Валентина Михайловна Ильянкова
Праздничный Коридор
Вся жизнь прожита только работой. Работа была любимой частью его жизни и до последнего времени заменяла семью и любовь женщины. Когда, в какой момент их знакомства он влюбился в Зосю? Рассмотрел глубину ее глаз, прикоснулся к волосам и погиб в лабиринтах любви.
Возможно, все случилось в Крыму, когда он со стороны любовался стройным девичьим телом, обласканным яркими лучами солнца. А, может, еще раньше, когда в его кабинет в первый раз вошла худенькая, очень серьезная девочка-подросток с застоявшейся тоской в серых глазах. Только через много лет он рассмотрел, что ее глаза могут быть ярко-синие и счастливые.
Он непозволительно рано нагрузил ее ответственностью за правильно организованную работу с руководителями предприятий-клиентов. Зося очень точно определила во взаимоотношениях с элитой банковской клиентуры контактное расстояние, ни одного раза не позволила, охочим до женской красоты руководителям разных рангов, подойти к себе очень близко.
Анцев сначала сомневался в правильности своего выбора, корил себя за то, что не подумал поберечь Зосю от сальных взглядов женских угодников. Но постепенно успокоился и только иронично улыбался, наблюдая за неудачной попыткой очередного ловеласа привлечь Зосино внимание.
Но от этого раннего назначения молодого специалиста, сам Анцев неожиданно получил хорошие дивиденды – Зося своим присутствием украшала все, назначенные им производственные совещания. Она внимательно слушала отчитывающийся или выступавший с докладом банковский народ. Когда ей было что-то не понятно, она переводила свои большие глаза на Анцева, и он не мог отказать себе в удовольствии возвратиться в это непонятное место и расставить все точки по своим местам. Он привык к безмолвным диалогам их глаз и научился понимать ее без слов.
Без ее слов и объяснений он догадался, что она готовится стать матерью и искренне любовался ее изменившейся фигурой. Она, даже сидя на совещаниях, ласково и нежно гладила живот, и он был уверен, что она с ним разговаривает.
У нее появилась странная манера передавать ему документы на подпись. Она проходила мимо его рабочего стола и останавливалась за его спиной, оттуда и ложились документы под его руку. Зося при этом иногда невольно прикасалась своим животом к его телу, и он четко ощущал живое шевеление ее ребенка.
Он вместе с ней ожидал рождение этого малыша, как самого большого чуда в своей жизни и не сумел себя убедить, что чем раньше он появится на месте своей новой работы, тем проще ему будет в дальнейшем разобраться в структуре этой масштабной банковской машины.
Он с удовольствием занимался переустройством ее быта, и уже тогда понимал, что ее ребенка он будет любить не меньше, чем ее. Хотя бы за то, что это часть ее души и плоти.
И вот сегодня Зося совсем близко от него, стоит только подняться на второй этаж. А может и подняться – ведь и Санечку он видел только на вокзале.
«Нет, – решил Александр Михайлович, – всему свое время, я не могу обидеть ее несдержанной страстью».
Анцев принял ледяной душ, поменял рубашку и ушел на работу – там Верочка приготовит чай с бутербродами, а нерассмотренные бумаги на несколько часов без остатка завладеют его вниманием. На следующий день все повторилось – он снова увидел свет в окне своего дома и не стал доставать ключи из кармана. Сидя за кухонным столиком, он сумел спокойно выслушать полный Зосин отчет о проведенном времени. Зося рассказывала, как Людмила рада покупкам. Оказывается, она впервые в своей жизни всерьез занялась своим гардеробом. В магазинах ей нравится все без исключения, и она готова покупать и покупать, без примерок, ориентируясь на оценку продавцов. Но благодаря их сопровождающему, который оказался грамотным ценителем женской одежды, Люду, хоть и с трудом, но все-таки возможно остановить от покупки лишних вещей.
Анцев заинтересованно кивал головой, но и в этот вечер, сославшись на усталость и позднее время, ушел в свою комнату. Через несколько дней ему позвонил его клиент, который помог решить Людмилины проблемы и сказал, что поручение Анцева он с удовольствием выполнил, и подруга Зои Николаевны одета и обута в последние модные модели нынешнего сезона. Только вот, Зоя Николаевна, в которую он уже безнадежно влюблен, для себя ничего не купила.
– Ваша жена, Александр Михайлович, обладает таким взыскательным вкусом, что ей что-то подобрать практически невозможно. Она предпочитает вещи, в которых можно оставаться внешне скромной и неброской. Такие вещи, как и те, в которые она одета, можно купить только в дорогих бутиках за границей. Вы простите меня, Александр Михайлович, за то, что я ничего не смог предложить Вашей супруге, но она сама настоящий бриллиант и простая оправа из московского ширпотреба только испортит ее внешний вид.
