Виктор Анатольевич Тарасов-Слишин
Воспоминания Анатолия. Документальная трилогия. Том первый
В разгар холодов, я заболел гриппом, а потому десять дней, не ходил в школу. Под приглядом мамы, мне приходилось лежать в постели и нудно дожидаться, возвращения домой отца, вместе с братом. В полдень, я уныло представлял, как в детском садике Валерка вкусно обедает, а мои одноклассники в школе, дружно играют на большой перемене.
Под неустанным руководством Розы Адамовны, я сперва решал задачи и примеры по арифметике, а затем переписывал в тетрадь прописей, тексты из букваря. В те дни, я прочитал свою первую повесть «Замок железного рыцаря», написанную Кубанским писателем, Поповым Василием Алексеевичем. В книге рассказывалось о судьбе, двух русских ребят. Мальчика Коли и девочки Наташи. Которые были привезены фашистами в Германию.
Красноармейцы обнаружили истощённых ребят, привязанными к заминированным стульям. Тем не менее, сапёры обезвредили боезаряд и спасли детей. После этого, Коля и Наташа, стали детьми стрелкового полка, расквартированного в имении Германского барона. Действия книги, происходили на побережье Балтийского моря. Причём штаб полка, располагался в старинном замке, в зале которого, стоял железный доспех Тевтонского рыцаря.
Таинственная смерть часового в безлюдных покоях замка, послужила толчком, для обследования, близлежащих окрестностей. В итоге, под каменными постройками замка, дети обнаружили убежище эсэсовцев, с запасами провизии, оружия и тайным причалом. К которому был пришвартован, полностью исправный, быстроходный катер. Благодаря Коле и Наташе, солдаты полка, по тайным проходам замка, вышли на фашистский отряд и дав бой, вовремя обезвредили.
Я был в восторге, от прочитанного и попытался выдумать нечто похожее, а потому выписал в тетрадь, понравившееся мне выражение, одного военного: «Ну, что вы, доктор! Мышь и ту бы я заметил. Не спал, не дремал ни минуты». Только дальше этой фразы, моё сочинительство не пошло…
Второй, прочитанной мною книгой, была «Повесть о настоящем человеке», принадлежащая перу Бориса Николаевича Полевого. В ней рассказывалось о судьбе рядового, Советского лётчика – Маресьева, который был сбит Германским лётчиком и с повреждёнными ногами, мужественно выбирался из леса. Его подобрали партизаны и отправили в Москву. Герой лишился ног, но освоив протезы, вернулся в ряды истребителей и продолжал сражаться за Родину, побеждая фашистов!
Вскоре, по настенным часам, я научился определять, ход времени. Хотя раньше, несмотря на объяснения родителей, они оставались для меня, тикающей бессмыслицей. Так однажды, когда я глядел, на качающийся маятник, в полном одиночестве, что-то щёлкнуло внутри меня, на подсознательном уровне!
Раз, и я понял… Большая стрелка, пробегает циферблат за один час, тогда как маленькая, перемещается всего на одно деление, из двенадцати. Всё просто, гляди на стрелки и произноси вслух, указанные цифры! Теперь мамины ходики, висят в зале, нашей Уярской квартиры и по сей день, показывают точное время.
После войны, в станице осталось много следов, пребывания оккупационной власти и оставшихся в земле, Германских трофеев. Которые в мальчишеской среде, имели устоявшуюся, номинальную ценность и выгодно обменивались. Так например, огнестрельная единица, повреждённого Германского оружия, оценивалось в два, железных креста.
Именно на таком условии, я обменял соседу, обгорелый экземпляр винтовки, выкопанной в огороде. Были у меня, ещё и другие трофеи… Стальная немецкая каска с куцыми рожками, покорёженный штык и множество пистолетных гильз, а также несколько медалей! Правда каким путём, мне досталась большая часть, этих трофейных богатств, лучше умолчать.
