Вальтер Литвин
Да запылают костры!
– Назад! – вскричал Тубал, выхватив из-за пояса револьвер, и навёл ствол сперва на одну из фигур, затем на другую. «Он мой. Мой!»
Адепты остановились, задумчиво топча землю, и с их стороны донеслась неразборчивая ругань. Калех не двигался. Тут Тубал осознал, что всё их внимание было сосредоточено на лице проповедника, но со спины не мог понять, в чём дело. Тем не менее, адепты отступили и скрылись в темноте переулков.
Багроводесятник решил, что лучше не ждать, пока они передумают.
***
Тубал шёл вперёд. Калех мягко, но настойчиво подгонял его вперёд, впрочем, сам Тубал на этот раз не возражал. После встречи с адептами в душу когтистыми лапами вцепилась тревожность, не отпускала, словно настигший жертву орёл. Взгляд невольно скользнул вправо. По тёмным кирпичным стенам пятнами расползался желтоватый электрический свет. Тубал скорчился, поглощённый болезненными воспоминаниями.
Ему почудились звон цепей и сквозящий холод тюремной камеры.
«Нет, это невозможно…»
Он пошатнулся и опёрся рукой о холодный фонарный столб. Тяжёлый кованный фонарь казался центром всего, опорой, не позволявшей рухнуть в небытие. Над Тубалом появилось вытянутое лицо с горящими глазами и кривой ухмылкой на губах, но спустя миг морок развеялся – и он узнал проповедника.
– Тубал, – окликнул его Калех. – Что случилось?
Какой позор! Позволить себе проявить слабость перед этим человеком…
– Колдун, – проговорил Тубал, ощущая нехватку дыхания. – Я не хочу…
Бородатое лицо проповедника посуровело.
– Нам нужно спасти дитя, Тубал, – сказал Калех, положив руки ему на плечи. – Ты помнишь свой долг защитника?
Тубал попытался взять себя в руки, хотя от низа живота по всему телу начала растекаться морозная волна страха.
– Что… что это за улица?
– Сандаловая. Мы свернули на неё с Ишфанской.
Тубал оттолкнулся от столба и выпрямил спину. Его сердце по-прежнему бешено колотилось. Он закашлялся и огляделся.
– Здесь бы… бы-бы… – Тубал запнулся от охватившей тело дрожи. – Здесь была оранже-жерея…
Он завидовал спокойствию Калеха.
– Мы должны найти мальчика.
– Вп-переди! – выдохнул Тубал.
Он снова привалился к столбу, не отводя взгляда от лица проповедника. Ему уже было плевать на слабость. Этот человек, Калех, всё равно всех видел насквозь.
– Н-нужно идти пря-прямо, до к-конца улицы, – продолжал он, судорожно глотая воздух. – Там заб-брошенный с-склад. Т-т-там он мог бы сп-прятаться!
Мир перед глазами завертелся колесом. Тубал зажмурился.
– Да, он т-точно здесь, ошибки бы-быть не должно.
Открыв глаза, Тубал обнаружил, что остался один посреди сумрачной улицы. Ошеломлённый, он дрожащими руками достал револьвер. В нескольких шагах впереди он разглядел фигуру Калеха и прицелился ему в спину. Занемевшие пальцы не слушались, зрение застлала полупрозрачная пелена, а проповедник уходил всё дальше.
«Ну же! Давай…»
– Н-ненавижу! – всхлипнул Тубал, опуская револьвер.
«Будь ты проклят! Ну и уходи!»
– В пос-следний раз… – прошипел он.
Фигура лжепророка растаяла вдали.
***
Тёмное и сухое место. С потолка медленно оседали крупные клубки пыли. Что-то в них привлекло внимание Куовы, и он замедлил шаг. Клубки светились приглушённым оранжевым светом, словно крошечные лампочки. Потом раздался хриплый шёпот. Призрачные голоса окружили Куову со всех сторон, обволакивая разум подобно паутине. Пылевые шарики вспыхнули ярче, на них проявились вопящие гримасы, но Куова разогнал их, точно мух, и двинулся вперёд. Колдовская трясина. Ноги увязали в чернильно-чёрных тенях. Пророк продолжал идти, хотя каждый шаг давался с трудом.
