со здравым смыслом».
– А здесь вы зачем? – спросил Марк с уважением.
– С той же целью, – борода Федора Михайловича раздвинулась в ехидной усмешке. – Буду тебя править.
– Чем? Речами?
– Нет, вот этим.
Достоевский резким движением снял топор с локтевого сгиба и взмахнул им. Раздался свист, и сталь мелькнула в воздухе холодным лунным отблеском.
– Ну, наконец-то! – обрадовался Марк, вскакивая на ноги.
Шкура упала на пол, полностью обнажив его, но Марку теперь было наплевать на приличия.
– Так куда мне лечь или встать? – спросил он деловито.
– Не торопись! – недовольно воскликнул Достоевский. – Вот молодежь! Все вам подай сразу и быстро! Я буду рубить тебя по частям.
– Психически?
– Психоделически.
– Я согласен, – Марк подпрыгнул от нетерпения. – Куда встать или лечь?
– Лучше всего на стол, – заявил Достоевский, спуская ноги на пол. – Эх, привязать нечем!
Он окинул помещение тревожным взглядом.
– Не расстраивайтесь, Федор Михайлович! – воскликнул Марк. – Я буду лежать смирно. И подставлять руки и ноги стану по вашему желанию.
– Ну, тогда ложись на спину, – уговорился Достоевский.
Марк лег спиной на стол, который оказался коротковат для тела, и потому ноги ниже колен пришлось свесить вниз.
– Так пойдет? – спросил он.
– Нормально, – ответил Достоевский, занося топор над головой. – Начнем, наверное, с правой ноги.
Топор вдруг завис в воздухе, а лоб классика литературы собрался морщинами.
– Или, может, с левой? – спросил он у самого себя вслух.
– Давайте две сразу! – залихватски предложил Марк, сводя ноги вместе. – Лезвие широкое – как раз.
– Хорошо, – согласно кивнул головой Достоевский.
Топор пошел вниз. Марк зажмурился. Раздался удар. Марк открыл глаза и приподнял голову. Ног у него больше не было. Они валялись под столом, профессионально отрубленные чуть выше колен одним ударом, а из обрубков струями хлестала кровь. Но никакой боли не чувствовалось!
«Наверное, болевой шок», – подумал Марк.
– Так, теперь руки, – довольным голосом произнес Федор Михайлович. – Но это уже по-отдельности.
Он в две секунды ловко оттяпал обе руки Марка, бросив их под стол к ногам. И здесь Марк опять не испытал никакой боли. Сильно радуясь этому необъяснимому обстоятельству, он спросил:
– А теперь голову?
– Нет, – покачал головой Достоевский. – Еще одна часть тела осталась.
И взгляд его уперся в детородный орган Марка.
– Э-э-э, – опешил Марк. – Может, не надо?
– Надо! – прозвучал суровый ответ.
– Может, потом? После головы?
– Что за шуточки?! – злобно крикнул Достоевский. – Порядок таков!
Он тут же схватил рукой пенис, свистнул в воздухе топор, и живот Марка пронзила нестерпимая боль!
– А-а-а! – заорал Марк.
– Ага-а-а! – поддержал его радостным воплем Достоевский, крутя над головой окровавленным пенисом.
– У-у-у! – заскулил Марк, вскакивая с нар и держась рукой за низ живота.
Он пулей вылетел из пещеры и принялся справлять в пропасть малую нужду. Оглянувшись в процессе действия, Марк позади себя не увидел никакого Достоевского. Да и руки-ноги были на месте.
– Вот черт! – выругался он вслух. – Неужели они кроме закладки ЛСД в паштет еще и свеклу посыпают какими-то мочегонными препаратами?
Облегчившись, он улегся на нары и укрылся шкурами. Согреться не получилось. Его трясло так, что зуб на зуб не попадал.
– Заболел, наверное, – пробормотал он. – Ну и хорошо. Сдохну быстрее…
Марк опять провалился в сон, в котором уже ничего интересного не происходило. Новый сон оказался заполнен толпой снующих по пустыне сусликов с маленькими рюкзачками за спинами, на каждом из которых были вышиты красные кресты и полумесяцы. На головах грызунов сверкали белым цветом строительные каски и потому вид суслики имели деловой. Один из них, по всей видимости, предводитель, вдруг остановился и сказал:
– Пневмоко́кия.
А потом добавил:
– Фигня болезнь. Лечится дубинацией за один прием. Употреблять наружно.
И в голове Марка, наконец, стало темно полностью.
*
Что происходило с ним дальше, Марк помнил плохо. Утром его бросило в пот так, что шкуры вымокли, и пришлось скинуть их с нар. Марку на миг показалось, будто Изя поднял шкуры и пытается ими укрыть его, но он, брыкаясь, не дал этого сделать.
– Пить! – требовал он.
