Вероника Тутенко
Заснеженный рояль
Девушка заговорщицки улыбнулась.
– Кстати, Гайя, – довольно сообщила Диана. – Этот номер очень понравился бурдаланам, почти так же, как номер с разноцветными шариками. Некоторые даже начали изучать алфавит, причем, с буквы «К». Лали Илларионовна очень хвалила меня за это и сказала, что я… – Диана выпрямилась, став немного выше, придала своему лицу строгое и важное выражение и, подражая голосу администраторши, закончила фразу, – «внесла немалый вклад в наше общее важное дело». Да-да, именно так она и сказала, – заверила Диана. – Кстати, Гайя, я постеснялась спросить, что это за общее важное дело? Лали Илларионовна сказала таким тоном, как будто все, и я в том числе, прекрасно знают о нем, и стыдно не знать об этом.
Гайя засмеялась.
– Лали Илларионовна имеет в виду, что мы будем учить бурдаланов, а собаки – помогать нам в этом.
– Ах, вот что! – улыбнулась девочка.
– Я всегда говорила, ты отлично справишься без меня, – ласково посмотрела Гайя на помощницу.
– В общем, ароматизатор не был лишним и при подготовке этого номера, во всяком случае как вспомогательное средство.
10
Вокруг Александра постепенно сформировалось что-то вроде клуба ценителей его исполнения.
Как-то на один из его музыкальных вечеров в таверну Ардалиона пожаловал сам Соловьев-Ветров. Маэстро оказался круглолицым пожилым мужчиной в очках, из-за стекол которых доброжелательно, весело и чуть отстраненно и близоруко смотрели на мир молодые глаза.
– Поверьте, вы великий композитор, столь же великий как Маклиани, – восхитился он, услышал Моцарта. – Ваша музыка совершенна.
Александр поспешил разочаровать мэтра: безусловно, произведения, звучавшие здесь, гениальны, но сам он, увы, исполнитель и довольно посредственный.
Восхищение сменилось на лице Соловьева-Ветрова недоумением.
Больше в таверну он не заглядывал.
Зато как-то на музыкальный вечер Александра нагрянул совсем уж неожиданный и нежданный гость.
Эй! – услышал сквозь музыку Бетховена Александр голос Ардалиона за спиной. – Если у тебя нет талантов, убирайся отсюда!
– У меня есть талант! – возразил самоуверенный голос. – Я отлично нахожу на свалке нужные вещи!
Дружный смех горожан заглушил Бетховена.
– Вы только посмотрите на него!
– Вот это талант так талант!
– Куда нам всем до него со своими талантами!
– Талант копаться на свалке -вот это я понимаю!
– В Старом городе и свалок-то уже не осталось, спасибо нашим ученым!
– Не волнуйтесь, бурдалан всегда найдет помои! У них в Низине мусорок полно!
Оборвав на середине «Лунную сонату», Александр обернулся.
– Вот, что я нашел, – протягивал Ардалиону большие часы бурдалан. На Верзиле нелепо топорщилось пальто Александра, в которое бурдалан еле влез.
– Неет, это даже не талант, а целый гений! – продолжали глумиться горожане.
– Я видела его фото в газете, это же Рэк Верзила. Зачинщик всех безобразий в Городе. Наверняка он опять что-то задумал! Гоните его отсюда!
Пальцы свободной руки бурдалана сжались в увесистый кулак, но лицо его выражало предельное спокойствие.
– Экая наглость прийти сюда, да еще в пальто Александра, – продолжал ворчать Ардалион, разглядывая часы.
– Ошибаешься. Меня привела сюда не наглость, а любопытство. Посмотри, они еще идут…
– Старина Ал, оставь его. Каждый вправе интересоваться любой музыкой. Пусть слушает, если хочет, – заступился за любопытного гостя Александр, которому весьма польстило внимание бурдалана.
– Ладно, принимается, – небрежно положил часы в карман Ардалион.
Бурдалан в пальто Александра посмотрел на музыканта почти благодарно.
– По-моему, это ничуть не хуже консервной банки, – показывая вглядом на рояль, произнес он неожиданно неуверенно, чем снова развеселил горожан. Но бурдалану, кажется, было все равно.