В тысяча девятьсот сорок втором году, со слов соседки, в пяти километрах от станицы, начался бой… Через сутки, его раскаты затихли. Победили немцы. После чего, направляясь на северо-восток, из станицы выехали Советские службы и учреждения. И на несколько дней, в оставшемся без милиции Лабинске, воцарилось безвластие.
Население станицы, бросилось грабить склады и магазины, из которых не успели вывезти, товары широкого потребления и продукты. После чего, началась оккупация. Прибывавшие солдаты вермахта, только наблюдали за мародёрством, но не вмешивались…
Ровно до тех пор, пока знающий русский язык, германский офицер, не подъехал к центральному магазину и вскинув пистолет, матерно не закричал: «Бессовестные суки! За посёлком в степи, лежат ваши раненные солдаты! Им нужна неотложная, медицинская помощь! Прекратите грабёж, буду стрелять!».
По его приказу, солдаты окружили бесчинствующих жителей и погнали на поле, отгремевшей битвы… Где заставили согнанных мародёров, ложить раненых Красноармейцев на носилки и нести домой, на лечение. Как ни странно, но немцы требовали укладывать раненых, на чистые постели! Угрожая нерадивым хозяевам, применением табельного оружия… Видимо поэтому, ни один из жителей, впоследствии не обвинил Германских военных в жестокости. Хотя зрелые, правдивые Лабинцы, не единожды рассказывали, о зверствах наёмных полицаев!
В самую холодную пору, в конце января, мы с Валеркой, надумали найти то поле, чтобы накопать новых трофеев. Поскольку старшие ребята, не единожды рассказывали о том, что находили там, неразорвавшиеся снаряды, гранаты, патроны и прочее снаряжение… Мы тепло оделись в пальто и валенки, а потому не замечая хилого морозца, уверенно ступая по хлопьям тонкого, недавно выпавшего снега, направились в поле.
Искали мы долго, только желанного места не нашли, а перед ранними, зимними сумеркам, окончательно заблудились… Братишка очень устал и начал хныкать, отказываясь идти. Всё же, мы вышли на дорогу и с наступлением темноты, пришли домой.
Конечно, нам попало от мамы. Поскольку родители всполошились и подняли на наши поиски, с десяток конторских рабочих! Мы знали, что заслужили справедливого наказания… Только случилось невероятное! Наш отец, воротившись с поисков, лёг отдыхать.
В лихую годину, люди начали рассказывать страшные истории о людоедстве. Например о том, что жившая неподалёку, семейная пара, варила холодец из костей, завлечённых в гости, маленьких детей. Мол, их взяли на рынке, вместе с погаными яствами. Тем не менее, рассказчики не называли имён злодеев, а наша мама, в ответ на наш с Валеркой, уточняющий вопрос, уклончиво изрекла: «Их брали рядом, с вас достаточно!».
Может эти враки, придумали хитрые взрослые, чтобы напугать своих, вольно бегающих по улицам, непослушных отпрысков? Ведь не секрет, что из-за послевоенной разрухи и голода, в стране процветал, лихой бандитизм…
Так однажды, когда у нас в гостях, ночевал дядя Витя, приехавший из Малой Лабы, к нам пытались вломится разбойники. Я проснулся от звука, прогремевшего выстрела. И вместе с мамой, испуганно уставился, на струйку дыма, поднимающуюся из отцовского, служебного пистолета «ТТ». В ответ, по ставням ударили и тоже выстрелили, после чего всё стихло.
Время шло. Ближе к весне, я подружился с сероглазой, русоволосой одноклассницей Аллой. Помимо хорошей успеваемости, Острянская прекрасно рисовала акварельными красками. Пухленькая, розовощёкая подруга, несколько раз приходила ко мне в гости и выводила кистью, на альбомных листах, зелёные листья дубов, алые цветы и стебли растений. Тогда как я, предпочитал рисовать цветными карандашами, улыбчивые лица людей и машины.
