Василий Московский
Адам
3
Когда Ворона достаточно окрепла, что могла стоять, она первым делом отправилась осматривать поселение. Благо ей не препятствовали, и даже вернули кое-что из оружия. Исправный пистолет с последними оставшимися у неё обоймами к нему. И, что самое удивительное, вернули даже "Калаш" с тремя последними магазинами.
День, когда Ворона-таки вышла на ознакомительную прогулку, выдался тёплым и солнечным. По грязно-синему небу плыли обрывки матово-чёрных туч, подсвеченные по краям тёплыми, но не обжигающими солнечными лучами. Дул приятно-холодный ветер, треплющий непослушно спадающие на щеку пряди, выбивающиеся из короткой косы, и воздух казался сладковато-тёплым, бодрящим и чистым. Таким дышать – не надышишься. От такого кажется, что крылья у тебя за спиной вырастают. А тело становится лёгким-лёгким. И даже чувствуешь, что стоит тебе хорошенько оттолкнуться ногами, как ты полетишь далеко ввысь, далеко за пределы искажённого человеческим безумием мира.
Однако, Ворона не поддавалась захлёстывающему чувству эйфории. Она шла по просторной улице, тянущейся между редкими, но большими и добротными домами, собранными из грубо обтёсанных брёвен, и утеплённых дерюгой, или паклей. Крыши были покрыты лапами чудовищных деревьев, широких, тёмных, густо поросших длинными иглами, надёжно прикрывающими дома от непогоды. Ветки были наложены на чёрные, или серые листы неизвестного Вороне материала. Окна домов закрывали либо деревянные ставни, плотно прилегающие друг к другу, либо же потные занавеси.
Что её особенно поразило, так это то, что во дворах каждого из домов имелся свой огород. А перед окнами были разбиты цветники, пестреющие алыми, жёлтыми, или огненно-рыжими венчиками. То и дело ей попадались женщины в телогрейках и длинных юбках, стирающие на крыльце, или тащащие сумки, набитые сушёными травами. Мужчины таскали канистры, или вёдра с водой – за поворотом, на широкой деревенской площади, Ворона увидела водокачку, к которой выстроилась небольшая очередь. Завидев её, стоящие в очереди люди, и мужчины, и женщины, приветливо поздоровались с ней. И это было настолько искренне и дружелюбно, что Ворона почувствовала, как её подозрительность уменьшилась ещё на добрую треть. Да и чего ожидать от стариков да баб с детьми. Мужчин – здоровых и крепких, – в деревне и правда было мало. И те не выглядели богатырями. И, что особенно интересно – они все были безоружны!
Особенно всеобщее внимание привлекал Ракета. Люди заглядывались на него, улыбались. Он лишь многозначительно оглядывал приближающихся к нему и даже, иногда, давал себя погладить. Это удивительно и приятно. Раз зверёк не чувствует угрозы, значит, её нет, и людям этим он, худо-бедно, доверяет.
– А, вот ты где! – Ворона оглянулась. Ей в лицо, чуть ли не от уха до уха, улыбался тот самый странный парень. Светлые волосы удивительной гривой обрамляют тонкое, точёное лицо с заострённым подбородком и по-девичьи мягкими чертами. Большие сине-лиловые глаза искрятся неподдельной радостью. Теперь он был одет чуть больше, чем в городе – на нём была запылённая майка с выцветшим рисунком и жилетка со множеством карманов. Ворона невольно залюбовалась его искренним и чистым взглядом и красивыми, тонкими руками, белыми и совершенными, как у мраморной статуи, выточенной искусным скульптором. И, что самое странное, парень вызывал чувство умиротворения, покоя и даже умиления, какое бывает, когда видишь что-то очень красивое, маленькое и хрупкое.
– Как ты себя чувствуешь? – участливо спросил он, заглядывая ей в глаза. Это одновременно и обескураживало, и раздражало, и…нравилось? Да ну, что за хрень!
– Нормально! – отмахнулась Ворона отведя взгляд. – Жить буду. Благодаря тебе, кстати. Так что, спасибо, в долгу не останусь.
Парень снова улыбнулся. Теперь смущённо. Твою мать, да он что эти улыбки перед зеркалом разучивает?! Как, сука, у него получается выглядеть таким трогательным?!