Специально для неожиданного посетителя Александр сыграл несколько мелодий попроще – фольклорные мотивы.
Бурдалан потоптался немного у входа в гостинную, всем своим существом вслушиваясь в звуки, а потом тихо покинул таверну…
А Александр отметил, что, пожалуй, этот бурдалан, если захочет, вполне может развить в себе талант слушателя – это вообще редкий талант умение слушать. Жаль, даже в Городе за него ничего нельзя купить.
И все же никто не умеет слушать так, как Гайя – вдохновенно, но не как актриса, когда вживается в роль, а искренне, как будто становится на время тем человеком, который делится с ней сокровенным.
Когда публика начала расходиться, Александр поделился с Гайей своими мыслями:
– Интересно, что сказала бы Лали Илларионовна, увидев бурдалана на концерте? Мне кажется, он даже начал постигать величие музыки… У него было такое… я бы даже сказал, по-своему одухотворенное лицо. Он ведь, этот негодяй в моем пальто, искренне хотел прикоснуться к великому и прекрасному, и, кто знает, может быть, это ему даже и удалось…
– Может быть, – согласилась Гайя.
– Я просто считаю своим долгом тебя предупредить, – не знал, как перейти к щекотливой теме Александр. – Я знаю, как ты уважаешь Лали Илларионовну, но, мне кажется, она не та, за кого себя выдает… Ей вообще плевать на бурдаланов…
– Да, она формалистка, – согласилась Гайя. – Я сама частенько от этого страдаю, но привыкнуть можно, если не придавать большого значения.
11
Из непритязательных зрителей бурдаланы становились все более и более взыскательной публикой, что приводило в восторг администраторшу и беспокоило Диану.
Не окажись тогда такой смекалистой Беляночка, их дебют обернулся бы провалом.
Гайя, зная, а скорее догадываясь об опасениях помощницы, подбадривала:
– Для артиста совершенно нормально волнение перед выходом на сцену. Хуже, когда его нет. Значит, артист перестал расти как артист, достиг своего максимума в этом искусстве.
На случай, если вдруг что-то пойдет не так, как отрабатывалось изо дня в день на репетициях, Гайя давала помощнице простой совет: «Сделай вид, как будто именно так все и было задумано…»
– Но тогда мне придется обманывать зрителей, – неуверенно заметила как-то Диана.
– Это не совсем обман, – возразила Гайя, – зритель сам хочет в этом случае быть немного обманутым. Ты же знаешь, дрессировщик иногда немного фокусник.
Наряды жителей Низины были уже не столь обильно украшены перьями, а украшения – не столь массивными.
Многие бурдаланы знали уже четыре буквы «К», «И» и «В» и умели складывать их в «Киви».
И из-за этого на очередном представлении «Тяв-тяв-шоу» едва не случился конфуз…
…Под аплодисменты Киви привычно вытащила из вороха букв ароматизированную «К», и вдруг с задних рядов раздался женский голос: «Пусть вытащит теперь букву «И»!».
– Букву «И»! – затребовали, топая ногами, бурдаланы!
– Хорошо, хорошо! – подняла руки вверх Диана. – Какую, вы говорите, букву, вот эту?
Она достала из кармана флакон и понюхала его, незаметно смазав при этом руки.
– Тише, тише немного, пожалуйста, а то у меня закружилась голова.
– Да! – завопили бурдаланы. – Букву «И»! Ты что, не знаешь алфавит?
– Хорошо, – Диана положила букву «И» обратно. – Киви, принеси нам букву «И».
К восторгу зала, и не только бурдаланов, Киви достала из кучи букв «И». Боясь, что зал попросит еще и «В», и самые наблюдательные разгадают ее трюк с ароматизаторами, Диана торопливо объявила:
– А теперь любимый всеми номер с разноцветными шариками!
– Многозначительно и насмешливо переглядываясь, горожане косились на задние ряды, где вот-вот начнется обычная свара из-за безделушек, между тем не наскучившая сидевшим поближе к арене.
К разочарованию последних, в этот раз бурдаланы, кажется, вовсе не собрались таскать друг друга за волосы, кусаться, царапаться и махать кулаками.
