bannerbannerbanner
полная версияПаштет из соловьиных язычков

Виктор Емский
Паштет из соловьиных язычков

– Какая же ты сволочь, Изя!

– Почему? – не понимал ангел.

– Как ты мог затесаться в это свинство? Ведь тебя самого недавно подвергли такой же процедуре! Разве можно участвовать в откровенном варварстве? Тем более что все это происходило по отношению к близкому тебе человеку!

– Какому близкому? – удивлялся Изя. – Ты мне кто: брат, сват, раввин?

– Друг!

– Друг? Гм…

– Человека ни за что лупят дубиной! А ты…

– Как это ни за что? – возмутился Изя. – Подло ударить ногой по яйцам – это ни за что? Да еще старика!

– Старик он или нет – значения не имеет, так как я тоже не молод. Мы с этим чертовым Элеазаром практически ровесники, потому что обоим по две с лишним тысячи лет. Один старик другого по яйцам двинул. Подумаешь – преступление! Да по всем канонам архангелам не положено яйца иметь. Они существа бесполые.

– Ты ничего не знаешь! – помотал пальцем Изя. – Архангелы бывают двух рангов. Элеазар – архангел второго ранга и потому у него все как у человека.

– Ага, – кивнул головой Марк и тут же поморщился от боли, рванувшей ягодицы. – Как крейсера первой мировой войны. Бронепалубные крейсера первого ранга! А здесь бронепалубные архангелы. Так если Элеазар бронепалубный… хотя нет, скорее – броненосный, ему тогда грех жаловаться! Подумаешь, в бронированные яйца пнули! Почесал и забыл. Кстати, Изя, а у тебя яйца есть?

– Что за вопрос?! Есть, конечно!

– Тоже бронированные?

– Иди ты!

– И что ты с ними тут делаешь? Просто звенишь по праздникам?

– В смысле?

– Ну, зачем они тебе здесь?

– А тебе?

– Один-один!

Этот бессмысленный разговор мог бы продолжаться долго, но вдруг снаружи послышалось громкое хлопанье крыльев, и вслед за этим раздался звук, похожий на шлепок куска мяса о железный поварской стол. Скала вздрогнула. Видимо, кто-то не рассчитал посадочную скорость и впечатался в препятствие. Донеслась неразборчивая ругань и на пороге пещеры возникла чья-та громоздкая туша.

– Ага! – сказала туша голосом Элеазара. – Палим казенные свечи в неположенных местах?

Изя подлетел с табуретки как ужаленный и замер в строевой стойке, прижав руки к бедрам. Марк даже не пошевелился, а просто повернул голову на звук голоса.

Элеазар, шатаясь, вошел в пещеру, оглядел обоих приятелей и гаркнул Изе:

– Пшел вон отсюда!

Изю в секунду выдуло наружу. Элеазар, кряхтя, уселся на пригретый ангелом табурет, вытащил из-под мышки здоровенную (литра в три) бутыль виски, водрузил ее на стол и молча уставился на Марка.

Вид Элеазара был страшен!

Всклокоченные волосенки на черепе и растрепанная окровавленная борода свидетельствовали о том, что кто-то совсем недавно таскал архангела, как говорится, по всем кочкам. И не только по кочкам, о чем свидетельствовало еще и лицо. Лицо это, а точнее – рожа, было набито весьма качественно.

Нос разбух и превратился в сине-зеленую сливу, под левым глазом наливался огромный синяк, а порванная правая щека чернела свеженаложенным хирургическим швом. Картину случившегося с архангелом мордобоя довершало опухшее правое ухо, торчавшее из черепа перпендикулярно, напоминая тем самым ручку от самовара.

Марк, с интересом рассматривавший Элеазара, пришел к выводу, что последний, по всей видимости, столкнулся с «броненосным архангелом первого ранга» и потому потерпел в бою полное поражение, поскольку второй ранг существенно ниже первого и вооружен, соответственно, гораздо хуже. Калибр не тот. Как оказалось впоследствии, Марк полностью угадал.

– Тпру-у-у! – протяжно рявкнул Элеазар. – Приехали оба! И ты и я…

Следующий вывод Марка был таким: архангел пьян в доску! И Марк опять нисколечко не ошибся.

Архангел скрутил пробку, хлебнул из бутыли и поставил ее на стол. Марк молчал, ожидая прояснения ситуации, поскольку не имел понятия о цели позднего визита.