Валерка постоянно крутился рядом и вмешивался в наши разговоры. Назойливо привлекая, к себе внимание, миловидной гостьи. Вот почему, я начал подозревать, что он влюбился в Аллу… Хотя сам братец, это категорически отрицал!
Разоблачила тайную любовь Валерки, наша двоюродная сестра Антонина, которая недавно приехала к нам, вместе с маминой мачехой, тётей Феней Роженцовой. К этому времени, она превратилась в во взрослую, красивую девушку и снисходительно взирала на нас, с высоты пятнадцати лет.
Тем не менее, затеяв ворожбу на спичках, она предупредила: «Ваши невесты, живут в тех сторонах Белого света, куда повернутся с поклоном, ваши спичечные огарки!». Валерка держал, горящую спичку, до тех пор, пока огонёк не прижёг, его пальцы. Тогда забывшись от боли, он отбросил спичку и выкрикнул: «Алка Оштряншкая!».
Теперь тайное, стало явным. Вопреки тому, что братец неразборчиво фальшивил, не выговаривая звук «с»… Из чего выходит, что мы проявили братское единодушие. Ведь в сонных грёзах, я часто летал в облаках, на двухместном истребителе. Разумеется, вместе с Аллой!
В конце зимы, отец перевез разобранный сруб, нашего дома из Малой Лабы в станицу Лабинскую. После чего, в свободное от работы время, он начал его собирать заново, вместе с мамой. Поэтому мы с Валеркой, немного покрутившись на строительстве, радостно отправлялись, на вольготные прогулки.
Лабинская зима, закончилась удивительно быстро. Ночные заморозки с подмёрзшими лужами, простояли всего две недели, а потом началась, дождливая оттепель. Да! Кубанская зима, оказалось неожиданно уступчива, в отличие от крайне упрямой, Сибирской сестрицы…
Глава 6. Город Лабинск. 1947 год
Весной станицу Лабинскую, переименовали в город Лабинск. Правда статус города, ничего не изменил в нашей Кубанской, повседневной жизни. Родители достроили дом и во второй половине лета, мы в него заселились. Гуляя на новой улице, я познакомился с соседской девочкой Светой, которая запомнилась мне, по трём причинам…
Во-первых потому, что на правах члена семьи, в Светкином доме, обитала немецкая овчарка! Во-вторых из-за того, что у неё были, необычные акварельные краски. В наборе которых, была секция, с серебряной краской. Тогда как третья причина, разорвала наши со Светкой, приятельские отношения… Ведь родители постоянно, ставили мне в пример, эту прилежную девочку! Попрекая в ветреной безалаберности…
Вот история, Светкиной популярности… Посреди бела дня, когда родители были на работе, в двери дома, постучал подозрительный мужчина. Когда девочка открыла дверь, тот сказал, что его послал за деньгами, её отец. Светлана не поверила незнакомцу, но сделав вид, что пошла за деньгами, выпустила овчарку. Та, прогнала жулика, а моя мама, с тех пор, начала восторгаться поступком девочки!
Лето запомнилось мне влажной, удушающей жарой, от которой не было спасения. Петли, металлические предметы и пружины кроватей, всё время ржавели. Поэтому мама, регулярно их смазывала, техническим вазелином. Жили мы по-прежнему впроголодь… Поскольку сказывалось, отсутствие прошлогодних запасов. Роза Адамовна, экономила на всём…
Мы никогда не выбрасывали, картофельные очистки! Вместе с ними, мама изредка заводила тесто и выпекала хлеб. По сей день, я не могу нормально есть, картофельные пирожки, ощущая привкус, того Лабинского хлеба. В пищу шло всё… Наши с Валеркой желудки, переваривали подсолнечный жмых, абрикосовые косточки и тыквенную кашу, без масла.
Однажды с Валеркой, мы отравились старыми, абрикосовыми косточками и маме пришлось нас отпаивать, взятым у соседей, парным молоком. Брату было легче переносить голод. Ведь его неплохо кормили, в детском садике. Тем не менее, когда мы садились ужинать, он делал несчастную мордочку и показывая нам, половину ладошки, канючил: «Хочу есть! Нам дали хлебца, во-от столечко!».
