Вероника Тутенко
Заснеженный рояль
– Я пока не собираюсь ни в какую Низину.
– Я не имею в виду «прямо сейчас». В таких случаях, вы правы, не стоит торопить события. Но когда вы все же побываете в Низине, вы увидите, что в бурдаланах немало хорошего. Да, они агрессивны и у них примитивные вкусы, они не слишком разбираются в искусстве и врут на каждом шагу, но в то же время они простодушны, как дети, умеют радоваться каждому мгновению. Они ничего не боятся – даже призраков, пауков и позора, и еще у них есть особый талант, который, к сожалению, совсем не ценится в нашем обществе – они принимают жизнь такой, какая она есть, они не мнят себя героями или гениями, они просто живут… Ладно, простите, мне некогда. Нужно разобрать еще письма…
ГЛАВА 4
РОЯЛЬ ДЛЯ ГЕНИЯ
1
В Низину артисты цирка отправились на своей просторной кибитке, в которой хватило места всем, хоть пудели были иного мнения, постоянно толкали друг друга, и каждая собака, делая вид, что именно ей не хватило места, норовила забраться на колени Диане.
– Тише, тише, перестаньте! – пыталась она урезонить любимцев. – Вы испортите мне платье!
В этот раз на ней было серебристое платье, как будто покрытое чешуйками.
Такое же, только подлиннее и золотистое, украшала собой Гайя. Она воинственно смотрела вдаль, и Александр невольно залюбовался ею.
«Нас ждет триумф и никак иначе», – говорил весь ее вид.
И только Феликс спокойно и буднично угощал собак с руки сырными шариками.
Его важная роль в новом шоу оказалась не такой уж и важной.
За кибиткой следовали два рояля – один для собак, другой – созданный лучшей дизайн-студией роялей Города специально для Александра – пока не видел даже он.
Рояль, накрытый белоснежной накидкой, скрывавшей интригу до поры, напоминал огромный сугроб.
Музыканта ждал сюрприз, и Гайя была уверена: Александру понравится, но насчет вкуса бурдаланов слегка сомневалась.
Целую эпоху в Низине не было н одного музыкального инструмента, кроме консервных банок, а сегодня привезли сразу два.
Бурдаланы соорудили большую круглую сцену, напоминавшую арену цирка, в самом центре Низины и попросили Безумную Марту написать на фанере: «Место для разных выступлений», которую установили здесь же, рассчитывая удивить Александра своей образованностью.
Крупные крысы сновали у подножия сцены, смущая и пугая горожан, которых тоже в этот день на необычное представление собралось в Низине немало.
Рэк и его лучший друг Фат, больше теперь известный как бурдалан в шарфе Александра, легко вдвоем перенесли оба рояля: розовый и накрытый накидкой, причем так аккуратно и ловко, что она почти не шелохнулась.
Осталось проверить, исправен ли микрофон.
– Ууу! – прогудел в один из них Рэк. – Здравствуйте, уважаемые зрители! Вы хорошо меня слышите?
– Да! – отозвались бурдаланы и горожане.
Я тот самый будалан, который подрался с самим Александром и так заполучил его пальто. Оно, как вы видите, и сейчас на мне! Теперь я не просто какой-нибудь бурдалан, а будалан в пальто Александра!
Подражая походке музыканта, бурдалан прошел несколько раз по сцене туда и обратно, прежде чем сойти с нее.
Вышло слишком вальяжно, но бурдаланы все равно приветствовали своего баловня звезд радостным «у-у-у!».
Зрители, собравшиеся задолго до представления, нетерпеливо ждали, когда закончатся, наконец, приготовления, и оно начнется.
Несколько раз они принимались аплодировать, все, даже неторопливые горожане, но любимые всеми пудели все равно появились на сцене в строго объявленное время.
Девочка и женщина в блестящих нарядах моментально наполнили, к восторгу бурдаланов, пространство над сценой мыльным пузырями, а когда они один за другим растаяли в воздухе, на сцену вышел собственной персоной Александр.
В руках он держал музыкальную консервную банку, в традициях бурдаланов разукрашенную разноцветными камнями.