– Ты ищешь кого-то? – спросил он.
– Вообще-то, да…мне к главному вашему надо.
Голос ещё звучал непривычно. Ворона говорила редко, и то только с Ракетой.
Кстати, о еноте. Ворона только сейчас заметила, что парень, на протяжении всего разговора уже спокойно поглаживал лобастую голову зверька и чесал ему за ушком. А енот и рад! Кто он такой?! Человек ли он вообще? Что это за ходячий заряд милоты, что уничтожает всё дерьмо в радиусе сотен километров лучами своей трогательности?
Ладно. Ещё будет время разобраться. Наверное…
– К папе? – обрадовался он ещё больше. – Так я тебя отведу.
Он неожиданно схватил её за рукав свитера, так, что Ворона даже ничего не успела сделать, и потянул за собой.
– Эй, полегче! – только успела выдавить она, вырвав руку, может, чуть грубее, чем следовало. Она поняла это, встретившись с ним глазами, и увидев в них искреннее непонимание и тень грусти, такую, что и её сердце сжалось, а в груди заворочался стыд. Да, совсем одичала.
– Прости, ещё не привыкла к людям.
– Это ничего! – с пониманием отозвался парень. – Освоишься. Привыкнешь. Пойдём.
Чтобы разрядить обстановку и справиться с одолевающими её чувствами, Ворона спросила:
– Тебя Адам зовут?
– Ага. А тебя?
– Ворона, – пожала плечами девушка.
– Но это же не твоё настоящее имя, так? – Адам странно посмотрел ей в глаза. Прищурился. Хитро улыбнулся, и выдал: – Анна тебя зовут.
Ворона опешила.
– Как ты…
Адам лишь улыбнулся и пожал плечами:
– Увидел.
– Ну не на лбу же оно у меня написано?!
– Почти. Когда человеку дают имя, оно становится неразделимо с ним.
– Ты телепат?
– Кто? – искренне удивился парень.
Вот уж атас! Имена может читать, а такие простые вещи не знает!
И только Ворона собралась ему объяснить, как он насупился и пробурчал – ну, точно, мальчишка:
– И никакой не атас! Ну, подумаешь, не знаю, кто этот твой телепат. Зато, я много чего другого умею.
Ворона нервно сглотнула.
– Ну, вот, телепаты, это такие люди, которые умеют делать то, что только что сделал ты…только, можно тебя попросить лишний раз так со мной не делать, а то мне страшно немножко.
– Прости, – по-доброму улыбнулся Адам. И, лукаво блеснув своими восхитительными глазами, добавил: – Но ты слишком много и громко думаешь.
Удивившись себе, Ворона хохотнула. Несмотря на экзальтированность и восторженность тембра голоса, торопливость, будто парень под веществами, девушку он не раздражал. Даже, напротив, он казался…забавным и милым!
И ворона злилась на себя за это. Тоже мне, блин, потекла от одного взгляда! Как барышня кисейная!
– Ладно, буду учиться думать тише, – пообещала она.
– А, вот, мы и пришли! Проходи в гости!
Они оказались во дворе кряжистого бревенчатого дома с разбитым вокруг огородом. Чуть поодаль, стояло высокое, потемневшее здание причудливой архитектуры. Оно было высоким, каменным, полуразрушенным, с облупившейся штукатуркой. Видны были остатки высоких сводов. Высокие тяжелые двери были окованы темным металлом. Венчали здание округлые купола. Это здание, казалось, было центром всей деревни, ее сердцем. Ворона вспомнила, как Сан Петрович рассказывал о далеком прошлом их мира. О том, как давным-давно, когда люди еще не были полноправными хозяевами мира, мир казался людям полным страшных, чудовищных сил, в основном, враждебных человеку: духов, демонов, призраков. И единственной защитой для людей был Бог, местом Силы и присутствия которого всегда был Храм. И прежде всего, что бы ни было, в поселении людей, строили и освещали церковь, чья сила держала духов и демонов извечной ночи на почтительном расстоянии от человека. Сама Ворона еще подумала, усмехнувшись сама себе: интересно, а это помогает против мутантов и заразы?
