Валерий Замулин
Курск-43. Как готовилась битва «титанов». Книга 2

В течение двух последующих месяцев трёмя БИЗ бригады Йоффе была проведена огромная работа. Для усиления эффективности минно-взрывных заграждений большинство их ставились комбинированным способом, т.е. на одном поле вперемешку ставились три-четыре типа мин, например, ЯМ-5, ПТМ-35 и трофейные. Советские противотанковые мины, которые на фронте часто называли «противогусеничными», были маломощными. Их заряда хватало лишь на то, чтобы разбить гусеницу танка, оторвать ленивец или каток. Поэтому в качестве усиления противотанковых полей использовали трофейные снаряды и авиабомбы, большой склад которых был захвачен зимой 1943 г. на территории Курской области, в том числе и на ст. Курск. Так, например, согласно документам штаба 1 гв. оибр с/н, узел сопротивление на ст. Поныри с севера и северо-запада был прикрыт минными полями, усиленными немецкими авиабомбами, взрывателями, в основу которых был положен принцип натяжного действия^[236].

Одновременно с основными силами бригады Йоффе, но по переднему краю 13 и 70А на участке Красная Слободка, Верхнее Тагино, Брянцевов, работал его 8-й гв. батальон спецминирования. В качестве средства усиления здесь были выставлены около 200 управляемых противотанковых фугасов и 82 управляемых осколочно-заградительных мины. «В течение мая-июня подразделения 8 гв. б-на см установили большое количество управляемых по радио фугасов, – вспоминал В.К. Харченко. – Прежде всего, они устанавливались в районе ст. Поныри, городов Курск, Льгов, Фатеж, Дмитриев-Льговский, а также на шоссе Мало-Архангельск – Ливны и Орел – Фатеж – Курск, на железной дороге Брянск – Курск (на участке Дмитриев-Льговский – Льгов). Все управляемые по радио приборы устанавливались без подключения электропитания. Эта операция должна была производиться в нужный момент по приказу начальника инженерных войск Центрального фронта. Для этой цели была выделена группа опытных специалистов на автомашинах.

В то же время 3 и 7 гв.биз после рекогносцировки второй и третьей полос оперативных заграждений фронта приступили к установке минно-взрывных заграждений в предполье фронтового оборонительного рубежа на глубину пятнадцать километров и перед его передним краем. К 5 июля 1943 г. оба батальона установили во второй степени готовности свыше 30 000 противотанковых и противопехотных мин, 1500 управляемых осколочно-заградительных мин и противотанковых фугасов, заложили 109 мин замедленного действия, подготовили к взрыву 16 мостов»^[237].

На 4 июля 1943 г. в полосе 13А было установлено 254 противотанковых минных поля общей ёмкостью 50 755 шт. и 23 смешанных поля, из этого числа на главной полосе находилось 30 650 мин, а на второй – 20 100^[238]. Минирование – тяжелая, крайне сложная и во всех отношениях очень опасная работа. «Весь апрель и май еженощно ставили мины, – вспоминал о боевых буднях на Воронежском фронте лейтенант А.Б. Немчинский, командир роты саперов 210 биз 42 оисбр с/н. – В полосе 67-й и 52-й гвардейских дивизий наша рота установила около 5000 мин. Севернее Томаровки была изучена каждая складка местности, каждый кустик у переднего края обороны. Разве забудешь, с каким напряжением нервов было всегда связано пребывание между своими и вражескими позициями? Разве забудешь, как иногда свои же пехотинцы, находившиеся в траншее, заметив ползущих со стороны противника наших минёров, открывали огонь? Нервы выдерживали не у всех. И каждый по-своему переживал встречу с опасностью.