Ловушки не могли причинить вреда плоти. Они были только испытанием для воли. И всё же Куова будто наяву чувствовал то же жжение внутри, что и столетия назад, когда вместе с братьями закрывал разрывы…
Шёпот утих, тени растворились в темноте. На несколько мгновений установилась тяжёлая тишина – следом послышался топот; навстречу выскочила маленькая фигурка, неряшливо одетая и подпрыгивающая через шаг. Куова терпеливо выжидал, пока Иона мчался к нему. Он не позволял себе расслабиться раньше времени.
Оглушительный крик.
Куова наклонился к мальчику, который, тяжело дыша и уперев ладони в колени, остановился напротив. Чумазое лицо Ионы сияло от радости.
– Дядюшка Калех! Он там! Я поймал его!
Пророк потрепал Иону по волосам. Не успел сказать ни слова, как мальчик прошмыгнул мимо и скрылся за дверями склада. Куова вздохнул и пошёл вслед за ним.
«Ну что за непослушный…»
За спиной заскрипели половицы, воздух заметно похолодел. Куова резко развернулся и чуть подался вперёд.
На расстоянии нескольких шагов в полумраке человек казался просто тонким вытянутым силуэтом. Куова, замерев в оборонительной стойке, следил, как тот медленно приближался; образы безудержной нечестивой магии в голове вновь дали о себе знать. Человек был одет в серое одеяние адепта, на плечи спадали густые волосы. В левой руке он держал позолоченный жезл в форме креста, отливающий синевой в редких проблесках света. Вслед за колдуном тянулся еле заметный шлейф теней. Абрихель заговорил на старокашадфанском:
– Вижу, ты всё-таки пришёл.
Куова не ответил. Сделал вид, что не понял ни слова. В дальнем углу склада кто-то шуршал.
Колдун держался на расстоянии, словно оценивал возможную угрозу. Он пристально смотрел на Куову, изредка бросая взгляды по сторонам.
– Прекрасно, – сказал колдун на привычном языке, подходя ближе. Куова увидел загоревшиеся жёлтым светом глаза и тёмный дымчатый нимб над его головой. – Ты ответишь на мои вопросы.
– Я ожидал более изящного выражение того, что ты ко мне неровно дышишь, – с насмешкой ответил пророк.
Абрихель хмыкнул. Казалось, случайная шутка застала его врасплох. Пошатнула серьёзность момента.
– Шутки шутишь… – буркнул наконец колдун. Он подступил ещё на шаг, не отрывая взгляда от Куовы. – Кто ты?
Куова не шевельнулся.
– Некоторые адепты позавидовали бы твоей выдержке…
Разглядывая его, Куова обратил внимание на крестообразный жезл в руках колдуна: тот был покрыт формулами заклинаний и инкрустирован ярким лазуритом, что свидетельствовало о наградном характере артефакта. Не исключено, что Абрихель заслужил фокусирующий жезл как ветеран одного из локальных конфликтов – не стоило его недооценивать.
– Я долго следил за тобой. Ты не бродяга-горец, правда же?
Этого следовало ожидать. Удивляло лишь, что колдун так долго выжидал.
Вновь послышалось шуршание, теперь уже более громкое, почти паническое.
– Ты знаешь, что я могу испепелить тебя одним щелчком пальцев? Почему ты не боишься? Только не рассказывай мне сказки про Спасителя.
Колдун начал обходить Куову, переступая с ноги на ногу так, будто ходил по упругим пружинам.
– Незримая нить роднит тебя со мной! Но не пойму, какая… Даже если ты неудавшийся адепт, я не почувствовал древнего дара в твоей крови. Искусство формул. Неужто ты… Ты в самом деле пришёл ко мне с пустыми руками?
Куова в ответ только пожал плечами.
– Что ж, быть может, меня взаправду хранит воля Спасителя.
Колдун громко цокнул и раздражённо покачал головой:
– А ты упрям, погляжу. Впрочем, другого я от тебя не ждал.
Увиливания Куовы не принесли желаемого эффекта – пожалуй, время для шуток осталось позади. Лицо Абрихеля внезапно посветлело, сделалось до неузнаваемости открытым и дружелюбным.
– Да, в этом мы схожи. Не мог бы я, как и ты, стоять на площади, кормить толпу сладчайшими посулами, не мог бы?..
Он раскинул руки в стороны и блаженно улыбнулся, грубо копируя позы провозвестников с храмовых барельефов.
