Валерий Иванов
Хроники полета на Марс 2078
Луалазье наблюдал за девушкой. Как ему показалось, Линдау что-то заинтересовало еще больше, ее пристальный взгляд, казалось, проникал сквозь помехи, ее мозг стал интенсивнее работать. Вдруг она, наконец, заметила пытливый взгляд на нее Луалазье. Не упуская из звуков речи инопланетянина, Линдау пыталась, не без удивления познаниям лингвиста, довести до себя смысл перевода.
Лингвист изучал многие языки, в том числе майя, забытый более четыреста лет назад. Узнав более знакомые словосочетания, Доминик тут же пытался подбирать нужные те или иные слова, формировавшиеся в предложения.
– Они хотят видеть нас, какие мы есть. Оно говорит, что они какие-то ммуллюкки… – Луалазье замешкался с переводом слова.
Он пытался организовать каждое слово, и речь его от этого получалась протяжной.
– Они из созвездия, получается, Гончих Псов, что ли… – взглянул он на Джоанн, словно искал подтверждения в ее выпытывающем взгляде.
– Они…, как я понимаю, они наблюдали за нами все время. Они говорят, что спасут нас, так они обещают… – девушка хотела что-то спросить, но продолжала вслушиваться в слова коллеги.
– Еще немного.…
– О чем он? – Линдау не выдержала молчание итальянца.
– Он упоминает какую-то гору Хор или Гор, в которой, говорит, нам откроется вся правда… – закончил переводчик.
Спустя минуту лингвист с сожалением снял наушники.
– Все!.. Робот окончательно отрубился.
Прошло время, наступил другой день. Положение не давало никаких надежд.
Выцветшая поверхность планеты, с одной стороны, напоминала земную пустыню, но большей частностью безжизненный свободный горизонт с причудливыми горными формами, способствовал зарождению паники. Спустя три часа Джоанна Линдау снаружи корабля пыталась спасти одного из пилотов.
– Андрей, Андрей…
Линдау делала тщетные попытки поставить Волона на ноги. Французский астронавт Андрей Волон не подавал никаких признаков жизни. Его тело, словно мешок, волочилось по грунтово-песчаной поверхности Марса за тянувшими его руками субмедика.
За прозрачным забралом шлема отражались сгустки пыли с ржавым песком. Закручиваясь, они, увеличивались в скорости их движения. Несколько камешков рикошетом отлетели от стекла шлема Джоанны.
– Андрей, ведь ты еще жив, я знаю, ну помоги же мне, поднимайся.
Линдау тщетно пыталась поднять тяжелое тело коллеги.
– Ну, милый, давай, дружок, еще немного, еще полметра…
Девушка не могла больше медлить. Крупный песок с камешками, поддавшись силе начинавшейся марсианской бури, задел ее.
– Черт, – заметила она глубокий разрез в костюме.
– Прости, Андрей…
Линдау оставила тело астронавта и быстрым шагом, как только позволяла разведывательная, наземная, одежда, заспешила в посадочный люк корабля. Сняв шлем, не расстегивая костюм, направилась в рубку. Включая тумблера, усилители клапанов, работу электроники, она желала только одного: как можно скорей покинуть эту планету.
Двигатели взревели, турбинный усилитель, не ожидая необходимого прогрева, уже готовился поднять корабль вверх.
Стопора еще не успели отсоединиться от корпуса, как были охвачены пламенем реактора. Тут же заработали двигатели судна. Осталось только набрать высоту и израсходовать все количество топлива, которое могло бы разогнать «Паларус» до определенной скорости.
Затем по инерции от начальной скорости, пролетев более пятидесяти миллионов километров, Джоанне в отдельной шлюпке-криокамере оставалось долететь на ходу без двигателя до атмосферы Земли. Отделившись от челнока в расстоянии чуть дальше от ее спутника.
Все рассчитано.
Среди последовательно включенных приборов автоматики европейской сборки межпланетный корабль за шесть с половиной месяцев непрерывного простоя на планете ожил. Линдау, с холодным спокойствием пережив все произошедшее, понимала, что потеряла своих коллег и друзей. В этот момент она не могла больше ни о чем думать, потому что невозможно было что-то изменить. Разэкипировавшись, она должна была следовать инструкции: проверить состояние каждого из астронавтов и присоединиться к экипажу.
Какая к черту инструкция! Теперь она даже не знала, что ей делать. Она не слышала, как загудели стены. Тяжелая сила давления, поднимавшая корабль, заставила ее облокотиться о стену и опуститься на пол. В голове лишь мелькали мысли, никак не желавшие покинуть ее разум и бередившие душу.