Пианист ударил в нее несколько раз.
– Красивый инструмент, – похвалил он, но нашим пуделям больше понравилось играть на другом.
Горожане злорадно захихикали.
А пудели, виляя хвостами, подбежали к созданному для них роялю и стали по очереди нажимать лапами клавиши.
Получилась простенькая мелодия, которая привела в восторг бурдаланов.
Некоторые даже стали напевать ее: «Ла-ла-ла» и пританцовывать на месте.
Мелодия становилась все сложнее. Она состояла уже не из трех нот, а из пяти.
– Надо же, какие талантливые собачки! – восклицали наперебой бурдаланы, но из Низины стали раздаваться и другие голоса:
– Собаки не могут быть умнее бурдаланов!
– Здесь что-то не так!
Какой-то фокус!
– Давайте проверим, в чем тут дело!
В ту же минуту толпа бурдаланов оказалась на сцене и обступила рояль, трогая его, обнюхивая, а кто-то додумался открыть крышку рояля и закричал:
– Там мальчик!
Бурдаланы торжествующе подняли брыкавшегося Феликса в воздух и победно сотрясали им.
– Он дергал за веревочки, и поэтому рояль играл!
– Собаки не умеют играть на рояле!
– Нас обманули!
– Обманули!
Александр и Гайя тщетно пытались протиснуться сквозь живую стену к роялю с другого конца сцены.
Никто не хотел их слушать.
Бурдаланы были в ярости из-за обнаружившегося обмана.
– Мы знали, что собаки не могут быть умнее бурдаланов! – кричали они.
Обманутые бурдаланы гневно наступали со всех сторон. Глаза жителей Низины блестели от обиды, а рты скривились от злости. Так глупо разыграть их, прожженных бурдаланов, с этими собачками, а они-то и поверили!
Живые стены сдвигались вокруг гастролеров все сильнее, и вдруг в воздух поднялась рука с шарфом, некогда принадлежавшим Александру, и следом раздался зычный голос:
– Эй! Да что вы в самом деле! Ведь это же – искусство, а в искусстве все чуть-чуть понарошку!
– Конечно! – выдохнул с облегчением Александр. – Искусство. Чуть-чуть понарошку. Но что-то и в самом деле. По-настоящему. Сейчас вы услышите настоящее.
Под все еще недовольное и недоверчивое ворчание бурдаланов Александр подошел ко второму роялю, лучшему роялю лучшей студии роялей города, созданному Гайей специально для него.
– Прежде, чем я начну, вы можете заглянуть за крышку рояля, проверить, не сидит ли там еще кто-то, – примирительно предложил Александр.
Несколько бурдаланов, поднявшись под одобрительные возгласы сородичей, именно так и собирались сделать.
Но Гайя и Феликс сняли накидку с рояля, и бурдаланы ахнули.
Ахнули горожане, даже те из них, кому доводилось видеть снег в горах, но никто из них никогда и представить не мог, как может быть прекрасен простой заснеженный рояль.
В разряженной в пух и прах толпе Александр заметил вдруг Виолу.
Ее наряд так сверкал и переливался, что бурдаланши поглядывали на нее с завистью, а бурдаланы – с интересом.
Один из них, стоявший поблизости, даже ущипнул ее за ягодицу. Виола вскрикнула и хлопнула нахала по руке.
– Ах ты, цаца какая тут нашлась! – взревел бурдалан и схватил журналистку с явным намерением тащить ее к себе в пещеру. – Да ты хоть знаешь, с кем разговариваешь? Я тот самый бурдалан, который подрался с Александром и забрал его шапку!
– А ну отпусти немедленно даму! – сделал шаг к краю сцены Александр.
– А ну отпусти немедленно даму, негодяй! – подхватили бурдаланы, и их посрамленный сородич поплелся в пещеру один.
– Спасибо! – беззвучно прошептала Виола, с благодарностью глядя на Александра.
Одетая по моде бурдаланов, с ярко-разукрашенным лицом, она тем не менее казалась в этот миг беззащитной и нежной.
Успокоившись, зрители замерли в предвкушении прекрасного, и даже казалось, что их сердца бьются в унисон.
