Василий Ворон
Две столицы России. Сборник эссе и рассказов
– Заболели, что ли?
– Нет. Тут такое дело… – он помялся, подыскивая слова. – Мы с тобой, получается, одного поля ягоды.
Аглая ехидно улыбнулась:
– Вас тоже парень бросил?
Олег не смог не улыбнуться:
– Вроде того. Ты зайди, не здесь же. Не торопишься?
Аглая посмотрела на экран телефона, проверяя время.
– А, гори оно… – и шагнула к двери. Олег посторонился, давая пройти. Кивнул в кухню:
– Не разувайся, присядь.
Аглая села на табурет, глядя на Олега:
– Неужели плакаться будете?
Олег не смутился:
– Нет. Поделиться хочу. Ну, вроде как, совет твой нужен.
Олег так и остался стоять в дверях кухни, привалившись к косяку.
– Понимаешь, я тебе не всё рассказал про своего отца. Тот, кого я за него принимал, оказался мне отчимом. Мама рассказала, когда мне уже за двадцать лет было. А настоящий отец ушел от нас, когда мне еще двух не исполнилось. Хотя… Говорят ведь, что не тот родитель, кто родил, а тот, кто воспитал. В общем, отыскал я его. Справки навел, приехал.
Аглая хмыкнула и спросила:
– Ну, и как все прошло?
Олег приподнял с носа очки, потер переносицу:
– Да никак не прошло. Вот, комнату у него снимаю…
Аглая шлепнула себя по коленке ладонью:
– Так ваш отец дядя Паша?!
Олег смотрел в сторону, не размыкая рук на груди:
– Я когда шел на встречу, много всего напридумывал. Как войду, что скажу. Как посмотрю даже. А когда он дверь открыл, все начисто забыл. Растерялся. Он спросил еще, вы, мол, из собеса, что ли? Ну, я со страху и прикинулся, что жилье ищу. Думал, в тот же день или на следующий уеду. А вот остался. Работу даже нашел – в театре местном декоратором тружусь.
– И так до сих пор и не признались ему? Ну, вы Олег, как мальчишка…
Олег поправил очки:
– Может, и лучше, что сразу духу не хватило. Три с лишним месяца с ним живу, привык. В больницу к нему хожу, все меня там за его сына принимают. Мы с ним договорились, что, мол, пусть так и остается. Он роль отца играет, когда я прихожу, а я – его сына. Он даже не догадывается, кто же я на самом деле…
– Ну, история… Прямо индийское кино! – хохотнула Аглая, но спохватилась, посерьезнела. – А он в какой больнице лежит? Я бы после универа к нему сходила.
– Да сегодня уже выпишут, обещали. Пойду сейчас, встречу, помогу до дома добраться.
– А… – Аглая поднялась. – Ну, я тогда побегу учиться. А вам удачи!
В универе отменили последнюю пару и Аглая вернулась домой раньше обычного. На площадке перед дверью она помедлила, вертя в руке ключи. Обернулась к двери дяди Паши. Почувствовав себя негодяйкой за то, что за целую неделю так и не навестила его в больнице, она решительно подошла к двери и позвонила. И тут же словно обожглась: а может, он в постели и ему не велено вставать? Но было уже поздно. Через минуту дверь открылась и на пороге показался дядя Паша: он был в застиранной пижаме, борода его была всклокочена и он приглаживал ладонью волосы на голове. Так и есть, подумала Аглая, с постели сдернула… Вот овца!
Но дядя Паша радостно улыбнулся:
– А, дочка! Заходи!
Аглая уже привычно разместилась на табурете у стола, а дядя Паша уже орудовал чайником и говорил:
– А я тут в больницу слег. Неделю провалялся. Спасибо врачам, да Олег еще помогал. Стренул сегодня да на работу убёг.
Аглаю снова обдало стыдом как ледяной водой:
– Прости, дядь Паш, я к тебе так и не зашла…
– Да что ты, – замахал коробком со спичками дядя Паша. – Ишшо чего! Чего там в больнице смотреть? Да и мне бы неловко было. Не думай даже. Зашла вот сейчас и молодец! Завтра тебя снова борщом угощу, а то ведь никто дитя не накормит…
Аглая, наконец, решилась:
– Дядь Паш, я спросить хотела… Вы вот один всё время. А семья как же?
Дядя Паша будто на стену натолкнулся. Оставил было взятые в буфете чашки, сел у стола. Аглая поняла, что зря затеяла этот разговор. Дядя Паша поправил свои громадные очки и глухо сказал:
– Была семья, да вышла вся. Старуху давно схоронил. А детей бог не дал. – Он посмотрел на Аглаю и застенчиво улыбнулся: – Ты вот мне теперь заместо дочки. Согласная?
Аглая улыбнулась:
– Согласная, дядь Паш. А что, детей совсем-совсем не было?
