Василий Ворон
Две столицы России. Сборник эссе и рассказов
Российский рубль и его тотем
эссе
Время от времени информационное пространство Российской Федерации пронзают слухи о том, что копейки – монеты по 10 и 50 копеек – могут отменить и они выйдут из обращения. А цены, дескать, округлят, дабы они не имели эти ненужные хвостики.
Автору данного текста этот шаг Министерства финансов представляется ошибочным и чреватым.
Когда российский рубль был силен? Разве что в царской России, да в иные времена бытия Советского Союза. Но ведь был? И был конвертируем. «То не беда, если за рубль дают полрубля; а то будет беда, когда за рубль станут давать в морду», – сказал как-то Сатлыков-Щедрин и уже многократно повторили как сами русские, так и русофобы и антисоветчики. Не станем уподобляться ни едкому писателю-сатирику, ни иным любителям цитат, хотя рубль нынче переживает не лучшие времена. И неофициальный его статус «деревянного», увы, так и остается поныне.
Как бы то ни было, подавляющее большинство граждан России носит в кошельках и карманах именно рубли. То же достают из банкоматов продвинутые граждане, имеющие банковские карты. То есть рубль не стоит хоронить. Если уж быть объективным, на чем зиждется вечнозеленый американский доллар? Лишь на всеобщей любви к нему во всем мире и обилию бумаги (не без помощи русского леса, кстати). Но ближе к делу.
«Копейка рубль бережет» – кто не слышал это расхожее выражение? Из ста копеек состоит рубль и сейчас. Даже если однокопеечные монеты вышли из оборота. Мыслеформа вещь крепкая и незаслуженно игнорируемая подчас. И здесь автор текста подошел к основной мысли своего повествования. Итак.
Копейка есть не только составляющая рубля, но и его тотем. Или, лучше сказать, оберег.
Чтобы построить дом, нужны бревна или кирпичи. Слова складываются из букв. Без семечек в арбузе не будет нового урожая. Человек состоит из клеток. Всё в плотном мире так или иначе построено из атомов.
Автор предлагает вспомнить, что было в стране, когда чудовищная инфляция выветрила понятие «копейка» напрочь: в ходу тогда были тысячи и миллионы рублей. Понятно, что если в стране инфляция, то это всегда несладко. Но, думается автору, не сто́ит все же обижать исконную конду русской экономики – копейку. Когда русский человек дарит кошелек, непременно кладет в него монетку. Иначе быть кошельку пустым – верят в это люди. Мы говорим «кошелек» – подразумеваем «деньги». Говорим копейка – вспоминаем рубль.
Копейка-оберег имела свой смысл. Монету, на которой был изображен всадник с копьем, дал Руси Великий Новгород. Изначально на монете присутствовал некий вотчинник, принимающий дары от новгородца. Это уже потом вотчинник стал Георгием Победоносцем, а под копытами его коняги прилег на долгие годы дракон, олицетворяющий Зло. На гербе Российской Федерации изображен двуглавый орел, посреди которого на геральдическом щите и сейчас попирает змея копейщик Георгий. И стоит Москва и Россия никуда не делась за кольцевой автомобильной дорогой – пережили и Наполеона, и фашистов. И дальше будем.
Не предавайте копейку. Она всё еще бережет наш рубль.
Слёзы амазонки
рассказ
Ухоженные пальцы Эммы Петровны с хищным красным маникюром цепко держали ключи, потрясая ими у лица Аглаи, словно это был сеанс гипноза. Аглая с лицом ангела покорно и терпеливо слушала наставления хозяйки.
– И никаких парней! Боже упаси, – Эмма Петровна спрятала ключи в кулачке и выставила из него указательный палец. – Узна́ю – выгоню!
– Что вы, Эмма Петровна! Я же на первом курсе. Мне не до этого.
Эмма Петровна фыркнула и сказала:
– Знаем, сами такими были, – ключи снова явились на свет и были, наконец, протянуты Аглае. Та незамедлительно приняла их и для надежности убрала руки за спину. Эмма Петровна открыла дверь, обернулась на пороге и строго добавила:
– Приходить буду раз в неделю. Если что не так – выгоню!
– Хорошо-хорошо! До свидания.