Из этого разговора Анцев с огромным для себя удовольствием сделал вывод, что посторонний человек сразу и безоговорочно принял Зосю за его жену и не усмотрел в этом союзе ничего странного. Значит, не все так страшно, как рисует его воображение. И только к концу рабочего дня его словно облили кипятком – основная программа, из-за которой Зося приехала в Москву, уже выполнена, и они все могут уехать домой. Возможно, сегодня! Он мечтал о новогоднем празднике в своем доме с настоящей живой елкой, украшенной блестящими игрушками и мишурой, с Дедом Морозом, Снегурочкой и мешком подарков для Санечки. Все это можно было устроить без всяких проблем, потому что в банке Дед Мороз и Снегурочка давно состояли в штатном расписании, и на новый год поздравляли всех детей банковских работников, а потом с поздравлениями и подарками выезжали в детские дома и приюты. А уж его-то Санечке, тем более, могла быть устроена самая смешная и веселая возня вокруг елки. Но чем он сам будет в это время заниматься? Больше невыносимо видеть рядом тоскливые, потемневшие Зосины глаза, полные ожидания и вопросов. В праздничный день не очень-то просто уйти на целый день на работу.
И он придумал – конечно же, Зосе нужно предложить билеты в театры, кремлевский дворец и новогодние светские вечеринки. У него в отдельной папке лежали стопки различных приглашений на новогодние мероприятия от банковских клиентов. Пусть девочки веселятся, а он останется дома с Санечкой. Все будут довольны, а он в первую очередь – общество Санечки его вполне устраивало и не смущало.
В городе начинались рождественские каникулы, и в этот вечер он решил прийти домой пораньше, чтобы отдать Зосе всю праздничную корреспонденцию – пусть выберет для себя и Люды интересные предложения. Только бы заинтересовалась! На этот раз дверь ему открыла Людмила. Прихожая была похожа на временный склад для хранения дорожных сумок и пакетов.
– Людмила, вы собрались уезжать? – голос Анцева дрогнул, – А где Зося?
Люда посмотрела на него и кивнула в сторону лестницы:
– Собирается. Санечку пошла будить и одевать. Скоро машина за нами приедет.
– Людмила, пожалуйста, убери сумки, никуда вы не поедете. Распорядись сама, и отошли машину. А я к Зосе, должна же она меня понять.
Анцев на ходу снял пальто и туфли и оставил их лежать темными пятнами на светлом ковре в гостиной. Он ясно понял, что если она сейчас уедет, то все, что было создано ими двоими за последнее время, может разрушиться и никогда не возвратиться. Тогда, возможно, даже согласие Чарышева на брак не спасет их отношения.
Когда он вошел в Зосину комнату, она собирала в дорожную сумку детские вещи. Санечка спокойно спал.
– Зосенька, – он подошел к ней и положил руку на ее плечо, – посмотри на меня. Ты смогла бы уехать, не попрощавшись? Прости меня! Я не мог уделить тебе внимание в том количестве, которое ты заслуживаешь, но ты, же понимаешь – работа. В Вискулях подписано соглашение о выходе ряда республик из состава СССР. Нужно было срочно как-то защитить и спасти резервные фонды банка. Зосенька, но сейчас я освободился. Не уезжай, пожалуйста. Я и Санечку толком не рассмотрел.
– Причем здесь резервные фонды? – Зося отвернулась от него и продолжала возиться с вещами, – Вы, Александр Михайлович, даже завтракать уходили к своей Верочке. Я все понимаю – Вы тоже заслуживаете отдых. А тут мы целым табором. Верочка всегда мне нравилась, и я желаю вам счастья. Мы уедем, чтобы Вы смогли хоть праздничные дни провести вместе с Верочкой, в спокойной семейной обстановке.
– Не могу поверить в свое счастье, – засмеялся ошеломленный Анцев, – Зосенька, ты меня ревнуешь? К кому, к Верочке? Да, она снова сидит в моей приемной, но это означает только то, что она хороший помощник. И все! Драгоценная моя, ненаглядная девочка! Зосенька, я только тебя люблю! Давно и безнадежно! Без тебя и Санечки не может быть у меня никакого счастья. Почему я дома не появлялся? Все очень просто – боялся наброситься на вас с Санечкой, как одинокий голодный волк на свою добычу, ну и работой, конечно, перегружен. Зосенька, я хотел тебе предложение сделать и дать время, чтобы ты подумала.
– Но в этом шкафу Верочка оставила свои вещи.