И Изя принес ему в раскладном пластиковом стакане холодной освежающей воды, которая почему-то совсем не утолила жажды.
– Пить! – хрипел Марк.
– Сейчас-сейчас! – испуганно обещал Изя. – Потерпи немного, я слетаю за помощью.
Он исчез, а Марк, выскочив из пещеры, подбежал к нише, опустил в нее голову и принялся пить воду. Но вода не утоляла жажду! Тогда он спрыгнул с обрыва и в полете потерял сознание.
Очнулся он на краю площадки, где лежал, выброшенный вверх прежней силой. Его окружила толпа ангелов. Чьи-то грубые руки подняли Марка и отнесли в пещеру, где положили почему-то на стол животом вниз.
– Пневмококия! – сказал незнакомый голос. – Холодный дождь, плюс нечистая дождевая вода. Даже здесь просрали всю экологию! Теперь каждый очищаемый болеет этой гадостью. Акклиматизация. Держите его крепче!
Здесь что-то острое глубоко впилось Марку в зад.
– Уй-о! – вскричал он.
– Терпи, барыжье отродье! – прозвучал ответ.
И тут же зад Марка почувствовал чудовищной силы болевой удар, который случается, когда какой-либо добрый доктор вводит находящуюся в шприце жидкость посредством удара кулака в поршень.
– Ай! – взревел Марк, и тело его выгнулось дугой.
Но цепкие руки ангелов не дали ему вырваться.
– Лежи! – сказал Марку прежний голос. – Еще одна порция. Та была от пневмонии, а эта от кокии. Колется в другую половину жопы. Главное во всей операции – не перепутать половины и порции.
Ангелы дружно заржали, а Марк испытал вторую часть терапии, от которой его опять выгнуло колесом. Ему захотелось вскочить и убить терапевта, но руки врачевателей держали его крепко и потому он просто потерял сознание.
Очнувшись, он обнаружил себя лежащим на нарах. Тело его было укутано шкурами. Принюхавшись, Марк обнаружил, что шкуры продезинфецированы, поскольку воняли карболкой. Перевернувшись набок, он понял, что время суток сейчас ночь и лунный свет, свободно проникая в пещеру, освещает Изю, сидящего на табурете.
Рука ангела упиралась локтем в стол и поддерживала ладонью спящую голову.
– Изя! – тихо позвал Марк.
Израиль Кноппер, встрепенувшись, ответил:
– А?
– На чем это ты сидишь?
– На табурете, – ответил Изя, протирая пальцами глаза. – Я его принес, потому что здесь больше сидеть не на чем. Я твоя сиделка. Или сиделец. Как правильно говорится?
– А зачем?
– Чтоб не умер раньше времени.
– А когда время умирать?
– Не знаю.
Марк, поворочавшись, попытался сесть на нарах, но это у него не получилось, так как зад болел сильно.
– Ом-м! – простонал он, возвращаясь в прежнее положение.
– Ты лежи, лежи, – скороговоркой сказал Изя. – Скоро все пройдет. Ты выздоровеешь и опять все станет нормально. Кстати, кушать хочешь? Я тут принес куриного бульона. Там даже ножка имеется!
Марк, крайне удивившись словам Изи, прислушался к ощущениям.
Есть, конечно, хотелось, но как-то слабо. И хотя куриная ножка рисовалась воображением как крайне заманчивая штука, Марк, вспомнив о своем решении покончить жизнь через голодание, решил проявить твердость характера.
– Я больше ничего не буду есть, – заявил он. – Объявляю голодовку с конечным смертельным исходом!
– Вот спасибо за это! – воскликнул Изя, подвигая к себе высокую глиняную миску, стоявшую на столе.
И не успел Марк опомниться, как Изя ловко выпил из миски бульон, а затем с не меньшей ловкостью обглодал солидную куриную ногу. Сложив тщательно обсосанные косточки в миску, он сытно отрыгнул и заявил:
– Вот спасибо тебе! Давно такой вкуснятины не ел. Куриный бульон полагается только больным. Что ангелам, что очищаемым. А болеют тут крайне редко.
Марк удивленно спросил:
– Но почему? Ведь вырастить курицу гораздо проще, чем соловья! И мяса от нее больше получишь. Почему у вас это такая большая редкость?
– Пути господни неисповедимы, – довольным голосом произнес Изя.
– Судя по тому, как ты принял известие о моей голодовке, тебе плевать, умру я или нет, – констатировал Марк, начиная злиться.
– О нет! – замахал руками Изя. – Не умрешь. Каждый из очищаемых, начиная голодовку, думает, что у него это получится. Все они заблуждаются. А пока они заблуждаются, пропадает пища, доставляемая им. Ладно там свекла какая-нибудь. Но куриный бульон! Никакая ангельская душа не вытерпит, глядя на то, как портится такой деликатес! И я не исключение.