Когда Адам пригласил Ворону в дом, внутри довольно уютный и ухоженный, девушка почувствовала, как внутри заворочалась беспокойство. Ворона ожидала увидеть кого-то страшного, властного, тяжелого…
Но каково же было ее удивление, когда она увидела в общей комнате сухопарого, высокого и крепенького человека с коротко остриженными седыми волосами, в зеленом военном свитере. Он сидел за столом, изучал разложенные перед ним бумаги, испещренные записями.
– Па-ап?
И когда он поднял на них глаза, Ворона тут же забыла обо всех своих страхах. Этот человек был по-настоящему светлым. С суровыми, но мягкими чертами лица, широкими скулами, лучистыми серо-голубыми глазами. В его волосах, светло русых, усах и бороде поблескивала седина. В уголках глаз залегла сеточка морщинок. Казалось, что этот человек мягко и по-доброму улыбается. И его свет, вольно, или невольно, проник и в душу Вороны.
– Вот она, гостья, наша, – сказал Адам. – Можно она у нас жить будет?
– Но сначала с ней надо познакомиться, ты согласен? – прозвучал хрипловатый, но приятный голос человека.
Адам кивнул.
– Пойдем, Ракета, твоя подруга с папой говорить будет…
Они отошли в дальний угол большой комнаты, туда, где стояла простая железная кровать. Судя по вороху листов рядом с ней, баночек с диковинными цветами и коробочек с шишками, это была кровать Адама.
Ракета настороженно поглядывал на Ворону, будто бы говорил, если что я рядом. Но ты ничего не бойся. Я в этих людях угрозы не чувствую.
– Как звать-то тебя, гостья? – спросил отец Адама, сплетя пальцы и внимательно посмотрев на Ворону.
– Во… Анна.
– Меня можешь звать Егором Матвеевичем, а с Адамом, – он кивнул в сторону приемного сына, который играл с Ракетой, а точнее, енот его развлекал, показывая, как ловко держит шишку на носу, – ты уже знакома.
Повисло недолгое молчание. Анна чувствовала себя очень смущенной.
– Расскажи о себе, Анна? – попросил Егор Матвеевич.
Ворона вздохнула.
– Да чего тут рассказывать? Детства, почитай, я своего не помню. Растил меня приемный отец, бывший офицер, Александр Петрович. Он меня обучил всему, что знал сам. И как ходить по неизвестной территории, как определять, что опасно, а с чем можно сладить, как стрелять, драться. Учил разбираться в оружии и технике, отыскивать тайники с припасами.
Она помолчала, поддавшись потоку нахлынувших воспоминаний, на мгновение, а затем, продолжила:
– Мы с ним жили в городе, на его западной окраине. Людей, кроме него, я больше и не видела. Да и он не видел последние несколько лет. Но он был убежден, что выжившие остались. Вел какие-то свои исследования, расчёты, вел дневниковые записи. Он-то и надоумил меня двигаться дальше, к северо-востоку от центра города. На пустыре я встретила, вот, его, – Ворона кивнула в сторону Адама, увлеченного игрой с Ракетой. Парень и енот катались по полу, сцепившись в клубок. Ракета повизгивал, а Адам заливисто хохотал. Оба явно получали удовольствие. – Ну а дальше…полагаю, вы знаете.
Егор Матвеевич опустил ладони на стол и некоторое время внимательно смотрел на Ворону, прямо в глаза, будто бы в душу всматривался.
– Тяжело вам было в мертвом городе, – в голосе звучало искреннее сострадание. – Значит, кроме нас, ты людей больше не встречала.
– Нет, не встречала, – ответила Ворона, явно насторожившись от напряженного тона Егора Матвеевича. И спросила в свою очередь, поразившись собственной смелости: – А должна была?
Вопрос, повис в воздухе грозовой тучей. Даже Адам оторвался от игры с Ракетой, и почесывая нового друга за ухом, напряженно посмотрел на Ворону.
Егор Матвеевич бросил быстрый взгляд на Адама, и, будто бы решив что-то про себя, ответил Вороне.
– Поверь, нам есть чего опасаться, и это далеко не мутанты и зараза, – глухо проговорил начальник поселения. – И, к сожалению, это будет даже страшнее.
Ворона вопросительно приподняла бровь, внимательно слушая.
– Это люди, – ответил Егор Матвеевич. – Те самые, кого ты так долго искала. А мы бы предпочли дикие пустоши такому соседству.
Сердце Вороны пропустило удар. Значит, есть и ещё люди, и они опасны.
