Василий Московский
Адам
11
Выдвинулись они, как только завершили дела в поселении.
Пётр Васильевич и ещё несколько человек пытались отговорить их, но Адам и слушать ничего не хотел. Лишь только говорил, что нужно торопиться.
Дорога до поселения пастыря заняла около половины дня. Густая поросль кривых деревьев сменялась холмистыми равнинами, над которыми плыли тяжёлые иссиня-серые облака, сквозь которые густо лились солнечные лучи.
Лютоволки бежали бодрой рысцой. Ворона крепко сжимала бока зверя ногами, приподнимаясь и опускаясь в такт бегу.
Дующий в лицо ветер помогал справиться с тревогой и мыслями из серии “чё я творю, дура!”.
Ворона, еще до отъезда, рассказала всё, что узнала от беглянки Адаму и Егору Матвеевичу. Адам слушал серьёзно и хмуро. Никогда Ворона ещё не видела его таким. Ей казалось, что он передумает. Что решит выбрать другой путь. Но, к удивлению её, Адам оказался ещё более непреклонным. Он сказал, что, если всё именно так, то он не просто должен, а обязан ехать. Егор Матвеевич всеми силами отговаривал. Даже повысил на него голос, вложив в слова всю отцовскую власть и строгость. Потом начал просить, бессильно и трогательно. Но, Адам лишь сказал:
– Прости, пап, но я должен. Я очень долго ждал…и ради этого я здесь. Ради него…
Егору Матвеевичу ничего не оставалось кроме как махнуть на всё рукой, и уступить.
Адам был сосредоточен и внимательно вглядывался вдаль, будто что-то высматривал.
Небо затянуло тяжёлыми тучами, и поднялся промозглый ветер, когда они въехали в густой лес, поросший кряжистыми деревьями с длинными ветвями, с которых свисали клочья мха. На мощных искривлённых стволах некоторых росли фосфоресцирующие грибы. Точно такие же ютились и среди мощных корней, точно вены, пронизывающих влажную землю.
– Здесь лучше оставить лютоволков, – сказал Адам.
Ворона кивнула и спешилась, последовав примеру Адама. Она почесала за ухом своего лютоволка, точнее волчицы, и последовала за Адамом. Рядом вразвалочку шёл Ракета. Мгновение, и зверь взбежал на одно из деревьев, и исчез в переплетении ветвей и нитей толстого плюща. Ворона проводила его взглядом. Похоже, тут зверёк себя чувствовал в разы увереннее, чем она. Девушка знала, что зверь будет за ней приглядывать, и далеко не отойдёт.
Ворона поправила ремень, на котором висел автомат, и зашагала за Адамом. Парень, похоже, хорошо знал местность.
– Люда не отстала? – спросила она, просто чтобы не молчать. Ей было жутко неуютно.
– Люда знает, что делать, – коротко ответил Адам. И, будто бы почувствовав настроение Вороны, взглянул ей в глаза, улыбнулся и ласково убрал прядку волос ей за ухо. – Ничего не бойся, я с тобой.
Дальше они шли молча.
Спустя некоторое время деревья расступились, явив взору открытое, покрытое ржавой травой пространство. Далеко впереди, тянулась грунтовая дорога, которая упиралась в глубокий ров, опоясывающий огороженное колючей проволокой поселение. Над лепящимися друг к другу кряжистыми строениями темнели вышки с кружками прожекторов на верхушках. Вороне даже вглядываться не нужно было, чтобы понять, что там находятся хорошо оборудованные и укреплённые огневые позиции с крупнокалиберными пулемётами. Здесь, на открытом месте, за рвом и валом, под тяжёлым, свинцовым небом, под которым даже зелень травы и всклоченная пена дальнего леса казались насыщенно-тёмными, поселение выглядело особенно зловеще. Будто свернувшийся в клубок и настороженно дремлющий голодный зверь. Не добавляли радости и струйки чёрного дыма, поднимающиеся к тучам.
Выл холодный ветер. Откуда-то издалека, из поднебесья, доносилось хриплое, скрипучее карканье.
Краем уха Ворона уловила шелест. Ракета осторожно спустился с дерева, и скользнул в высокую траву.
– Не передумала? – вопрос Адама вывел её из ступора.
Она посмотрела на него.
– Куда ты, туда и я.
Адам счастливо улыбнулся. И зашагал к поселению.
Встретили их грозными окриками:
– Стоять! Кто такие?! Тьфу ты! Мутант!