Дядя Паша вздохнул:
– Было дитё… мальчонка. От первого брака. Разошлись мы. Давно уж.
– Почему разошлись?
– Ну, почему люди расходятся? – дядя Паша принялся мять руки, будто оказался на допросе. – Вышло так…
Аглая чувствовала, что надо бы остановиться, но у нее будто отказали тормоза:
– А вы искать не пробовали? Может, ваш сын тоже вас ищет?
– Когда моложе был – искал, как же. Да стерва моя прежняя ни в какую не желала. Уж как я унижался – ради дочки-то, а она ни в какую…
– Дочки? Вы же сказали, что у вас сын.
Дядя Паша будто вынырнул откуда-то:
– Ась? А, ну да, ну да…
– Значит, плохо вы жили с его матерью? – кляня в себе бабью сущность, спросила Аглая.
– Душа в душу жили, – выпрямился дядя Паша, будто стараясь оправдаться. – Мне так думалось… – глаза дяди Паши за стеклами очков смотрели будто и на Аглаю, но совершенно точно не ее видели сейчас. – Дитё родили, нарадоваться я не мог, так хорошо было.
На плите стоял чайник, за окном мельтешили огни вечернего города. А дядя Паша был где-то далеко от всего этого. И не смотрел на Аглаю.
– Дружок у меня тогда закадычный был, Лешка. Не разлей вода, всюду вместе. Лешка франтом был, то пальто себе пошьет драповое, то бруки у еврея одного построит – загляденье. Шляпы носил фасонистые, галстуки… Завсегда душился водой одеколонной. Тут как-то домой возвращаюсь и чую запах знакомый. Лешкина вода. А самого Лешки нету. Вот диво, думаю. Нешто я сам дух его на себе принес? Дураком был… Потом всё и разъяснилось. Моя стерва-то Лешку любила. Я сперва даже думал, что и сынок от него тоже, но нет. Он и похож на меня и вообще… Терпел я, терпел, но, вижу, по-другому не делается. А оставлять все как есть – аж с души меня воротило. Объяснился я с обоими – так без дружка остался и без семьи, – дядя Паша поежился, будто от мороза: – Когда в семье любови нет – уходить надо. Это я тогда навсегда запомнил. И ты запоминай. Авось не сгодится, конечно. Так я с тех пор дочку свою и не видал.
– Да сына, дядь Паш! Ведь у вас сын.
– А? Ну, да… Сын…
Дед выглядел совсем потерянным, Аглая спохватилась, как бы ему снова плохо с сердцем не стало. Пытаясь хоть как-то приободрить его, она неуклюже добавила:
– А если бы сейчас вы его нашли, обрадовались бы? – и поняла, что не приободрила, а только сделала еще хуже.
– А то как же, дочка, – дядя Паша удивленно заморгал за стеклами: – Кто же этому не обрадуется? Да только что ему до меня? У него, верно, и семья своя нонче. Зачем ему старик-доходяга?
Но Аглая, зная, что все это не так, мысленно уже почти махнула рукой:
– Да как зачем? Он рад будет! Вдруг у него семьи тоже нет?
Но дядя Паша, похоже, не разделял ее оптимизма. Он потер ладонью пижаму на груди, тяжело поднялся, стараясь не смотреть на нее.
– Ты ступай, дочка… После приходи. Ступай.
Сгорая от стыда, Аглая пошла к выходу. Не удержалась, взглянула на старика еще раз.
Дядя Паша мрачной корягой стоял у стола и ненужный чайник шумел на плите, пуская пар в потолок.
Возвращаясь после универа домой, Аглая столкнулась с Олегом, выходящим из подъезда.
– Привет! – Аглая не спешила посторониться, чтобы дать ему дорогу. – На работу?
– Привет. Куда же еще?
– Пара минут есть?
Олег посмотрел на нее подозрительно:
– Случилось чего?
Она пожала плечами:
– Пока нет. Вы, это… Не говорили еще дяде Паше?
Олег стал хмурым.
– Нет. Не разговорчивый он вчера был. Смурно́й какой-то.
Аглая закусила губу: говорить про вчерашний вечер ей не хотелось. Но и отступать не стала:
– Чего вы тянете, а? Неужели так трудно правду старику сказать? Он бы и смурным перестал быть!
– У него сердце слабое, забыла?
– Это у вас слабое. Не мужики пошли, а…
– Только и знаешь мужиков пилить.
Спорить Аглае не хотелось. Она просто решила стоять на своем:
– Скажи́те ему. Разве от радости кто-то умирал?
Олег пристально на нее посмотрел:
– Много ты знаешь, Аглая.
Из подъезда вышла какая-то женщина с ребенком. Олег и Аглая хором сказали «здрасте». Аглая подождала, пока те не отошли на приличное расстояние и решила взять быка за рога:
– У вас вообще семья есть? А то дядя Паша переживает, говорит, может, его сыну не до него.