– Что ж ты наделал, паршивец?! – начал разговор Элеазар.

Он поставил на стол локоть, оперся о ладонь здоровой щекой, отчего рожу его перекосило до невозможности и она стала похожа на свеклу, которую Марку подавали обычно на ужин.

– Ты снова выпустил чудовище! – произнес Элеазар, подняв вверх указательный палец свободной руки. – Ты отправил к людям спрута, способного оплести своими мерзкими щупальцами весь мир!

Марк сразу же догадался, что Элеазар говорит совсем не о Публии. Но промолчать у него не получилось, потому что папочку он любил.

– Мало ли в мире спрутов? – спросил Марк. – В любое время любой эпохи их хватает с избытком. Таковы люди. И не надо переводить стрелки на кого-то одного.

– Нет! – жутким голосом провыл Элеазар.

На площадке что-то упало, но архангел не услышал этого звука, а Марк догадался о том, что снаружи оступился Изя, подслушивавший разговор.

– Ты ничего не понимаешь! – крикнул Элеазар. – Твой отец – чудовище, вобравшее в себя все, что Господь отринул. Все пороки, связанные с обогащением, собрались в его душе. Твой отец суть гениальная машина, собранная неизвестно кем. И предназначена она для отбора денег у населения. И не только у населения. Для отбора любых денег, запах которых она учует!

– У денег нет запаха, – сказал Марк.

– Еще как есть! – покачал пальцем Элеазар.

Он ненадолго присосался к бутыли, потом отрыгнул и продолжил:

– Они не пахнут, они смердят! И твой отец чует их за многие мили. Посуди сам: по оценкам тех экономистов, которые живут сейчас, состояние Красса-старшего в Древнем Риме оценивается в двести миллиардов долларов! И это все приблизительно, поскольку увиливать от налогов он умел не хуже любого колумбийского наркобарона. Какие Морганы, Джобсы и Баффеты могут сравниться с ним? Никакие. Где этот сказочный лидийский царь Крез? В помойной яме истории. А твой отец – вот он, жив и здоров…

Архангел сделал новый здоровенный глоток, и глаза его съехались к переносице. Но это никак не помешало разговору.

– Ты думаешь, это ад для него? – он обвел рукой пещеру. – Нет. Это ад для всех, присутствующих здесь. Для этих жмотов, которых называют ангелами, считающих, будто их поощрили за чудовищную скаредность. Да и для меня тоже. А за что? За то что я не уберег казну Храма. А как бы я ее смог уберечь от хищного зубатого волка, уже порвавшего клыками весь окружающий его мир?! Но Господу ничего не докажешь, и потому наказание его справедливо, и не нам его обсуждать…

Элеазар сел ровно, сжал кулаки обеих рук и, задрав подбородок к потолку, взвыл дурным голосом.

– Ав-ву-у-у-у!

На площадке опять что-то рухнуло. Видимо, Изя слишком близко подобрался и потому не выдержал неожиданной звуковой атаки.

Элеазар вытер кулаком набежавшие слюни и продолжил:

– И ты, гаденыш, портишь все на свете! Запомни одну вещь: больше тебе не позволят выпустить чудовище. А если это случится – дубинация для тебя станет вечной. Уж я организую все как надо. Я уже продумал. Пять отрядов ангелов будут чередоваться…

– Так у меня от задницы ничего не останется, – заметил Марк. – Одни кости тазобедренного сустава.

– Значит, будут лупить скелет, – заявил Элеазар, икнув. – В труху! Но жив останешься. Понял?

– Понял, – кивнул головой Марк.

Стакан водки, принесенный Изей, выполнил роль обезболивающего средства и потому он чувствовал себя нормально.

– Следующая казнь случится сразу после того, как ты встанешь на ноги, – сообщил Элеазар.

– Как это? – удивился Марк. – Разве успеют вырасти мои родственники?

– Ха! – повеселел Элеазар. – Во власти Господа управлять здесь временем так, как ему угодно. На то он и Господь. Потому – готовься. И никаких фокусов. Твой отец должен остаться в пещере, потому что людской мир в опасности. Но если опять вместо него я увижу тебя – не помогут никакие молитвы. Ничего личного, кстати. Удар по яйцам не считается. Заслужил я, потому что расслабился. А расслабляться здесь нельзя. Тем более рядом с таким мерзавцем, каковым являешься ты! Футболист римский…

Он тяжело поднялся на ноги и, забыв о бутылке на столе, полной на две трети, потопал к выходу. Через минуту раздалось хлопанье крыльев. Марк, сглотнув сухим горлом, посмотрел на бутыль. Нужно было встать, чтобы дотянуться до нее, но дубинированная утром задница вызывала обоснованные опасения. Поэтому он решил дождаться Изи.