Наша эмоциональная память сохраняет ощущения, которые испытывает человек, покидающий расположение своих войск и направляющийся по заданию в сторону неприятеля. Но рассказать об этом не так просто. В каждом случае волнение у моих товарищей проявлялось по-разному. Одни казались внешне совершенно спокойными, другие не могли скрыть охватившего их напряжения, третьих выдавало только легкое дрожание рук…

– Товарищ лейтенант, в случае чего отпишите домой… – просили некоторые бойцы перед выходом в нейтральную зону. И эта просьба всегда казалась мне вполне закономерной, ведь если человек уверен, что после его гибели близкие будут знать, как он выполнил свой долг, ему легче встретиться со смертельной опасностью и преодолеть её.

Независимо от индивидуального восприятия опасности личный состав роты всегда выполнял свой долг. Прав был Володя

Назаров, который считал, что смелость и заключается именно в преодолении чувства страха, в выполнении своего долга любой ценой»^[239].

Большое значение в борьбе с вражеской бронетехникой придавалось подвижным отрядам заграждения. Как показали бои, это было эффективное и мобильное средство комдива для оперативного блокирования прорыва. В тяжелейших условиях, когда вражеская бронегруппа уже преодолела передний край обороны, они должны были дать время командованию соединения, чтобы подтянуть резервы для локализации наметившейся бреши. В стрелковых дивизиях ПОЗы создавались из подразделений их сапёрных батальонов, обычно это был взвод минеров на 1-2 автомашинах или конной тяге. Как и другие командармы, Н.И. Пухов тоже имел несколько ПОЗов в своём резерве, который был сформирован на базе армейского саперного батальона и бригады Йоффе. К началу Курской битвы их насчитывалось пять, им предстояло действовать:

1-й – на мало-архангельском направлении, в тесном взаимодействии с 15 ск;

2-й – на поныровском, совместно с 81 и 307 сд;

3-й – на ольховатском, вместе с 15 сд и 17 гв. ск;

4-й и 5-й являлись резервом начальника инженерных войск армии генерал-майора З.П. Колесникова.

Все армейские ПОЗ имели 21 ЗиС-5 с комплектом противотанковых мин и при необходимости могли пополнять его из хранилищ (погребков), разбросанных по всей глубине обороны^[240].

Однако основную надежду в борьбе с вражеской бронетехникой советское командование возлагало все же на артиллерию. «Из всех заграждений самым опасным противником танка были мины, хотя в условиях маневренной войны они имели значение лишь задерживающего фактора, – делился своим богатым опытом боев на Восточном фронте Г. Гудериан. —Для танка главной опасностью являются, однако, не столько мины, сколько располагавшиеся за минными полями огневые противотанковые средства. Взрывом мины повреждалась гусеница, танк останавливался и лишался своей величайшей силы – подвижности»^[241]. Следовательно, в связке «мина – орудие», которой советским войскам предстояло парализовать ударную мощь главного инструмента наступления вермахта – бронетанковых соединений, ведущими должны были выступить артсредства.

Определившись с направлением главного удара, командование Центрального фронта начало интенсивно усиливать ими 13А. В результате к началу битвы ни одно общевойсковое объединение не только обоих фронтов в Курском выступе, но за все годы войны в оборонительных операциях не имело столько артиллерии, сколько получила армия Пухова перед началом немецкого наступления на Курск. Утром 5 июля 1943 г. она имела 1523 орудия, из которых 801, или 53,6%, находилось в системе противотанковой обороны её рубежа, что составляло в среднем 25 орудий на 1 км, в то время как её соседи не располагали и половиной этих средств. Так, 70А получила 513 ПТО, что составило 8,3 орудия на 1 км, а 48 А – 473, 12,4 на 1 км.

Столь значительные силы позволили командарму придать каждой из дивизий первого эшелона от 5 до 7 артиллерийских и минометных полков, которые с их собственной артиллерией образовывали артгруппы усиления стрелковых полков первого и второго эшелонов. Для каждого соединения 15 ск генерал-майора И.И. Людникова, а также 15 и 81 сд (их общим руководством занимался лично командарм), находившихся в первом эшелоне армии, были созданы группы АДД в составе пяти артполков, которыми руководили командующие артиллерией стрелковых дивизий. Кроме того, для поддержки 307 и 74 сд, находившихся на второй армейской полосе, были выделены две тяжелые пушечные бригады, а за тыловой армейской полосе развернуты 5 гв. мд и 86 мп PC, составлявшие личный резерв командарма Пухова. Здесь же находились 100 и 104 габр БМ – резерв командующего фронтом^[242].