Александр видел, а скорее, чувствовал всех собравшихся сразу и каждого по отдельности.
Легкое беспокойство на лице Виолы, спокойная уверенность и восхищение в глазах Гайи и выражение какой-то внезапно открывшейся им сопричастности во взглядах будаланов.
Они были одухотворенными.
Музыкант подошел к роялю, созданному специально для него.
Снег на его крышке был как настоящий, рояль – необыкновенной белизны, клавиши – черно-белые, но только наоборот: белые стали черными, а черные – белыми.
Единственным, кроме снега, украшением рояля была надпись на нем.
Название, точно сделанное синим инеем, – Александр Голдин.
Александр вдруг заметил, как мелодично звучит его имя. Мелодично и мужественно.
– Спасибо, – улыбнулся Александр Гайе и закрыл на секунду глаза, уже зная, что будет играть.
Нет, не Моцарта, не Баха, не «24-й каприс» Паганини. Он будет играть сегодня то, что ближе всего ему самому, то, что он сумеет рассказать, касаясь пальцами этого фантастического рояля.
Он расскажет обо всем – о том, как случайно родился, о том, как часто чувствовал себя ненужным в том мире и как случайно попал в этот и встретил здесь свою любовь.
Снег был теплым и не таял, снег был восхитительно мягким и совсем не боялся этой вечной весны.
– Сегодня, – сказал Александр, – я впервые исполню для зрителей композицию собственного сочинения.
Он играл ту самую мелодию, которой будил инструмент в заснеженном лесу.
В ней было и предчувствие весны, и сбивчивый ритм первых капелей, и пение птиц, и грусть о несбывшемся, и надежда, и радость, и любовь, готовая вот-вот прорваться сквозь ледяные прутья клетки, лететь над деревьями, над крышами. Но нет, морозы не хотели отпускать свою белоснежную отраду из холодного плена.
– Солнце, – чирикнула птица огромному кругу на небе, – растопи мою клетку своими лучами…
Вместе с птицей, взмывшей ввысь, взлетели ввысь и руки Александра над роялем.
Бурдаланы рыдали в голос, и грим сходил со слезами с лиц бурдаланш. Они не кричали, как в цирке «еще», но глаза их говорили о потрясении, которое Амброзий называет красноречивым «метанойя».
Александр встретился взглядом с взглядом Гайи и увидел в ее глазах продолжение своей мелодии и не заметил, как расталкивая бурдаланов, Виола торопливо выбиралась из толпы.
2
По возвращении в гостиной таверны в облаке кофейного аромата Александра ждала Виола.
Она совсем не была похожа в этот день на охотницу за приключениями и чем-то еще непонятным, хотя, похоже, именно за всем этим, а вовсе не для того, чтобы попить кофе, она и пришла сюда сегодня.
Вид у Виолы был какой-то растерянный. Она накручивала на палец прядь волос и, заметив вошедшего Александра, как-то виновато улыбнулась.
Александр часто сталкивался с такого рода женщинами. Они напоминают охотниц семейства кошачьих, но охотятся часто не за мужчинами, а за чем-то неосязаемым, почти неуловимым, фактами, например, чему они отчаянно пытаются придать нужную форму. Но мир упрям и упруг, и у него свои законы.
Окружающие часто считают их прагматичными и правы, но, пожалуй, отчасти. Охотницы на мужчин ведут себя похоже, но цели у них другие.
Александр поймал себя на том, что Гайя не подходила ни под одну из известных ему категорию женщин, которых он давно классифицировал в своем сознании. И в то же время обладала лучшими чертами всех этих категорий, но собранные в ней одной они звучали особенно – уверенно и утонченно, пронзительно-нежно и головокружительно-ярко. Так звучит рояль на вершине горы или где-нибудь в заснеженном лесу.
Ее нельзя было отнести ни к интеллектуалкам, ни к милашкам, ни к светским львицам, ни к охотницам на мужчин, ни к охотницам на призраки, ни к феминисткам, ни к железным леди, ни тем более к злобным сплетницам. Нет, она была слишком собой. Слишком особенная.