– О, я восхищён! Разнести вдребезги храмовые догматы! Надо же… А всё потому, что некто вложил тебе в голову знания…
Он выставил кулак перед собой и провозгласил:
– Знание – сила!
Куова вдруг вспомнил главный принцип, движущий колдуном. «Сила, верно. Ведь собственная слабость тебе противна, как ничто другое».
Абрихель медленно и почти торжественно воздел фокусирующий жезл к потолку. Жезл ярко вспыхнул лазурным светом во мраке и тут же потух. Затем колдун несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, как будто ему нужно было настроиться на другое состояние. Его глаза слегка потемнели, приобрели более естественный оттенок.
– Одного не пойму. Вот этот юнец – Артахшасса – чуть ли не в рот тебе заглядывал, а теперь? Вместе с другими отщепенцами из жандармерии примкнул к реакционерам. Что же случилось?
Он постучал пальцем себе по виску.
– Ты взрастил диву. Думаешь, сумеешь с ним справиться?
Он печально вздохнул, не отрывая взгляда от Куовы.
– По правду говоря… мне его даже жаль.
Хороший момент. Куова решился на провокацию.
– Жаль? – переспросил он. – Детей ты похищаешь тоже из жалости?
– Я никак не навредил ему! Хоть сам у него спроси.
Колдун помотал головой.
– Мне всего-то нужен был предлог, чтобы выманить тебя подальше от лишних ушей. Чтобы ты раскрыл свой секрет!
Он провёл ладонью по лицу, снова вздохнул.
– Я сильно недооценил тебя при первой встрече. Тогда! Тогда я думал, что ты просто сумасшедший бродяга. Поверил в байку о просвещённом отшельнике с гор. Но ты никогда не жил в горах.
Абрихель хрипло рассмеялся.
– Конечно же, нет, – продолжал он. – То, как ты говоришь, как держишь спину, как смотришь… ты человек степи, как и я. Горы стары, но истинная сила кружит в степях, вот где настоящий колодец – понимаешь? О, по глазам вижу, что понимаешь! Ты ведь тоже адепт, или был им когда-то, признай наконец. Ты отказался от древнего дара? Или научился мастерски скрывать его? Как это возможно? Ответь мне!
Клубы тёмной магии начали скапливаться вокруг навершия его жезла. Колдун сплюнул.
– Похоже, я только зря трачу с тобой время! Первосвященник, президент, жрецы, багровые десятки – пыль, что исчезнет во времени. Но знание хранит силу, и я добьюсь его от тебя.
Колдун взмахнул жезлом в сторону Куовы. Тот отступил на шаг, чувства обратились внутрь, пробуждая копившуюся годами энергию на случай, если Абрихель атакует.
Положение уже не подразумевало иного исхода.
– Я – старший адепт Храма, Калех. Это не пустая похвальба. – Он протянул ладонь, сжал худые пальцы, и над кулаком ярко вспыхнули золотые искры. – Этими заклятьями я сжигал мятежные аулы и развеивал их пепел на ветру. Ты слышал про зачистку в Незарве? Мне уже доводилось обращать жизнь в ничто. А тебе?
– Не мелко ли с такой мощью набрасываться на бродягу вроде меня? – насмешливо откликнулся Куова.
Довольная ухмылка. Сама поза колдуна кричала о мнимом превосходстве.
– Не бойся, мне нет смысла убивать тебя, но кое-что новое о боли ты узнаешь!
Абрихель атаковал первым, с его пальцев сорвались мерцающие оранжевым фрагментированные струи энергии. Куова наскоро выкрикнул защитный напев, ощутил знакомое чувство приятного головокружения, когда сила изнутри сформировала перед ним перламутровый щит. Барьер пронзительно зазвенел от удара, но устоял. Абрихель расхохотался.
– Так ты всё же что-то умеешь! – воскликнул он и сплёл новое заклинание.
Ситуация для Куовы стала практически патовой. Колдун обрушивал на него поток за потоком. Вся концентрация уходила на то, чтобы сдержать натиск нечестивой энергии. В полумраке склада ярко вспыхивали огни от столкновения двух сил. Абрихель был сильнее; он выбрасывал заклятия без слов, только водил пальцами по поверхности пылающего синим креста-жезла. Однако Куова обладал вековым опытом и большей изобретательностью: улучив нужный миг, он толкнул колдуна щитом, заставив того пошатнуться.