Кроме того, при построении армейского рубежа большое значение было уделено противотанковой обороне. К началу июля 1943 г. было оборудовано 138 противотанковых опорных пунктов, объединенных в 37 районов^[243], которые тоже были эшелонированы в глубину. На главной полосе находилось 13 ПТОРов, состоявших из 44 ПТОПа (204 орудия), на второй – 9 и 34 (160), на третьей – 15 и 60 (342). Армейский ПТ резерв, 874 иптап, располагался в районе Поныровских Выселок и был готов действовать по всему фронту обороны армии^[244].

Войска, располагавшиеся на всех трех полосах, и в первую очередь артгруппировка, были прикрыты огнем двух зенитных дивизий. Причём эти соединения, как и расчеты гаубичных и пушечных полков, получили приказ: быть готовыми к ведению огня по бронетехнике противника на своих позициях^[245].

Таким образом, артиллерийская группировка 13А была не только очень сильной (многочисленной), но и глубоко эшелонированной, что позволяло, по мнению руководства фронта, надёжно прикрыть практически все наиболее опасные направления, осуществляя быстрый манёвр огнём и колёсами. Распределение артсредств в обороне 13 А на 4 июля 1943 г. приведено в таблице №2.

Из неё следует, что:

– на первой полосе находилось 44,1% всей артиллерии армии, в том числе все 45-мм ПТО, 76-мм орудий ПА и 31,8% (70 из 220) 76-мм орудий ДА могли использоваться для борьбы с танками;

– во второй соответственно 12,3, 85,3% 45-мм ПТО, 82,8% 76-мм ПА и 66,7% 76-мм ДА;

– на третьей : 43,5,100% ПТО и ПА, 54,7% 76-мм орудий ДА.

Резкое общее снижение численности орудий и соответственно

ПТО на второй полосе связано с тем, что руководство фронтом рассматривало её, по сути, как промежуточную, на которой должны были закрепиться войска, отходящие под давлением противника с первой полосы. Следовательно, предполагалось, что плотность живой силы и вооружения здесь существенно возрастёт за счёт частей первого эшелона. Кроме того, планировалось, что первую полосу войска будут держать минимум двое суток, а уже на второй день был запланирован подвод 2ТА и двух танковых корпусов резерва для нанесения контрударов. Поэтому в противотанковом отношении вторая полоса, даже с учётом потерь первых двух суток, в ходе боёв должна будет существенно усилиться и как минимум сравняться с мощью первой и третьей.

Имеющиеся артсредства командарм распределил по 33 км фронту обороны неравномерно. Опираясь на не совсем точное предположение К.К. Рокоссовского о месте вероятного нанесения главного удара противника, больше половины – 53,3% артиллерии он выдвинул на правый фланг (мало-архангельское направление), где на участке в 13 км (рубеж 8 и 148 сд) было развёрнуто 695 стволов. Вторая по численности артгруппировка – 371 орудие, или 37,1%, была сосредоточена в центре полосы армии, на 10-км участке вдоль ж.д. дороги в районе ст. Поныри. А на стыке с 70А (участок свх. «Садовод» – Ольховатка 15 сд протяжённостью 8 км), т.е. там, где Модель планировал нанести удар главными силами, оставшиеся 280 орудий, или 35,2%. (Подробно распределения артиллерии 13А по направлениям на 28 июня 1943 г. см. в таблица №2а.)