Открытие Гайи было для Александра сродни открытию этого нового мира. Он чувствовал себя Кристофором Колумбом.
Виола так сосредоточенно смотрела в кофейную гущу, как будто собралась гадать на кофейной гуще.
– Пришли за новыми фактами? – насмешливо спросил Александр.
– Факты сами обычно приходят ко мне, – ответила Виола. – У меня достаточно информаторов, и кто-то все время что-то сообщает о вас, я даже стала привередливой – выбираю самое интересное.
– Тогда зачем вы пришли?..
– Просто так… Зашла поблагодарить вас за то, что вы спасли меня от этого бурдалана. Страшно представить: если бы не вы, никто бы не пришел ко мне на помощь.
– Если бы не я, вы бы там вообще не оказались, – усмехнулся Александр.
– Не знаю, – как-то грустно улыбнулась Виола. – Я прежде бывала в Низине, но, конечно, не в таком наряде, – рассмеялась журналистка. – Не было повода. Так что мне удавалось до сих пор оставаться в их среде незаметной.
– Рад, что вас развеселил, – улыбнулся Александр, присаживаясь за соседний столик.
Неожиданная гостья вспорхнула в своем легком разноцветном платье со своего стула и опустилась, как бабочка с цветка на более желанный цветок – за столик Александра.
– Хотите увидеть то, что не видел никто никогда, кроме меня? – заговорщицки прошептала Виола, наклонившись через столик к Александру.
– Я заинтригован… – признался Александр, догадываясь, что речь идет о чем-то неординарном.
Другого ответа от вас я и не ожидала, – усмехнулась Виола.
– Вам не впервой предугадывать мои ответы, – усмехнулся Александр.
Виола быстро достала из сумочки легкую стопку сложенных вдвое листов и решительно и довольно, как главный козырь в игре, выложила ее на стол перед Александром.
– Что это? – спросил он.
– То, что вас, наверняка, очень заинтересует. Вырванные страницы из книги моей прапрапрабабушки Виолы Рерайт…
– Действительно, это очень интересно, – подвинул руку к листам Александр и встретился на этом недолгом пути с изящной рукой Виолы, украшенной кольцом с зеленым камнем. – А где сама книга?..
– Никто не знает, где она, хотя есть проныры, мечтающие ее найти…
– Разве эта книга в одном экземпляре?
– Может, не осталось ни одного. Только это… – глаза Виолы так блестели, что Александру показалось, такой взгляд способен поджечь бумагу. Он хотел было даже сказать ей об этом, но передумал. Одно неосторожное слово, одно неловкое движение – и он никогда не узнает тайну этого мира.
– Что же там? – затаив дыхание и не отдергивая руки, спросил Александр.
– Я сама почитаю вам. Только … никто не должен слышать… Пойдемте наверх… – Виола потащила Александра наверх в его номер, видимо, успев вызнать, где он находится, у Ардалиона. Не теряла ни минуты ожидания.
В этой сумасшедшнке было даже что-то неожиданно трогательное. Во-всяком случае, Александр послушно следовал за Виолой и разгадкой, а может, новой загадкой в ее руке.
Он открыл перед ней дверь, и она уселась на подоконник, глядя сверху вниз на Александра, устроившегося на краю кровати.
Слетевшая туфелька покачивалась на изящной ножке, но Виолу это совсем не беспокоило.
– Я никогда никому это не показывала, – тихо произнесла Виола, – но тебе, я знаю, я чувствую, я могу доверять…
– Виола… – прервал Александр.
Послушайте, Александр, – быстро-быстро зашептала она. -
– Здесь несколько страниц. И знаешь, мне кажется, это не фантастика… Это было на самом деле. Здесь, на этих нескольких страницах, то, что все мы знаем, чувствуем, о чем так или иначе догадываемся, но боимся признать. Но теперь с тобой мне не страшно ничего.
– Виола…
– Нет, ты послушай, послушай… Здесь разгадка всего…
Она торжественно развернула лист и, бросив взгляд из-под ресниц на Александра, начала читать…
«Что случилось с нашим миром и когда это произошло? Он так стремительно меняется, что, кажется, само время ускорило свой бег, хотя стрелки часов все так же медлительны.