Первый класс, я закончил с похвальной грамотой. Мама гордилась моими успехами и в обязательном порядке, показывала всем гостям, памятный бланк. Только я сам, обладая хорошей памятью, вовсе не считал, что получил наградной лист, за исключительную усидчивость и трудолюбие.
Ближе к лету, в глубокой тайне от отца, тётя Феня Роженцова, при мамином участии, повела нас в церковь. Деревянное строение которой, было окрашено масляной краской, поэтому не произвело на нас, с братцем Валеркой, никакого впечатления. Зато внутреннее убранство, нас восхитило!
Мы глазели на яркие, торжественные одежды священнослужителя и настороженно озираясь, разглядывали затенённое убранство, оштукатуренных стен. На которых висели картины, с изображениями загорелых, бородатых личностей, в свободных одеждах.
Торжественная мелодия, льющаяся из-за занавеса, усилила наш восторг. После непонятной речи, нас омыли в купели и окропили святой водой, попутно очекрыжив, по завитку волос… Затем осенили знамением и повесили на наши шеи, простенькие крестики на верёвочках. Которые Роза Адамовна, как только мы покинули здание церкви, сняла с нас и спрятала в сумочке.
Во дворе дома, одной маминой знакомой, на нас повязали пионерские галстуки и тут же завели фотографироваться. Изготовленный в мастерской, памятный снимок, до сих пор хранится в одном из четырёх, семейных фотоальбомов. Которые мой сын Виктор, однажды увёз в Заполярный город Норильск… Тем не менее я хорошо помню, что на моём галстуке, красовался специальный зажим из алюминия с тремя язычками пламени, а на Валеркином пионерский значок.
Выйдя из фотомастерской мы начали ждать старших, разглядывая дворовых кур. Валерка был одет в красный, пошитый мамой, лыжный костюм, а потому невесть откуда взявшийся, злобный петух, напал на него! Я же, испуганно заскочив на крыльцо, наблюдал за невероятным боем, с безопасного расстояния. Кидаясь на яркую курточку, петух высоко подпрыгивал и бил братца, своими шпорами…
Валерка громко кричал и пятясь, отбивался руками. Заслышав вопли, на улицу выскочила мама и прогнала обидчика, а соседка ругаясь, заперла распалённого петуха в курятник. Царапины всхлипывающего брата, обработали жгучим йодом, да только он разрыдался пуще прежнего!
Потом братец не раз, запасшись длинным прутом, прогуливался неподалёку… Надеясь отстегать, зазевавшегося петуха! Через несколько лет, проживая в посёлке Копьёво, мы обнаружили Лабинские крестики, в ящике старенького комода и втайне от мамы, их выбросили. Глупые дети…
После сборки сруба, нашего дома, мне запомнилась общественная «помочь», оказанная родителям. Собрались соседи, знакомые и сослуживцы отца. Которые босыми ногами, размешивали глину, коровий навоз и песок, а потом обмазывали густой смесью, наружный сруб.
В тоже время, искусные штукатуры, выравнивали внутренние стены, по набитой дранке, более жидким раствором. В первый день, дом был полностью обмазан, а на следующий день, побелен снаружи и до конца, оштукатурен внутри. Правда я, не застал переезд… Ведь мне, выпала завидная перемога, ехать в пионерский лагерь!
Путёвку на два месяца, мне выхлопотал в тресте отец, стараясь облегчить семье, бремя постоянного недоедания. В начале июня, на пионерский сбор, меня повезла мама. Примерно с час, мы спускались вниз, по пыльной дороге, на старой полуторке. Подпрыгивая на шатких скамейках, подвешенных на крючках, к деревянным бортам.
Пионерский лагерь, располагался на равнине, рядом с неизвестной мне, кубанской деревней. Я немного трусил, так как впервые в жизни, должен был остаться в обществе, чужих людей. Поэтому уговаривал маму, приехать за мной, как можно раньше.
