Василий Гонзалес
Птица Фейга
В августе мои родители уехали на дачу на весь месяц, в отпуск. Я устроился на работу, на стройку разнорабочим. Весь август мы жили, как муж и жена у меня дома. Я ходил на работу, Катя вела хозяйство. Если из всего того года счастья выделить самый счастливый месяц, то это был именно август. Этот месяц был моделью нашей дальнейшей жизни, и нам эта модель очень нравилась. Мне нужно было только сбежать за границу, найти там Катю, и уже без помех жить в счастье. Тогда я не видел в этом никаких сложностей, а Катя, если и видела, то не подавала виду.
Первого сентября началась моя учеба в университете. Сначала я на месяц уехал на картошку, затем я переселился в студенческое общежитие, учеба отнимала почти все время, видеться мы стали очень редко, по выходным, когда я приезжал домой, но и то не каждую неделю. Иногда Катя приезжала ко мне, но тоже очень нечасто. Иногда мы созванивались. Я сильно скучал по ней.
В декабре началась моя первая сессия. И почти целый месяц я только тем и занимался, что готовился и сдавал, готовился и сдавал. Домой за месяц ни разу не довелось съездить. После каждой успешной сдачи я звонил Кате, и она радовалась вместе со мной. Никаких перемен в ее голосе или в отношении ко мне я не замечал. Либо я был слишком занят собой, своей учебой, либо Кате удавалось скрывать от меня то, что происходило с ней. Скорей всего, и то, и другое.
Я сдал последний зачет, это была история КПСС, я сдал его с третьего раза. Преподавательница, пожилая коммунистка, сухая, как тростина, и жесткая, как гвоздь, поставила мне зачет и пообещала, что с таким отношением экзамен летом я ей не сдам, можно забирать документы. Но я не унывал, до лета еще далеко, сессия позади. А впереди – счастье. Я сразу позвонил Кате, чтобы обрадовать ее, она сильно переживала за эту проклятую историю. Никто не ответил, что было необычно. У нее всегда кто-то был дома, а тут – длинные гудки без ответа. Возможно, с телефоном что-то. Я бегом на вокзал, сел в первую электричку и поехал домой. Но первым делом, конечно же, не домой, а к ней.
Я долго звонил в дверь. Звук был странный, как будто за дверью был пустой спортзал. Хорошо помню этот звук, звук пустоты. По этому звуку я понял, что все кончено, еще до того, как открылась дверь напротив, и их соседка по лестничной клетке сказала «а они уехали». Я спросил куда, соседка ответила – в Израиль. Адрес оставили? – Нет… Похоронили бабушку и сразу уехали.
Они давно жили на чемоданах.
______________
– Я ведь тогда рвался к ней, – сказал я коту. – Пытался найти хотя бы адрес, чтобы написать письмо. В израильское посольство ездил, пытался обращаться. Потом еще требовал, чтоб меня выпустили за границу, подавал документы. Бесполезно. Бился, как в бетонную стену.
– Может, плохо старался? – равнодушно отозвался кот.
– Ну почему плохо… Пятнадцать суток заработал за хулиганство: наскандалил у израильского посольства. И так, по мелочи, несколько протоколов и штрафов. С КГБ снова общался. Какой-то их человек в общагу ко мне приходил, беседу проводил. Сказал, что если не успокоюсь, посадят. Или в психушку отправят.
– И ты успокоился?
– В итоге да. Еще немного построил планы перехода советско-финской границы, потом успокоился. А ведь был близок к тому, чтобы реально попытаться перейти границу. Убили бы дурака… Пограничникам тогда десять суток отпуска давали за перебежчика.
Через пару лет пришла свобода, границу открыли. Но уехал я спустя много лет. Так уж сложилось. Я не пытался искать Фейгу, боялся. Наверняка у нее была семья, своя жизнь, и незачем портить светлые воспоминания. А сейчас я сижу за столиком в лондонском пабе, на дворе поздний вечер вторника, поэтому тут немноголюдно. Передо мной пустой бокал, новости на экране планшета, и мне скоро пятьдесят лет. Паб этот не без оснований считается пабом для геев. Я постоянно захожу сюда, когда выгуливаю кота. Я не гей, просто паб находится совсем недалеко от дома, и здесь хорошо относятся к моему Зулусу. Скоро мне пятьдесят лет, я женат второй раз, у меня дети и внуки, я живу в Лондоне, я пилот Боинга 737, у меня все хорошо.
– Слушай, котяра, перестань жрать, объясни мне одну вещь… Вот ты же видишь гораздо больше меня, чувствуешь все острее и глубже. Верно?
– Рад, что ты это, наконец, признал. – отозвался кот, оторвавшись от еды. – Да, я кот, и иногда вижу сущность вещей. Спрашивай.
– Что она сейчас говорила? Точнее, что она имела в виду?
Кот пожал плечами.
– Что говорила, то и имела в виду. Она тебя помнила и любила всю жизнь. Но так было надо, расстаться. Сейчас у нее неизлечимый рак, она умрет в течение пары месяцев. А после того, как умрешь ты, вы будете вместе целую вечность.
– Ерунда какая-то… – отмахнулся я.
– Я бы не стал так легкомысленно относиться к словам такого существа, как Фейга. – назидательно произнес мой кот, и снова принялся за рыбу.
В пабе никого не осталось, кроме меня, кота и засыпающего за стойкой бармена. Дождь на улице прекратился. Нужно было идти домой, жить свою жизнь. Хорошо, что завтра выходной, съездим в Брайтон, на море. А послезавтра снова в рейс. Я не то, чтобы жду своей смерти, но мне стало любопытно, что имела в виду птица Фейга.
2019
В оформлении обложки использована картина «Harpy» автора Gellihana c https://www.deviantart.com/gellihana-art/gallery