Только когда Эмма Петровна скрылась из глаз за пролетом лестницы, Аглая облегченно выдохнула и немедленно скрылась в вожделенной однушке. Она вприпрыжку обскакала все свое новое жизненное пространство: совмещенный санузел, кухоньку и комнату, где с трудом помещались диван, шкаф и старинное трюмо в углу. Аглая издала победный клич амазонок и с разбегу плюхнулась на диван, который тотчас сердито и по-старчески крякнул.
– Ладно, не буду, сорри! – поспешила его успокоить Аглая и погладила потертую обивку.
Эйфория от обладания пусть временным, но все же своим жилищем быстро испарилась от ежедневной студенческой рутины. На первом курсе было не до халявы – прогулы и тусовки Аглая сразу решила исключить и к первой сессии добраться без хвостов и прочих проблем. Учеба в универе, кроме шанса обрести диплом, давала возможность жить одной без опеки матери так, как она считала нужным. Это была долгожданная свобода да еще в городе, а не в унылом поселке, из которого она мечтала удрать с того момента учебы в школе, когда мама позволила ей не носить косички и вообще выглядеть так, как бы ей хотелось. С младых ногтей Аглая хотела стать амазонкой – отважной и воинственной женщиной из легенд – но мама этого не поняла бы, ведь даже про стрельбу из лука она ничего не захотела слышать, утверждая, что это чисто мальчишеское занятие, недостойное девочки. Тем не менее, лук и стрелы, изготовленные самостоятельно, были у Аглаи самыми лучшими во дворе, даже мальчишки это признавали, хоть и неохотно. Вообще с мальчишками она водилась запросто, что, конечно, было не к лицу истинной амазонке, но Аглая успокаивала себя тем, что сначала надо было научиться у них разным полезным штукам, как то: далеко плеваться, быстро бегать и метко кидать камни. Она знала, что настоящие амазонки живут без мужчин, но с ребятами ей было гораздо интереснее, чем с девчонками. У нее и подруг-то не водилось и лучшим другом у нее был Колька по кличке Американец. Они и в школе сидели за одной партой. Еще только когда они стали дружить, некоторые пацаны стали дразнить Американца, за что он их колотил. Дразнить перестали только после того, как Аглая каждого, кто задирал его друга, отловила отдельно от остальных и накидала люлей, чтоб не повадно было. Мальчишки признали её за своего и больше никаких насмешек не было. Наверное, ее отец был бы этому только рад, но беда была в том, что отца у Аглаи не было. Вернее, он был очень давно, когда она была совсем маленькая – нянчила кукол и носила глупые косички с бантами – а потом ушел из дома навсегда. Мать не любила об этом вспоминать и вообще разговоры про отца немедленно и сердито пресекала, твердя про то, что они и без него прекрасно проживут.
Каждое утро новой жизни во время учебы начиналось одинаково. Собственно, каждый день и вечер, а так же и утро были похожи друг на друга. Аглая выползала из постели, говоря себе, что вечером не станет засиживаться за компом дольше вчерашнего и хоть раз нормально выспится. Кое-как приведя себя в порядок за рекордный для каждой девицы час времени, она бежала в универ. Добросовестно высидев все пары и записав все конспекты, которые было положено записать, она спешила в магазин, покупала строго определенный набор продуктов и отправлялась домой. Само собой, это время суток было самое лучшее. Она обедала и зависала в Сети. А потом всё оттягивала тот момент, когда нужно будет оторваться от экрана и лечь спать.
Этот марафон нарушил парень из универа, Андрей. Он чем-то напомнил ей Американца и, взяв инициативу в свои руки, Аглая стала его соседкой на всех парах, перекусах-перерывах и т.д. Андрей был не против.
Как-то возвращаясь из универа и параллельно из магазина с сумкой, где болталась бутыль молока, пакет овсянки и пара глазированных сырков, она столкнулась на лестнице с дедком. Ну, как столкнулась – она скакала через ступеньку наверх, а он поднимался впереди, таща за собой хозяйственную сумку-тележку. Аглая ловко и быстро обогнала его, сказав на ходу дежурное «здрасте», но спохватилась, обернулась.
– Ой! Давайте я помогу!
Дедок был согбенный, в потертом пальтишке. Видавшая виды кепка нависала над мощной оправой старомодных очков, которые Аглая видела только в черно-белых фильмах, где действовали физики-ядерщики или другие неразговорчивые ученые. Еще у деда была богатая борода, почти как у Деда Мороза, но не белая, а всего лишь с крепкой проседью. Дед удивленно посмотрел на Аглаю и сказал:
– Дай бог здоровья, дочка. Да я уж пришел. Вон моя дверь, – и он кивнул вверх через лестничный пролет. Аглая мягко отняла у него сумку и поволокла. Добравшись до двери, она спросила:
– Эта?