Последний не заставил себя долго ждать. Он вошел и стазу же упал на табурет. Сначала Изя жадным взглядом впился в бутыль, а затем схватил ее и хищно присосался к горлышку, как будто имел на это полное право.

– Эй, хорош! – строгим голосом произнес Марк. – О товарище не забывай.

Изя, облизнувшись, передал бутыль Марку.

Она была пластиковой, но на качестве напитка это не сказалось. Марк, сделав несколько хороших глотков, сказал:

– Дай-ка пробку.

Изя подал. Марк, завинтив горлышко, сунул бутыль в ворох шкур и заявил:

– Все. На сегодня хватит.

– И это после того как я, рискуя репутацией и задницей, принес тебе водку, которую мог бы выпить сам? – удивился Изя.

– Водку ты принес, чтобы искупить свою подлость, – сообщил Марк, – и она выразилась в том, что ты как животное, обязанное за кормежку плясать в цирке, влупил в мою многострадальную задницу десять ударов дубиналом.

– Но я не мог отказаться! – воскликнул Изя.

– Мог! – категорично заявил Марк.

– Ну да, – насупился Изя. – И что потом? Знаешь? Так я тебе сообщу. Потом бы меня развернули задом, и вся толпа прошлась бы дубиналом по моей пятой точке! А зачем мне это надо?

– Вот так у тебя все. Скажут копать себе могилку перед расстрелом, покорно пойдешь выполнять работу. А чтобы отказаться – нет. Ведь расстреляют сразу. А так можно еще минут двадцать-тридцать пожить. И что нового дадут эти тридцать минут? Ничего. Тем более – в яме, где хоть с бабой, хоть с коньяком, а все равно в яме.

– Ты несешь чушь! – вскричал Изя, вскакивая на ноги. – Ну и провались ко всем чертям!

 

Он выбежал на площадку и вслед за этим раздался шелест крыльев.

Марк вытащил бутыль из вороха шкур, хлебнул из нее и сказал вслух:

– Подумаешь, еврея в трусости обвинили! Я и сам теперь еврей. Если учесть историю Всемирного Потопа. Но в яме с лопатой не буду! Пусть меньше проживу…

Он, кряхтя, медленно поднялся с нар и пошел на выход. Анестезия, полученная от употребления алкоголя, сделала свое дело. Зад вроде бы шевелился и не ввергал Марка в пучину боли.

Подойдя к обрыву, Марк справил туда малую нужду. Подумав немного, он пришел к выводу, что в справлении большой нужды необходимости никакой нет, так как справлять ее нечем. Весь день он ничего не ел.

Он нагнулся и крикнул вниз:

– Прости, сусляра. Сегодня мы с тобой страдаем вместе в голодном тандеме!

Он напился из ниши чистой воды и вернулся в пещеру. Относясь к своему заду как к секретному документу особой важности, Марк решил не изучать его, а потому улегся на нары животом. Хлебнув перед сном из бутыли, он засунул ее поглубже в шкуры и закрыл глаза. Тут же в голову ему пришла мысль, что Элеазар не такая уж жуткая сволочь и можно было бы его простить хотя бы за забытую бутыль с пойлом, но сердце не позволило сделать этот благовидный поступок и пожелало кровавого возмездия. Марк, сжав от ненависти зубы, заснул. И снилась ему всякая чертовщина.

Особенно это касалось Шейлы Уальдхукер. В эту ночь она была неугомонна!

Приставая к Марку с нескромными и откровенно мазохистскими желаниями, она хотела вытянуть из него все жизненные соки. Но Марк не сдавался, догадываясь краем мозга, что ее активность связана в первую очередь с поврежденной задней частью его тела, отчего передняя стала проявлять наибольшую активность.

Марк во сне послал Шейлу не менее ста раз по известному всем взрослым людям сексуальному адресу, но она не уходила, и потому он вынужден был проснуться и даже слетать вниз.