Они стали хитрее и вместо этого принесли похожие шарики – каждый того цвета, который ему больше нравился, а некоторые даже несколько, и теперь эти шарики летели с криками «Розаночка, лови!», «Апельсинка, принеси мне оранжевый шарик!», «Беляночка, это тебе!», «Зеленый шарик для тебя, моя милая Киви!».
Собаки, сбитые с толку таким поворотом событий, нервно метались по арене, хватая шарики наугад. И не известно, чем бы все это закончилось, если бы на арену не вышла Гайя с большим флаконом мыльных пузырей, ставших бы дорогим подарком любому эйо.
В воздух полетели мыльные пузыри, и, побросав шарики, пудели принялись их ловить.
Восторгу бурдаланов, вмиг позабывших про свои разноцветные шарики, не было предела, теперь каждому из них, никогда прежде не видевшему мыльных пузырей, хотелось унести с собой не просто какие-то разноцветные шарики, а эти, невесомые, волшебные, переливающиеся, как невозможное, недосягаемое чудо в свете прожекторов. С неистовыми воплями бурдаланы бросились на арену, чтобы поймать и унести с собой почти неуловимое, но, словно насмехаясь над ними, неуловимое лопалось, превращаясь в брызги на руках.
12
Ни Гайя, ни Александр, не сговариваясь, не стали рассказывать Лали Илларионовне о странном визите бурдалана на концерт фортепианной музыки, но слухи об этом все равно донеслись до нее.
– Почему вы оба ничего мне не сказали? – набросилась она на Гайю перед очередным представлением.
– Подумала, что вы все равно не поверите, – ответила Гайя.
– Пожалуй, я, и правда, не поверила бы, – неожиданно согласилась Лали Илларионовна. – Действительно, это очень и очень странно, бурдалан на концерте фортепианной музыки. Может, он пришел туда, чтобы что-то незаметно стащить?
– Нет, – уверенно помотала головой Гайя. – На концерт его привело любопытство, и, я считаю, это хорошее любопытство.
– Да… Очень рада, если я, действительно, ошибаюсь.
В общем, все были довольны и счастливы кроме Дианы, которой вот уже несколько ночей подряд снился один и тот же страшный сон, в котором она растерянно стояла с Киви на арене, а зрители кричали хором: «Букву «В»!»
В реальности от кошмара каждый раз спасали мыльные пузыри еще до того, как бурдаланы успевали прокричать «букву «И»!».
И все же никто не был заинтересован в том, чтобы поскорее отрепетировать номер с роялем так, как была заинтересована в этом Диана.
… Ужасный сон повторялся неспроста, он как будто предупреждал Диану, но она все равно оказалась не готова к воплощению своего страха в реальности, хоть и продумывала тысячу раз прежде, как ей выйти из такого затруднительного положения.
Всего-то нужно намазать ароматизатором вторую букву.
«Зритель хочет быть немного обманутым», – в который раз мысленно повторяла, как заклинание, слова наставницы и добавляла от себя «и будет рад ничего не заметить».
Но Гайя не учла, что на задних рядах теперь сидели крайне наблюдательные зрители.
Когда на арену уже вышла Гайя с флаконом мыльных пузырей, с задних рядов вдруг раздался детский голос:
– Пусть собака найдет букву «И»!
– Букву «И»! – подхватили другие бурдаланы.
– Диана достала из кармана платья заветный флакончик, пролепетав: «Что-то у меня закружилась голова».
Девочка и впрямь была близка к обмороку, когда тот же малыш, довольный, что собака принесла букву «И», прокричал:
– А теперь букву «В».
– Букву «В»! – подхватили бурдаланы.
Кошмар Дианы воплощался наяву.
Покачнувшись, она попыталась улыбнуться:
– Становится жарко, – сказала она и снова полезла в карман.
– Смотрите! – вскочила с места зрительница, сидевшая рядом с дотошным малышом. – Ей всегда становится душно перед тем, как собака ищет буквы, – бурдаланша подскочила к Диане и выхватила из ее рук флакон.
– Она мажет буквы чем-то вкусным!
Киви угрожающе зарычала.