Этот перекос станет основной причиной того, что уже в первый день Курской битвы враг прорвёт главную армейскую полосу на всю глубину и вклинится во вторую на ольховатском направлении, существенно нарушив общий план оборонительной операции. Тем не менее именно наличие очень больших сил артиллерии непосредственно в боевых порядках стрелковых соединений армии Пухова на всех трёх полосах (чего не мог себе позволить ни Н.Ф. Ватутин, ни тем более И.М. Чистяков), а не высокая плотность пехоты станет ключевым фактором, который коренным образом повлияет на срыв наступления 9А.

Однако следует отметить и некоторые просчеты, которые были допущены при расстановке частей и соединений 4 акп по рубежу 13А. Одним из наиболее существенных стало слабое и малочисленное прикрытие средствами ПТО миномётных подразделений корпуса, находившихся примерно в 1,5-2 км от переднего края. Непонятно почему это произошло, т.к. трудно поверить, чтобы командование армии серьёзно рассчитывало не допустить вклинения противника в главную полосу даже на столь незначительное расстояние. Вероятно, это был системный просчёт, связанный с отсутствием у офицеров штаба артиллерии опыта планирования операции с привлечением столь крупных сил. Потому что одновременно с этим из прямого подчинения корпуса было выведено единственное средство ПТО, которым он обладал: два полка легких артбригад (1007, 1214 лап) и при этом части 5 гв. мд были децентрализованы, их попросту распределили по стрелковым дивизиям^[246]. Все это в комплексе уже 5 июля 1943 г. существенно осложнит управление огнём и приведет к неоправданным потерям личного состава и материальной части в минполках.

К началу июля все три полосы 13А в основном были подготовлены к обороне и, что очень важно, полностью заняты войсками. Распределение сил и средств указано в таблице №2б. Как видно из приведённых данных, первая полоса была не самой насыщенной, за исключением артсредств, которые должны были выбить вражескую бронетехнику в первый же день его наступления. На ней располагалось 30% активных штыков, 50% полевой артиллерии и миномётов, менее 1/3 реактивных систем и полностью отсутствовала бронетехника. В результате на 1 км здесь приходилось: 321 человек, 19,2 всех типов орудий (в том числе 15,8 полевых и 3,5 противотанковых), 13,4 минометов (без 50-мм), 4 установки PC, 8,2 станковых пулемета и 75,8 автоматов. Изначально самую большую насыщенность силами и средствами имела третья полоса, чтобы прорыв первой и второй не мог предопределить, как это бывало раньше, исход оборонительной операции в целом. На третьей полоса, за исключением артиллерии, число сил и средств изначально было больше, чем на первой, а с учетом отхода частей первой и второй полос, плотность войск на ней должна была значительно увеличиться. Таким образом, по мере продвижения ударного клина 9А вперед степень сопротивления рубежей Центрального фронта должна была возрастать. В этом и заключалась суть эшелонированной обороны.

Таким образом, предполагалось, что при неблагоприятном развитии операции (в случае глубокого вклинения) в первые два-три, возможно, четыре дня боев на тыловой полосе должен был сформироваться мощнейший, а с подходом резервов фронта, по мнению советской стороны, непреодолимый для неприятеля рубеж.

Очень серьёзно командование и 13А, и Центрального фронта отнеслось к обеспечению её стыка с 48А. Для решения этой задачи было привлечено максимально возможное количество огневых средств, разрабатывались планы контратак всеми видами резервов. Причём сделано это было вовремя и в короткий срок. 19 апреля К.К. Рокоссовский утвердил план обеспечения стыков армий, хотя и до этого работа по их укреплению уже шла полным ходом. Вот выдержки из этого документа:

«I. Подступы со стороны противника. На стыке 48 и 13 А, на участке Никитовка – Щербатово, вероятными подступами со стороны противника могут быть:

а) из района Сандровка, Голятиха в направлении Никитовка, Каменка;

б) из района Песочный, Ясная Поляна на Панская, Верхняя Гн илу ил а;

в) из района Глазуновский лесхоз, Зеленая роща на Красная Слободка, Верхняя Гн илу ил а и на Похвальная, Елизаветино, Мало-Архангельск;

г) из района сельскохозяйственного техникума Парашино, вдоль русла реки Становая на Мало-Архангельск.