После того как он попал под холодный дождь, она исчезла на короткое время, но появилась под утро в виде заботливой жены в коротком халатике и пушистых тапочках с помпончиками, готовая мазать зад мужа вазелином до утра, лишь бы он употребил ее хоть разок по прямому женскому назначению, а потом купил шубу в цвет тапочек. В результате Марк не выспался опять.

НА СЛАДЕНЬКОЕ

На следующий день Марк, наконец, смог рассмотреть свои спину и задницу. Ничего неожиданного он не увидел. Синь как синь. Какие-то ровные и кривые полосы, вмятины густой фиолетовости, плюс участки с явно обвисшей в виду оторванности кожей багрового цвета.

Боли особой не чувствовалось. Видимо, процесс дубинации был болезненным на самом пике его проведения, а потом плавно переходил в категорию излечения, и потому не нес разрушительных последствий для организма в целом.

Марк, стоя на площадке, вдыхал грудью воздух и мечтал о завтраке.

Изя немного припозднился. Держа в руках чашку с паштетом, он приземлился, схлопнул крылья и сказал:

– Извини, проспал.

Лицо его было – в гроб краше крадут. Видимо, смешивание водки с виски пагубно отразилось на его здоровье.

– Н-да, – сказал Марк, принимая миску с паштетом. – Бедняга.

Он быстро съел свою порцию, выбросил глиняную посуду в пропасть и, вытерев ладонью рот, спросил:

– Хочешь, я тебя вылечу?

– Как? – поинтересовался Изя.

– Похмелю.

Ангел сдержал рвотный позыв и одобрительно кивнул головой.

– Пойдем, – сказал Марк, заходя в пещеру.

Достав из вороха шкур бутыль с виски, наполненную немногим больше чем наполовину, он свинтил крышку и протянул сосуд Изе. Тот с жадностью присосался к горлышку. Марк еле смог вырвать бутыль из его рук!

– Хватит пока! – рявкнул он.

Изя застыл, тяжело дыша. Глаза его заметались по сторонам в поисках закуски. Марк тут же задрал левую руку вверх и ехидно предложил:

– Лизни подмышку, она соленая и пахучая.

Изя, отдышавшись, ответил:

– Нет, спасибо.

– Видишь, какой я добрый? – спросил Марк, сам хлебнув из бутыли. – Вместо того чтобы с наслаждением наблюдать за мучениями, я тебя лечу. Кого? Того, кто вчера лупил меня дубиналом от всей души, показывая свое рвение начальству!

Изе, видимо, стало легче, потому что он осмелел и заявил:

– Это вообще-то не твой виски. Тебе он не положен.

– Как и тебе, – парировал Марк.

– Вот сейчас слетаю и настучу, – пообещал Изя.

– Тогда ни тебе, ни мне ничего не достанется, – констатировал Марк. – Такая ситуация характеризуется следующими словами: назло жене пенис отморожу.

Он поставил бутыль на стол и решил присесть на нары. Изя собирался что-то ответить, но не успел. В зад Марка, опустившийся на нары, врезались тысячи молний!

– А-а-а! – взревел он от боли.

Резким рывком вскочив на ноги, Марк вылетел из пещеры и, не останавливаясь, спикировал в пропасть, продолжая орать. На подлете к земле он увидел как суслик, заканчивавший облизывание разбитых черепков выброшенной ранее миски, удивленно задрал вверх голову.

Встретившись с ним глазами, Марк перестал орать и выдал осмысленную фразу:

– Чтоб ты подавился, нахлебник чертов!

Обратная сила пришла в движение, и Марк понесся вверх. Суслик, проводив его одобрительным взглядом, продолжил свое нехитрое дело.

Оказавшись снова на площадке, Марк вошел в пещеру и увидел там Изю, крепко присосавшегося к бутыли. Выдрав сосуд из его рук, Марк убедился в том, что горло у Изи – будь здоров! За короткое время полета запас виски существенно уменьшился.

Марк хлебнул сам и спрятал бутыль в шкуры.

– Ох, и жадный ты, – сказал Изя развязно. – В отличие от своего папаши.

Он смачно икнул.

Марк молча развернул Изю лицом к выходу и от души пнул его ногой в зад. Пинок был такой силы, что Изя, вылетев из пещеры, для достижения равновесия вынужден был расправить крылья, отчего унесся в воздух подобно истребителю, запущенному с палубы авианосца специальной катапультой.