Ворона почувствовала, что пока лучше оставить эти вопросы при себе.
– И вы решили, что я как-то связана с ними, – вслух сказала она.
– Прости, если обидел тебя подозрением.
Ворона развела руки, мол, понимаю, ответственность.
– Они появились относительно недавно, – продолжал Егор Матвеевич. – Пришли с юга. Вёл их один весьма неоднозначный, скажем так, человек. Назвал он себя Пастырь Добрый, и судя по всему, держал своих в полном подчинении, в ежовых рукавицах. Поняли они, что заразы тут нет, да и мутанты особенно людей не беспокоят, и обосновались тут, невдалеке, километрах в тридцати по соседству.
Ворона про себя ахнула. Это что же, вот этот, вот, щупловатый мальчишка с глазами несмышлёныша купол безопасности такого радиуса держит?!
– Беспокоить они нас не особо беспокоят, – Егор Матвеевич побарабанил кончиками пальцев по столу, и мрачно добавил: – Пока что. Но, ведут себя агрессивно. Я видел их взгляды, слышал, как они с сыном моим разговаривают. Он для них – отродье, недостойное зваться человеком. Мутант, которого нужно уничтожить. Как и остальных.
Ворона снова посмотрела на Адама. Парень поглаживал лобастую голову Ракеты, почёсывал его между ушами, задумчиво смотрел то на отца, то на Ворону. И в девушке родилось странное, неизвестное доселе чувство. Это было похоже на возмущение, какое бывает, когда видишь, как обижают невинного слабого человека, непонимание, чем так не угодил тем людям этот ребёнок-переросток с удивительными лилово-синими глазищами, и щемящее ощущение, замешанное на жалости и нежности, и желании всеми силами защищать это создание. С чего вдруг, почему?
Адам, будто бы почувствовал мысли и чувства Вороны, и радостно улыбнулся.
Ворона снова смутилась и разозлилась на себя. Отвернулась.
– И вы решили, что я одна из них?
– Честно признаться, да. Ты хорошо вооружена. Чувствуется подготовка. По-хорошему, мне бы отправить тебя обратно к Пастырю…
– Папа! – встревоженно воскликнул Адам. – Я ещё раз говорю, что нашёл её в городе! Зачем людям Пастыря уходить так далеко?
– Например, за консервами, боеприпасами. Анна могла быть их разведчиком, – спокойно сказал Егор Матвеевич, не спуская глаз с Вороны. Признаться, ей было не по себе под этим взглядом. Чувствовала себя нашкодившей девчонкой, которую отец застукал за разбитой вазой. Было страшно, обидно.
– Но, она же…
Егор Матвеевич спокойно поднял руку, и Адам почтительно замолчал.
– Я знаю, – сказал начальник поселения и затем, вновь обратился к Вороне. – Чашу весов в твою сторону склонили твои бумаги. Не думаю, что эти записи можно подделать, или выдумать, да и зачем?
К чему это он говорит?
– В общем, так, Анна-Ворона, – Егор Матвеевич вздохнул, откинувшись на спинку стула. – Оставайся-ка ты с нами. Конечно, за тобой первое время приглядывать будут, и не приведи Господь тебе что-то глупое выкинуть, но жить ты будешь в нашей общине, и тебя никто не обидит. Наш дом – твой дом. И наша еда – твоя.
– Ура! – Адам чуть не прыгал от радости. – Пап, можно я ей помогать осваиваться буду?! Ну пожалуйста!
– Тихо, тихо! Раскричался! – улыбнулся Егор Матвеевич. – Что Анна скажет?
– Да, – Ворона едва справилась с водоворотом чувств и мыслей, и слова давались с трудом, – я согласна…
– Вот, здорово! Пойдём, я тебе покажу где у нас что…
И он рванул к Вороне.
– Адам, погоди! – остановил сына Егор Матвеевич. – Ты хочешь о чём-то спросить?
– Хотелось бы, – ответила Ворона. – Вы сказали, что эти ваши соседи, они агрессивны, так?
– Напрямую нас они пока не трогают, – ответил Егор Матвеевич. – Потому что мы делимся с ними едой, лекарствами, а то и лечим их, хотя, Пастырь смотрит на это с неодобрением.
