Вероника Тутенко
Заснеженный рояль
Александр после концерта в Низине не так тщательно, как прежде, заботился о репертуаре, и помня, что бурдаланам пришлась по вкусу музыка его сочинения, иногда вставлял между Чайковским и Моцартом что-нибудь свое и даже не чувствовал себя при этом распоследним самозванцем.
4
Окончательно уверившись, что с Гайей что-то случилось, Александр отправился в студию дизайна роялей.
Уже знакомый ему молодой сотрудник как будто ждал его визита.
– Проходите, Александр. Ваш рояль ждет вас. Мы его уже упаковали и привезем, куда скажете.
– Но… как же … – растерялся Александр. – Ведь у меня же еще нет гения…
– То есть как это нет гения? – не то удивился, ни то возмутился сотрудник дизайн-студии. – Все вокруг только и говорят о новом гении – Александре Голдине. И мы ждали, что вы со дня на день…
– Вы хотите сказать, что я могу теперь купить заснеженный рояль? – не поверил Александр.
– Конечно! – довольно заверил его сотрудник.
– Тогда идемте скорее… Правда, я не знаю пока, куда его отвезти, в таверне, где я остановился, уже есть рояль.
– У вас есть гений, а вы по-прежнему живете в таверне? – спросил молодой человек, а выражение его лица в это время говорило «у гениев свои причуды».
– Да… Вы правы… У меня есть гений… У меня же есть гений? Значит, я могу теперь жить, где захочу: в Городе, в Старом Городе…
– Конечно, вы даже можете купить свою оранжерею.
– Что ж, я готов оплатить…
– Идемте…
Молодой человек провел Александра в огромный зал, заставленный роялями. Некоторых моделей уже не было, но появились другие – в форме открытой коробки конфет, недописанного пейзажа на мольберте, а на одном рояле художник изобразил Старый Город. В центре всего этого многообразия белел заснеженный рояль, тот самый, на котором он давал концерт в Низине, как будто только и ждал Александра, и музыкант, действительно, направился к нему, но в нескольких шагах от него остановился. Сейчас он сядет на вращающуюся табуретку, коснется клавиш и волшебство рассеется. Он снова окажется в заснеженном лесу, и обратно уже не будет дороги, в этот мир, где Гайя, где скрипка спасает от запаха черемухи…
–А можно мне… – обернулся Александр, – сыграть на другом рояле? На том, который вы мне предлагали в прошлый раз…
–Хорошо, – удивленно пожав плечами, согласился молодой человек. – Нам по большому счету все равно, на каком рояле вы дадите нам гениальный концерт.
Молодой человек подозвал жестом других сотрудников, как и он, одетых в белые костюмы с малиновыми бабочками-галстуками, и все вместе они отправились готовить зал к выступлению.
Через несколько минут на сцене в нем красе блистал рояль.
Вместо кресел в зрительном зале были разбросаны по полу разноцветные бархатные подушки.
Их было не больше пятнадцати, и вскоре почти все они оказались заняты сотрудниками дизайн-студии.
Последней в зал вошла Гайя в длинном зеленом бархотном платье, как будто сошедшая с иллюстрации к сказкам Бажова.
Улыбнувшись особому гостю, она с грацией ящерки разместилась на подушке такого же малахитового оттенка, как ее наряд.
Играть в узком кругу, даже если в нем больше незнакомых лиц, Александру всегда было легче.
Часто он выбирал в зале только одного зрителя, играл для него одного, и сегодня он будет играть для Гайи.
– Здравствуйте, уважаемые зрители, – обратился музыкант к залу, глядя на нее. – Что вы хотели бы сегодня услышать?
– Александра Голдина, – ответила Гайя за всех, и ее коллеги одобрительно закивали.
– Да. Голдина. Александра Голдина.
– Пусть сегодня будет много Голдина.
– Голдина значит Голдина, – покорно сел Александр за рояль.
Он начал со своей первой пьесы, которую сочинил еще подростком, у нее раньше не было названия, а теперь оно вдруг родилось как будто ниоткуда. Если есть, конечно, это ниоткуда. А может, ниоткуда это все? Все и сразу – вся красота, которую разносит по венам Вселенной вдохновение.
– «Я ищу твой мир», Александр Голдин, – вполголоса объявил сам себя Александр.
С первых тактов он уже чувствовал, знал наверняка, что этот рояль принадлежит ему, создан для него, так же как друг для друга созданы они с Гайей, но почему-то оказались в разных мирах, но его светлый Ангел, ему известны все пути-дороги, и что бы ни случилось, он снова приведет его туда, где снова и снова он выберет свою синеглазую Радость, а она, конечно, выберет его…
Мелодия сменяла мелодию, как будто осыпались лепестки в саду, оставляя самую суть.
В какое-то мгновение, оторвавшись от рояля, Александр мельком посмотрел в зал и обнаружил, что они с Гайей остались в нем одни.
Его пальцы нащупывали в черно-белом пространстве новую мелодию, мелодию любви, посвященную ей, Гайе, облекали звуки в цвета – нежно голубой и много золота, не бурдаланского металла, а сияния.
Гайя неслышно встала, подошла к роялю и положила руки на плечи Александру. Они стали единым целым – он, она и Музыка над ними. Музыка на нежном пиано достигла своего апогея – Тишины.
– Вы гений, Александр Голдин, – мягкой и незыблемой уверенностью прозвучал в ней мелодичный голос Гайи. – Вы преобразили этот мир, сделали то, что до сих пор не смог сделать никто.
– Мы сделали невозможное вместе, – Александр бережно притянул к себе Гайю, внезапно обнаружив, что целует ее нежно, страстно, и она, как клавиатура рояля, отзывается прекрасной музыкой на каждое движение его рук, и вдруг профиль любимой стал таять, таять, таять…
Заснеженные кроны упирались в небо, а снег ложился на поднятые к нему ладони, как будто утешая: «С возвращением».
(ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…)