Секундное замешательство позволило Куове перехватить инициативу, и он, поглотив остатки магического барьера, громко зашептал атакующие напевы. Три искривлённых луча протянулись на несколько метров и с треском обрушились на фасеточный щит Абрихеля. Пол под ногами качнулся.
– Как?! – не скрывая ужаса, вскричал колдун.
Это было столь же естественно, как воспламеняющее ночь солнце…
Куова пробормотал ещё одно слово, сверкающей белой линией врезавшееся в незащищённое тело колдуна. Удар рассёк серый плащ и глубоко порезал кожу – из раны заструилась кровь.
Куова ударил снова. Абрихель попятился и упал, фокусирующий жезл отлетел в сторону и со скрежетом заскользил по полу.
Пророк стоял над поверженным противником и из последних сил старался дышать ровно. Несколько секунд они, не отрываясь, смотрели друг на друга. Пора заканчивать.
– А мана ом… Хаво’и… Ша’аньх… Орташ! – запел Куова, ощущая, как иссякающая магия наполняет его конечности. – Уфбат, уфбат а мана!
Абрихель со смесью восторга и страха смотрел на появляющиеся вокруг Куовы полупрозрачные стихийные метки.
– Это то, что ты желал увидеть, Абрихель?
Перед глазами блеснула лазурная полоса, прежде чем метки полетели к цели – и две волны энергии столкнулись.
Склад озарила радужная вспышка. Куова подлетел к потолку, будто отскочивший от твёрдой земли мяч. Он воспользовался последними крохами магических сил, чтобы стабилизироваться, и, всё ещё ослеплённый, плавно приземлился на ноги. Постепенно чернота в глазах сменилась расплывчатыми бликами. Откуда-то сверху падали ледяные капли воды. Сквозь рассеивающийся мрак и тёмный дым Куова безучастно наблюдал, как колдун встаёт на ноги и поднимает с пола свой жезл. Изнутри отозвалась лишь пустота.
«Больше ничего не осталось. Всё кончено».
Однако Абрихель, едва дым рассеялся, бросился бежать. Он споткнулся о выступающую доску, кувыркнулся через плечо, с трудом поднялся на ноги. Раздался тонкий, точно от детского колокольчика, звон – и помещение вновь заволокло дымом, скрыв колдуна из виду. Куова ощутил сухой жар в воздухе и, кое-как переставляя ноги, поплёлся к выходу.
– Беги, Абрихель. – Куова шептал, но собственный голос отзывался хором в пульсирующей от боли голове. – Беги. И не приближайся впредь.
Следом из груди Куовы вырвался кашель, подобный собачьему лаю, и он повалился на колени. Горло связало какой-то терпкой густой жидкостью. Мир вокруг затягивало мраком, но Куова не прекращал движения, даже когда мог только ползти.
«Мне действительно стоило так поступать? Как поменяется всё, когда они узнают?»
Подул морозный ветер. Сверху кружились чьи-то голоса. Кажется, они говорили о доме, но Куова знал, что дом слишком далеко, чтобы в него можно было вернуться.
***
Наступило холодное утро, и Куова, скрестив ноги, сидел на кровати, прислонившись спиной к стене. Его сознание переживало то, что было прежде. Бессчётное количество лет назад он, ещё будучи ребёнком, любил наблюдать за причудливым ритуалом жрецов. Они поднимались на высокий холм и после долгой молитвы сталкивали вниз широкое деревянное колесо – то был знак для всех, что грядут великие перемены.
Даже сквозь склеившиеся веки Куова продолжал видеть образы – хаотические, но слишком реальные, чтобы быть галлюцинациями.
Прошлое слилось с будущим, скрепилось настоящим…
Вот мир, уже переживший немало встрясок, из века в век казнимый человечеством за своё гостеприимство, сжавшийся перед неотвратимыми жерновами истории.
Вот Гольяс, робкий библиотекарь, который с годами не утратил юношеского любопытства, однако всё больше погружающийся в пучину пессимизма.
Вот Иона, с его живым, достойным отца, умом и вечной неспособностью усидеть на месте.
Вот Гафур, честный мясник, мечтающий о судьбе мученика и обречённый на заточение в сырой камере.
Вот Абрихель и тревожное затишье после столкновения.