В последний момент до отлета ей послышался хриплый голос в динамике на панели связи. Это был голос Волона. Как оказалось, когда Джоанна его оставила за бортом челнока, он был еще жив. Ужас и отчаяние охватило ее. Она была полностью подавлена.
Стартовавший 15 сентября 2078 года с планеты Земля, задержанный на полтора месяца полет на Марс, наконец, был закончен.
На Земле Линдау еще провела около трех часов в спасательной капсуле, в которой сохранялись места еще для трех человек. Но их не было, она была одна. Не с кем было посоветоваться, поделиться, подготовиться к выступлению перед всем миром. Но она была одна, Джу осталась одна.
Не шевелясь, она, сжимая поручни, словно руки своих товарищей, оставалась наедине со своими мыслями и воспоминаниями. Ей вспомнились широко открытые безжизненные глаза Волона. Маленькая, такая, как она сама, одинокая слезинка стекла по ее щеке.
Отвел ее от мрачных мыслей сработавший в камере сигнал, символизирующий о том, что ее нашли.
Снова и снова третий пилот перелистывала память последних минут на «Паларусе», произошедших уже чуть более шести месяцев назад. Они словно застряли в ее мышлении, словно это происходило сейчас. Но ничего нельзя было уже изменить…
Луалазье, развернувшись, встал с кресла.
– Доминик, ты куда?
Обычно Луалазье, чтобы принять какие-либо действия, всегда сначала согласовывал с экипажем, но такое поведение удивило Джоанну. Не отвечая ей и словно не слушая ее, лингвист направился к выходу.
– Дом, ты не должен… Ты не обязан присоединяться к ним.
Догадалась Линдау, но она не знала, как остановить итальянца.
С трудом, сопротивляясь его уверенности, однако, таким же непринуждением подавила она в себе желание его задерживать. Смотрела на него, понимая, что это бессмысленно.
– Ладно, я буду держать тебя в поле видимости, постарайся не исчезнуть с диапазона.
Луалазье, надев космический скафандр, пройдя через коридор давления и очистки, очутился с снаружи корабля. Подскакивая от скорости, лингвист спешил к коллегам.
Наконец, после недолгого пути сквозь завесу поднявшейся пыли, он стал замечать очертания людей и другого неизвестного ему существа. На удивление и размышление времени у него не осталось. Его остановил внезапный яркий свет, и тут же он почувствовал на лице тепло, то неизвестно откуда словно проникало сквозь стекло шлема. Свет исчез так же внезапно, как и появился, но пропало вместе с ним и ощущение тепла.
Ощутив, что свет пропал, Луалазье не сразу приоткрыл зажмуренные глаза. Следующее представление поразило его, он хотел вновь их закрыть, считая это за сон, но через усилия воздержался. Перед ним проносилось поле, будто при быстрой езде. Быстро сменявшие друг друга горы и протекавшие ландшафты некогда вероятных речных каналов. Как только он это понял, глаза от внезапно навалившейся на него усталости стали сами закрываться. Однако Луалазье продолжал ощущать, что он стоит. В темноте. Хотелось думать о приятном. Появились воспоминания: лица, голоса родных и друзей, даже собачка Пимпо, расширив пасть, склонив на бок голову, высунула язык, глядела с любовью, что, казалось, сейчас, вот-вот прыгнет на него и примется лизать его лицо.
– Пимпо… – обрадовался Луалазье, потянув было ладони к животному.
Но вместо пса ему, показалось на миг, предстала Лейла, кареглазая корейка, с которой они еще учились в школе. Ее след бесследно исчез после окончания последнего семестра в колледже. Он видел ее так отчетливо, что Луалазье казалось, только прикоснись к ней, и он почувствует ее теплоту и нежность, о которой он, на протяжении того времени грезил. В следующие минуты он стал догадываться, что это только видение. Все же он боялся, что ее образ исчезнет, медлил, боясь разрушить этот миг. Но ему пришлось это сделать. Скорей его заставила вероятная действительность, чем действительное желание и интерес о познании ситуации, ему необходимо узнать, что происходит на самом деле.
Он выдохнул, желая узнать реакцию видения девушки, картина действительно исчезла. Взору открылся все тот же бегущий ландшафт, который сквозь слегка запотевшее забрало шлема скафандра открывал панораму поверхности планеты.
