Валерий Иванов
Хроники полета на Марс 2078
Двое ученых переместились в отстроенную хижину. Волону все же пришлось выбраться наружу. Здесь была установлена телелокационная связь небольшой портативной станции. Она предназначалась для наблюдения за показаниями метеорологического спутника, выведенного на орбиту Марса два дня назад.
– Кстати, вы были в Хабаровске, мсье? – спросил Ястребов по пути.
В этот момент общая связь была обходима, и ученые время от времени приглушали связь с другими членами команды, по желанию. При ощущении опасности или также пожеланию включалась общая связь, для того чтобы при работе ученые не отвлекались от дел.
– Ну, – задумался Волон, – да, а что? Я гостил тогда у моего друга Краснова Михаила, может, слышали о таком? Он окончил МГУ. Вы, насколько я помню, тоже там учились?
С помощью француза планировалось тщательное обследование планеты при помощи более чувствительности датчиков отстроенной станции. Прием сигналов радио и телетрансляции представлялся возможным теперь с улучшенной чувствительностью, из далеких пределов планеты, в частности связью с Землей. Теперь же, по предпосылкам Волона, прием вещания с их родной планетой не должен был задерживаться более чем на пять-семь минут.
Ястребов недолго думал, откуда француз мог знать о его прошлом. Их первая встреча произошла при зачислении в школу космонавтики. На приемной комиссии Ястребов не обратил на него внимания, но уточнил, что заканчивал Волон. Андрей, наконец, вспомнил французского аспиранта: тот сидел за дальней партой.
– У вас хорошая память, мсье, – отреагировал француз, когда тот поделился своими догадками из воспоминаний.
– Да, – сказал он по-французски, – наверное, поэтому меня и взяли в полет, – пошутил Ястребов.
– Кстати о Хабаровске. Проездом, Михаил в один день взял меня с собой на рыбалку. Знал, что я немного увлекаюсь ареологией, мы решили пообщаться. Обратно когда возвращались, заехали на какое-то место, на… как это он говорил на русском… где лежит много мусора…
– Мусорка.
– Да. Так вот, пейзаж там был точно таким, как здесь, безжизненным. Правда, здесь почище будет.
– Нда, Хабаровск… – без всяких мыслей протянул Ястребов.
В этот момент он хотел покинуть куполообразный шатер, на создание которого ушло в четыре дня. Меньше чем планировалось.
На дисплее визуального компьютера появилось слабое изображение силуэта. Оба астронавта никак не ожидали быстрого соединения с ЦУП. Нужно было доложить командиру. Янсон находился на корабле в рубке пилота. Однако им пришлось остановиться: картинка стала мерцать, и, как только стали появляться звуки, напоминающие отдельные слова, изображение телерадиолокатора стало извиваться рябью.
«…Марс… земляне… слушает… прием!..» – говорил электронный голос из встроенного в панель маленького динамика. Связь внезапно пропала, как и попытки появиться на экране человека. Пробный прием вне корабля оборвался.
Прошло менее часа, как голос появился вновь.
Все пятеро астронавтов после доклада Волона о возможном продолжении приема телетрансляции тут же прилипли к комплексу телерадиотрансляции в рубке, внимательно вслушиваясь в искаженную человеческую речь. Однако неожиданно для всех второй прием прекратился вновь. Но внезапно, спустя секунды, как и пропал, появился на радость всем. Но теперь при возобновлении трансляции на удивление всем нормализовалась не только речь, но и изображение, обретя более отчетливые очертания человека.
– К сожалению, связь не прямая, – говорил один из операторов центра, который не был знаком ни одному из астронавтов.
– Перейду сразу к директиве. Мы ожидаем от вас полного отчета о проделанной работе за последнее время. Ваш сигнал о посадке был нами принят, и поэтому мы знаем, что с вами все в порядке, – человек на экране улыбнулся.