Дед кивнул и Аглая добавила:
– Да мы с вами соседи! Я вот здесь, напротив, живу. Квартиру снимаю.
– Хорошо, дочка. Я дядя Паша, – он медленно поднимался по ступенькам, доброжелательно кивая бородой. – Спасибо тебе.
– А я Аглая, студентка. Учусь у вас тут, – она оставила сумку перед дверью и отправилась к себе.
Вечер следующего дня начался так же: Аглая снова поднималась по лестнице с пакетом, где на этот раз болтался батон белого хлеба и пакет кефира. Добравшись до двери своего логова, она принялась искать ключи в рюкзаке, когда за спиной тихо щелкнул замок и из двери напротив выглянул ее новый знакомый сосед дядя Паша. Его борода сильно топорщилась в разные стороны: он как-то заискивающе и очень радушно улыбался.
– Эй, дочка, отучилась?
– А, дядь Паш. Да, еле жива, – ключи все не находились в суматошном чреве рюкзака и откуда-то как назло тянуло чем-то страшно вкусным. Будто отгадав ее мысли, дядя Паша хитро спросил:
– Оголодала, поди?
– Как волк! – ключи, наконец, были найдены, и Аглая выудила их на свет. Дядя Паша торопливо выпалил:
– А ну-ка, заходи на огонек!
Аглая звякнула ключами:
– Нет, дядь Паш. Потом как-нибудь, ладно?
Но дядя Паша и не думал отступать:
– Э, нет! Ты мне вчера пособила, теперь мой черед. Заходь, кому говорят!
И только тут Аглая догадалась, откуда же это так пахло на площадке.
Квартирка у дяди Паши была не в пример больше Аглаиной. Впереди по коридору угадывались еще как минимум две комнаты, но хозяин пригласил ее направо, в кухню. Та была такой же маленькой, как и у Аглаи, но зато здесь было то, чего никак не могло быть у нее: на плите стояла огромная кастрюля и наполняла всю вселенную ароматом настоящего борща!
Дядя Паша с видимым удовольствием наблюдал за тем, как Аглая судорожно сглотнула и скомандовал будто адмирал на параде:
– Ну-ка, мой руки! – и кивнул на мойку в углу: – Прямо тут можно.
Аглая нашла у мойки мыло, продолжая для порядка вежливо отнекиваться:
– Неудобно как-то, дядь Паш…
– Неудобно штаны через голову надевать, – немедленно отозвался тот, подавая Аглае полотенце. – А хорошего человека да ишшо студента завсегда накормить надо.
Не успела Аглая вытереть руки, как на столе уже обосновалась большая тарелка, до краев заполненная борщем и дополненная куском черного хлеба. Пока Аглая разглядывала все это добро, словно пират, добравшийся, наконец, до сундука с сокровищами, дядя Паша уже ставил рядом банку со сметаной из супермаркета, но именно ту, что требовалось для предстоящего действа.
– Ну, всё ли так? – усмехнувшись, спросил он. Аглая только смогла зачарованно кивнуть и села на табурет. Ложка, предложенная дядей Пашей, была отлично вымыта, и не допускала брезгливых мыслей о стариковском быте.
Борщ был отменный, с мясом. Аглая с трудом старалась не торопиться. Да и куда теперь было спешить? К стакану кефира с булкой? Глупости какие, в самом деле…
– Давно, поди, домашнего-то не кушала, – дядя Паша сидел за столом напротив, гордо наблюдая за Аглаей. – Чай, скучаешь по материной стряпне?
– М-м… – Аглая, не удержавшись, махнула в воздухе ложкой, – Да меня мать не кормила никогда так.
Косматые брови дяди Паши выгнулись над очками:
– Штой-то? Не по-людски, вроде…
– А, долго рассказывать.
– Ну, бог с ним. Кушай, дочка.
Аглая с собачьей преданность посмотрела в ученые очки дяди Паши:
– Дядь Паш, если вам надо будет в магазин сбегать, вы только скажите. Я мигом.
Дядя Паша кивнул, пряча усмешку в бороде:
– Конечно, мигом. Твое дело молодое. Петровна, стало быть, тебе квартиру сдала? Аглая кивнула. – Дело хорошее. Не разорительно?