Олег с неудовольствием уставился на Аглаю:
– Ты что, говорила с ним обо мне?
– Да не о вас, а о его сыне. Расспрашивала, почему одинокий и вообще. Так есть у вас жена, дети?
– Нет у меня никого, – нехотя буркнул Олег. – Развелся.
– А дети? – не отставала Аглая.
– Не важно это, – поморщился Олег.
– Понятно. Ну, хотите, я с дядей Пашей поговорю?
Олег замахал руками:
– Ну, нет! Даже не смей. Я сам должен… Понимаешь?
– Ну-ну, – Аглая усмехнулась. – Смотрите, а то я не выдержу, разболтаю. Бабий язык длинный.
– Не надо, – Олег поправил очки, заглянул ей в глаза. – На днях с ним поговорю. Ты только не вмешивайся.
Утром Аглая как всегда отперла почтовый ящик на площадке между этажами. Выгребла ворох рекламных листовок, бросила в коробку, стоявшую тут же именно для таких целей. В руках остался квиток платежки ЖКХ и конверт. На конверте она с удивлением обнаружила свое имя. Сунув квитанцию в рюкзак, она тут же вскрыла письмо и, развернув исписанный листок, стала читать.
«Здравствуй, дочь.
Я не знаю, как начать это письмо – в голову лезет всё сразу, не пойму, как лучше. Главное, не рви письмо, дочитай до конца. Я не видел тебя пятнадцать лет. Ты стала совсем взрослая. Мама долго не хотела, чтобы я виделся с тобой. Но я настоял, убедил. Она чего-то опасается, будто я хочу тебя у нее отнять. Но разве это возможно? Ей бояться нечего, а вот я действительно боюсь. Конечно, кто я такой для тебя? Я не воспитывал тебя, не нянчился. Ну, разве что совсем немного, до того, как тебе исполнилось пять лет. Ты и не помнишь, наверное, ничего. Я столько раз порывался повидать тебя, но мама была против. Я ее понимаю, ведь я так обидел ее. И тебя тоже обидел. Прости меня, дочь! Глупо, наверное, но отцом я себя почувствовал лишь не так давно. Но почувствовать – этого еще не достаточно. Нужно, чтобы ты поверила мне. Я очень этого хочу. Никогда не думал, что всё, что мне будет нужно, это твое понимание. Так много хочется тебе рассказать, так хочется заглянуть в твои глаза, погладить по голове, как тогда, в детстве. Скажешь, наверное, что тебе не до телячьих нежностей. А мне – самое то. Я стал таким сентиментальным…
Мама сказала, что ты в райцентре, в городе. Учишься. Умница, дочь! Так и надо. В общем, дала адрес. Вот и решился я тебе написать. Очень надеюсь, что ты не станешь гнать меня, а поймешь и простишь. Мне так страшно и радостно одновременно!
И если это так, и если ты будешь готова, я бы встретился с тобой.
Твой отец»
Не понимая, для чего она это делает, Аглая поднялась на площадку и позвонила в дверь дяди Паши. Дверь открыл Олег.
– А дядя Паша где?
– Зачем он тебе?
– Дядь Паш! Ау! – дурачась, негромко крикнула Аглая вглубь квартиры из-за плеча Олега. Тот громким шепотом свирепо сказал:
– С ума сошла?! Спит он еще.
Аглая беззвучно рассмеялась, ответила:
– Да ладно, не бойтесь, не за этим я, – она потрясла перед лицом Олега письмом: – Вот! Как нарочно!
– Что опять стряслось?
– Папаша мой объявился! У матери мой адрес выведал и письмо прислал.
– Что же тут плохого?
– Пишет, какой он стал сентиментальный, что хочет встретиться, бла-бла-бла.
– И что? Тебе совсем не хочется с ним увидеться?
Два разных чувства боролись внутри Аглаи, как два хорька, сцепившись в один пушисто-когтистый ком. Ей было и радостно и злорадно сразу. Не понимая, как это возможно, она бездумно решила вывалить всё это Олегу. Сейчас он был для нее будто воплощением всех мужиков, которые когда-либо обидели или задели ее.
– У всех отцы как отцы. Только у меня не пойми кто.
– Да почему? – удивился Олег.
– Да радуется он чему-то здесь! – вздернула Аглая листок вверх. – А чему радоваться? Может, он мне даром не нужен. Еще ничего обо мне толком не узнал, а уже рад!
– А вдруг он о тебе хорошее думает? Он же отец! Он любит тебя.
– Ну да, столько лет любит, что ни разу ни появился.