Что стало с нами, горожанами? Неужели только проклятые вирусы во всем виноваты? Но ведь они появились не сами по себе. Никто иной как мы сами – причина их появления.
Но мы предпочитаем делать вид, что мы не причем. Нас как будто нет. Совсем как тот человек, которого не было. Он улыбался с афиш и экранов, махал рукой из своей машины, давал интервью налету, при этом был неуловим. Его называли не иначе как Восхитительный Эррис. Им восхищались и хотели быть похожими на него, ему беспрекословно подчинялись, а потом оказалось, его не было вовсе.
Представляю, как будут смеяться над нами потомки, узнав эту историю, которые, конечно, будут умнее и дальновиднее нас.
Эти, иные люди, которых не отличить от нас… Когда я была маленькой, я и представить не могла подобное. Более невероятным мне могло тогда показаться лишь то, что я стану великой писательницей.
Да, но только кто будет читать мои книги, если вскоре в мире останутся только сверхразумные, а все мы раньше времени окажемся в Долине Предков?
Сверхразумные совершеннее нас, они умеют читать мысли. От них уже не скрыться, и я стараюсь думать правильно, чтобы иметь возможность дописать эту книгу до конца. Надеюсь, у меня хватит для этого мудрости и опыта.
Когда-то, когда я жила у подножия гор, я услышала одну старинную легенду…
Однажды на рассвете цивилизации, когда люди не делились еще на эйо, горожан и бурдаланов, трем первым юношам явились три девушки.
– Выберите каждый одну из нас себе в спутницы, – обратились они к юношам.
Каждая из них была по-своему прекрасна.
Одна в длинном платье, сплошь расшитым золотом и в золотом шлеме, из под которого роскошными черными кольцами спускались волосы до поясницы. Ее властный взгляд звал за собой, а грациозные движения, как у пантеры, обещали изысканные наслаждения.
На плече у красавицы сидела жар-птица. Изящную длинную шею девушки, как роскошные змеи ствол сакуры, обвивали нити с разноцветными каменьями. Руки тоже сплошь в драгоценностях. Красавица поманила тонким длинным пальцем за собой юношей, и один из них, не раздумывая, ринулся за ней.
– Ты выбрал в спутницы Славу, – сказала девушка. – Со мной ты будешь пребывать во всем блеске роскоши и величия, все вокруг будут восхищаться тобой. Мы будем жить с тобой в сверкающем дворце, и уже совсем скоро события твоей жизни сложатся в яркий калейдоскоп. Она взмахнула рукой и вдали и впрямь засияли чертоги. И юноша вместе со Славой пошел на их блеск.
Второму юноше вскружила голову другая красавица – с длинной белой косой до пола, стройным и одновременно пышным телом и взглядом, в котором как будто боролись две стихии – огонь и лед.
Щеки ее были румяны, а губы алы.
– Я выбираю тебя, – шепнул юноша, предвкушая горячие объятия красавицы.
– Со мной ты испытаешь всю палитру чувств, – пообещала девушка. – Следуй за мной, и ты познаешь глубины страсти и вершины счастья, ведь я Любовь. Вся наша жизнь будет дорогой, полной чувств.
Третьему же юноше сразу понравилась третья девушка, и чем больше он смотрел на нее, тем большую симпатию она вызывала у него. Ее, скорее, можно было назвать очаровательной, чем красивой, но, пожалуй, она была даже прекраснее Славы и Любви.
Ее голубые глаза мягко лучились надеждой и верой. Лицо усыпали задорные веснушки, а волнистые рыжие волосы украшал незабудковый венок. Розовые губы не обещали неземных наслаждений и изысканных утех – к ним хотелось прикоснуться бережно, весь облик девушки излучал нежность и озорство, и безмятежность.
Юноша с улыбкой протянул руку девушке и произнес:
– Я хочу проделать свой путь вместе с тобой.
– Я ничего тебе не обещаю, – улыбнулась девушка, – только то, что наш путь будет светлым.
– Этого достаточно, – ответил юноша.
– И пары разошлись в разные стороны…
Юноша, последовавший за Славой к сверкающему дворцу, в начале пути пребывал в эйфории, которой, казалось, не будет конца.