– Да сносно, дядь Паш. Мать деньгами помогла. Так бы фигушки раскошелилась, да премию ей на работе какую-то дали. Расщедрилась. А может, отдохнуть решила от меня.
– Сама-то издалека, что ли?
– Из области. Часа три дороги отсюда.
– Ну, это еще терпимо. На выходные можно и домой.
– Не, скучно там. Я туда больше не вернусь.
– Ну-ну. Всяко бывает.
Когда тарелка опустела, Аглая глубоко вдохнула, будто вынырнула из под воды:
– Ой, спасибо, дядь Паш! Сейчас прям лопну. – И тут же подхватилась было: – Я вымою…
Дядя Паша снова применил командный тон:
– Я вот тебе вымою! Сам, чай, с руками. Гостям тарелки мыть не след.
Аглае не хотелось сдаваться:
– Тогда я вам за продуктами ходить стану.
– И этого не требуется. Я о двух ногах пока ишшо.
– Нет, так нельзя, – Аглая дернула плечами. – Должна же я вас как-то отблагодарить.
Дяда Паша шумно почесал в затылке:
– Ладно. Будешь в магазе, купи мне беленькую. Если не заробеешь только.
– Чего?
– Водки бутыль. Я евонной поясницу растираю. Когда радикулит вступает.
– А! Андерстенд, дядь Паш. Чего тут робеть-то?
В отличие от Аглаи, Андрей запросто позволял себе косить от занятий.
– Сессию-то не завалишь? – как-то спросила его она.
– Да ну, – стряхивая пепел от сигареты на засохшую осеннюю клумбу, ответил тот. – Прорвемся. Давай лучше завтра к Максу на днюху. Он простой, у него всем можно. Хата у него свободная, без родоков. Ну и все дела…
Аглая нахмурилась. Амазонке не пристало идти на поводу у мужчины, к тому же на то были веские основания.
– Завтра зачет по экономике. Не могу я.
– Ну, дело хозяйское.
Вечером Аглая в универсаме вместе с обычным своим продуктовым набором прихватила бутылку водки для дяди Паши. Хмурая кассирша презрительно потребовала показать паспорт.
Очутившись у двери дяди Паши, Аглая позвонила. Вопреки ожиданию, дверь открыл незнакомый мужик. Еще далеко не старый, с длинными волосами, собранными сзади в хвост, на носу круглые очки а-ля Джон Леннон, усы.
– Ой… Здрасте. Мне бы дядю Пашу.
– Привет. Нет его.
Аглая увидела в ленноновских очках свое отражение:
– Вы его сын, да?
– Нет, я жилец, Олег. Комнату он мне сдает. А ты, наверное, Аглая.
– Ага! Доверить ценную вещь вам можно?
Олег пожал плечами:
– Попробуй.
Аглая не решилась тащить водку в пакете вместе с йогуртом и дошираком и потому полезла за ней в рюкзак.
– Вот. Нужно дяде Паше передать.
Олег на секунду смутился:
– Ого! Так вот как выглядит современная змея-искусительница. Не, мне лучше не давай. Мне нельзя. Я в завязке.
– Да? А по вам не скажешь.
– Потому что в завязке, – Олег делано рассмеялся. – Ладно, давай свою ценную вещь. Передам в лучшем виде. Ты у него такую же занимала, что ли?
– Ага, по-соседски, – Аглая протянула бутыль. – Пойду я, пока-пока.
– Чё-как днюха? – сидя на подоконнике в коридоре универа, поинтересовалась Аглая. Андрей жадно отпил воды из бутылки и хрипло бросил:
– Ничё так.
– Оно и видно, – хохотнула она.
– Через неделю тусовка у Нельки. Будешь?
– Нелька? А это кто?
– С третьего курса, чернявая такая, – Андрей облизал сухие губы и поспешно сделал глоток из бутылки.
– А. Не знаю пока.
Через два дня Аглая увидела Андрея рядом с какой-то дылдой со смуглыми волосами. Они весело о чем-то болтали, и Аглая поспешила смешаться с толпой. На лекции Андрея не было. И вообще он куда-то исчез из универа. Чернявой лахудры тоже нигде не было видно. Возвращаясь домой, Аглая, пересилив себя, решила позвонить Андрею. Он долго не брал трубку, потом как-то зло ответил.