– Мы не причиним вреда! – Адам поднял руки.
Его примеру последовала Ворона.
Луч фонаря бил в лицо, резал глаза.
К ним приблизился боец в таком же “рыцарском” доспехе, как и те, кто приходил в их поселение. На прицеле их держали два автоматчика, вооружённые куда легче.
– Сдать оружие! – приказал “латник”.
Ворона повиновалась.
– Кто такие, и что надо?
– Мы пришли помочь, – голос Адама изменился. Ворона это уже слышала. Низкий, и как будто поднимающийся из глубин твоего же сознания.
“Латник” мгновение колебался. Затем, будто бы смягчившись, сказал.
– Хорошо. К Пастырю их.
Фонарь погасили.
Автоматчики держали их на прицеле.
Ворона отметила, что лица под шлемами злые, но худые и измождённые. Смертельная бледность контрастировала с синими кругами под лихорадочно блестящими глазами.
“Латник” пошёл впереди. Следом за ним уверенно шагал Адам. А замыкала процессию Ворона, спиной ощущая направленные на них дула автоматов.
Поселение пастыря разительно отличалось от нового дома Вороны. Здесь царила тяжёлая, гнетущая атмосфера обречённости и отчаяния. Слышались стоны, полные боли и страдания. Где-то плакал ребёнок, тяжело, надрывно. Мимо них проходили люди, закутанные в лохмотья. Худые, ссутуленные женщины, попадающиеся им, угрюмые мужчины в потёртых куртках, или защитных костюмах, с автоматами, или винтовками, смотрели недоверчиво и зло. Особенно косились на Адама. Но ни сказать, ни что-нибудь сделать ему не решались.
Где-то далеко пылал костёр. Ветер доносил запах гари и…горелой плоти.
Ворона догадалась, что жгут трупы.
Страх и смерть, незримо бродящая между людей, тут ощущалась почти физически. И всё внутри Вороны холодело, когда она смотрела на тёмные хибары. Слышала приглушённые голоса, стоны, плач.
Сама не зная почему, Ворона подошла к Адаму чуть ближе, чуть ли не прижалась к нему.
Всего несколько недель назад она мечтала о том, чтобы найти хоть какого-нибудь человека. А сейчас многое бы отдала, чтобы оказаться подальше отсюда. Адам, будто бы чувствовал её мысли, и нежно взял её за руку.
“Ничего не бойся, я с тобой!”
Они вышли на просторную площадь перед стоящим на ней боком фургоном, оформленным как-то странно: разрисованный, с причудливыми надстройками и развевающимися на ветру знамёнами. Из фургона доносилось приглушённое пение хора.
На площади располагалось кострище с почерневшим столбом. Ворона старалась не думать о том, что это мог быть за костёр.
– Ждите здесь! – бросил им “латник”, а сам пошёл в фургон.
Автоматчики встали по обе стороны от них.
Мгновение, и пение стихло.
А вокруг автоматчиков, Адама и Вороны, постепенно начали собираться люди. Ворона физически ощущала полыхающие взгляды, устремлённые на них.
“Что этому отродью здесь надо?”
“Почему просто не пристрелить их?”
“Нечестивцы! В костёр обоих!”
“Да тихо вам! Пастырь их судьбу решит! Ему виднее!”
“Говорят, он исцелять умеет!”
“Тварь бесовская!”
“А если не бесовская? А если наши молитвы были услышаны? Если Пастырь призвал их на помощь нам?”
“На помощь?! Эти отродья, да на помощь?!”
Адам лишь оглянулся и обвёл толпу взглядом. Взглядом, полным неподдельного сострадания. И шёпот стал постепенно затихать. Люди молчали. Люди ждали.
Пастырь появился на пороге, так, будто ниоткуда. Будто позволил себя увидеть, обретя материальную форму.
Увидев его, Ворона слегка оробела. Это был высокий человек, затянутый в защитный костюм неопределённого цвета. На плечах и руках его темнели нашивки в виде странных символов. На поясе висела кобура с пистолетом. Его лицо и голова были затянуты в плотную маску. Глаза закрывали большие затемнённые очки. Его облик внушал и страх, и, одновременно, надёжность. В нём ощущалась сила, которая может отвести от тебя любую беду. В нём ощущалась уверенность, такая, будто этот человек и вправду видит и прошлое, и настоящее, и будущее. Почти физически Ворона ощущала ауру воли, исходящую от этого человека. Было надёжно и спокойно под его тяжёлой защитой. И, в то же время, в груди шевелился животный ужас от осознания того, что может случиться, если ты вызовешь неудовольствие, или гнев этого человека. Впрочем, человека ли? Он и вправду казался воплощением бога, древнего, бескомпромиссного и ревнивого. Словно титан он возвышался даже над закованными в броню “латниками”, стоявшими по бокам от него.