– Тише, тише, – погладила ее Диана, взяв себя в руки.
– Посмотрим теперь, как эта собака знает буквы!
Торжествующе потрясая флаконом в воздухе под одобрительные возгласы бурдаланов, шумная зрительница вернулась на свое место в заднем ряду и приготовилась злорадствовать.
Киви, понимая, что от нее хотят, чтобы она нашла букву, принялась метаться от одной к другой.
Но как понять, какая именно нужна, если все они похожи и пахнут одинаково?
– Дай букву, Киви, – спокойно сказала Диана, когда зеленая собака оказалась между «В» и «А».
Собака посмотрела на девочку, а девочка не сводила взгляд с буквы «В».
– Ну же! – нетерпеливо закричали бурдаланы, и Киви, схватил наугад букву «А», услужливо понесла ее хозяйке.
Возгласы сочувствия с передних рядом смешались со злорадными – с задних.
По лицу Дианы покатились слезы, и она заплакала бы в голос, но в проходе между рядами показался Александр.
Подойдя к Диане и Киви, он победно поднял букву «А», поворачивая ее таким образом, чтобы все зрители в зале могли хорошенько рассмотреть ее.
– Молодец, Киви! – потрепал Александр собаку. – В трудных случаях нужно звать на помощь друга. А на какую букву начинается мое имя?
– На букву «А»! – закричали, улыбаясь, горожане.
– Именно! На первую букву алфавита, которую нашла наша Киви!
– На букву «А»! – запоздало подхватили бурдаланы, только что узнавшие еще одну букву.
– А теперь, Киви! – найди-ка букву «В», – чуть заметно хлопнул себя по колену Александр. – Но учти, я о-о-очень хорошо ее спрятал.
В этот раз Киви совершенно точно знала, что ей делать и мигом взгромоздилась на колени музыканту.
– Молодец, Киви! – одной рукой он поднял пуделя, а другой – злополучную букву «В».
Горожане выдохнули с облегчением. Значит это было частью игры.
И как убедительны артисты!
Среди сотен направленных на него взглядов Александр заметил благодарный – Дианы и восхищенный – Гайи, смотревшей на него из-за кулис.
– На этом, – сказал Александр, к радости Дианы, – мы завершаем программу, но не прощаемся со зрителями, и ждем вас всех на премьеру нового представления – в Низине! А пока мы уходим на каникулы!
…Зрители первых рядов негодовали. Премьера в Низине – это что-то неслыханное. Ладно, когда оттуда приходят в цирк – еще куда ни шло, но чтобы еще теперь самим ехать к вонючим бурдаланам – подумать только! – на премьеру!..
Униженные горожане недовольно водили носами.
13
Неожиданно на сторону администрации цирка встала «Газета», прежде вообще о цирке не писавшая, казалось, даже не замечавшая, что в Городе есть огромный цирк.
Лучшая журналистка «Газеты» называла случившееся на арене цирка небывалым прогрессом.
– Еще недавно горожане со свистом встретили бы подобную новость, – писала она, – но теперь отнеслись с пониманием к возросшему интересу к знаниям и культуре у бурдаланов. И в этом есть несомненная заслуга Города и, в частности, цирка в лицах его администрации, не первый год обеспокоенной вопросом просвещения бурдаланов.
Все вместе мы постепенно приближаемся к этой общей цели, что ярко свидетельствует: наше общество становится по-настоящему гуманным.
Нам даже удалось получить по этому поводу комментарий одного из эйо, для чего мы специально отправились в Горы.
– Ни одного мгновения я не сомневаюсь в том, что бурдаланы могут стать лучше, и помимо смелости у них появятся другие добродетели, и поможет им в этом музыка, – сказал эйо Амброзий, и мы не можем, конечно, не разделить столь авторитетное мнение, рядом с которым приводить другие комментарии излишне.
Газета умышленно или ненамеренно опустила тот факт, что Амброзий бывший бурдалан, чего он совершенно не скрывал. Тем не менее знали об этом немногие.
И подпись – Виола Рерайт.
Для горожан не было секретом: автором почти всех самых интересных статей в газете была именно она, хоть и часто скрывалась за псевдонимами.