– Не для формальности, но, – почти перейдя на шепот и приблизив лицо ближе к экрану, коренастый молодой человек со страстью хотел знать, чем занимаются люди, находившиеся сейчас по отдаленную сторону солнечной системы, – расскажите, пожалуйста, подробнее… как оно, как первое впечатление?.. – его кто-то оборвал, он оглянулся.
– Да, хорошо, – ответил кому-то оператор и снова обратился к экипажу, – вас спрашивают, как у вас с погодой, – молодой человек, казалось, врос в экран. У него было хорошее настроение.
– А вот еще сюрприз…
Оператор поднялся с места, и на его место стали усаживать детей, которые терялись перед камерами, нацеленные на них, ожидая, что их отцы могут их видеть.
– Джонни! Малыш! – обрадовался Янсон.
Майкл не ожидал этой встречи. Двенадцатилетний Джонатан Янсон дал первым интервью, признавшись отцу, что очень соскучился и ждет его возвращения даже без сувенира. После недолгого разговора с сыном Янсон выслушал беседу с женой.
– Здравствуй, папа! – на экране появилась девочка и мальчик. Брат был старше сестры.
– Лена! Жульен! – Волон был удивлен, увидев своих детей. Для него это было полной неожиданностью.
Дети на французском языке в течение шести минут, перебивая друг друга, хотели высказать папе, как у них все замечательно. Из-за ограничения времени рассказ велся не долго: в декабре Жульен отлично провел свой день рождения, ему исполнилось семь лет. Дети жаловались на непогоду, в этом году во Франции очень рано ударили морозы. Рассказали, как в Россию их приглашал к себе дядя Филипп, у него родился сын Василий.
Наблюдая за эфиром, Янсон думал лишь об одном, что сказать в ответ сыну. Мысль, что их разделяли миллионы километров, не считалась с тем, что его голос дети могут услышать спустя несколько минут, воодушевляла Майкла и, успокаивала. После того, как телерадиосвязь с детьми была окончена, на экране появился куратор полета старый полковник-космонавт Франсуа Лавье.
– У меня есть еще приветы для Джоанны и от мамы Доминика Луалазье, Андрей Ястребов, прими приветы от Евгения Миссина.
– Теперь о константе вашего рейда. Тринадцатого марта мы получили ваше сообщение о приземлении. Я вас поздравляю. Вы прославились на весь мир, друзья. Вы первые из астронавтов в солнечной системе, кто после Армстронга, вступил на поверхность другого космического тела. И это планета Марс. Надеюсь, вам это приятно, – в речи угадывалось личностное удовлетворение, – теперь же, друзья, о делах.
– Майкл, вы, как исполняющий обязанности командира, должны организовать поверхностное изучение планеты. Челнок с провиантом и двумя квадроциклами мы запустили через сутки после первой связи с вами, когда убедились, что корабль идет своим маршрутом. Так что воспользуйтесь ими. Грузовая «яхта» двигается с большей скоростью, чем с людьми, и должна прибыть к началу или середине вашего исследования. Там также есть новые навигационные и ландшафтные карты с арэофизическими данными некоторых частей планеты. Все смонтированы из последних данных и в короткое время. Они подготовлены для вас. С нетерпением ждем ваших очередных сеансов. До связи. Земля.
Экран погас.
Для отчета на Землю времени ушло не много: в первую очередь, это был доклад о проведенных работах, распределении команды по своим направлениям. Янсон вложил в послание фото и видеоснимки, сделанные им и Луалазье. Вторая часть, которая непосредственно пошла бы на экраны телевизоров на Земле, представляла рассказ о том, как выглядит планета, впечатления астронавтов, их первые ощущения. Подытожили свое послание астронавты благодарностью ЦУП за предоставление возможности увидеть своих родных и близких.
– Пусть Вивьен не останавливается, – шутя, подытожил Волон, – мне нужен еще один племянник или племянница. Целую всю мою семью, до скорой встречи. Пока.