– Лу-а-лазье, – услышал он спокойный умиротворенный голос, который прозвучал в его голове.
– Не бойтесь, Доминик, – продолжал ровный незнакомый голос, – вы в безопасности. Ждите нашего ответа.
Не бредит ли он, возникла мысль у ученого.
– Хорошо, что с вами нет плодоносного человека.
– Плодоносного?! Это… Джоанна? – догадавшись, о ком идет речь, он задал вопрос, обращаясь скорей к самому себе.
– Да, – ответил тот же голос, – речь о ней.
Луалазье приготовился к разговору, но неожиданно в наушниках появился треск.
– Доминик, обернись, – услышал он в портативном динамике левого уха.
– Повернись, Дом.
Услышав знакомый голос Волона, Луалазье послушался. Перед ним стояли оба космонавта: Ястребов и француз.
– Simbolico!10 – обрадовался он. – Ребята, как вы здесь… каким образом… куда вы… мы летим?
За спинами ученых, куда увлеченно обратил внимание Луалазье, ему представлялся вид из просвета уносящихся взад гор. Осмотрев помещение с разных сторон, Луалазье заметил, как вероятная поверхность планеты, стремительно увеличивалась, надвигаясь с одной из сторон помещения уменьшаясь в задней части проема и движением в окнах боковых сторон давая повод для размышления, что они находятся в каком-то движущемся транспорте с большими проемами по всему кунгу.
– Не знаю, Дом, он этого не сказал.
– Не сказал… Кто, Андрей?
– Гуманоид, которого мы встретили.
– Так?!
Луалазье овладела радость, он захлебнулся в словах. То, что он так долго ожидал со временем прибытия на эту планету, это услышать слово гуманоид или «это животное», «это существо».
– Вы… все же вступили в контакт?!
Луалазье не верил в происходящее. Все, о чем он мечтал, это было наилучшим вариантом его желаний. Контакт с инопланетной разумной цивилизацией.
– Не кричи так, Дом. Кто знает, чем еще обернется эта встреча.
– Что значит, чем? Нам удалось стать первыми свидетелями внеземных цивилизаций, первыми контактерами! Это уже удачный оборот!
Луалазье был удивлен поведением товарищей. Но ничего не сказал. Он принялся подыскивать вопросы, которые бы являлись особо важными на этот момент. Он еще раз стал осматривать помещение мобиля, или что это было, прохаживаясь по сторонам.
– А, интересно, здесь можно снять шлем? – сказал русский.
– Ты уже задавал как-то этот вопрос, – ответил ему Волон.
– Хм, не помню.
– И какие они?
Луалазье снова приблизился к астронавтам.
– Кто? – переспросил его француз, будто не понимая, о ком тот спрашивает.
Перезаданный вопрос удивил итальянца. Отчего бы уверенный в себе и все замечавший возле себя бортинженер переспрашивает его, когда такого никогда не было на всем протяжении их совместной командировки.
– Инопланетянин… – дополнил едва изумленный Луалазье.
– Ну, один из них, который встретил нас, высокий, больше трех метров, башка его с надутый шар, тонкие руки, пальцы у него длинные, ноги худые и от него исходил какой-то тусклый свет, – поделился инженер корабля.
– Радий, – предположил Ястребов.
– Что? – не понял француз.
– Ну… фосфор, одно из двух.
– Думаю, фосфориат. Смесь фосфора и гелия.
– Какая разница. Все одно: радиоактивно, и я принял решение… Шлема, что бы ни происходило, не снимать и считать, что все радиоактивно.
– Ну, ясно, Андрей, – как бы в шутку согласился Волон, внезапно поняв, что начинает ревновать к своей личности, когда посчитал, что жизнь сейчас зависит от принятия решения старшего члена экипажа, но он осознавал, что русский был прав, – будем иметь в виду. Луалазье, наблюдая за разговором ученых, пытался понять, о чем они спорят.
– О чем вы?
После недолгого зависшего молчания, словно его спутники обменивались друг с другом мыслями.
– О том, дорогой друг Доминик, что здесь может быть небезопасно, – подытожил Ястребов.
– Кстати, идальго, нам намекнули, что у планеты есть свои хозяева. А сама она несет местное название, как некая Эллия.
Ястребов выдержал паузу. Он дал Доминику возможность подумать.
– Что ей более двух с половиной миллиардов лет, и разница с появлением жизни на Земле составляет всего несчастный промежуток в 400 000 лет. Но не только на этот период существовала жизнь на Марсе…