Эти же направления являются и наиболее вероятными направлениями действий танков противника.

II. Выделяемые силы и средства для обеспечения стыков между армиями.

1. От 48 А. На фронте (иск.) Панская, посадка (300 м юго-западнее Каменоломня) и в глубине до рощи «Квадратная», отм. 248.0 обороняется 1348 сп 399 сд.

Из глубины обороны для контратак предназначаются: 16 гв.сд с 43 тп и 73 сд.

Для непосредственного обеспечения стыка с 74 сд командир 399 сд выделяет не менее трех станковых пулеметов, четырех 45-мм и двух 76-мм орудий, четырех противотанковых ружей (противотанковая артиллерия и противотанковые ружья входят в состав противотанковых опорных пунктов).

Артиллерия: группа артиллерии поддержки пехоты

1348 сп – 3-й дивизион 1046 ап, 232 мп, батарея 120-мм минометов 1348 сп и батарея 45-мм орудий 436 оиптд.

– группа командующего артиллерией 399 сд в составе 786 лап (6 батарей);

– группа командующего артиллерией армии в составе 2-го дивизиона 155 пап, 1-го дивизиона 221 гв.мп.

2. От 13 А. На фронте: аллея (300 м юго-западнее Каменоломни), р.Становая и в глубине до Ливадии обороняется 74 сд, имея непосредственно на стыке с 399 сд 360 сп. Во втором эшелоне дивизии на рубеже (иск.)отм.247.3, выс.260 – 3-й батальон 78 сп, а в районе Ливадии – учебный батальон.

Из глубины обороны для контратак предназначаются 148 сд и два стрелковых полка 15 сд.

Для непосредственного обеспечения стыка с 399 сд командир 74 сд выделяет не менее трех станковых пулеметов, четырех 45-мм пушек, двух 76-мм пушек полковой артиллерии и четырех противотанковых ружей (противотанковая артиллерия входит в состав противотанковых опорных пунктов).

Артиллерия: группа артиллерии поддержки пехоты 360 сп – 876 гап.

– группа артиллерии поддержки пехоты 76 сп – 6-й ап;

– группа командующего артиллерией армии в составе двух дивизионов 642 пап.

Кроме того, 60-й дивизион 6 гв.мп подготавливает огни в секторе: Красная Слободка, Нескучная.

…IV. Инженерное обеспечение стыка

1) Подступы со стороны противника на участке: Панская, Красная Слободка, родник восточнее Нескучная прикрыть сплошным противотанковым и противопехотным минированием и проволочными заграждениями. Срок исполнения не позднее 20.04. 1943 г.

2) Отсечные позиции построить: 399 сд на участках:

а) роща «Квадратная», кладбище, Никольское (фронтом на юг и юго-запад);

б) Желудки, отм.246.0, лес южнее (фронтом на юго-запад).

74 сд на участке: Нижняя Гн илу ила, от м.204.8, Ливадия

(фронтом на север и северо-запад). Срок исполнения не позднее 20.4. 1943 г.» ^[247].

Как видим, и отсечные позиции не были забыты, как это случилось на левом фланге 13А, и ни одно соединение не упущено при планировании контратак.

В работах советских историков описание подготовки к Курской битве, в том числе и возведение войсками Рокоссовского и Ватутина полевой обороны, переполнены героикой, множеством и реальных, и придуманных примеров трудового подвига красноармейцев и мирных жителей. Но ни в одной книге нет даже упоминания о тех издержках для населения Курской области, которыми она сопровождалась. Это касается не только судьбы выселенных жителей сёл и хуторов, попавших в 25-км зону. Хотя из неё в основном вывозили женщин, детей и стариков, для которых никто специально жилья не возводил и прием не организовывал. Где жить, пока на их земле идет война, они должны были искать сами «у добрых людей» или родственников, если таковые находились в ближайшей округе. А ведь отселялись десятки тысяч человек! Например, только в районе расположения войск 48А к 10 июня 1943 г. (когда отселили 88,7%) опустели 118 сел и хуторов, из которых выехало 21 886 человек^[248]. Не следует осуждать советские военные власти за эти жесткие меры. Отселение проводилось, безусловно, с благими целями – спасти людей, но и не сказать о тех, кто остался в чистом поле без крыши над головой с малыми детьми на руках, считаю аморальным. Именно для того, чтобы россияне и сегодня помнили об их страданиях, пишу эти строки.