Запись была окончена. Через несколько минут, после небольшого редактирования на телеэкраны землян, экстренными новостями, будут показаны приветствия астронавтов.
В рубке сохранялась тишина. Не проронив ни звука, люди продолжали заниматься своей работой. Все были заняты мыслями о своем доме родных и близких. Волон и Ястребов вернулись в шатер. Спустя рабочее время вся команда собралась на камбузе. Рабочий день командир экипажа решил сократить на один час. Он как никто чувствовал осадок команды после общения с Землей. Ему также было трудно сосредоточиться на работе. Хотя он не переживал за русского и итальянца, команда о сокращении рабочих суток касалась всех.
На следующий день, проснувшись, каждый делал специальную зарядку, выложенную медработниками по специальной схеме для работ, связанных с пространственностью.
После завтрака первым прервал затянувшееся часовое молчание французский астронавт.
– Пойду, – сказал он, – проверю антенны, может что засекли.
Он надел шлем. Направился к выходному шлюзу.
Обычно из корабля люди выходили все, иногда одного из экипажа оставляя на борту. Джоанн и Янсон остались на кухне. Луалазье с Ястребовым направились на вахту в рубку. Вскоре Линдау убрав за собой маленький контейнер с некогда там овсяной кашей и теперь пустым стаканчиком из-под сока, вернулась к своим биологическим исследованиям.
– Мама Дольче, quindi, voglio tornare a casa,7 – протянул Луалазье.
– Что говоришь, Дом?
– Я говорю, что что-то вдруг взгрустнулось, сэр Андрей, – уточнил итальянец.
Два астронавта, занимавшие места за аппаратурой в главной кабине корабля, выглядели как два заступивших на пост охранника, нежели ученые.
Сидеть и ждать. Единственным развлечением для них оставался разговор ни о чем.
– И не говори. Сейчас бы с удовольствием поработать на стройке. Как раньше дома, знаешь, делали из кирпичей, знаком с таким производством? А, впрочем, где-то наверняка так еще делают. Это называется «кладка кирпича», слыхал? Я раньше увлекался «Моим домом», есть такой журнал, правда с июля шестидесятых годов он исчез из продажи. Поработал бы грузчиком в магазине, я ведь, Доминик, – на лице Андрея появилась скромная улыбка, – раньше подрабатывал, когда учился в техникуме связи. Копил деньги.
– Siete stati poveri?8 Не хватало на жизнь, мой русский друг? – спросил, улыбаясь, итальянец.
– Хотел жениться…
– Хотел жениться… – переспросил его Луалазье, – и сколько тебе тогда было?
– Восемнадцать. Но я думал, что все впереди. Выучусь, думал, стану работать. Эх,
мечты… – Ястребов откинулся на спинку кресла, закинул за голову руки, задумался на миг, казалось, забыв о работе.
– Эх, хей, Доминик. Все же одного я лишился… Но осталось кое-что, иначе бы я здесь не оказался.
– Мм, а ты, кстати, с русской литературой часом не знаком? – спросил Ястребов, немного помолчав, так как вновь воцарившееся молчание заставило русского астронавта понять, что развлечений на корабле явно не хватает, – ты же искусствовед?
– Я лингвист. Но вместе с изучением европейской культуры нам преподавали и литературу. Байрон, Лейбниц, из русских Медведев, Акунин, Пушкин. Но меня больше интересовала философия Ницше, из постсороковых философов Ломбодин, знаете таких?
– Было дело, но о Ницше, он, я считаю, был, пардон, мудила. О последнем слышал, но не читал.
– Ну а?.. – вопрос итальянца стоял о немецком мыслителе.
– Как тебе объяснить. Я считаю, надо быть нетрезвым чтобы… или с глубоким похмельем для всего этого… Да ладно, не бери в голову, Дом. Вот послушай, синьор, хорошие стихи. Лирика Акеева, поэта двадцатых годов, – он пожал плечом, – мне нравится:
«Никто не вправе отнимать,
Что найдено тобою.