– Юноша-чудовище и юная дева, – прозвучал его, на удивление красивый и ожидаемо сильный голос. – Полагаю, вы принесли весть о том, что моё войско разбито, а вы – посланники войны.
– Ошибаешься, Пастырь, – возразил Адам. И он будто бы преобразился. Ворона чувствовала себя маленькой и слабой. Но, рядом с Адамом она ощущала себя увереннее. От него тоже исходила аура силы. Встретились два титана. От детской непосредственности Адама не осталось и следа. Он и вправду казался теперь Сыном Земли, точно древний бог солнца, который каждый год умирал и возрождался вновь. И от него так и веяло этой живительной, солнечной силой. И будто бы даже светлее стало вокруг. – Мы не вестники войны. Мы – вестники мира. Мы спасли твоих людей, тех, кого могли. Несмотря на то, что они принесли нам смерть и страдания. И желали нашей гибели, по твоему приказу.
– Вы нанесли удар по нам, – спокойно ответил Пастырь. – Вы возжелали нашей гибели, ибо мы – дети Света, – отринули пути Тьмы, коим следуете вы.
Адам лишь ласково улыбнулся:
– Мы оба знаем, что это лишь легенда, сочинённая, дабы вселить в твоих людей хоть малую толику надежды.
– Кто ты такой, чтобы оспаривать моё слово!
Эти слова буквально вжали Ворону в землю. Захотелось упасть на колени и молить о прощении.
Но Адам и бровью не повёл. Он ответил, и тяжесть будто рукой сняло:
– Я – Сын Земли. Я явился ради людей. Я явился исцелить тела и сердца. Я явился вернуть надежду!
– Сладки твои слова, но в них яд. Ты явился, чтобы совратить невинных и обречь их на вечные страдания.
– А разве они не страдают? – и, вдруг, тон Адама смягчился: – Я не хочу твоей власти. Я не хочу твоей славы. Мне не нужно почитание твоего народа. Я знаю, что у тебя на сердце. Я знаю его желание. Я знаю, ты хочешь счастья своим людям. Я хорошо знаю твою боль. Знаю холод одиночества. И знаю ужас отчаяния, что гложет тебя. Позволь мне помочь и тебе, и им.
Напряжение ощущалось почти физически.
– Ты всерьёз считаешь, что мне, мне, выведшему этих людей из тьмы, накормившему и согревшему их, можешь понадобиться, – он выдержал короткую высокомерную паузу, – ты?
– Твоих людей косит Чёрная Смерть. Её принесли твои следопыты с припасами и провизией. Они торопились и не хотели прийти с пустыми руками. Они зашли слишком далеко и взяли то, что брать не следовало, лишь бы порадовать и людей, и тебя. Они страшились твоего гнева. И ими двигало желание накормить детей. Их намерения были благими. И ты знаешь это, Пастырь. Я смогу исцелить их. Мы поделимся своей едой и лекарствами, как было всегда.
Повисло тяжёлое молчание.
– С какой стати мне верить тебе?
Адам улыбнулся. Улыбнулся так, как может улыбаться кто-то бесконечно мудрый и могущественный, видящий все причинно-следственные связи мира. Все его грани и самые тёмные, самые дикие его глубины.
– С такой, что мы с тобой одной крови. Мы с тобой дети Единого Отца и Единой Матери. Лишь пути наши разошлись.
Ворона почувствовала, как земля ушла испод ног. Да, после слов Искры она кое о чём догадывалась, но не думала, что догадка её окажется настолько точной и правильной. Не верила. Не хотела верить.
– Ты видишь, что я говорю правду! Видишь, но, боишься. Боишься признаться в этом своим людям. Но, больше всего, боишься признаться самому себе.
Пастырь замолчал. На мгновение, Вороне показалось, что он как-то сник под тяжестью десятков недоуменных и изумлённых взглядов, направленных на него. В воздухе чувствовалось напряжение. Было достаточно малейшей искорки, чтобы всё это рвануло и разнесло всё на сотни вёрст вокруг.