Но потом ему стала казаться бесконечной сама дорога, которую то и дело преграждали то завалы камней, то топи, то непролазные заросли с дикими зверями, то клубки ядовитых змей.
Дворец то приближался, то вдруг отдалялся, казался совершенно недосягаемым.
Наконец, когда юноша настолько выбился из сил, что не мог больше сделать ни шагу, Слава сказала: «Мы пришли».
Юноша огляделся и стал тереть глаза от яркого блеска и от того, что не мог поверить своей удаче.
Он так и сказал своей спутнице:
– Не могу поверить своей удаче!
Птица, привычно дремавшая на плече красавицы, вдруг встрепенулась, испуганно захлопала крыльями и взмыла в небеса.
– Что ты наделал? – вскричала красавица, и злоба так исказила черты ее лица, что оно вмиг стало старым и безобразным. – Ты вспугнул Удачу. Как мы теперь без нее?
Слава стала безутешно плакать, и слезы ее превращались в драгоценные камни, а стены дворца – в воду и утекали вместе с ней.
Слава подняла с земли горсть разноцветных камешков, подбросила их со словами:
Бесполезный мусор, он никогда не заменит ни талантов, ни трудолюбия!
Из этих и других камней юноша и его спутница стали медленно, но верно возводить Город. В его старой части еще можно встретить дома, сложенные из гальки и разноцветных камней…
– Я, действительно, видел такие дома в старом городе, – перебил Виолу Александр.
– Кто знает, может быть, в легендах больше правды, чем вымысла, – пожала плечами Виола. – А вместе они и есть миф.
Второй юноша чувствовал себя самым счастливым человеком на земле, но так продолжалось недолго.
Дело в том, что у его спутницы так часто менялось настроение, что он совсем перестал понимать, какая же она на самом деле, его Любовь. Его стали мучать сильные головокружения, он часто не мог уснуть по ночам, а где-то под сердцем кололо.
К тому же, оказалось, у его избранницы есть невидимые крылья, и она то неожиданно поднималась вместе с ним в облака, то так же неожиданно роняла его над пропастью, так что только каким-то чудом он оставался жив.
– Ты переменчива и многолика и ты совсем не такая, какой показалась мне сначала, – воскликнул однажды вконец измученный юноша. – Боль – твоя обратная сторона!
– Так и есть, – вздохнула Любовь. – Но боль ты причиняешь себе сам, когда ищешь во мне мои темные стороны. Я разная и обуздать меня не просто, а играть со мной опаснее, чем с огнем. В умелых и добрых руках он станет очагом в камине, а в неумелых или злых может сжечь целый мир. Со мной нужно быть осторожным, но смелым и добрым, а ты добродушен, безрассуден, невоздержан и смел, поэтому не вини меня за то, где мы оказались теперь. А пришли они в огромную низину, где копошились крысы в темноте, но во мраке им даже удобнее было предаваться чувственным наслаждениям. Виола бросила на Александра плотоядный многозначительный взгляд и продолжала:
– Нарожав множество детей, однажды ночью Любовь исчезла из Низины, оставив юноше, избравшего ее когда-то, записку. В ней говорилось: «Я вернусь, когда здесь станет светло и чисто».
Но пока вокруг были сумрак, смрад и грязь. От свалившихся на него тоски и бессилия юноша начал пить забродившую воду, которую давали гнилые фрукты. От нее ненадолго ему становилось веселее и ему казалось даже, он забыл свою Любовь. Так юноша постепенно превращался в бурдалана....
Путь третьего юноши, который выбрал Радость, был легким и приятным. Нет, на нем тоже встречались дожди и ветра, но он принимал их с улыбкой, ведь после дождя пышнее цвели и становились еще более душистыми цветы, а ветер доносил до него порой и музыку, и прекрасные ароматы, и белый вишневый снег. А грозы открывали семицветные ворота в чарующий мир.
Радость оказалась на редкость интересной спутницей, в каждой травинке, в каждой песчинке ей открывался целый огромный мир, который она охотно делила с избившим ее.