Никто не вправе пресекать,
Что наделено судьбою.
Никто не вправе и не знать,
Как скоро ли бегут песочные часы.
Мы сделаны из множества песчинок,
Чтоб вслушиваться
В бескрайность мира тишины».
Ястребов заметил, что Луалазье не понял смысл стихотворения. Он пояснил итальянцу:
– Поэт имел в виду Вселенную. Маленькие песчинки в огромной Вселенной – это судьбы людей, затерянные где-то далеко в других мирах. Видимо, на других планетах людей-астронавтов вроде нас, делающих свою работу далеко за пределами Земли. Песчинки эти жаждут найти свой маленький уголок, тело. Мы же с тобой и с другими хотим скорей вернуться с этой ржавой планеты домой, к родным…
Ястребов задумчиво прикоснулся пальцем к краю панели:
– Мы ищем, мы ищем потерянный рай…
Внезапно он услышал щелчок в наушнике, из динамика донесся громкий голос Янсона:
– …оно проявилась на локаторе, Доминик, твоя точка, – слышался радостный и в то же время напряженный голос командира, – она вновь появилась и приближается… к нам…
– Хм, что же это может быть? – задал вопрос Волон скорей самому себе. – Может, это…
Янсон находился рядом с ним, оставив Джоанну в своей лаборатории.
– Может, это один из «Викингов», – поддержал его Ястребов, также наблюдая за передвижением светлой точки на локаторе, – я слышал, что с одним из них прервалась связь в семидесятые годы прошлого века.
– На приближение челнока объект явно не смахивает, – звучал в наушниках голос Янсона, – тот бы казался неподвижным.
По пути следования по отдельным частям коридоров корабля он проверял синхронизацию аппаратуры, закончив осмотр, присоединился к Волону.
– Андрей, попробуй установить с ним связь, – сказал Янсон, обратившись к русскому.
В рубке было расположено дополнительное управление слежения за движением спутников и их передвижением над поверхностью Марса.
– И, если сможешь, определи его размеры.
Волон продолжал выжимать кнопки по клавиатуре, не доверявший облегченному костюму, он все же вылез из космического скафандра. Через минуту смонтированные компьютером данные орбитального зонда показали графическое изображение. Это было нечто похожее на транспорт, но никак, однако не совпадающее с челноком провианта, который должен был прибыть с часу на час.
3
Волны Красного моря разбивались о бесформенные валуны и бетонный каркас то ли бывшего здесь причала, то ли запланированного некогда места под строительство очередного гостиничного здания, которых было немало в Хургаде. Ястребов выплюнул попавшую в рот соленую воду и снова погрузил лицо в море, чтобы в который раз понаблюдать за морским ежом, трапезничавшим мелкими моллюсками возле каменного ограждения.
Погода была замечательная: грело солнце, температура была не менее двадцати восьми градусов, в апреле здесь это оптимальная температура. Ястребов вышел на берег, покрытый крупнозернистым песком, зацепил ладонью одну из дрейфующих у самого берега медуз фиолетового цвета, откинул ее в сторону. Ожидая, пока обсохнет кожа, стал наблюдать за движением яхт и огромных белых лайнеров. Ястребов побродил возле берега и заинтересовался вещью. На округлых валунах, скрытых под водой, едва угадывались окаменелые моллюски неизвестного вида. Это были затвердевшие небольшие членистоногие, вросшие со временем в камень. Здесь также были ползающие маленькие ракушки, крохотные крабы. Ястребов поискал взглядом самый цельный коралл. Достал из воды. Тщательно осмотрел обломок, пытаясь представить, сколько же ему могло быть лет. Сотни, тысячи лет? Гадал он.