– Да что ты понимаешь! – Олег рассердился, перестав говорить шепотом. – Да ему твоя мать всю плешь проела, может быть, а ты…
– Да что вы про мою мать можете знать? – Аглая вскипела как электрический чайник. – Как вам вообще не стыдно? Чужой человек, а ведете себя…
Олег опомнился, смягчился:
– Ну, прости, Аглая. Я погорячился. Просто ты почему-то больше о моей семье печешься чем о своей… А твой отец… Дай же человеку шанс!
– Может он ждет, чтобы я ему стакан воды подала? А может, он уже под себя ходит и ему сиделка нужна?
Радужный пузырь лопнул перед глазами Аглаи и заложило ухо – сначала она не поняла, что это, а потом догадалась, что Олег дал ей пощечину. Потирая щеку, она зло посмотрела на него:
– Мужская солидарность взыграла, да?
Она подняла перед собой письмо, решительно порвала, с мстительным наслаждением, и швырнула Олегу в лицо. Он как-то по-детски зажмурился, а она повернулась и побежала по лестнице вниз.
Весь день в универе Аглая корила себя за то, что порвала письмо отца. Ну, поругалась с этим Олегом, но отец-то тут при чем? Дура ненормальная… Хорошо хоть конверт от письма остался, она сунула его в рюкзак еще там, на лестнице.
Между парами она достала конверт и тщательно изучила. Обратный адрес отсутствовал, вместо него значилось «почтамт, до востребования». Аглая решила представить, как выглядит ее отец. Наверное ему, как и маме, под сорок. Она совершенно не помнила его лица, ничего вообще не отложилось в голове, осталось только детское ощущение большого, надежного существа, необычно, но по-родному пахнущего. Ни одной его фотографии в доме не было, потому что мама утверждала, что все их уничтожила. Она снова вспомнила свои утренние слова, и ей стало жаль отца. Надо написать ему и встретиться…
С этими мыслями Аглая и подошла к дому. И увидела у подъезда машину скорой помощи. Люди в синих комбинезонах возились у задней двери, задвигая внутрь носилки. Может, с дядей Пашей опять плохо? Она ускорила шаги, но санитар уже захлопнул дверь, а спросить она не решилась. Может и не он вовсе? Однако по лестнице она уже бежала. Миновала пролет и сердце ухнуло: дверь квартиры дяди Паши была распахнута настежь. Аглая влетела в нее, крикнув на ходу:
– Эй! Олег! С дядей Пашей плохо? Эй!
Из одной из комнат вдруг вышел человек в полицейской форме.
– Вам что, девушка?
– Я соседка дяди Паши. Что случилось?
Полицейский – скорее всего это был участковый – недоверчиво на нее посмотрел:
– Вы не путаете? Не было здесь такого жильца. Другой был. А владелец вообще некто Шнеерсон, сдавал эту квартиру. Скоро сам подъедет.
– Не может быть! Где Олег?
– Какой Олег? Вы сами-то откуда?
– Из квартиры напротив я.
– Из квартиры напротив? У вас ничего не пропало?
– Вы о чем? Что вообще здесь происходит? – Аглая начала злиться. Участковый поджал губы:
– Похоже, тут либо шпион проживал, либо профессиональный попрошайка.
Он распахнул дверки стоящего в прихожей шкафа, и Аглая увидела знакомую пижаму дяди Паши, его пальто, еще какую-то одежду. На полке сверху лежала какая-то пакля. Аглая вгляделась и сердце у нее упало: она узнала бороду дяди Паши. Рядом лежал парик с забранными в хвост волосами. Участковый достал оттуда же картонную коробку, и Аглая увидела двое накладных усов: чернявые и с проседью и двое же очков: круглые и в мощной оправе.
– Вы узнаете что-нибудь из этих предметов? – спросил участковый, но Аглая не слышала его. Она как сомнамбула повернулась к шкафу спиной и вдруг увидела кухонный стол.
На нем одиноко стояла пустая бутылка из-под водки, стакан, тарелка с какими-то крошками и чуть поодаль обрывки утреннего письма, аккуратно разложенного как картинка из пазлов. Аглая подошла ближе, пытаясь понять, что все это значит, а в сердце уже холодной змеей зашевелилась жуткая догадка. Из ступора ее вывел голос участкового:
– Вам знаком этот человек?
Аглая обернулась. Участковый протягивал ей паспорт и она всмотрелась в первую страницу.
С фотографии на нее смотрел бритый мужчина с глазами Олега и дяди Паши одновременно. Рядом Аглая прочитала: «Василий Степанович Васькин».
Ноги сами вынесли ее прочь из квартиры. Она бежала вниз так быстро, как только могла. Вот и дверь…
Скорая уже отъехала и маневрировала метрах в тридцати, выезжая со двора на улицу. Прохожие с удивлением наблюдали за девушкой, бегущей в слезах за машиной скорой помощи, которая кричала:
– Подождите! Папа!..