Вечером Изя с виноватым лицом протягивал Марку вареную свеклу и просил:

– Ну дай хлебнуть, а? Немножко.

– Твое нынешнее состояние называется запоем, – отвечал ему Марк, вгрызаясь в свеклу. – Лечится полным отказом от алкоголя. Правда, не исключено появление белой горячки, но тебя от нее избавят быстро. Два укола а разные половинки жопы – и ты здоров! Твои друзья – лучшие адские доктора.

– Я к тебе – всей душой! – злился Изя. – А ты?

– А я тебя лечу, – не сдавался Марк. – Считай меня хирургом, который причиняет боль, но в итоге восстанавливает здоровье.

– Если ты мне сейчас не нальешь, превратишься из хирурга в патологоанатома!

– Ничего с тобой не случится. От запоя в аду еще никто не помирал.

– Ах, так?! – взвизгнул Изя. – Ну тогда знай, что в этот раз тебе не удастся провести никого! Все предусмотрено! Прощай!

Он направился к выходу.

– Стой! – вскричал Марк. – Расскажи, что знаешь, и я тебе дам хлебнуть.

Изя остановился и, обернувшись, покачал пальцем.

– Не-е-ет, – протянул он. – Сначала дай.

Марк слазил в шкуры и протянул ангелу бутыль. Изя, сделав добрый глоток, блаженно прикрыл веки. Марк тут же отобрал у него виски.

– Короче, по слухам, казнь состоится через три дня, – сказал Изя.

Марк дал ему хлебнуть еще раз и опять отобрал бутыль.

– В этот раз дадут полуавтоматический пистолет, чтоб ты не путался с барабаном.

Изя требовательно протянул руку. Марк снова дал ему глотнуть.

– Чтоб ты не остался здесь и не оставил своего братца Публия – придумана специальная штука…

Изя замолчал, с улыбкой глядя на бутыль. Марк, не выпуская сосуд из рук, всунул горлышко в рот ангела. Тот протяжно хлебнул.

– Ну! – гаркнул Марк, убирая бутыль.

– Дубинал гну! – крикнул Изя и рассмеялся, вытирая рот рукой. – А что за штука, я не знаю! Тра-ля-ля-ля-ля-ля-ля!

Он запел какую-то песенку.

Марк поставил бутыль на стол, схватил Изю за ухо и выволок его из пещеры.

– Сволочь пронырливая! – выругался Марк.

Он хотел повторить свой утренний трюк и отправить Изю в полет пинком, но последний оказался к этому готов. Извернувшись ужом, он вырвался и, отбежав на несколько шагов, поднялся в воздух.

– Ха-ха-ха! – пьяным голосом рассмеялся Изя сверху.

Марк нагнулся в поисках камня и зашарил руками по площадке. Изя тут же вознесся выше и полетел прочь, хохоча во все горло. Обидный смех долго звучал в вечернем небе, постепенно удаляясь от скалы.

*

Публий появился первым. Марк, как и в прошлый раз, сидел, подпирая спиной расстрельную стенку. Наблюдая за Публием, он заметил, что младший брат, оказавшись на площадке, остановился на несколько секунд, а затем оглянулся и внутренне собрался, как будто готовясь к бою, спонтанному и потому непредсказуемому.

Одет он на этот раз был в какую-то униформу со многими карманами. Вот только ноги его были босыми и голову ничто не покрывало. Форма выглядела если и не новой, то хотя бы отстиранной.

Прошлепав босыми ногами по площадке, Публий подошел к Марку и сказал:

– Здравствуй, брат.

Марк ответил:

– Ну, не знаю, как насчет всего остального, но могу сказать, что с братьями обычно так не поступают.

– Ты о чем, о прошлой ситуации? – спросил Публий, усаживаясь на корточки. – Какая мелочь! Ведь минуло двадцать пять лет. Можно было и забыть.

– Ага, – согласно кивнул головой Марк. – Вот ты и забудь. А я буду помнить.

– Да ладно тебе, – махнул рукой Публий. – Что там у нас на этот раз? Меня убили необычным способом. И я подумал, что порядок изменился.

– Ты прав, – сказал Марк. – Порядок действительно изменился. И я тебе сообщу о нем. Но сначала расскажи, как ты очутился здесь в этот раз.

– Представляешь, меня сварили в котле!

– И съели?