– В таком случае, почему вы вооружены так слабо? Где ваши патрульные? Кто вас охраняет?
– Поверь, поселение есть кому защищать. А им обычное оружие не нужно, – загадочно улыбнулся Егор Матвеевич.
Сама не зная почему, Ворона сказала:
– Я верю в то, что вижу. А раз я тут остаюсь…Егор Матвеич, я неплохо стреляю, и, смею надеяться следопыт неплохой. Я могу и на дежурстве стоять, и окрестности разведывать. Если будет нужно…
– Спасибо, что предложила, твои навыки могут пригодиться. А сейчас, отдыхай, осваивайся. Добро пожаловать домой.
4
– Вот тут у нас склады, – Адам махнул в сторону вытянутых кряжистых строений с глухими окнами, – А здесь, – Адам указал налево, на такие же строения, но, как показалось Вороне, ещё более фундаментальные и крепко сбитые, – у нас теплицы. Тут мы выращиваем грибы, а в некоторых отсеках овощи и даже фрукты. С помощью гид-ро-по-ни-ки, вот. Попрошу тётю Машу, может, она угостит нас мандаринами и лимоном. Я больше лимоны люблю. А ты?
Ворона сглотнула слюнки при упоминании о фруктах. И, кстати, после всего того, что она видела и слышала, она решила больше ничему не удивляться.
Слова спутника пробудили почти забытые воспоминания.
Она вспомнила вскрытую консервную банку. Оттопыренную тонкую крышку с зазубренными краями, об которые было легко порезаться. А над ней – запах. Запах, от которого кружилась голова, а чувства переходили в ощущения неописуемого восторга. Это был свежий, прохладный, сладкий аромат, настойчиво нежный, уносящий мысли к чему-то далёкому и неведомому. К беззаботной неге жизни ещё до Великой Скорби. Жизни, ныне безвозвратно утерянной, и кажущейся лишь сном. Призрачным, обманчивым… Ворона помнила… Это были кусочки ананаса в соку. Они так и таяли во рту, растекаясь по нёбу, языку, нежной и пронзительной сладостью, дразня и лаская вкус. Настоящее лакомство! Это был подарок Сан Петровича на её, Вороны, День Рождения. Сама Ворона, признаться, не помнила, когда родилась, и что это за день такой. Его ей придумал Сан Петрович. Для него этот день был особенно важен. Ворона догадывалась, что этот день связан с его семьёй, которая когда-то у него была. Тогда, отчим особо не рассказывал о себе, а Ворона спросить не решалась.
– Прости, что я так много говорю, – Адам смущённо опустил взгляд, будто бы почувствовал её мысли. – Я тебя утомляю. Просто, – он вскинул голову и сказал то, от чего Ворона чуть не споткнулась и не растянулась на дорожке. Будто бы ей ножом под сердце саданули, – просто, ты мне очень нравишься… И ты очень одинока… Я… Я чувствую…как ты…боишься.
Сердце Вороны выпрыгивало из груди. Что теперь делать? Рявкнуть на этого сопляка как следует? Заставить замолчать? Наорать так, чтобы не смел больше подходить? Резко развернуться и сбежать – так, чтобы он слёз её не увидел. Ведь, ещё немного, и они так и покатятся из глаз, и их будет не остановить. Ворона ненавидела себя в такие моменты. Чувствовала себя загнанным в угол зверьком. А она ненавидела чувствовать себя загнанной в угол. Горло будто корень-кровосос обвил. Так и давит, так и душит! И все потому что этот ребёнок великовозрастный прав! Да, ей одиноко! Да, ей страшно! И да, не к кому с этим прийти и разделить эту тяжесть. А, вот, теперь, вроде бы и можно…но до чего же…невозможно!
Но это было еще не всё. Этот чудик читал её будто раскрытую книгу!
– Ты очень боишься. Боишься поверить, что всё будет хорошо, без подвоха. Боишься, что как только расслабишься, мы все тут же превратимся в кровожадных уродов, которые тебя предадут, сожрут, или еще что… Потому что ты уверена, что если сейчас все хорошо, тебе за это потом будет очень плохо… И тебе невыносимо больно от этого. Больно и страшно… Ведь столько раз так и было… Что тогда, в детстве, когда ты жила с настоящими мамой и папой… Что потом, когда тебя приютил тот добрый солдат, и научил тебя жить, выживать и даже помог стать увереннее в себе… Это все у тебя отобрали… Ты винишь себя… Считаешь, что…что недостойна таких подарков…
Ворона стиснула челюсти. Молчала. Да и что тут, сука, скажешь???