Началась утренняя перекличка, на которой прибывших ребят, разбили на отряды и звенья. Вот когда выяснилось, что я оказался самым молодым, членом пионерской дружины! По существу, не являясь пионером, из-за юного возраста. Правда красный галстук, носить мне пришлось…
Вскоре, у ребят появились первые, ответственные поручения. Только мне, пока ничего не доверяли, даже дежурства в спальне… Тем не менее, на утренней зарядке, мне не было стыдно. Поскольку при своей, жилистой худобе и двадцати четырёх килограммах веса, я подтягивался до девяти раз… Поминая добром, прошлогодние тренировки в Малой Лабе.
По утрам, мы начали вставать, под звуки пионерского горна, играющего побудку, а через неделю, вся кипучая жизнь лагеря, начала регламентироваться его сигналами. Под обеденный сигнал горна, мы придумали созвучную кричалку: «Бери ложку! Бери бак. Ложки нету… Хлебай так!». Горнистом был веснушчатый, рыжий парнишка, чуть выше меня ростом. Не примечательный мальчик, мгновенно краснеющий от смущения…
Только как, он трубил! Поднимая начищенный, до медного блеска горн, он преображался… Становился стройнее, значительнее и выше! После чего, из горна раздавался насыщенный, волнительно звенящий, чистый звук.
В один солнечный, июньский день, с позволения пионервожатой, я начал воодушевлённо дуть, в манящий горн. Правда заслышав ответные, хриплые звуки, растерянно отступился… Нежданно осознав, что мне не удастся протрубить так, как это виртуозно делает, рыжий мальчик-горнист.
Поначалу в лагере, я носил алый, пионерский галстук. Который из тонкого шёлка, мне заботливо сшила мама. Тогда как, у прочих ребят, галстуки были из красной, хлопчатобумажной ткани. Гладкая ткань Розы Адамовны, разительно отличалась, от грубого кумача… Как жар-птица, от воробья! Только я, не хотел выделяться и обменял пламенеющий шёлк, на неказистый, тёмно-красный галстук. Приплатив довольному соседу, аж целых три рубля!
Кормили в лагере, не просто хорошо, а превосходно! Все продукты, нам привозили из тамошней деревни. В которую за ненадобностью, нас не водили. Мы жили за забором, на просторной территории и не желали большего… Мне очень понравилась, пионерская жизнь! Я ел, спал и весело играл. Вожатые обучали ребят, разным видам спорта, а наши футбольные команды «Крылья Советов» и «Динамо», зарабатывали в послеобеденных матчах, новые очки в сезонном первенстве.
После вечерней линейки, старшие зажигали большой, пионерский костёр. Возле которого еженедельно, разыгрывались творческие сценки. Девочки выходили к огню и подпевая звонкими голосами, танцевали в национальных костюмах. Пара строчек, одной из тех песен, помнится мне, даже сейчас: «Синие, серые, карие, чёрные или лазурные, как бирюза… Строгие, грустные или задорные, милые сердцу глаза».
Через несколько дней, ребята сказали, что в лагерь приехала Роза Адамовна, проведать меня. Только спешить, я не стал… «Подойду шагом! – скрывая радостное волнение, подумал я. – Не стану бежать, словно маленький!». Моё сдержанное поведение, немного обескуражило маму… Зато в следующий приезд, порядком наскучавшись, я без оглядки, бросился в её объятия!