– Ты чего в универе не был? – стараясь говорить как можно более спокойно, спросила Аглая.
– Ты чего, завкафедрой, чтобы я тебе отчитывался?
– Да я…
– Ладно, всё, некогда мне, – и он отключился.
Аглая вошла в подъезд и сейчас же из глаз потекли слезы. Она злилась на Андрея и на себя, что так глупо подставилась, и вообще… Ступеньки раздваивались в ее мокрых глазах и она остановилась на площадке, чтобы найти платок.
– Поплачь, поплачь, дочка, – неожиданно услышала она голос дяди Паши за спиной. – Это можно. Только им не кажи, как плачешь. А коли парень бросил, никогда за им не бегай. Как первый раз бросил, так и после бросать будет. Ты с детями сидеть будешь, а он по юбкам околачиваться.
Сказал ей все это дядя Паша будто бы мимоходом и даже больше себе под нос, проходя вниз по лестнице. Не оборачиваясь и вытирая глаза платком, Аглая спросила:
– Вы куда, дядь Паш?
– Подышу перед сном. А то пошли вместе. Давно я с девками не гулял.
Аглая невольно улыбнулась:
– Не хочется, дядь Паш.
– Ну, дело житейское. Тогда ступай домой, да ложись в люлю. Бабья подушка – лучшая подружка, – сказал дядя Паша, шаркая вниз по ступенькам. Когда его шаги затихли совсем, Аглая нарочито сердито буркнула себе под нос:
– Лучшие друзья девушек – это бриллианты…
Амазонке не пристало бегать за мужиками и уж тем более лить слезы. Аглая решительно перестала замечать Андрея, хотя удалять его номер из телефона не стала. Мало ли…
Вечером она решила устроить себе небольшой релакс и купила пару пирожных. Пока она искала ключи возле двери и предвкушала чай с вкусняшками, снизу поднялся Олег.
– Привет, Аглая.
– Привет. С работы?
– Дядю Пашу скорая увезла. Я вот только от него.
– А что с ним? Радикулит?
– Почему радикулит? Сердце слабое, – он нерешительно помялся у двери, обернулся к Аглае: – Может, зайдешь? Что-то мне одному тошно.
В прихожей дяди Паши валялось его пальто и пахло медициной.
– Укол делали, – пояснил Олег и повесил пальто на вешалку. Аглая прошла на кухню и сразу увидела непочатую бутылку водки на буфете. Олег заметил направление ее взгляда и она это тоже увидела.
– Спрятали бы вы ее, что ли. А то еще сорветесь, – сказала она.
– Да ну, ерунда. Я вот не знаю, искать уже новое жилье или еще подождать…
Аглая разозлилась:
– То есть дед там загибается, а вы печалитесь только о том, останетесь ли вы без жилья?
Олег было сконфузился, но тотчас вскинулся:
– Знаешь, я, по крайней мере, честен! К тому же у меня все основания желать дяде Паше скорейшего выздоровления.
Аглая примирительно махнула рукой:
– Ладно, это я так, – она вздохнула. – Настроение ни к черту. Поругалась тут с одним…
– А-а, – понимающе кивнул Олег, – и теперь все мужики козлы?
– Все мужики и так… Просто одни в меньшей степени, а другие еще какие…
Олег налил из-под крана воды в чайник, поставил на плиту:
– Может, чаю попьем?
Аглая усмехнулась:
– Я как будто знала. – Она сходила в прихожую, достала из сумки пирожные, вернулась. – Вот.
Вскипел чайник, Олег поставил чашки, сунул по чайному пакетику, налил кипятку. Минуты две они сосредоточенно молчали, макая чайные пакеты. Потом Олег поставил на стол кубышку с сахаром, блюдца, положил ложки. Отведали пирожных.
– Вкусно, – сказал Олег. – Спасибо. Давно я ничего такого не ел.
– Вам бы хозяйку, – ответила Аглая, аккуратно прихлебывая из чашки.
– Не, я один привык уже.
– Я тоже. Раньше с матерью жила – такая тоска была.
– А отец?
– А при чем тут отец? Я вообще не в курсе, что он и где он. Мне лет пять было, когда он нас с матерью бросил.
Олег съежился:
– Извини, что наступил на больной мозоль. Не знал.
– Да ладно, ерунда это все. Я привыкла уже.
– И что, отец так никогда и не давал о себе знать? За все время ни разу?