Только бы не разнюниться на глазах у этого несмышленыша, который так ловко ее душу вывернул! Впрочем, ей уже было не страшно… Она, вдруг, остро почувствовала себя, действительно, все той же маленькой потерянной девочкой, одной в темноте умершего бункера, постепенно наполняющегося холодом. Почувствовала ужас от того могильного молчания. И как сердце едва не выпрыгнуло из груди, когда тьму вспорол луч фонарика, и хриплый голос, сопровождаемый лязгом затвора, рявкнул "Кто здесь?!". Глухо сквозь противогаз. Сан Петрович был мужик опытный, патроны берёг. И это спасло Вороне жизнь, потому что неопытный юнец изрешетил бы и ее импровизированное убежище, и её саму…
Тогда она не плакала. Слишком боялась. А сейчас была готова разреветься. Вот и в глазах мерзостно защипало.
– Я очень хочу, чтобы тебе, наконец, перестало быть больно, – искренне, с самым настоящим, пронзительным, состраданием сказал Адам, все еще смущаясь перед едва сдерживающей слезы Вороной, трогательно переминаясь с ноги на ногу. – И я сделаю всё для этого. И мы все сделаем. – Теперь он храбро взглянул девушке в глаза, его глаза тоже были влажными. – Ты очень долго была совсем одна! Но теперь, у тебя есть дом, где тебе все рады, всегда-всегда, и тебя всегда будут ждать. И где тебя укроют и защитят.
Ворона не понимала, что происходит. Не знала, что творит. Да и к чертям!
Она просто подошла к Адаму и крепко его обняла.
Парень ответил ей тем же. Что тронуло особенно, он прильнул к ней не как к девушке, а как…к сестре, или к матери, как будто бы сам искал утешения и защиты.
Ворона проглотила непрошенные слезы, и выпустив парня из объятий, быстро, скрывая неловкость, вытерла глаза.
– Как у тебя это получается? – спросила она. – Как ты видишь людей насквозь?
Адам задумчиво закусил губу. Потом пожал плечами:
– Я сам не знаю… Просто, я как будто становлюсь…вот, я как будто стал тобой. Мне, вдруг стало очень одиноко и очень страшно. Я почувствовал напряжение и тревогу. Ожидание удара…отовсюду… Ты боялась меня. Боялась жителей нашего поселения…
– Поверь, я…от отчима много историй слышала. Во время войны такое было…еще до того, как люди применили самое страшное оружие… Сан Петрович хотел найти людей, когда схлынули огненные шторма и наступила Долгая Ночь. Но он и знал, что от них можно ждать. И меня предупреждал. Много он страшного рассказал.
– Я понимаю. И понимаю, что не сразу ты нам доверишься…хотя, сейчас я чувствую в тебе меньше страха…
Ворона смерила его долгим взглядом, положила руку на холку Ракеты, внимательно наблюдавшего за ними.
– Откуда же ты такой взялся? – удивленно покачала она головой.
Адам странно посмотрел на Ворону, и, вдруг, совершенно серьёзно, выдал:
– Я – сын Земли.
Ворона, на мгновение, замерла, пытаясь понять и переварить услышанное. Вероятно, информация была настолько неожиданно странной, что мозг попросту отказался её воспринимать и перерабатывать, провалившись в кататонический ступор. Ворона не знала, как реагировать на то, что она только что услышала. А с учётом того, что она уже видела, решила уточнить:
– Что, прости?
– Моя Мать – это сама Земля. И я здесь, чтобы помочь Ей. И помочь своим братьям и сёстрам. То есть, людям.
Это был удар под дых. Ворона не знала, что делать, не знала, как реагировать. Если бы ей хоть кто-нибудь сказал такие слова, она бы сочла того человека сумасшедшим и двинула бы ему как следует прикладом в рожу – так, для профилактики! – но здесь… Телепатия. Управление мутантами. Стойкость к воздействию ультрафиолета. Умение каким-то чудом обеззараживать и очищать территорию одним своим присутствием…
Да, тут “поехать кукухой” проще простого!