Перед тем, как попасть в Египет, Ястребов даже не задумывался о том, что он может вообще куда-то далеко собраться. Ведь еще, по истечении каких-нибудь двух дней, с самого начала отпуска он мог ехать к своей подруге Лине, но поездка оборвалась. Лина Сереброва, как ему сказали, вышла замуж пять дней назад за одного из предпринимателей. Андрей об этом ничего не знал. Девушка, с которой в ранней юности они ходили вместе в кино, на танцы, появилась в его жизни семь лет назад. Они расстались на три недели, еще недавно, а как оказалось – навсегда. Андрей не мог представить себе, что он вновь остался один. Теперь, вслушиваясь в шум прибоя, забывая о прошлом, смотрел вдаль. Где-то там, казалось, был край Земли.
Ястребов еще раз взглянул на песок, отчего-то вспомнились Красные Горы в Фивах, разрушенную пирамиду в Гизе. Про себя он решил, что ни за что не будет поддаваться грусти. Не будет задумываться о своем прошлом… «А ведь этим структурам… – резко сменил мысли Андрей, старался отвлечься, – многие тысячи лет». Вспоминал он о статуях и строениях царя Хеопса.… И не какие-то там пять дней… Сменилось не одно поколение людей, и еще простоят столько же. Эпоха за эпохой, цивилизации и религии – все это ничто для песка.
Нет, никак не могло пройти то, что терзало его. Еще месяц назад, в те времена юности, можно было все изменить, созвониться, вырваться к ней. Но он старался забыть ее нежный смех, густые брови, как он ловил взгляд карих глаз на себе.
Шел последний школьный год. Лина обычно сидела за третьей партой, вслушиваясь в слова преподавателя, не обращая никакого внимания на Ястребова. Отчего-то тогда Андрею казалось, что он ей все же не безразличен. От этого было легко и одновременно тяжело. Мысль о том, что они никогда не будут вместе, уже веяла тогда, словно призрак, при каждой их встрече. Хотелось бежать от этого наваждения. Размахнувшись, не думая, не сожалея, без каких-либо причин выкинув вперед руку, разжав кулак…
Ястребов пустил вдаль моря окаменелый обломок коралла.
На поясе завибрировал телефон, Ястребов не пользовался имплантатами, считая добрый мобильник удобным для хранения музыки. Сдвинув рычажок, он услышал голос Миссина. Это его обрадовало. Как оказалось, по указанию центра Ястребов должен был в короткий срок вернуться на Родину.
Еще раз посмотрел вперед. По водной трассе продолжали шнырять, как игрушки, прогулочные катера, занимаясь извозом туристов.
Андрей не заметил у края платформы появившегося рыбака. Он знал: арабы не едят рыбу, считая ее за грязным существом, как и черепах. Видимо, он занимался этим ради развлечения. Рядом с отцом находился его сынок, который убегал от огромных разбивающихся волн. Стало веселее, забылось напряжение и скука. Воодушевленный тем, что его ждут, через двое суток вылетел первым же чартером.
Ястребов проснулся от пиликанья над кушеткой электронных часов. Прислушался. Янсон первым спустился с кровати, собираясь одеться.
– Через пятнадцать минут экипаж прошу собраться в «фире», – сказал Майкл.
Это новомодное слово шло от сокращения слова «кухня» от английского языка, каким-то образом закрепившееся в жаргоне экипажа. В отсеке для приема пищи астронавты проводили много времени, обсуждая итоги рабочего дня.
Собираясь позавтракать, они не могли подозревать, что в тридцати метрах от лагеря пропарил какой-то объект, бросив неровную тень в виде сигары на куполообразную палатку.
В девять утра по земному времени весь экипаж находился в столовой.
Янсон попросил всех членов экипажа собраться в мужской части отсека, по совмещению в спальне.
Находясь в кубрике, Майкл подошел к стене, где крепились ярусы кроватей. Из-за расположения двухъярусного комплекса лежанок у француза зарождалась некая апатия к итальянцу. После отбоя Волону приходилось каждый раз, ложась спать, вскарабкиваться поверх Луалазье. Это было поднадоевшим занятием, лишний раз не хотелось вспоминать о коечных местах.