– Не знаю, что там было после того как сварили, – удрученно махнул рукой Публий. – Я был наемником в одной из африканских стран. Там нравы всякие… Ну, поймали меня, связали и сунули в котел. В форме и ботинках. Вон, видишь, как выварилась? Хоть чистой стала.

Он показал пальцем на свой френч.

– А почему ты бос? – спросил Марк.

– Ботинки были сделаны из свиной кожи, – ответил Публий. – Выварившись, они ужались так, что размер их стал детским.

– Да уж, – Марк задумчиво покачал головой. – С каждым разом хуже и хуже.

– Вот и я о том же, – с согласием произнес Публий. – Слушай, давай прекратим заниматься отсебятиной? Оставим отца здесь. И все вернется. Он будет нам чикать головы раз в двадцать пять – тридцать лет. Зачем бороться с тем, что нельзя побороть?

– Знаешь, я, наверное, мог бы согласиться с тобой, – кивнул утвердительно головой Марк. – Если б ты не надул меня в прошлый раз! А теперь – вот это видел?

И Марк сунул под нос Публию кулак с оттопыренным вверх средним пальцем. Младший брат молча отвел кулак от своего лица в сторону.

– Думаешь, здесь все сахаром намазано! – Марк уже кричал, обводя руками площадку. – Ты считаешь, только тебе одному можно заниматься любимым делом? А другие пусть дубинируются и с сусликами воюют во сне?!

– Ду… чего? – удивился Публий. – С какими сусликами?

– С во-от такими зубами! – Марк развел руки в стороны на всю их длину.

Публий со страхом глядел на брата, кипевшего бешенством.

– Что с тобой? – испуганно спросил он.

– Ничего! – ответил Марк, резко успокаиваясь. – И потому тебе предстоит самому узнать, как здесь здорово жить. Уж в этот раз я об этом позабочусь!

– Зачем вы кричите? – раздался вдруг тонкий детский голосок.

Это было так невообразимо, что оба брата застыли, пораженные этим голосом. Ребенок? Здесь? Не может быть! Они повернули головы на звук и увидели, как из-за стенки вышел мальчик неопределенного возраста.

Выглядел он десятилетним, но глаза его были совсем не детскими. Крайняя худоба и бледность говорили о болезненном состоянии ребенка, а белая длинная сорочка обнажавшая тощие босые ноги, свидетельствовала о больничной койке, с которой мальчик слез перед тем, как попасть сюда. Осторожно опираясь рукой о стенку, мальчик сполз по ней и уселся рядом с Марком.

– Эй, пацан! – удивленно воскликнул Публий. – Ты как здесь оказался?

– Так же, как и ты, Публий, – ответил пацан. – Или почти так же.

– Отец? – спросил Марк, и рот его приоткрылся от изумления.

– Да, Марк, – ответил мальчик. – Рот закрой, а то селезенку продует.

Марк захлопнул рот и вытаращил глаза.

– Чушь собачья! – не поверил Публий. – Ну какой это отец? Малолетний дрищ!

Но Марк, помнивший Публия в десятилетнем возрасте, видел перед собой почти полную его копию! Ошибиться в этом было нельзя.

– Да, – сказал он тихо. – Он как две капли воды похож на тебя, Публий.

– Не верю! – вскричал Публий и вскочил на ноги.

Он принялся ходить взад-вперед перед стенкой.

 

– И как теперь к тебе обращаться? – спросил Марк у мальчика, повернув к нему голову. – Для отца ты явно молод.

– Как хотите, – махнул рукой ребенок. – Хоть никак не обращайтесь.

– Что ты помнишь?

– Все.

Мальчик осмотрел Марка с головы до ног и поинтересовался:

– Так кто из вас остался здесь в прошлый раз? Должен был Публий, но я вижу, Марк, по твоей набедренной повязке и вьетнамках, что это снова был ты. Почему?

– Потому что Публий обманул меня и застрелился сам, – ответил Марк.

Публий никак не отреагировал на слова Марка, продолжая ходить взад-вперед.

– А ты смог завершить дело, ради которого рвался отсюда? – задал вопрос Марк.

– Нет, – покачал головой ребенок. – Я болел с детства. Чем только не хворал! Меня лечили от всего, от чего только можно лечить. И вот в десятилетнем возрасте я угорел от газа (кто-то забыл закрутить до конца вентиль в баллоне) и впал в кому. Сколько лет я пробыл в бессознательном состоянии – не знаю. Но, видимо, опять кто-то что-то не докрутил в медицинском оборудовании, в результате чего мои мучения там закончились, и мне пришлось отправиться сюда.