Были и другие, не менее важные проблемы, которые часто встречаются в документах войск обоих фронтов, и связаны они с варварским отношением войск к тому скромному имуществу, которое находилось там, где разворачивались даже их тыловые части. Вопрос сохранения жилого фонда, подсобных помещений, других ценностей, располагавшихся на освобожденной территории, остро встал перед военными и государственными органами власти Советского Союза уже в первый год войны. Поэтому в 1942 г. был подписан приказ НКО №0169, требовавший от командиров всех уровней бережно относиться ко всему, что удалось сохранить после изгнания оккупантов, и не допускать уничтожения и разрушения. Однако и через год эта проблема продолжала оставаться актуальной. Причём весной и летом 1943 г. уничтожение посевов, сохранившихся домов, откуда были вывезены люди, производственных построек шло часто не только и не столько с целью возведения обороны или подготовки войск к ней, а из-за элементарного бездушного отношения командного состава войск. Происходило это на обоих фронтах, а масштаб явления был столь велик, что им занимались лично командиры дивизий и даже армий. Вот лишь два примера. Из приказа заместителя командира 280 сд 70А №16 от 5 июня 1943 г.: «Отмечаются случаи разборки зданий. Изъятие дверей, окон в поселках выселенной зоны. Так же отмечаются случаи уничтожения посевов. Выделенные комедианты для охраны строений и посевов не имеют точных инструкций о своих правах и обязанностях.

Директивой Военного совета армии в обязанности коменданта поселка входит принятие по описи всех строений и полей, наблюдение за их сохранностью. Выполнение данной задачи является чрезвычайно ответственным и имеющим большое государственное значение заданием»^[249].

Приказ командующего 13-й армией № 49 от 20 июня 1943 г.:

«За последнее время на имя Военного совета поступает большое количество жалоб со стороны органов местной власти о том, что в зоне отселения прифронтовой полосы имеют местно случаи варварского отношения к государственному, колхозному и личному имуществу. Жилые строения, принадлежащие колхозникам, а также государственным учреждениям, разбираются войсковыми частями и уничтожаются на топливо. Так; в мае 1943 г. в деревне 1-я Ново-Слободка расквартированные там части 6-й инженерно-минной бригады, 3-й воздушно-десантной дивизии и 161-го укрепрайона растащили из частных квартир столы, стулья, кровати, в школе уничтожили на топливо двери, окна и весь школьный инвентарь. В деревне Остров полностью разрушен один дом. В деревне Орлянка совершенно разрушена новая школа, сожжены рамы, потолки, пол и ш. д., там же разрушена церковь.

Местные органы власти без помощи командования частей предотвратить хищение и уничтожение строений и имущества граждан не в состоянии, так как задержанные военнослужащие не сообщают, какой они части; угрожают оружием, а поэтому виновные лица не установлены и не наказаны (инженерный батальон 1007-го артполка 12-й артдивизии и 3-й батальон 229 сп 8 сд).

Несмотря на категорические требования председателей сельских советов перед командованием частей о выявлении виновных и привлечении последних к ответственности и прекращении незаконных действий, реальные меры не принимаются, и виновные укрываются. Из этого видно, что некоторые начальники гарнизонов и командиры воинских частей и учреждений не выполняют приказ №0169, приказ войскам 13А №69 от 3 мая 1943 г. и постановление Военного совета фронта №0010 от 4 апреля 1943 г. Вопросами охраны социалистической собственности не занимаются и не требуют этого от своих подчиненных.