Янсон сдвинул панель, плоской ручкой схожей для стока воды, поднял ее вверх. Перед ними предстала карта.
– В этой части находимся мы, – он указал пальцем, прикоснувшись к изображению на плазменном экране в стене.
На одной из круглых сфер физической карты Марса указанное место стало увеличиваться в размерах.
– Ого! – удивилась Линдау.
– Здорово, – решил поддержать девушку Ястребов, желая в который раз показаться перед ней.
Открывая для себя что-то новое в спальном комплексе «Паларуса», у Волона не было никакого интереса шутить.
– Я вижу, у нас есть все тактические приспособления, – сыронизировал Волон, – у меня вот предложение.
Все же, собравшись, француз продолжил:
– Просканируем эту планету, пройдем, дюйм за дюймом, сделаем ее сейсмографию и спокойно, потом будем сидеть, поплевывая в потолок.
– Я вижу, у вас романтическое настроение, мсье Волон? – Янсон почувствовал критику со стороны бортового инженера.
– Да нет, – Волон скрестил руки, стараясь спрятать внезапно одолевший его приступ истерии, пока, как ему казалось, никто не заметил его изменившееся поведение, – omne nimium nocet… – сказал он, стараясь оставаться хладнокровным.
Француз понимал, что сказал лишнее. Ведь психологический сбой одного пилота может повлиять на весь экипаж. Никто не решился что-либо сказать в ответ Волону, посчитав сейчас это неуместным перед коллегой.
Янсон коснулся пальцем второго круга топографической карты.
В этот момент на орбите Марса в 150 градусах по уровню к его орбите ожил спутник «Voyeur 90», второй зонд с космическим радаром, который заблаговременно прибыл до появления землян. На радость Янсону и всей группе трехлетний «шпион» был в рабочем состоянии.
– Впадина Маринера, – сказал он, – все тот знаменитый каньон.
Прямоугольный экран показывал марсианский пейзаж, отдающий слегка буро-рыжим оттенком. Огромное углубление от некогда упавшего метеорита. Это место занимало половину неровной окружности и полуразрушенных скальных останков. При каждом пошаговом увеличении местности тень заметно становилась еще более темной в виде сигары, прятавшаяся у порога в темной стороне углубления, выделяясь на краях впадины.
– Хм. Однако мы на планете не одни, – сказал задумчиво Луалазье.
Янсон заметил еще одну картину. Еще никогда лица экипажа не были так серьезны.
– Эка… – присвистнул Ястребов, – и что же вы, капитан, скрывали от нас такое гопографическое чудо?
Русский не мог оторвать взгляд от темноватой фигуры, выделявшейся в тени, как затаившийся организм под микроскопом. Он не знал о карте.
– Мне самому не было ничего известно. Данные Войера я решил проверить случайно вчера, после ужина.
Янсон на удивление команды стал разговорчивым. Можно было бы предположить, что он весьма компанейский парень, не будь у него регалий отличий и должностной ответственности. В течение двух лет ему надлежало отвечать не только за весь корабль, но и за вверенных ему пять человеческих жизней.
Русский, Линдау и Волон посмотрели на руководителя.
– Может, вам покажется странным то, что у меня внезапно проснулось желание, – Янсон пожал плечами, – просто я решил просмотреть наши спутники и эту гопографическую карту.
– Она была дополнена уже после установки коллектора управления и предусматривалась в использовании как при чрезвычайном моменте, вы, наверное, поняли, о чем идет речь? – дополнил командир.
– И что вы предлагаете, старший лейтенант, что это может быть? – задал вопрос после недолгой паузы Луалазье, спрашивая, скорее, себя, чем Майкла.