И только в тех случаях, когда Виола считала тему по-настоящему значимой, она ставила под статьей собственное имя, неразрывно связанное с историей Города.
Поскольку ничто кроме недоуменного и оскорбленного выражения лиц горожан на эпохальном представление в цирке не выдавало их негодования, они решили, что и впрямь проявили гуманность, промолчав и не набросившись с кулаками на бурдаланов и артистку, тем более, что, видимо, она подружка самого Александра, и многие даже видели их вместе на концерте Скрипичного в филармонии, где в тот вечер, по слухам, на сцене творилось что-то неприятное и странное, в чем виноват этот Скрипичный, но, разумеется, никак не Александр, и поэтому об этом умолчала «Газета».
Лали Илларионовна была так ошарашена появлением подобной статьи, да еще и за подписью Виолы Рерайт, что немедленно написала благодарность в редакцию и ей лично.
В довершение всего в следующем выпуске «Газеты», опять же за подписью Виолы Рерайт сообщалось, что учить знаменитых пуделей играть на рояле согласился сам Александр, восхищенный гуманностью и просвященностью горожан.
– Мы польщены, что Александр принял наше предложение, – сказала Лали Кишкидрал. – И, конечно, мы счастливы обрести единомышленников в редакции «Газеты», каждый номер которой по много раз перечитываем, а поскольку в самом прямом смысле слова затираем ее до дыр – оформили сразу несколько подписок на «Газету» – каждый из членов нашего дружного творческого коллектива.
Виоле Рерайт Лали Илларионовна торжественно вручила перед началом одного из представлений «Тяв-тяв-шоу» знак почетного члена общества спасения бурдаланов от самих себя.
– Огромная честь для меня быть преемницей несравненной Виолы Рерайт, – провозгласила с арены Лали Кишкидрал, к удивлению горожан и удовольствию самой Виолы.
Кто бы мог подумать, что соперницы станут однажды единомышленницами и даже почти подругами.
Впрочем, решили горожане, чему удивляться, если сплотило их такое благородное дело как спасение бурдаланов от самих себя.
14
С Феликсом творилось что-то странное: музыка звучала снаружи, музыка звучала изнутри, и мелодией были слова, которые отыскивали друг другу рифму, выбрав его, обычного мальчишку, своим проводником.
Внутри него рождаются стихи! Феликс был так поражен этим открытием, что принялся беззвучно их повторять.
«Наш мир застыл, как муха в хрустале.
Он хрупок и прозрачен, как бокал,
а я, как бурдалан, навеселе.
Я даже пьян. Я дерзок. Я устал».
На самом деле Феликс никогда даже не пробовал спиртного, но он и тот, кто говорит в его голове, а может, сердце стихами, это совсем не один и тот же человек.
Он может быть разным, как будто это не один, а много людей, и все они это он и есть.
Сидя на бортике арены, Феликс вертел в руках скакалку и ждал опаздывающую на репетицию Диану.
Диана привела его в цирк. За кулисы.
Он теперь не просто учит командам собак на дрессировочной площадке возле цирка. Он теперь артист.
Пусть не совсем. Пока он всего лишь помощник Дианы, но когда-нибудь станет настоящим артистом.
Все ребята во дворе уже сейчас ему завидовали. И хоть зависть, говорят, плохая черта, он и сам бы чувствовал то же самое, будь на его месте кто-то другой.
И все же счастье, даже такое огромное, не было полным. А бывает ли оно полным когда-то?
Феликса расстраивало, что Диана старше его всего на год, но выше почти на голову. И это бы не имело особого значения, но эта девочка очень нравилась ему, но на взаимность рассчитывать не приходилось.
Как и все девчонки в Городе, Диана была влюблена в Александра, что глупо и несправедливо.
Всем вокруг известно, Александр любит Гайю, а Гайя Александра.
Ничего, когда-нибудь он станет таким как Александр. Научится хорошо играть на рояле – не даром же записался в музыкальную школу. И вдобавок станет лучшим дрессировщиком в Городе – тогда-то Диана, уж точно, полюбит его.
Он тоже будет спасать бурдаланов от самих себя…
«Бокал разбить так просто невзначай.