Вдруг, плечи Пастыря затряслись. Он медленно распрямился. Он смеялся. Хохотал!
– Глупыш, ты говоришь, что я боюсь тебя? Ты считаешь себя правым и храбрым! А не из храбрости ли ты притащил сюда своих снайперов. Кстати, где они? Держат уже нас на прицеле?
Адам нисколечко не смутился.
– Если бы ты был и вполовину сильнее и прозорливее, чем сейчас, ты бы знал, что наши воительницы уже въезжают в родное поселение.
Тут даже Ворона опешила:
– Что?!
Но Адам даже не посмотрел на неё.
– Я отправил их назад ещё на границе наших земель. И я не врал. И не лгу теперь.
Тишина висела вязкая и плотная. Нарушали её лишь крики младенцев, завывание холодного ветра да похлопывание знамён-оберегов на ветру.
– Ты знаешь, что происходит, Пастырь. Ты слабеешь! Слабеешь, потому что забыл о главном! Наша сила дана нам не для того, чтобы управлять другими и подчинять их. Это лишь инструмент! Мы здесь для того, чтобы исцелять! Чтобы помогать! Чтобы возвращать надежду туда, где она, казалось, давным-давно угасла! Ты забыл об этом, Пастырь! Страх и ужас в тебе говорят, а не любовь. А страх способен лишь разрушать!
Ворона молчала от переполняющих её эмоций. Эх, взбеситься бы! Но злиться на Адама она просто не могла. Речь тронула и её.
Но Пастырь оставался невозмутим.
– Любовь. Созидание. Тебе не кажется, что эти слова в людях давно уже превратились в пустой звук? – наконец, спросил он.
– Нет, не кажется, – уверенно помотал головой Адам, скрестив на груди руки. – Людям нужен ещё один шанс. Нужно поверить в свои силы. Восстановить то, что было уничтожено Великой Скорбью.
Пастырь горько, очень горько усмехнулся.
– А знаешь, как ещё называют Великую Скорбь посвящённые и те, кто ещё хоть что-то помнит и знает? Судный День! И это название дано не просто так! У человека был шанс. И не один. И как они им воспользовались? Насиловали, грабили, коверкали и пожирали плоть Земли их же породившей. И ради чего? Ради того, чтобы вцепиться друг другу в глотки, чтобы снова грабить и вырывать у Матери-Земли ещё больше! Оскверняя, растаптывая и опошляя священные узы, лишь благодаря которым Земля не уничтожила их! Не смогла она уничтожить своих неразумных детей, хотя они сто раз это заслужили! Хотя она страдала и даже гневалась на них. Она не раз предупреждала их! Природными катастрофами, землетрясениями, ураганами. И не только. Но они не слышали. Не слушали. Не хотели слышать! Пока окончательно не сошли с ума! И теперь. Почему ты считаешь, что они должны измениться? Что всё будет по-другому? Люди уже показали, что выжить и жить они могут только тогда, когда есть сильная рука, которая их направляет. Что свою свободную волю они используют лишь во зло! Нужен ли им дар, которым они не умеют пользоваться?
– Всё верно, – спокойно ответил Адам. – Но верно и то, что человек так и не поймёт, что делать со своей свободной волей, если он даже не будет знать, что это такое? Ты говоришь, что нужно их только направлять, как стадо. Да, иногда, может, и нужно. Но ты снова говоришь о страхе. Ты хочешь заставить их жить той жизнью, которой живёшь сам. Ты не показываешь пример, ты лишь заставляешь бояться. Да, иногда и это нужно. Но, похоже, ты снова забываешь о том, что страх способен лишь сеять ненависть и разрушать. Тебе не кажется, что это получается замкнутый круг? Тебе не кажется, что задавленные страхом люди так и не научатся использовать свою свободную волю во благо, а будут использовать её лишь на разрушение и против тебя? Внушая им свой страх, ты плодишь монстров ещё более страшных.
– Мне кажется, говорить нам не о чем, – вздохнул Пастырь.
Он дал знак “латникам”. Те вскинули пулемёты.
Ворона похолодела.
Конец?!
– Пастырь, смилуйся! – раздался из толпы надрывный крик женщины.
– Юля, назад!
В ноги Пастырю бросилась женщина.
– Смилуйся! Мой сыночек умирает! Ничего не помогает! Всё перепробовала! Вдруг эти чужаки помогут?! Позволь им помочь! Что плохого в том?! Разве отнимешь ты у меня сына?! Мою единственную радость?!