Потирая короткую козлиную бородку, он пристально всматривался в экран или переводил взгляд на командира. Ему не было даже дела до вопроса, для чего в каюте было, как оказалось, вмонтировано табло дистанционного визолятора, до сих пор считавшееся им дежурным информационным монитором, показывавшим порядок управления всем кораблем, в случае нарушения работы аппаратуры в командном отсеке.
Очертания фигуры, будто намеренно скрывались, укрывшись между закатом солнца и тенью впадины, четко выделяя ее грани.
– А послушай, Майкл, – Ястребов словно прилип к экрану, – как, думаешь, можно узнать, что это может быть?
– Ну, сэр Ястребов, это, собственно, и является вашей основной задачей, – сказал Майкл.
Ястребов посмотрел на Янсона.
– А что, сэр, – Андрея передернуло.
В обязанности Ястребова, как он считал, не входило указание на какое-либо обследование местных проявлений, кроме как исследований местных поверхностных достопримечательностей, ландшафтов, и уж тем более не было никакой речи о вступлении с местным индивидуумом в какой-либо непосредственный контакт. Но планетолог сдержался, к тому же собственный интерес овладел им больше.
– Как я понимаю, вторым?.. – в него закралось сомнение.
Ведь обязанности каждого астронавта являются обычным выполнением своих функций. На минуту создалось впечатление, что полет является не просто межпланетной командировкой.
– Вторым приказом… Я думаю, вы догадались, Андрей, – сказал Янсон скорей сочувственно, чем душевно, так как понимал, что встреча с неизвестным может оказаться губительным для человека.
Майкл Янсон – мужчина тридцати шести лет. На два года старшего русского астронавта. Еще лет десять назад он руководил небольшим отрядом урегулирования революционных сил в Пакистане. И однажды весной, 24 апреля, проникнув в одну из деревень, расположенную на краю централитета, их отряд попал в засаду.
В тот день на дороге им повстречался ребенок, который выглядел вполне мирно. Он сжимал мягкую игрушку, подаренную представителем российского правительства, это традиционный Чебурашка с большими ушами. Большие глаза мальчика были невинными и вызывали умиление. Но Янсон, помня о безопасности в первую очередь, не забывал и об ответственности за вверенных ему людей. Взяв двух людей из отряда, остальным он приказал остаться с мальчиком и выяснить, находятся ли здесь еще люди. Песок с пылью клубились по безлюдной местности, гонимые слабым ветром закидывая их между беззвучных одноэтажных хижин. Янсону пришлось поморгать глазами, чтобы прочистить глаза от пыли.
– Крейсон! – окрикнул он сержанта.
– Да, сэр!
– Вы останетесь с мальчиком и попытайтесь разузнать, где могут находиться его родители. А я возьму Иохансона и Гранда, мы пройдемся вокруг домов, думаю, здесь нет опасности и нет необходимости вести весь отряд. Иначе бы они всех нас давно поцокали. Пусть остальные немного отдохнут. Держите со мной постоянную связь.
– Да, сэр.
– Сержант, мы как на ладони, советую тоже отойти в сторону, – посоветовал бывалый Янсон.
– Есть сэр! – отрапортовал Крейсон, хотя в последних словах Янсон выразил обычный человеческий совет. Тот двадцатилетний парень навсегда остался в памяти Янсона.
Деревня казалась вымершей, опустошенной временем. Лишь где-то вдали, раздавался негромкий лай собак, отдаваясь эхом о бетонные стены хибар. Иногда, пропадая в проемы между домов, заунывно дул ветер.
Янсон едва успел занести ноги в одну из хижин. Она стояла неподалеку от оставшихся позади его людей, их лагеря. В ней единственной была открыта дверь, как позади них раздался оглушительный взрыв. «Колядка…» – пронеслось в голове Янсона. Разрывной пакет. Так окрестили русские солдаты разновидность партизанских и террористических взрывчаток. Янсон знал о таких видах, когда в молодости проходил учения в Ярославле.