Двадцать четыре дня, первого сезона в пионерском лагере, пролетели как один день. Там я привык нормально питаться, а дома меня ждала прежняя, тыквенная каша, без масла и приправ… Я с ненавистью глядел, на приторно сладкое, однако не слащёное варево. Мне не хотелось её есть, но в доме, больше ничего не было. Желудок бунтовал и частый понос, не прекращался…
На второй сезон в лагерь, я поехал с мучительными, кишечными коликами. Когда по требованию, полуторка остановилась, я выскочил из кузова и на глазах мальчишек и девчонок, пристроился в придорожном кустарнике. Второй конфуз, случился глубокой ночью. Я неожиданно проснулся, с резью в животе и понял, что не успею добежать в туалет. Покачиваясь, я устремился во двор, а сзади текло…
Мне до сих пор, вспоминается брезгливое выражение лица, дежурного воспитателя. Который стоя на крыльце, встретил меня из туалета и показав пальцем, на длинную цепочку, жиденьких лепёшек, тихо сказал: «Убери это!». И не дожидаясь ответа, возвратился в дежурку.
Из второго заезда, мне запомнился поход с подъёмом, на пологую гору. На верху которой, мы взирали на синие небеса, подле двухсотметрового обрыв. По преданию, во времена Российской империи, сюда заехал на коне, преследуемый царскими драгунами, гордый черкесский князь и презирая неволю, бросился вниз.
В первый заезд, меня на гору не взяли, а вот перед нынешним походом, Совет дружины внял, моим горячим просьбам и разрешил идти. Вот он, легендарный обрыв! Рядом растут цветы, кустарники и небольшие деревья, а что там… Робко оглядевшись, я лёг на каменное ложе и осторожно подполз, к его краю…
Вниз уходили ржавые выступы, каменной стены, а дальше начиналась, головокружительная бездна, из которой поднимался и бил в лицо, горячий воздух. Пьянящее ощущение, полной свободы! Голова закружилась и меня начало тянуть вниз… Вот когда ругаясь, молоденькая воспитательница, схватила меня за ноги и оттащила, от каменного края. За что ей, по сей день, я очень признателен!
После окончания второго сезона, я вернулся в наш новый, немного недоделанный, светлый и уютный дом. Питание стало лучше. В нашем огороде, высаженном весной, народилась зелень и подрастала картошка. Всем на радость, не стало тыквенной каши! Которую я, не мог вспоминать, без рвотного содрогания. На столе появились домашние помидоры, огурцы и зелёный лук. Более того, мы начали подкапывать и готовить молодую картошку. Помимо овощей, мы высадили плодовые саженцы. Кроме того, наши посадки от набегов поселкового скота, отец отгородил жердями.
После заселения в новый дом, отец принёс Найду – маленького щенка. Ближе к осени, девочка заметно подросла и начала приобретать черты, немецкой овчарки. Как и мы, собака жила впроголодь и никогда раньше, не ела солёной рыбы. Так что впервые, когда Роза Адамовна, накормила нас селёдкой, с отварной картошкой, а головы вынесла Найде… Та сожрала их, в один присест!
Только собаке, в отличие от меня с Валеркой, никто не мог объяснить, что после солёной еды, возникает жажда и нужно воздержаться, от обильного пития. Бедная псина, лакала дождевую воду до тех пор, пока не раздулась, как барабан! Валерка вышел из дома, но поспешно воротившись, призывно крикнул: «Мама! Найда сошла с ума!».
Когда мы выскочили во двор, Найда глядела на корыто с дождевой водой и скаля клыки, злобно рычала. После чего, она наклонила морду и полакав вновь, яростно залаяла, царапая деревянный борт… Вот такие дела, что добавить нечего! Время шло и по осени в магазинах, появился настоящий хлеб.
Первого сентября, я пошёл во второй класс. На входе в школу, висел плакат: «Да здравствует, тридцатая годовщина Великого Октября!». Причём числа, были выведены римскими десятками, как три косых креста. Зимой прошла реформа денег и мы стали расплачиваться новыми купюрами. Старые деньги, на которых был изображён шахтёр с отбойным молотком, исчезли вместе с купюрами, номиналом в тридцать рублей.
В государственных сберкассах, за десять старых рублей, давали один новый. Причём старый рубль, на новый рубль – один к одному, тоже меняли… Из расчёта, три тысячи рублей, на взрослого человека и две тысячи рублей на иждивенца. Реформа была, откровенно грабительская и по этому поводу, было много разговоров.