Он поежился и зябко передернул плечами.

– Тебе холодно? – с тревогой спросил Марк. – Ну конечно! Ты же босой. Надень мои вьетнамки!

– Ха-ха-ха! – рассмеялся вдруг Публий, резко остановившись. – От твоих вьетнамок он тут же согреется. Черт, знал бы, что так получится, захватил бы с собой мои уваренные ботинки. Они как раз ребенку впору. Ботинки здесь пригодятся лучше, чем твои шлепанцы, раз ему все равно придется остаться.

– Не придется! – злобно произнес Марк. – В этот раз тебе не удастся никого обмануть!

Он вытащил из-за спины пистолет.

– О! – с уважением воскликнул Публий. – «Глок семнадцать»! Хорошая пушка. Ну, давай, стреляй. Сначала в него, а потом в себя.

Его палец указал на бледного мальчика, с интересом слушавшего диалог. Рука Марка с зажатым в ней пистолетом непроизвольно опустилась вниз.

– Что, не можешь убивать детей? – с ехидством осведомился Публий.

– А ты можешь? – спросил Марк, нахмурившись.

– Я две тысячи лет наемник, – с язвительной ласковостью пояснил Публий. – А наемники, обвешанные гуманистическими принципами, долго не живут и потому не нужны никакому работодателю.

– Марк, – вмешался в разговор мальчик. – Отдай ему пистолет. Пусть он застрелит тебя и себя. А я останусь здесь. Ведь это мое место.

– Никогда! – гневно вскричал Марк. – Это несправедливо! Публий еще ни разу тут не отсиживался. А тебе вообще нельзя оставаться здесь в таком хилом виде. Страшно подумать, что с тобой сделает эта адская банда!

– Какая банда? – глаза Публия сверкнули любопытством.

– Сусликов! – хором ответили ребенок и Марк.

Публий задумался.

– Сделаем так, – принял решение Марк. – Пистолет заряжен двумя патронами, как и в прошлый раз. Один уже находится в стволе. Ты выстрелишь мне в висок, а потом сразу же себе в то же место. Смотри! Ни при каких обстоятельствах не давай пистолет в руки Публию. Понял?

– Понял, – кивнул головой ребенок.

Он взял обеими руками пистолет, протянутый ему Марком, и с видимым усилием поднял его стволом вверх. Руки мальчика дрожали от напряжения, настолько он был слаб. Публий насмешливо наблюдал за действиями немощного ребенка и губы его вдруг стали растягиваться в широкую улыбку.

Заметив это, Марк помог незадачливому мальчику поднять пистолет к своей голове и приставить его дулом к виску.

– Смотри! – строго сказал он, косясь глазом на Публия. – Как только я упаду от первого выстрела, не приставляй пистолет к своей голове. Я вижу, силенки у тебя на исходе… Потому просто вставь дуло в рот и большим пальцем выжми спусковой крючок. Понял?

– Да, – ответил пацан, щурясь от напряжения.

– Только пистолет Публию не да…

Грянул выстрел!

Тело Марка отбросило в сторону, и оно завалилось под стенку. Отдача чуть не вырвала пистолет из рук ребенка, но каким-то чудом ему удалось удержать его. Согнув ногу в колене, он опустил на нее пистолет рукояткой вниз, нагнулся и собрался было ртом накрыть ствол оружия, но Публий, как оказалось, совсем не дремал. Он был уже рядом!

Левой рукой Публий без труда (одним движением) выхватил пистолет у мальчика, а правой отпустил тому звонкий подзатыльник, отчего голова ребенка мотнулась из стороны в сторону, а глаза распахнулись шире линии горизонта.

– Оружие детям не игрушка, – ворчливо заметил Публий, разглядывая пистолет. – Вон, посмотри, что наделал. Человека убил! Ха-ха-ха!

Он заржал как лошак.

– Эх, сынок-сынок, – грустно сказал мальчик своим детским голоском.

– Какой я тебе сынок?! – зло спросил Публий, оборвав смех. – Тряпичный медвежонок тебе сынок! Ладно. Прощай, папаша. Нашелся тут… Надо же?!

Он приставил пистолет к своему виску и грянул второй выстрел.