– Погоди! – прервал его Марк. – С чего ты взял, что у меня не получится?
– Из опыта, – махнул рукой Изя, с огорчением заглядывая в пустую миску. – Сначала тебя подвергнут дубинации. И, может даже, неоднократно. Задница заживает быстро. Ну, а если не поможет, вставят в рот кишку и станут заливать туда бульон. А если и это не поможет (бывало, находились такие упорные, которые тут же извергали из себя эту благость), будут вливать в организм витамины. Клизмой. Трехлитровой. Три раза в день. С пробкой, чтобы успевало усвоиться.
– Хватит! – крикнул Марк и схватился зубами за край одной из шкур.
В рот сразу же набилась хорошая порция шерсти, и почувствовался горький вкус карболки. Марк выплюнул шерсть и спросил с упреком:
– А раньше объяснить это нельзя было? До того, как ты сожрал бульон.
– Ах! – всплеснул руками Изя. – Я подумал, что мои объяснения не изменят твоей позиции! Я считал тебя человеком упорным.
– Я, может быть, и упорный, – сказал Марк, – но далеко не дурак.
– Ну, извини, – развел руками Изя. – Не расстраивайся. Пока ты болеешь, куриный бульон положен тебе раз в день. А утром сюда принесут манную кашу, сваренную на молоке. Сладенькую – как в детстве! А в обед – вареную картошку с говяжьей печенью.
Изя восторженно облизнулся и добавил:
– Трехразовое питание! Так что потерпи немножко.
– И где мой обед? – удивился Марк.
– Извини еще раз, – попросил вежливо Изя и скосил глаза.
Они замолчали оба. Марк задумчиво смотрел на Изю, а тот виновато потирал руки.
Наконец Марк спросил:
– Что, несладкая жизнь у ангелов?
– Жаловаться не приходится, – мрачно сказал Изя и отвернул голову. – Да и некому.
– Так кто из нас находится в аду?
Изя, оживившись, фыркнул и ответил:
– У иудеев вообще никакого ада нет. А у христиан и мусульман только суеверия. Еще папа Иоанн Двадцать Второй в четырнадцатом веке издал буллу о том, что ада не существует, потому как в Священном Писании о нем не упоминается. Его, правда, заставили перед смертью покаяться, но в уме никто и никогда этому папе не отказывал. То же самое относится и к раю. Что такое рай? Место, где будет хорошо. Тебе хорошо здесь?
– Нет, – сказал Марк.
– А где тебе хорошо?
Марк задумался, припоминая время, которое он провел, будучи обычным человеком. В любой, даже самой короткой череде событий, которая случалась с ним в земном мире, были радости и горести, но воспринимались они целой картиной, называемой жизнью, и жизнь эта была сладостна и желанна, особенно в сравнении с его нынешним существованием.
– Там, – ответил Марк, глядя мимо Изи на луну, заполнившую своим светом вход в пещеру.
– Вот там и находится рай, – заявил Изя.
– Ад тогда где? – поинтересовался Марк, продолжая глядеть на луну.
– Я же сказал – ада не существует!
Марк молчал. Он чувствовал себя уставшим, как будто разгрузил вагон угля.
– Я, наверное, посплю, – сказал он Изе.
– Да-да, конечно! – воскликнул тот, вскакивая с табурета.
Изя подошел к нарам и заботливо укрыл Марка шкурами.
– Спи и потей, – посоветовал он. – С потом выйдет вся болезнь.
– А ты как? – спросил Марк, отползая к стенке.
– А я на табурете посижу, – бодро ответил Изя.
– Ложись рядом, – сказал Марк. – Говорят – в ногах правды нет. Я уверен, что то же самое относится и к заднице, полирующей табурет. Нары широкие. Как будто на двоих созданы. Ложись.
– Спасибо! – согласился Изя.
Он моментально улегся на нары, не сняв при этом костюм и туфли.
– Ты бы разделся, что ли, – предложил Изе Марк, накрывая его одной из шкур.
– Зачем это? – напряженно поинтересовался Изя.
– Да не бойся! – слабым голосом рассмеялся Марк. – Я не гомик, хоть и голый. А даже если и гомик – сил все равно нет. Спи спокойно, ангельская морда.
– Спасибо, – ответил Изя. – А ты, случайно, не храпишь?
– Нет, – ответил Марк. – Но если и храплю, то негромко. Потому что болею.
– Ну и хорошо, – сказал Изя, подсовывая под голову кулак.
– Спокойной ночи, – тихо сказал Марк. – А ты не заразишься от меня этой… как ее там… пневмококией?
– Нет, я ей уже переболел, – ответил Изя, и так же тихо добавил, – спокойной ночи.
Они заснули, укрытые одной шкурой.