Новые деньги были меньше. Взамен тридцати рублёвых купюр, начали выпускать двадцати пяти рублёвые купюры. Теперь на лицевой стороне десятирублёвых купюр, красовался портрет Владимира Ильича Ленина, а на просвет проглядывали, пятиконечные звёзды. К сожалению, вместе с новыми деньгами, пошли в ход подделки!
Однажды вечером, я застал тихо матерящегося отца, сидящим за обеденным столом и внимательно разглядывающим, серую десятку. Через минуту, он поднял голову и нетерпеливо подозвал мать: «Роза, взгляни на деньги!». Та присела рядом, взяла десятку и послюнявив палец, провела по изображению вождя… Благородный лик – размазался!
Когда выпавшая из рук, нарисованная бумажка, опустилась на стол, Роза Адамовна изумлённо вымолвила: «Фальшивка!». Отец утвердительно кивнул и грустно добавил: «И не одна… Ещё две такие, лежат в моём кармане». После чего, он вынул их, из своего пиджака и попытался вновь, разглядеть на просвет, водяные знаки. Которых там, предсказуемо не оказалось.
Смирившись с потерей денег, родитель сложил три бумажки вместе и решительно разорвал. «Зря порвал! – запоздало встрепенулась мама. – Возможно их, стоило отнести в госбанк?». Отец отозвался: «Эх, недоглядел! Мне их подсунули на базаре, как сдачу… Ты хорошенько подумай, ну кто в государственном банке, станет менять рисованные десятки, на настоящие деньги? Зато могут обвинить, в сбыте фальшивых купюр!».
Немного погостив, сестра Тоня уехала к матери, обратно в Сибирь, а дядя Витя, женившись на Розе Степановне, теперь безвыездно проживал, в Малой Лабе. Мы по-прежнему жили бедно, невзирая на то, что мама Роза, помогала Николаю Гурьевичу всём, чем только могла!
Так однажды, для нужд отцовской конторы, она долго шила палатки и геологические костюмы, а потому весь дом, был завален брезентовым кроем. Вот когда я, подробно разглядел оттиск золотого сфинкса, на доставшейся маме по наследству, швейной машинке «Зингер». Который имел туловище льва, с женской грудью и могучими крыльями. Более того, невероятный зверь был одухотворён, благородным ликом, египетской царицы Нефертити.
После швейного заказа, Фёкла Андреевна подсказала маме, как можно подзаработать на мыловарении. Я хорошо запомнил, как в куске дерева, отец вырезал формы, для отливки кусков мыла. Потому что в них, читались крупные буквы: «МЫЛО». Под руководством мачехи, мама наварила мыла, правда его реализация прекратилась, едва начавшись. Поскольку родители, торговать отказались и на рынок отправилась, тётя Феня…
Вторая жена, покойного Адама Николаевича, торговой хватки не имела, а потому не заметила, что в один прекрасный день, ушлые товарки, поспешно освободили прилавки и покинули ряд. Милицейский рейд, завершился быстро и тётю Феню задержали. На первый раз, ей ничего серьёзного, не предъявили. Прочитали мораль и отпустили… Только с тех пор, она начала обходить Лабинский рынок, за километр!
Пленных немцев, мы видели часто. Их колонны ежедневно конвоировались, на восстановление, разрушенного моста. Они проходили молча, в своей серо-зелёной, потрёпанной форме, кутаясь в редкие шинели, мышиного оттенка. Мы собирались в стайки и бросали в пленных, придорожные камни. Изредка вмешивались, строгие конвоиры и размахивая винтовками, отгоняли наглых ребят.
Особенно метко, бросал в немцев палки, камни и грязь, мой одноклассник, левша Ванька Калашников. Который всем на зависть, умел писать обеими руками! Правда на уроках, когда к нему, приближалась учительница, он воровато оглянувшись, недовольно перекладывал перьевую ручку, из левой руки в правую и продолжал писать.