– Так… – Ворона осторожно подбирала слова. – Ты не человек?
– А я и сам не знаю, – грустно признался Адам. – Мне кажется…не совсем. Хотя, вон, похож же я на тебя…и на папу… Руки, ноги, голова. Только, папа говорит, что, я, наверное, новая ступень эволюции. Он называет меня…как это… Человеком Новым… Не Разумным, как он, или ты, или тётя Маша, или все остальные…а…Новым… и я не понимаю, что это значит…как это?
Ворона бросила быстрый взгляд на Ракету. Енот внимательно смотрел на Адама. Потом, неуклюже переваливаясь, подошёл к нему, встал на задние ноги и положил лапку на грудь, вглядываясь ему в глаза. На его языке это означало высшую степень признания. Мол, ты – мой друг. Удивительно!
Адам улыбнулся и почесал енота за ушком, неотрывно глядя ему в глаза.
– Ты тоже мне очень нравишься, – сказал он.
Когда Ракета снова подошёл к Вороне, Адам объявил:
– Теперь я тоже его детёныш, как и ты. Он принял меня в свою стаю.
– А мне казалось, что вы уже поладили.
– Мы только пригляделись друг к другу. Это очень умный зверь. Как…как человек… Кстати, а как вы познакомились?
Ворона улыбнулась:
– А я думала, ты уже знаешь, раз умеешь мысли читать.
– Я бы хотел это услышать от тебя, если хочешь ты, конечно…
Ворона Хмыкнула, улыбнувшись:
– Да тут, в общем-то никакого секрета нет…
Она помолчала, почесала енота за ухом.
– Познакомились мы где-то около года назад. Я, тогда бродила по городу, искала припасы. Услышала рёв с неба и хлопанье крыльев. Ты, ведь, знаешь, кто такие вампиры?
Адам приподнял бровь:
– Такие огромные полуптицы полулетучие мыши? Видел, конечно!
– И, наверняка знаешь, что это самый опасный хищник. Хитрый и очень сильный. Я сама видела, как они грузовые машины переворачивали, технику, и бетонные плиты в воздух поднимали. Видела, как они лютоволка в воздухе разодрали, а на земле ни с лютоволками, ни с котопардами никто связываться не хочет. Попасть из автомата, и даже из чего помощнее, в них очень трудно, а если и попадёшь, то с первого раза точно не завалишь, а до того, как приноровишься, эта тварь тебя десять раз убьёт. А убивают они страшно… так вот, я только спряталась, и увидела, как две твари пронеслись аккурат над тем местом, где стояла я, и пошли на снижение. Видимо, увидели добычу.
Ворона помолчала, вернувшись мыслями в тот день. И она рассказала о том, как спасла енота, принесла его, едва живого в своё временное убежище, как ухаживала за ним, и постепенно завоёвывала его доверие.
Адам слушал внимательно с нескрываемым и неподдельным интересом.
– Как оказалось потом, спасла я зверька не зря. – продолжала Ворона, поглаживая енота. – Конечно, он по началу дичился, шипел, и даже тяпнуть пробовал. Но, постепенно, привык. Даже начал давать себя погладить и на руки брать.
Она снова замолчала.
– Потом, когда он окреп окончательно, я решила отпустить его.
– Так он же к тебе привык! Вы же как стая стали! – удивился Адам.
– Так я-то тогда этого не поняла! – ответила Ворона. – А он ещё не хотел уходить. Но, когда увидел, что его обществу, в общем, не особо рады, побрёл прочь, медленно, вразвалочку, словно нехотя. Знаешь, я тогда даже чуть не расплакалась, – призналась Ворона и вновь ощутила, как горло сдавило от накатившей холодной волны одиночества. – Я же снова совсем одна оставалась. А он, – зверёк играя ухватил лапками руку Вороны и начал игриво покусывать, – всё-таки, и вправду, как человек оказался. Только, не говорит. Слушает, смотрит внимательно, будто всё понимает.
– Он понимает. – совершенно серьёзно покивал Адам. – Он намного умнее, чем можно подумать.
– В этом я уже успела убедиться. Я, тогда ещё себя одёрнула, решила, что дикому зверю на воле будет лучше. А мне и самой-то консервов не всегда хватает. Да и всё ж таки, это зверь, а не человек.