Мальчик подполз к трупу Марка, снял с его ног шлепанцы и обулся в них сам. Они были, конечно, велики ему, но наличие хоть какой-то обуви позволяло перемещаться по площадке с бо́льшим удобством.

Вершина горы тем временем наполнилась ангелами, но мальчик, прислонившись спиной к расстрельной стенке, смотрел не на них, а на солнечный диск, продолжавший свое закатное движение, и потому не заметил, как один из ангелов юркнул в пещеру.

– Га-га-га! – раздался вдруг громкий гогот.

Мальчик повернул голову на звук. Перед ним стоял Генрих Новицкий.

– Добро пожаловать домой! – сказал он, явно издеваясь. – Ура! Красс вернулся! Только разве ж это Красс? Да это не Красс, а Крассик какой-то!

Вокруг дружно заржали. Красс молчал.

– Будет тебе теперь на орехи! – довольно произнес Новицкий. – Чего расселся? Брысь отсюда, шкет дистрофический! Работать мешаешь!

Мальчик встал, подошел к обрыву и уселся на край его, свесив ноги вниз. Ангелы принялись за дело. Через несколько минут трупы и расстрельная стенка исчезли. Исчез и пистолет с двумя выброшенными затвором гильзами. Лишь два начавших чернеть пятна крови напоминали о трагедии, случившейся здесь несколько минут назад. Площадка опустела, и Красс подумал, что остался один. Но мысль эта оказалась заблуждением, которое тут же и рассеялось.

Из пещеры с зажатой под мышкой бутылью разболтанной походкой вышел Изя. Прищурившись от яркого света, он осмотрелся и, заметив Красса, направился к нему. Молча усевшись рядом, он свинтил с горлышка крышку и поднес бутыль к глазам.

– Еще пару глотков есть, – заметил он вслух, даже не поздоровавшись. – Твой сын Марк молодец. Оставил почти треть. Но я уже немного постарался.

– Дай мне, – протянул руку Красс.

– Иди ты! – Изя спрятал бутыль за спину. – Детям алкоголь противопоказан. Тем более – таким хилым как ты. Сейчас хлебнешь и помрешь. А кто виноват будет? Ясное дело – Изя, кто же еще!

Он быстрыми глотками высосал остатки виски и швырнул бутыль с крышкой в пропасть.

– Суслику по кумполу, – сообщил Изя радостно. – Ну, чего грустишь? Домой ведь вернулся!

– Эх, дал бы я тебе сейчас в ухо! – мечтательно произнес Красс. – Да сил нет.

– Хэ! – хохотнул Изя. – Ты теперь осторожней с языком будь! А то уши накручу!

Кстати, а детское питание тебе положено? Интересно. Надо будет узнать. А то со сладеньким у нас в столовой совсем беда: – и он отрыгнул алкогольными парами.

– Что, несчастного ребенка обкрадывать собрался? – спросил Красс.

– А ты скольких обокрал, когда Храм грабил?

– Опять-двадцать пять! Я же не у детей крал, а у Бога.

– Так родители жертвовали в Храм деньги, на которые можно было бы сладостей купить! Вот и получается: дети без сладостей, а Красс – мерзавец!

Изя рассмеялся, явно довольный своими логическими построениями.

Красс, поморщившись, ответил:

– Иди ты со своей софистикой к тому идиоту, который тебя обучал. А еще лучше – в задницу к Элеазару.

– Вот сейчас точно договоришься, – разозлился Изя. – Ухо оборву!

Сверху послышался мощный звук хлопающих крыльев. Изю с обрыва как ветром сдуло! Он уже стоял, заняв строевую стойку и вытянув руки по швам. Красс даже не пошевелился.

Естественно, это был Элеазар. Приземлившись в центре площадки, он, не глядя ни на кого, направился к нише в скале, откуда узники обычно пили. В руках архангел держал солидный пучок каких-то веток. Опустив их в воду, Элеазар отряхнул руки и подошел к Изе. Посмотрев на мальчишеский затылок своего давнего врага, он перевел взгляд на ангела.

Глаза Элеазара светились блаженством, а сам вид архангела выражал столько радости, сколько не могла вместить даже туша его тела. Потому эта радость выплескивалась через край волнами, подобно пивной пене, рвущейся наружу из кружки от перелива, допущенного неопытным барменом.

Рейтинг@Mail.ru