Над бездной, на столе он, на краю.
Проснусь и утром выпью свежий чай.
Я устою над бездной. Устою».
За кулисами послышался лай, и Диана с Розаночкой, Беляночкой, Апельсинкой и Киви ворвались на арену.
– Сейчас привезут рояль для собак! – радостно сообщила Диана, совершенно не замечая мучавших друга противоречий. – И… – девочка загадочно улыбнулась. – Приготовься… в новом шоу у тебя будет особая роль…
15
Внутренний голос не давал покоя Лали Илларионовне вторую ночь. Ей снились странные сны, как будто она одна на концентре фортепианной музыки из горожан, а все остальные места заняли бурдаланы. Они недоуменно переглядываются, показывают на нее толстыми пальцами и громко шепчутся.
– Она-то что делает на концерте?
– Ей здесь не место.
– Нет, не место.
– Разве такая поймет Маклиани?
Спаниель беспокойно будил вскрикивающую хозяйку, тычась ей в лицо мокрым носом.
Лали Илларионовна просыпалась и снова погружалась в свои кошмары.
Ей снился Маклиани.
– Маэстро, неужели это вы? Все вокруг говорят, что вы давно в Долине Предков?
– Я живу в своей музыке, – поворачивается Маклиани к Лали Илларионовне. И она в ужасе вскрикивает. На ее глазах великий композитор превращается в бурдалана.
Вконец измученная сновидениями, забыв про нормы этикета, прямо среди ночи Лали Илларионовна принялась обзванивать своих знакомых и таинственным голосом сообщала, что не решилась бы, конечно, их будить, если бы не дело особой срочности.
– Бурдаланы похитили стрелки часов? – вскрикивали разбуженные горожане, предполагая самое ужасное.
– Пока что нет, – отвечала Лали Илларионовна, – но чтобы этого не произошло, я должна знать о бурдаланах все и прямо сейчас…
И сонные знакомые рассказывали, где видели в Городе бурдаланов и что в их поведении показалось им странным.
Под утро Лали Илларионовна позвонила в таверну Ардалиона и потребовала позвать Александра. Она торжествующе и отчетливо произнесла всего три буквы, после чего смогла наконец уснуть спокойно, без тревожащих снов и с чувством собственной правоты и восстановленной справедливости.
16
Очередь от БПА растянулась на несколько кварталов.
В этой очереди из одних бурдаланов больше всего было женщин и подростков. Почти каждый держал собаку на поводке.
Завидев Александра, бурдаланы бросились врассыпную с криками:
«Это он!», «Я узнала его по фотографии».
Некоторые однако не стали убегать далеко, а засели в ближайших кустах черемухи, где их выдавали лаем собаки, а также собственные большие торчащие уши и резкий запах, который сами бурдаланы не замечают, но горожане, учуяв его, начинают беспокойно водить носами.
«БПА» – три буквы, которые знал теперь, пожалуй, каждый бурдалан, переливались над входом.
Александр резко толкнул дверь ногой и оказался в просторном помещении, сплошь уставленном письменными столами, как школьный класс.
За каждый столом сидел горожанин.
Все вгляды впились в Александра десятками невидимых стрел. Пронзенный ими, Александр закричал:
– Что здесь происходит?
– Для начала здравствуйте, – с достоинством ответил один из горожан.
Судя по тому, с каким достоинством он держался, он был здесь главным.
Знал, что рано или поздно вы нагрянете к нам. Не рады вас видеть, – не протянул руки горожанин.
– Взаимно, – ответил нелюбезностью Александр.
– Во всяком случае, мы честны друг с другом.
– Не сказал бы, что вы со мной слишком честны… вы не сочли нужным сообщить мне об открытии этого БПА.
– А зачем? – вскинул брови начальник. – Вы итак бы узнали. И узнали. Что бы изменилось, если бы вы узнали о БПА раньше? Вам нужны таланты? Вам мало своих? Не думаю… Но готов, если что, поделиться… Или, может, вам так важно, кто пишет эти письма? Вы разочарованы… Ох, простите тогда, мы не знали, что вы так наивны и думаете, что бурдаланы мигом превратились в образованных горожан и все благодаря вашей неотразимой персоне.