Вот Артахшасса, чьё стремление к чистоте и справедливости несёт его, точно бабочку к огню. А рядом – рука, держащая факел над сброшенными в кучу храмовыми книгами.
Вот Кашадфан, обедневший наследник величественного Киэнги.
А в центре вихря образов – сам Куова.
«Верный ли путь я избрал?»
Предсказания стали неотличимы от фантазий, они, словно в калейдоскопе, разбивались на осколки, чтобы сложиться в новую безумную мозаику.
Холодная страна на западе, молодые люди на марше, одурманенные пропагандой. Суровое бородатое лицо и воодушевляющие крики с трибуны. Жестокие идеи. Нерождённый мальчик с прекрасными глазами. Жертва. Священные слова на золотистой коже. Призраки на сером от пепла поле битвы.
Жар пылающего костра.
Куова глубоко втянул в себя прохладный воздух, пахнущий деревом, пряностями и ожиданием.
Пришло время столкнуть колесо с горы.
Глава VI
«Спаситель милосердный, укажи мне путь во тьме человеческой лжи».
Стоя на коленях и прислонившись лбом к нагретому солнцем камню, капитан Артахшасса Тубал мысленно читал давно придуманную им молитву. Раз за разом он повторял её, пока колотящееся сердце не успокоилось, а судорожное дыхание не выровнялось. Ощутив пьянящую лёгкость в голове, которую сам называл «откровением», Тубал поднялся с земли и стряхнул песок со штанов. Затем он вернулся из солнечного дворика на широкую улицу, где его уже ждал маленький отряд – все как один в тёмно-красных, точно от запёкшейся крови, куртках. Теперь он был готов. Он чувствовал себя очищенным.
Подав знак своим людям из Багровой десятки и хмурой женщине в маске, закрывавшей нижнюю половину лица, Тубал зашагал через притихшую толпу на базарной площади к сердцу Лазурного города, к дому колдуна. Он со снисхождением поглядывал на тех, кто спешил убраться с его пути; Тубалу льстило, что наконец-то к нему относятся всерьёз, без презрения… Если кто-то и смотрел с вызовом, он старался не обращать на них внимание. Всему своё время.
Сегодняшний день обещал стать для него знаменательным.
Из всех целей, указанный командованием, никто ещё не был столь опасной и столь желанной как Абрихель. Он обладал хладнокровием змеи, из его уст лился змеиный яд, при этом гордости хватило бы на целого дракона. Несомненно, именно гордость толкнула колдуна на сговор с другими адептами и, весьма возможно, первосвященником. Поэтому он должен был понести заслуженное наказание.
Что самое важное, он многое знал о лжепророке. Калех, когда несколько лет назад заявился в храм, своими речами ощутимо задел его самолюбие. Не в силах смириться с поражением, колдун непрестанно следил за Калехом, ища куда надёжнее ударить, бросил всех своих подручных разнюхивать любые белые пятна в жизни пришельца. Видимо, он сумел сделать какие-то выводы и попытался нанести удар, похитив мальчишку и заманив лжепророка в ловушку. Он недооценил Калеха и не подумал о том, что тот сможет дать ему отпор. Или то была очередная игра?
В любом случае он оставался единственной преградой к исполнению миссии Тубала.
Капитан жестом приказал женщине в маске с багроводесятниками выбить дверь и схватить колдуна, а сам остался ждать снаружи. Вскоре он услышал бессильные крики, звон стекла и звуки ломающейся мебели. Вокруг не было не души, и никто не мог бы увидеть его кулаки, стиснутые до белизны в пальцах, и высоко вздымающуюся от тревожного дыхания грудь. Наконец всё затихло.
Некоторое время Тубал не решался войти в дом. Хотя женщина в его отряде была одной из Пустых и могла блокировать любое колдовство, ему стоило больших усилий, чтобы не сорваться с места и не побежать прочь. Он заложил руки за спину и подставил лицо дневному ветру, ощущая, как возвращается спокойствие. В безоблачном небе завис ослепительно-яркий солнечный диск. Знак огня и света – хороший знак. Тубал медленно вздохнул и прошёл в жилище колдуна.
Внутри ждало зрелище, от которого захватило дух.