Пастырь молчал.
– Поднимись, жена. Рядом с тобой много осиротевших детей и родителей! – Пастырь пытался говорить грозно, но и его голос дрогнул от жалости к несчастной матери. – Неужели ты пожертвуешь бессмертной душой своего сына?
К женщине подбежал худой мужчина с автоматом за спиной. Он попытался её поднять. Но несчастная продолжала умолять, обнимая ноги Пастыря.
“Латники” застыли в замешательстве. Как и автоматчики, что держали их на прицеле. В глазах одного из них Ворона увидела смесь мучительных чувств: злость, отчаяние, сомнение и надежду. Парень стискивал зубы, борясь с собой.
– Нет, – он вдруг опустил автомат. – Не могу.
– Дрон ты чего?!
Вместо ответа, автоматчик посмотрел в глаза Вороне и с отчаянной надеждой спросил:
– Вы же поможете? У меня сестрёнка болеет. А она – всё, что у меня осталось…
Второй автоматчик тоже опустил оружие.
Толпа шумела. В мешанине криков, Ворона слышала отчётливо призывы о помощи, воззвания к милосердию и мольбы к Пастырю. И в них тонули фанатичные выкрики.
Ворона уловила резкое движение.
– Иногда отец должен быть строг к своим детям! – возвысил голос Пастырь. – Ради них же самих!
Всё произошло очень быстро.
Пастырь вскинул руку, будто схватил что-то.
Воздух загустел. Чудовищно отяжелел. Ворона не поняла, как оказалась на коленях. Что-то гнуло, придавливало её. Она рухнула на четвереньки. Ещё немного, и её раздавит.
Внезапно, давление ослабло.
Она лишь сумела поднять голову.
Над ней, вскинув руки, стоял Адам. Его била мелкая дрожь. Взгляд его резал как нож, горел пламенем.
Он вдохнул, выдохнул. Закрыл глаза. Из носа потекла кровь. На лбу вздулись жилы. Его уже сильно трясло.
Тяжесть спадала. Ворона сумела подняться лишь на колени. С изумлением она видела, как Пастырь, будто сопротивляясь, сжимает кулаки. Его тоже трясёт. Вот, он упал на колено. Схватился за голову.
Резкое движение, и он сбросил маску.
Ворона вздохнула от изумления и страха. Под маской скрывалось бледное, покрытое рытвинами ожогов лицо. Оставшиеся волосы, с правой стороны, до обожжённой левой, были коротко подстриженными. И были золотисто-белыми. Как у Адама. Тонкое, почти как у мальчика-подростка, или, даже девушки, лицо, точно такое же, как у Адама. Но, глаза были совершенно другими. Они были тёмными, чёрными, словно бездна, с лилово-алыми зрачками. Полыхающими пламенем Преисподней.
Это была битва титанов. Битва, вокруг которой замерло пространство и время, натянутые в гитарную струну от напряжения душ, разумов и воль.
Рухнул на колени Адам, упершись рукой в землю. Но не прерывал зрительного контакта с Пастырем. Адама трясло так, что, казалось, сейчас он вывихнет себе все кости. Или Вороне показалось, или трава вокруг него начала тлеть!
Он слабел. Но и Пастырь начинал «сдавать». Ворона чувствовала, как напряжение всё больше спадает. А Пастырь клонился долу всё больше. Вот и у него хлынула носом кровь.
– Прекрати! – прошептали губы Адама. – Я не желаю тебе зла! Я не для этого тут. Я тут, потому что хочу помочь…так позволь…мне…
Пастырь не отвечал. Продолжал…да, уже лишь сопротивляться.
Краем глаза Ворона заметила движение слева. Один из «латников» шагнул вперёд:
– Сдохни, колдун!
Блеснул пистолет в его руке.
– НЕТ! – взвизгнула Ворона и, собрав, последние силы в кулак, рванулась в бок и обняла Адама.
Грохнул выстрел.
– АНЯ! – закричал Адам.
Ворона почувствовала обжигающую боль.
Улыбнулась, утопая в фиалковой глубине глаз любимого. А мир, постепенно начинала заволакивать тьма.
Люди что-то кричали. Слышались выстрелы.
Адам продолжал её звать. Прижал к себе.
Слабеющей рукой Ворона обвила его шею.
Я люблю тебя, Адамка…и это самое важное…
А дальше была тьма.