Аглая откусила от пирожного побольше и ответила с набитым ртом:
– Ни разу. Может, помер уже, – она махнула пирожным, – Туда и дорога.
– Нехорошо так говорить, – насупился Олег.
– А хорошо так поступать, как он? – и Аглая нарочно шумно отхлебнула чаю.
– В жизни всякое бывает, – поправил очки Олег. – А вдруг он писал письма, деньги присылал? Может, даже хотел увидеться с тобой?
– В вас мужская солидарность проснулась, – усмехнулась Аглая. – Ничего такого он не делал.
– Ты уверена? Может, мама не хотела тебе об этом говорить? А он и письма слал, и деньги, и увидеться хотел – вдруг так?
– А, не хочу про это думать.
– И не жалко тебе отца?
Аглая отставила чашку и прямо и жестко посмотрела в очки Олега:
– А он меня пожалел? Когда уходил? А мать пожалел? Вот и пусть теперь сам себя жалеет. Мне от него только фамилия его дурацкая досталась. Я ведь кто? Аглая Васильевна Васькина. Он Василий. Как назло… Замуж поскорее бы выйти, чтобы фамилию эту не носить больше…
– Фамилия что – не это с родными людьми связывает.
Аглая навалилась на стол, придвинувшись к Олегу:
– Знаете, как мне плохо было, когда мать сказала, что отец больше никогда не придет?
Олег неожиданно кивнул:
– Знаю. Меня ведь тоже отец бросил. Мне лет двенадцать тогда было. Он был для меня самым главным человеком в жизни. После мамы, конечно.
Аглая хмуро слушала. Олег продолжал:
– Я так и видел, что когда вырасту, буду таким же, как он – сильным, смелым. Буду все чинить, если что-то сломается. Маму буду любить всегда, как и он любил.
Олег смотрел куда-то под буфет и голос его был глухим, и, казалось, что вот-вот и он начнет дрожать. Аглае этого очень не хотелось, она терпеть не могла, когда кто-то плакал, тем более, если это был здоровенный мужик и она поспешно спросила:
– Почему же он вас бросил, если любил?
Олег вдруг посмотрел прямо Аглае в глаза:
– А он и не хотел бросать. Так получилось, – голос его и не думал дрожать. – Он заболел и умер. И я так и не успел задать ему очень много вопросов, которые у меня тогда были. Я его очень любил. И мама тоже. Но когда его не стало, у меня вместе с болью и жалостью осталось чувство обиды. Что он меня здесь бросил одного. Меня и маму. И теперь мы сами по себе. – Олег вертел в руке чайную ложку. – Поэтому мне тебя трудно понять. У тебя ведь отец живой. А ты даже не хочешь его повидать. И спросить, почему же он тогда вас бросил.
Аглая поднялась из-за стола:
– Я пойду, наверное. Спасибо за чай.
В прихожей она обулась, подхватила свой рюкзак, взялась за ручку двери, но вдруг помедлила. Из коридора был виден стол, за которым продолжал сидеть Олег. Аглая обернулась к нему и сказала:
– Знаете, Олег, а я ведь помню его… Помню, как он на руки меня брал. Высоко было и страшно. И весело тоже. И я его за шею обнимала, чтобы не так страшно было. И к щеке прижималась. – Она помолчала. – А щека колючая такая… И пахло от него совсем не так, как от матери.
Аглая открыла дверь, шагнула за порог, и Олег услышал, как она добавила уже на площадке:
– Как же мне этой вот колючей щеки и его запаха не хватало…
На следующее утро первая мысль, которая посетила Аглаю, была о том, что, пожалуй, не надо было так откровенничать вчера с этим Олегом. Она обругала себя тряпкой и стала собираться в универ.
Прошло несколько дней. Каждый раз, выходя из дома и возвращаясь обратно, Аглая порывалась зайти к Олегу, спросить, в какой больнице дядя Паша – она знала, что в городе их как минимум две. Но ей не хотелось встречаться с ним, памятуя тот вечер откровений. Но однажды утром, выйдя на площадку и поворачивая ключ в замке, она услышала, как открылась дверь в квартиру дяди Паши. Не ожидая ничего хорошего, она обернулась. В проеме двери стоял Олег.
– С дядей Пашей хуже? – тут же спросила Аглая.
– Нет, – блеснул очками Олег, помотав головой. – Со мной.