– Пошли прочь! – кричал колдун, тщетно пытаясь вырваться из хватки. – Дива вас раздери, что вам…
Он замолк. Два багроводесятника держали его, давя на плечи и принуждая сгорбиться, а женщина в маске со скучающим видом стояла позади. Абрихель поднял голову, и Тубал увидел искажённое болью лицо, наполовину скрытое за спутанными каштановыми прядями. Но даже так невозможно было скрыть его взгляд.
Взгляд подстреленного степного волка.
Абрихель дёрнулся вперёд, но безуспешно. Багроводесятники только сильнее вывернули ему руки.
– Так вот оно что! – воскликнул он, и его глаза ещё ярче засверкали от злобы. – Мне не следовало удивляться, что именно ты пошёл по моему следу, Тубал. Как пёс…
По его лицу стекали ручьи пота, чуть красноватые от кровоточащей раны на лбу. Одежда колдуна смялась и местами порвалась, на босых ногах виднелись свежие ссадины. Тубал глубоко вдохнул, медленно выдохнул и перевёл взгляд на лицо Абрихеля. Почему он казался хозяином положения? Это тяжёлое, но размеренное дыхание. Презрительный взгляд…
Ухмылка на губах.
Тубал в очередной раз задумался: «Как он заставляет бояться себя?»
– Ты ведь пёс, верно? Преданный хозяину, который его вечно колотит.
Старые кирзовые сапоги противно заскрипели по лакированным доскам. Тубал склонился над Абрихелем; тот задрал голову, и смуглая кожа блеснула от пробившегося снаружи луча солнца.
– Ты жалок.
Тубал отпрянул, оглядел своих людей, ища тени насмешки на их лицах.
– Снимите с него одежду, – приказал он.
Резкая подсечка выбила пол из-под ног Абрихеля, и он рухнул на зад, раскинув руки в стороны. Теперь стала заметна тонкая струйка крови возле его правого уха. Ублюдок пытался колдовать.
Тубал стоял над ним, дрожа от испуга и ликования.
«Ну и кто теперь жертва? А кто охотник?»
Он молчаливо смотрел, как с колдуна грубо срывают рубаху, стягивают штаны, оставляя в одном пыльно-кремовом исподнем. Как же повезло ему оказаться в своём доме, а не в сырой камере.
– Так вот до чего ты опустился! – противно засмеялся колдун.
Костлявое тело, покрытое светлыми пятнами на животе и лодыжках, вздрогнуло, точно от судороги.
Но Тубал не решался подойти.
– Ну, что скажешь? – ухмыльнулся Абрихель, глядя ему в глаза.
Он жадно втянул воздух через нос и поморщился, будто учуял вонь. Разочарованно покачал головой.
– Не нравится?
– Всю одежду, – сказал Тубал.
В приюте ему часто приходилось слышать, что даже самый могущественный человек, если его раздеть догола, становится ничтожным и униженным.
Униженным – возможно, но точно не ничтожным.
Тубал осмотрел колдуна. Сидящий на полу, удерживаемый под руки, нагой, со съёжившимся фаллосом в окружении густой тёмной поросли на лобке, Абрихель всё ещё выглядел грозным.
Проклятый адепт!
Усилием воли Тубал заставил себя наклониться, достаточно близко, чтобы слышать дыхание колдуна.
– Ты жалок, – процедил Абрихель и попытался плюнуть в него, но промахнулся.
А затем пнул Тубала в голень. Удар получился не сильный, но его хватило, чтобы капитан отскочил и инстинктивно потянулся за револьвером; его люди никак не отреагировали. Абрихель смотрел на него с издёвкой…
Тубал пригладил кобуру на поясе. В порыве он едва не забыл, зачем пришёл.
Колдун снова дёрнулся вперёд, хищно оскалив окровавленные зубы.
– Я понял… – неожиданно спокойным, почти обречённым голосом произнёс он и выгнул спину, скривившись как от боли. – Ты хочешь отыграться за прошлое.
Тубал зло смотрел на него. Когда он узнает всё, что ему нужно о Калехе, стоит навсегда избавиться от мерзкой змеи.
Эта мысль придала сил, заставила улыбнуться.
Некоторое время он стоял, не говоря ни слова, и задумчиво глядел на повисшего на руках багроводесятников Абрихеля. Снаружи прогремел одинокий грузовик, оставив просачивающийся сквозь приоткрытые двери запах пыли и солярки. От дурманящей вони закружилась голова, и даже колдун, казалось, перестал осознавать что-либо, пока капитан не заговорил.