Приказываю:

1. Командованию соединений потребовать от командиров частей и подразделений строго выполнять приказ НКО №0169 от 1942 г., постановление Военного совета фронта №0010 от 4 апреля 1943 г. и приказ 13А, виновных в расхищении и уничтожении социалистической собственности привлекать к строжайшей ответственности по законам военного времени.

2. Всем начальникам гарнизонов населенных пунктов, командирам частей и подразделений принимать все меры к сохранению государственного, колхозного и личного имущества, для чего в необходимых случаях делать специальные караулы и патрулирование.

3. Командирам частей; а также начальникам гарнизонов по поступлению жалоб от представителей местной власти или отдельных граждан о случаях расхищения и уничтожения жилых строений, инвентаря и т.д. Немедленно принимать меры к расследованию и поимке виновных и привлечению их к ответственности.

Предупреждаю всех командиров частей, что они будут нести личную ответственность за непринятие мер к сохранению государственного, колхозного и частного имущества.

4. Приказ объявить всему начальствующему составу до командира взвода включительно»^[250].

Остро стояла проблема и разрушения уже подготовленных к использованию объектов на оборонительных полосах, в первую очередь на армейских тыловых и фронтовых, но не только. Причем её размах оказался значительно больше, чем растаскивание жилфонда в оставленных населенных пунктах, поэтому ею занимались даже не командармы, а руководство фронтов. Вот цитата из постановления Военного совета Воронежского фронта №0062 от 5 июня 1943 г.: «На оборонительных рубежах Воронежского фронта имеют место случаи разрушения фортификационных сооружений местным населением и отдельными воинскими частями на топливо и другие хозяйственные нужды.

Военный совет постановил:

1. Запретить местному населению и воинским частям разрушение фортификационных сооружений на оборонительных рубежах.

2. Нарушителей привлекать к строжайшей ответственности вплоть до придания суду Военного трибунала.

3. Командующим армиями, командирам отдельных фронтовых соединений, начальникам Управлений Оборонительного строительства Воронежского фронта, производящим работы по строительству оборонительных рубежей, организовать охрану строящихся оборонительных рубежей и отдельных фортификационных объектов, а по окончанию строительства передавать их под охрану начальников гарнизонов, а там, где нет таковых, под охрану районным или областным исполнительным комитатам. Организацию охраны на строящихся оборонительных рубежах, а также восстановление разрушенных фортификационных сооружений закончить к 15.06.1943 г.»^[251].

Этот документ появился после того, как завершилась майская проверка офицерами штаба фронта хода оборонительных работ в войсках и состояния армейских полос, в ходе которой были обнаружены, даже на второй полосе, ряд разрытых ДЗОТов и укрытий для личного состава. Безусловно, уничтожение с таким трудом возводимых объектов, предназначенных для сохранения жизни бойцов и командиров, готовившихся отразить удар мощной вражеской группировки, невозможно оправдывать, и по законам военного времени это деяние являлось серьезным преступлениям. Однако важно понять и мотивы тех, кто этим занимался, а они оказались совершенно разными. Местное население на эти шаги толкала беспросветная нужда, а воинские подразделения – безответственность и нерасторопность их командиров, так как проблемы и возможности боевой части и обычного человека, у которого война в одночасье отобрала все имущество, были несоизмеримы. Как выяснилось, брёвна из огневых точек жители сел переносили к себе во дворы, где ими перекрыли вырытые в земле рядом с разрушенными домами землянки, чтобы пережить зиму. Куски же досок, которыми были обшиты амбразуры, использовали для разведения костров, на которых готовили пищу. А воинские подразделения вырытый стройматериал перевозили в тыл для строительства штабных землянок и блиндажей для личного состава, который приказом фронта в мае должен был быть выведен из населенных пунктов в поля, а частично для топлива полевых кухонь.

А теперь вернемся на юг Курского выступа и посмотрим, как здесь шла подготовка полевой обороны.