К тому же, обладая прекрасной интуицией, она обходила стороной и болота, и клубки ядовитых змей, птицы же, бабочки и белки сами садились к ней на ладони. Юноша с Радостью купались в водопадах, ели душистую лесную землянику, считали падающие звезды и иногда ловили их в ладони, и звезды превращались в стихи и музыку.
Юноша никогда не спрашивал, куда Радость ведет его, да это было и не важно, ведь само путешествие, каждый его день, каждый миг, были так прекрасны, что хотелось, чтобы они длились и длились, и длились…
Они шли через лес, через реку, через цветущие луга, через город и…
снова оказались у подножия гор.
Здесь Радость ждала ее сестра – Любовь с огромным букетом полевых ромашек, а на дереве сидела жар-птица Удача, которая могла показать кратчайшую дорогу к Славе.
Но юноше больше приглянулись горы. Он с Радостью поселился у их подножия, у них родилось много красивых, умных и добрых детей, которые поселились повыше в горах, поближе к солнцу и стали первыми эйо…
Мы пошли за Славой, и пришли к тому, что скоро все мы можем оказаться на свалке.
Сколько раз уже повторялась эта история и сколько раз повторится еще, может быть, знают старые домики из гальки и разноцветных сверкающих камней в Старом Городе. Может быть, они и знают, но я нет, и я завещаю своим потомкам, если кто-то из них когда-то прочитает эти строки, чтобы они сделали все для того, чтобы люди развивались духовно быстрее, чем развивается техника…
Я завещаю своим потомкам следовать за радостью, стараться находить ее в каждом мгновении жизни, в каждом лепестке, в каждом дуновении ветра.
Я не верю, что наша цивилизация исчезнет, хоть то, что происходит сейчас, то, к чему мы пришли, убеждает в обратном… Люди боятся лишний раз выходить из дома, а всю работу за них делают прямоходящие машины, и люди в этом мире, которым завладели металл и вирусы, стали попросту не нужны.
Я верю, однажды придет герой, который проложит дорогу другим, человек с открытым, смелым сердцем, истинный первооткрыватель, именно он сделает то, что не смогли сделать другие. Он преобразит этот мир своим примером и отправится в иные, более прекрасные края, в долгий и трудный путь. Но только такой путь приводит к истинному счастью и истинной любви.
Жаль, мне не дожить до тех времен. К несчастью, а может, к счастью, машины уничтожили лабораторию долголетия, а ведь, подумать только, не случись этого, я и мои потомки смогли бы прожить восемь тысяч лет, и это, говорили ученые, далеко не предел. Жить можно почти бесконечно.
Но куда важнее прожить ее достойно, очистить свои помыслы от грязи.
Чистота дороже слитков желтого металла. Так было и так будет всегда, что бы там не возражали по этому поводу бурдаланы. Океан – вот воплощение огромной… нет, бесконечной чистоты, которую каждый может найти в глубине своего сердца.
Мне повезло. Я прожила насыщенную интересную жизнь.
Жалею ли я о чем-то в свои сто двадцать лет? Пожалуй, да… О том, что не нашла дорогу к океану.
Я нашла это под вишней еще девчонкой, когда работала в саду возле дома, – сказала Виола. – Я как будто услышала голос своей прапрапрабабушки, он обращался ко мне через время. Страницы книги, которую никто так и не нашел, были свернуты в свиток и вложены в бутылку, как будто она торопилась спрятать это завещание. Да, я думаю, это именно завещание, и оно обращено ко мне… И … я сделала все так, как велела моя прапрапрабабушка… Только… мне пришлось признать… я не смогу заставить людей развиваться духовно быстрее, этого не могут сделать даже эйо. Но я могу замедлить технический прогресс. Для этого нужно было не так уж много… Ввести и поддерживать моду на ретро и заставить моего младшего брата, который по праву считается величайшим ученым современности, бесконечно сомневаться в своих способностях, чтобы его опыты продвигались как можно медленнее…
– Виола… не слишком ли много вы взяли на себя? – осторожно заметил Александр, машинально накрыв ладонью ее запястье.