– Что, Абрихель, – спросил Тубал, – каково это, быть в роли скованного? Ведь теперь, когда первосвященник попал в опалу, адепты сделались виновными во всех смертных грехах. А всё – ваша непомерная гордыня! Вы могли спасти Кашадфан от яда лжепророка, но предпочли строить свои козни против президента. Есть в этом справедливость, не находишь?
Абрихель опустил голову.
– Справедливость? – прохрипел он.
Какой же сладкой может быть власть над своим злейшим врагом!
– Ну да… – продолжал Тубал, не сдерживая улыбки, глядя на обессиленного колдуна. – Такой безбожник как ты… Я ведь говорил, что чту заветы Спасителя? Наконец-то я смогу исполнить свой долг. Хотя и мне пришлось блуждать в потёмках, но это ты и сам знаешь.
Продолжительный булькающий кашель.
– Я знаю, да.
– Как всё замечательно складывается, – сказал Тубал, подавляя дрожь в руках, – ты не заметил, Абрихель? Ты знаешь, чем всё закончится. И наверняка знаешь, зачем тебя схватили.
– Шёл бы ты дальше углы сторожить.
– У меня нет никакого желания истязать тебя – я не палач. Но если ты ещё раз посмеешь дерзнуть мне…
Тубал ударил его наотмашь по лицу, и ещё раз, пока не убедился, что колдуну больше не до насмешек. Затем продолжил:
– Пару месяцев назад ты виделся с… Калехом.
Торжествующее настроение капитала улетучивалось, будто вода в раскалённом котле. В сердце кольнула внезапная вспышка беспокойства – похоже, колдун всё ещё вёл свою игру, и делал это очень умело.
– И что? – Абрихель опять закашлялся.
– Я хочу знать больше о вашей встрече. Хочу знать то, что узнал ты.
«Мерзость». Любое упоминание колдовства вызывало у Тубала отвращение. Ещё хуже было связывать нечистое искусство с человеком, которому он когда-то верил и считал своим проводником к истине. Много лет назад Калех выглядел для него оплотом покоя и справедливости. Тубал хотел бы тогда отказаться от всего, чтобы верить ему, следовать за ним…
Но теперь он видел ясно.
– Похоже, – продолжал Тубал, – ты был прав насчёт него. Он затуманил людям головы своим колдовством? Скажи мне!
Абрихель смотрел на него снизу вверх так, словно следил за забравшимся на вершину башни ребёнком. Тубал терпеливо стоял над ним, чувствуя, как начинает затекать спина.
– Какое мне до этого дело? – проскрипел Абрихель.
«Да как ты!..»
– Не пытайся сбить меня с толку своим лживым безразличием! – вспылил Тубал. – Думаешь, что ты лучше меня просто потому, что умеешь наводить морок? Или, может, в тебе кровь чище моей?!
Тубал коротко шикнул, возвращая контроль над эмоциями, и заговорил снова:
– Подобные тебе взбираются по головам и плюют сверху. Вот только я знаю, что есть кое-что, за что каждый из вас трясётся… Посмотрим, сколько равнодушия в тебе останется, если я лишу тебя этого.
Он взял у одного из багроводесятников нож, присел на колено и приставил сверкающее лезвие к паху Абрихеля.
– Ну что?! Что? Теперь тебе есть дело, Абрихель? Поверь, как много сейчас твоих силах! Этот Калех, он колдун? Всего один ответ, Абрихель – ты спасёшь и страну, и своего дружка…
– Я ещё увижу твой труп, – прошипел колдун. – Увижу.
Тубал раздражённо дёрнул рукой, оставив на коже небольшой порез. Абрихель сглотнул и закатил глаза.
– Да, Калех один из адептов! Решил задачку?
– Возможно… Конечно же! Никто из людей не встанет на сторону колдуна, тем более отвернувшегося от Храма. Но, хм… Как он это делает? Жесты, щелчки пальцев, взмахи рук?
– А разве можно как-то иначе? Вижу, ты так и не избавился от страха, Тубал.
Тубал раскрыл рот и, размахнувшись, ударил колдуна по щеке.
– Заткнись! Сегодняшний день изменит историю… Впрочем, довольно слов. Мне надоело смотреть на твою ничтожность. Пусть тобой занимается моя помощница.