Александр сжал губы от злости и занес кулак над говорившим.
– О-о, – еще выше взлетели у того брови. – Теперь я, кажется, начинаю понимать, за что вас так любят бурдаланы. Но в знак признательности и уважения к вам мы ничего не расскажем «Газете» о вашем неблаговидном поведении, ведь правда, коллеги?
Коллеги дружно закивали головами.
– Мы искренне вам благодарны, – робко сказал один из них. – Вы возродили древнейшую профессию – писец. Мой прапрадедушка был писцом, а прадедушка печатал уже на машинке, как и мой дедушка и отец.
– Что ж, я рад, – шумно вздохнул Александр.
– Мы тоже очень, очень рады, – кажется, вполне искренне улыбнулся главный писец. – Не приходите к нам еще.
– Не приду, – пообещал Александр.
17
Утро в редакции «Газеты» начиналось как-то сонно, а потом как-то сразу зазвонили все телефоны, заходили люди по коридорам…
С довольным видом пчелы, несущей мед, почтальон несла большую пачку писем.
– С каждым днем у вас все больше и больше работы, – не менее довольно приветствовала ее Виола.
И все в ваш отдел. Почти на каждом письме пометка «Виоле для Александра».
Значит работаем не напрасно, раз читатели нас любят, – самодовольно наклонила голову из стороны в сторону, как заводная кукла, Виола. – Нас и Александра. Кстати, вот и он.
Почтальон поспешил удалиться, смущенно поглядывая на любимца публики.
– Все женщины вас просто обожают, – заговорщицки хихикнула Виола. Накануне она позвонила Александру, чтобы сообщить: его ждут новые письма от фанатов-бурдаланов, много-много писем.
– Кроме тех, для кого я неиссякаемый источник информации. Эти меня просто используют, – пошутил Александр, заходя в открытую дверь кабинета.
– Вы преувеличиваете. Хотите кофе?
Не дождавшись ответа, Виола включила электрический чайник. Здесь явно все старались сделать побыстрее и попроще.
Александр, отвыкший за последнее время от спешки, даже напрягся слегка.
– Значит, здесь ваша кухня жареных новостей?
– Точно! – засмеялась Виола. – На другую времени не хватает – только на жареные свежие новости.
Беспорядок на кухне жареных свежих новостей казался Александру каким-то тщательно продуманным, как будто прежде, чем бросить какой-нибудь исписанный лист или старую газету на спинку кресла или край стола, здесь думали сначала: стоит ли им быть именно здесь?
Все здесь было как-то слишком не случайно и вместе с тем в этом хаосе был какой-то свой уют и своя логика.
На ручках шкафа с книгами и папками и на орхидеях и кактусах красовались какие-то бэйджи на ленточках.
Карикатуры на стенах, небрежно пришпиленные, соседствовали с яркими абстрактными и черно-белыми фотографиями. В углу над пищущей машинкой покачивался букет из павлиньих перьев.
– Вы набираете тексты на пишущих машинках? – удивился Александр.
– А что еще нам оставалось делать после того, как роботы решили, что они умнее журналистов, и сами стали писать статьи? Только оценить всю прелесть ретро, вдумчивого, неторопливого. Он позволяет пить жизнь медленно, наслаждаться ее вкусом…
– Вы сказали, роботы заменили журналистов? – остановил Александр монолог Виолы.
– Я сказала, «роботы»? Заменили? Журналистов? – пожала плечами Виола.
– Именно это вы сказали.
– Так шутила моя прапрапрабабушка великая писательница Виола Рерайт. Она была большой поклонницей научной фантастики.
– И тоже журналисткой?
– Да. Кажется, она тоже работала в «Газете». Ее имя довольно известно. Виола Рерайт – меня зовут также. Ее памятник в Долине Предков украшает эпитафия «Она всегда говорила правду», но, к сожалению, в архиве не сохранилось ни одной ее статьи, кроме обрывков пары интервью с самой собой…
– Не находите это странным?
– Нет, не нахожу. В архиве был Большой Пожар, уничтоживший многие важные документы, в том числе и первые выпуски «Газеты».