– Возможно, Александр, возможно… Но теперь, мне кажется, можно немного и ускорить технический прогресс, ведь с вашим появлением наш мир сделал огромный скачок в своем культурном развитии. Ваша музыка облагородила его, я слышала, даже бурдаланы теперь заглядывают на ваши концерты.
– Ну, это было всего раз, – засмеялся Александр.
– Не важно, это только начало, – уверенно предрекла гостья.
– Слушатели уже, наверное, собрались в гостиной, – спохватился Александр и, многозначительно показав взглядом на сверток в руке Виолы, добавил. – Спасибо, что показали мне это… Я провожу вас до выхода или, может, останетесь на музыкальный вечер?
– Нет… спасибо… как-нибудь в другой раз, – расстроенно слезла с подоконника прапраправнучка великой писательницы.
Виола Рерайт-младшая в этот раз оказалась отменным предсказателем. На концерт пришли не только горожане, но и несколько бурдаланов – тех самых, которые затевали все безобразия и о которых чаще всего писала «Газета», так что Виола даже знала их по именам – Рэк и его дружки Фат и Бат.
– Смотри-ка какие ножки, – увидев Виолу, присвистнул бурдалан в пестром шарфе, который когда-то отнял у Александра.
Другой горделиво красовался в его шапке.
– Эй, милашка, хочешь бражки? – тщетно пытался он привлечь внимание Виолы, но она недовольно покосилась на обоих незадачливых ухажеров, об уме которых, по всей видимости, не была высокого мнения и быстрее направилась к выходу, увлекая за собой Александра.
На пороге она резко остановилась и приблизив лицо к его лицу, чтобы больше никто не мог их слышать, зашептала быстро-быстро:
– Александр, ведь это о вас писала моя прапрапра… Она все предвидела… Великим дан этот особый талант – талант предвидеть.
Она знала… «Герой, который проложит дорогу другим, человек с открытым, смелым сердцем, истинный первооткрыватель». Все факты сходятся. Разве вы не видите? Александр, возьми меня с собой, в свой удивительный мир, я буду помогать тебе во всем, чтобы сделать его еще лучше.
– Я… я не могу, – взял руку Виолы в свою Александр. – Я даже не знаю, вернусь ли я в свой мир, и если вернусь, то когда.
–Я так и знала, – зло рассмеялась Виола. – Что ж, зато я узнала то, что хотела.
Виола вздернула подбородок и резким движением головы отбросила пышные волосы назад…
– Прощайте! Провожать меня не надо!
«Появление этой дамочки обычно к шумихе», – говорят горожане.
Но в этот раз никакой сенсации не последовало, а место Александра на первой полосе заняли разноцветные пудели.
3
Александр не раз замечал, когда его что-то тревожит или расстраивает, играет он от этого только лучше. Как будто сама музыка пытается его успокоить, ободрить. Все люди, которые жили, живут или будут жить на Земле, страдали так или иначе, а Музыка… Музыка вечна.
В этот вечер причин для тревоги и расстройства было две.
Во-первых, он совсем не хотел обидеть Виолу, но все же невольно причинил ей боль и из-за этого чувствовал себя виноватым.
Во-вторых и в главных, Гайя пропустила уже несколько его музыкальных вечеров подряд.
Зато в таверну снова заглянули Рэк с друзьями. Он расплачивался сразу за всех талантами, найденными на Свалке.
Кто-то из горожан пытался было возразить, что талант-то один, да и то сомнительный, а зрителей трое, но Александр снова встал на сторону бурдаланов и перетянул туда Ардалиона.
– Вещи три, значит все правильно, – твердо сказал хозяин таверны. – Он заплатил одним талантом три раза.
Горожанину стало стыдно за то, что он так плохо знает арифметику талантов, и больше ни он, ни кто другой вообще не обращали внимания на бурдаланов – как будто им, нечесаным и немытым, самое место на вечере фортепианной музыки.
Рэк слушал сосредоточенно и молча. Фат – слегка рассеянно, а Бат – с придирчивым видом и во время паузы иногда вставлял что-то вроде «так и я бы смог, если бы захотел» после того, как кто-то из горожан бросал что-то вроде «просто гениально!».