На 25 марта 1943 г., когда обстановку в районе Белгорода удалось окончательно стабилизировать, Воронежский фронт имел полосу 264 км^[252]. В апреле была проведена перенарезка участков для армий и примерно 19-км фронт передал своим левому соседу, Юго-Западному фронту. В результате общая протяженность его полосы сократилась до 245 км, которые удерживали четыре общевойсковых армии, занимавшие оборону в первом эшелоне на участках:

38А под командованием генерал-лейтенанта Н.Е. Чибисова (правофланговая): ст. Шептуховка – Угроеды, протяженность передовой линии на апрель – 75 км (на март – 80 км), в её составе находились 6 стрелковых дивизий (сд), одна стрелковая бригада, сводные бригады учебных батальонов.

40А генерал-лейтенанта К.С. Москаленко: Угроеды/иск/ – ст. Сумовская, 52 км (50 км), общее количество – 7 сд.

21А генерал-лейтенанта И.М. Чистякова: ст. Сумовская /иск/ – Мелехово, 65 км (64 км) по прямой линии – 58 км, всего в наличии – семь сд (в первом эшелоне – четыре: 71 гв., 67 гв., 52 гв.сд и 375 сд), 27 и 28 оиптабр.

64А генерал-лейтенанта М.С.Шумилова: Мелехово/иск./ – Хотомля, 53 км (70 км)^[253], всего 7 сд и 1 иптабр.

Резерв фронта: 69А генерал-лейтенанта В.Д. Крюченкина располагалась в районе Новый Оскол, Никитовка, Готовье, 2 и 5 гв.тк – во втором эшелоне.

Кроме того, под Обоянью была сосредоточена 1ТА генерал-лейтенанта М.Е. Катукова, которая была нацелена в полосу фронта, но пока являлась личным резервом заместителя Верховного Главнокомандующего Г.К. Жукова.

Таким образом, из 35 гвардейских и обычных стрелковых дивизий, которыми располагал к началу июля 1943 г. Воронежский фронт, на главную полосу – в первый эшелон армий – были выдвинуты 17 стрелковых дивизий, остальные 18 располагались на втором и тыловом армейских рубежах, а также резерва. Средняя тактическая плотность составляла 14,5 км фронта на одну дивизию. Учитывая особенности местности, на танкоопасных направлениях участок некоторых соединений уменьшали до 12-13 км, а на второстепенных увеличивали до 16-20 км.

27 марта 1943 г. Военный совет фронта издает приказ № 0087 об организации обороны. В ожидании дальнейшего крупного вражеского наступления приказ предусматривал создание сложной, эшелонированной обороны, опирающейся на разветвлённую систему рубежей и широкое применение инженерных заграждений. Предписывалось на всех направлениях иметь не менее пяти оборонительных полос, эшелонированных на глубину не менее 100 км.

Как и на севере Курского выступа, основными элементами системы обороны войск Ватутина должны были стать три армейских полосы глубиной от 30 до 50 км:

1. Главная полоса с передним краем на достигнутом рубеже. В дальнейшем он именовался первым армейским рубежом и имел протяжённость по начертанию переднего края 245 км.

2. Вторая полоса (или второй армейский рубеж) с передним краем: Любимовка, Басовка, Олешня, Тарасовка, Вел. Рыбица, Стрелки, Угроды, Репьяховка, Семейная, Ракитное, Васильевка, Алексеевка, Дмитриевка, /иск/ Петровский, Сажное, Шляховое, Мясоедово, Шебекино, Поклонное (?). Общая продолжительность – 216 км.

3. Тыловая полоса: Малая Локня, Суджа, Уланок, Камышное, Пресечное, Корочка, Обоянь, Шипь, Богородецкое/иск/, Тетеревино, Жимолостное, Новосёловка, Выползовка, Мазикино, Сороковка, Прудки, Основка, Белянка, Рыбалка, Ефимовка, Нечаевка.^[254]Она имела протяжённость примерно 250 км.