Более того, Калашников умел жёстко драться! Поэтому ребята, даже на три года старше, не рисковали с ним связываться… Во время кулачного боя, он руками не размахивал, а рационально оценив обстановку, метко бил в цель. Победоносное бесстрашие Ваньки, меня удивляло! Поэтому себе про запас, я охотно брал на заметку, его действенные приёмы.
Помимо разной, мальчишеской мелочёвки, Калашников носил в кармане, замечательный пугач! Сделанный не абы как, а отлитый из алюминиевого сплава. Из которого, после уроков, он позволял мне палить. Причём стреляющие пробки, для его самоделки, мы покупали на базаре, у вечно недовольного, худого инвалида.
Мальчишеская жизнь, насыщена круговоротом, удивительных событий. Мы целыми днями, пропадали на улице и проказничали, временами ссорились и дрались! Рассказывали враки, врали и менялись военными трофеями. Помимо чего, мой класс, всегда охотно учувствовал во внешкольных мероприятиях. Иногда учительница, водила нас в кинотеатр, смотреть военные фильмы.
Мне запомнился, приключенческий фильм «Гибель орла». В нём показали, как во время гражданской войны, у Крымского берега, затонул корабль… В трюмах которого, современные водолазы, обнаружил мешки с мукой. Груз уцелел и был поднят на поверхность. После просмотра этого фильма, мне в руки попала повесть, исходного содержания. Только чтиво, мне не понравилось.
По улицам Лабинска, фронтовики до сих пор, ходили в военной форме и шинелях, а по обочинам дорог, на досках с шарикоподшипниками, без задних ног, катались калеки. Которые отталкивались упорами, с кусочками автомобильной резины, прибитой к деревянным основаниям. Хромых, одноногих и одноруких, искалеченных войной, тогда было много. В связи с чем, мне запомнился один случай…
На площади, перед станичным кинотеатром, стояла видная пара. Щеголевато одетый, высокий офицер и молодая, модно одетая женщина. Мужчина возвышался, широко расставив ноги, в безукоризненно начищенных, хромовых сапогах и с бешенством в глазах, молчаливо взирал на свою спутницу, жуя в зубах, погасшую папиросу…
Я прошёл мимо и заметил, что у фронтовика нет уха и рук. Поэтому женщина, сдерживая навернувшиеся слёзы, торопливо зажигала спички… Только те, непослушно гасли, от дуновений ветерка или предательски ломались, в её дрожащих пальцах, после неумелых ударов по чиркашам, спичечной коробки и друг за дружкой, падали вниз.
Вскоре выяснилось, что воздух Северного Кавказа, оказал губительное воздействие, на лёгкие Николая Гурьевича. Врачи ошиблись, порекомендовав ему влажный климат и вялотекущий туберкулёз, усилился вновь. Поэтому ранней весной, родители продали дом в Лабинске и начали собираться в дорогу. Желая как можно скорее, выехать в Сибирь.
Мама поддерживала здоровье Николая Гурьевича, как могла. Мы с Валеркой, часто обнаруживали вкусности, лежащие в кухонном шкафу или на столе, но неизменно получали, мамин отказ: «Это для папы!» Как-то раз, братец распробовал сладкий, коричневый порошок, стоящий на столе. Мы знали, что это лекарство отца, но соблазн был велик! Попробовали раз, второй, третий…
Вернувшийся с работы отец, заметил у брата под носом, бурое пятно и встревоженно поинтересовался: «Сынок, у тебя что, носом кровь шла?». Валерка мигом сообразил, что родитель принял остатки, размазанного порошка, за кровь и бросился к рукомойнику, чтобы смыть предательский след.
Только Роза Адамовна, поняла всё верно и поспешно схватила ремень. В моей голове, пронеслась испуганная мысль: «Быть нам, сейчас битыми!». Только отец, остановил негодующую мать и тихо сказал: «Не нужно Роза. Дети не понимают! На их месте, я бы тоже не удержался…».