Абрихель повис тряпичной куклой; вид у него был, точно он смотрел на Тубала с борта тонущего корабля. И всё равно умудрялся выглядеть победителем.
Тубалу начало становиться не по себе.
– Передавай привет Калеху, – безразлично произнёс колдун.
Да в чём же дело? Капитан недоумевал, что настолько униженный, беспомощный и избитый человек продолжает говорить с ним в снисходительной манере.
– Не сомневайся, – бросил Тубал, скрипнув зубами. – Он узнает обо всём, прежде чем получит то, что заслуживает.
Тубал развернулся и решительным шагом пошёл к выходу. Его люди, за исключением Пустой, поплелись следом. Дверь распахнулась, и солнечный свет залил тёмный коридор жилища колдуна; обернувшись, Тубал разглядел лицо Абрихеля. На миг ему показалось, будто увидел ухмылку на его губах.
В мыслях восстала картина идеального города, в котором не останется места для колдовской мерзости, а праведность и честность будут вознаграждаться по заслугам.
«Я очищу этот город ото лжи. Остался лишь один шаг…»
***
После случая на заброшенном складе он целый месяц практически не выходил из дома. Бывало, что Гольяс просил его сходить в лавку за продуктами – тогда он без возражений собирался, исчезал на некоторое время и возвращался с полной торбой. Вряд ли что-то задерживало его по пути. Почти все часы, за исключением сна и немногословных трапез, он проводил в своей комнате, сидя на полу и закрыв глаза в глубокой задумчивости. Вспоминая первые дни знакомства с ним, Гольяс ощущал себя родителем, ухаживавшим за большим ребёнком. Сейчас он словно заботился о древнем старике. Не раз, и не два задавал вопрос, что он, Гольяс, может сделать, чтобы помочь.
Тот же только отшучивался или многозначительно молчал.
Гольяс совершенно отчаялся и решил опустить руки, пока друг сам не попросит о помощи.
Однако этим утром он проснулся от голосов на кухне и сонно приплёлся на шум; Калех оживлённо беседовал с зашедшим в гости Гафуром.
– Гольяс, дружище, – широко зевнув, проговорил Гафур; из-за хрипоты его голос казался старческим. – Будь добр, налей мне ещё кружечку пива.
Время, проведённое в заключении, ужасно отразилось на мяснике. Бронзово-золотистые волосы сильно поредели и потускнели, кожа приобрела сероватый оттенок, щёки запали, а руки заметно подрагивали всякий раз, когда оказывались на весу. Даже прошедший на свободе месяц не исправил этого. «Только огонь упрямства в глазах всё прежний», – подумал Гольяс.
– И сегодня наконец, – сказал Калех, когда он вернулся с кувшином охлаждённого пива, – я выйду на Кедровую площадь, чтобы обратиться к народу…
Калех удовлетворённо кивнул.
– Это будет очень важная лекция.
Как всегда, он до последнего момент и слова не обронил о своих планах. И это при том, что они столько лет делили одно место под крышей!
Гольяс разлил пиво по кружкам, поставил кувшин на стол и, застыв посреди кухни, вдруг осознал, что именно сказал Калех.
– Лекция?! – воскликнул он. – Калех, ты с ума сошёл! На улицах не протолкнуться от багроводесятников!
– О чём это он, Калех? – удивился Гафур. – Он хочет сказать, что эти молодчики в кожаных шапках могут доставить нам неприятности?
– Я хочу сказать, что дразнить власти сейчас – это самоубийство! – выпалил Гольяс и посмотрел на Калеха: – Неужели ты не понимаешь?
– Я не узнаю тебя, дружище, – удивился Гафур. – Не ты ли первый уговаривал Калеха начать говорить?
– Да, уговаривал! Но всё зашло слишком далеко.
Гафур фыркнул – беззлобно, но с явным укором.
– Ох, Гольяс… – произнёс он так, будто разговаривал с глуповатым учеником.
Пошатываясь, он подошёл к Гольясу и стиснул его в объятиях.
– Грядут великие перемены! – сипло прокричал он. – Нам с тобой выпала честь возглавить крыло праведной революции!
Гольяс недовольно скрючился и опустил взгляд в пол. Больше всего на свете сейчас ему хотелось как следует стукнуть мясника по голове. Бестолковый упрямец! Неужели жизнь ничему так и не научила?