– И все равно это как-то странно…
– В последнее время у Александра возникло стойкое ощущение, что что-то не так в этом мире, почти идеальном, на первый взгляд, если бы не эта черемуха.
– Даже к бурдаланам, избившим его в первые дни пребывания в городе, он теперь испытывал симпатию.
– Конечно, жители Низины, судя по всему, диковатые и странные ребята, но, судя по тому, что рассказывал Амброзий, совсем не так безнадежны, как может показаться кому-то на первый взгляд.
– Вы всегда верите в то, что пишите?
– А вы всегда пытаетесь поддеть собеседника, который расположен к вам? Но хорошо, я отвечу на ваш вопрос, хоть он и коварен. Не убедишь себя – не убедишь и читателя. Все просто и … безо всякого цинизма.
– Вы хороший журналист, – сказал Александр, испытующе заглядывая в глаза-маслины.
– Спасибо, – засияли они. – Но звучит не как комплимент.
– Это не комплимент.
Маслины потускнели.
– А что же тогда?
– Констатация факта. Ведь вам, наверняка, известно о новом агентстве БПА?
Да, – сказала Виола. – Я знаю о БПА.
В голосе ее не было ни вызова, ни чувства вины. Он звучал совершенно спокойно:
– Бюро писем Александру – агентство, которое пользуется большой популярностью у бурдаланов, а особенно у бурдаланш. Появилось такое агентство. И что же из этого следует?
Глаза-маслины выражали такое искреннее недоумение, что Александру даже стало немного неловко.
– Из этого следует, что вы мне лгали и лгали намеренно. Когда сказали, что бурдаланы пишут мне письма.
– Но это – правда, – Виола поднялась со стула и заходила по помещению. – Они пишут вам письма. Для вас так важно, каким образом они это делают? Пишут сами или диктуют кому-то? Важно не то, чьей рукой написано письмо, а то, что бурдаланы захотели делиться мыслями и оформлять их красиво.
За это мы должны быть только благодарны БПА. И ведь что в этом самое главное? Чтобы заплатить за эту услугу, бурдаланам нужно обзавестись хотя бы одним талантом – ровно столько она стоит.
А бурдалан, имеющий хотя бы один талант, – это уже не бурдалан.
И чтобы обзавестись этим самым талантом, они теперь похищают собак не для того, чтобы шить из них шубы и перекрашивать в леопарда, а чтобы дрессировать.
Низина постепенно становится пригородом, и это уже не фантастика, а реальность! Вот чего мы с вами достигли!
И это правда – я проверяла и перепроверяла этот факт – среди бурдаланов и раньше были те, кто искал свой путь, и этот путь может привести не только в Город, но в и Горы, к эйо. В мире очень мало невозможного.
В своем искреннем негодовании Виола была, пожалуй, даже прелестна, в ней в этот момент не было ничего от скользкой особы, охотницы за историями, не думающей о чувствах окружающих.
– Да, таких случаев, конечно, немного, но их становится все больше. Разве это не большая победа? И это наша с вами общая победа. Вы – кумир бурдаланов, а мы, репортеры, сделали вас их кумиром.
Александр усмехнулся и помотал головой. Да уж! Кумир бурдаланов!
– Не только бурдаланов, но и горожан. Есть те, кого вы раздражаете, но это обычное дело, без этого не бывает известности.
– Я не стремился к известности.
– Очень странно, – развела руками журналистка. – Ведь вы же музыкант. Для кого же вы играете?
– А для кого играют эйо на вершинах гор?
Виола улыбнулась:
– Вы были в Низине?
Нет, – ответил Александр.
– Но собираетесь?
– Пытаетесь выудить из меня новый факт и оплести его кружевом слов и домыслов?
Журналистка рассмеялась.
– Как замысловато вы сейчас выразились. Но интересно. Надо записать себе в блокнот. Может, пригодится для нового репортажа о вас… Я пытаюсь… сказать вам, что быть кумиром бурдаланов это совсем не так ужасно, как могло бы показаться какому-нибудь нашему рафинированному музыканту. Но вы, насколько я знаю людей, не такой. Когда вы оправитесь с первым концертом в Низину…