– Какие вещи, – изумился Анцев и открыл шкаф, – вот эти, что ли? Я для тебя купил, чтобы ты из Горевска не везла домашнюю одежду. Ты обратила внимание, что мой дом в точности повторяет дом твоего отца в Горевске? Это не случайность – я хотел, чтобы ты и Санечка по приезду сюда не привыкали к новой обстановке. Зосенька, я после праздников собирался поехать в Горевск, просить твою руку у Николая Васильевича. А ты за это время подумаешь, нужен ли я тебе в качестве мужа.
– А без этого никак нельзя? – Зося, наконец-то, посмотрела в его глаза, – я пропадаю без Вас! Я Вас люблю, люблю сейчас, сию минуту. Какого согласия Вы еще ожидаете? Боже мой, что я говорю? Это настоящая катастрофа!
Зосино лицо внезапно покрыли алые пятна, а из глаз закапали крупные слезы.
– Зосенька, солнышко, не плачь, – Анцев начал целовать ее лицо, губы и мокрые глаза, – скажи, а ты никогда об этом не пожалеешь? Его голос стал глухим и незнакомым, а руки уже расстегивали первую пуговку ее блузки.
Счастье его почти пятидесятилетней жизни сейчас спало рядом с ним, прижавшись горячим телом к его груди. Он не спал, потому что ночная эйфория уступила место утренним сомнениям.
Он боялся, что утром Зося может совершенно по-иному расценить их ночную любовь. Молодая женщина, красавица лицом и безупречным телом, и он – никогда не знавший счастья в интимной близости и избегавший серьезных отношений с женщиной уже более двадцати лет.
В кроватке начал ворочаться Санечка и Зося моментально проснулась, потерлась щекой об его успевшее за ночь стать колючим лицо, посмотрела на него синими, сияющими глазами и прошептала: «Мой любимый, счастье мое сладкое». Это было так неожиданно и необычно, что его мысли спутались, а нужные слова покинули голову. Он стал говорить о том, что, возможно, не совсем безупречным был ночью, а сейчас и, вовсе, плохо выглядит. А еще эта вот растянутая и измятая майка…
Зося засмеялась, велела ему не кокетничать, и пообещала, что растянутой майки в их жизни больше вообще не будет, потому что она проследит, за тем, чтобы свою майку он своевременно снимал. В подтверждение своих слов, Зося сняла с него майку, пробежалась губами по обнаженной груди и подала халат.
Она забрала Санечку из его кроватки, посадила рядом с Анцевым. Санечка потянулся к ней ручками, она снова легла на кровать, возле него. Ребенок засмеялся, уселся на Зосину грудь, радостно хлопая ручками, начал прыгать. Анцев забрал его и сказал:
– Санечка, маме тяжело. Смотри, какая она у нас нежная, совсем хрупкая девочка. Давай мы с тобой нашу маму будем беречь. Ладно? Прыгай здесь, мне будет только приятно.
Санечка притих, ему сразу расхотелось прыгать.
Мальчик тихонько сидел возле Анцева, потом направил на него свой пальчик и сказал:
– Папа.
– Нет, Санечка, не спеши, – сказала Зося, но заглянув в глаза Александра Михайловича, увидела, как в них заметалась паника ожидания ее реакции. Вот сейчас она скажет ребенку, что это не папа, а дедушка, и можно собирать осколки их счастья.
– Давай мы с тобой, сынок, – торопливо продолжила она, -
сначала спросим разрешение у Александра Михайловича.
– Папа, папа – утверждался ребенок в своих правах.
Анцев взял Санечку на руки:
– Мой любимый ребенок! Спасибо тебе, Санечка, за признание. Конечно, я твой папа. Давно, с самого рождения. Ты ведь сразу это понял, правда? Ах, ты, мое солнышко драгоценное! Сыночек мой маленький!
Он целовал его ножки, ручки и попу, а ребенок заливался веселым смехом. Два счастливых человека наслаждались обществом друг друга.
– Вставайте, лежебоки, а то с голоду умрете, – Зося уже успела принять душ и привести себя в порядок, – Где твоя Котя, сынок? Мы о ней совершенно забыли. Вы тут без меня мойтесь, брейтесь и одевайтесь, а я ушла Людмилу разыскивать и завтрак готовить.
– Зося, но мои вещи все внизу. Как ты считаешь, мне удобно будет в таком виде пройти через гостиную? Тебя это не скомпрометирует?
– Александр Михайлович, я Вас правильно поняла – мы должны скрывать наши отношения?
– Нет, Зосенька, я беспокоюсь только о твоем спокойствии и благополучии!
– Не стоит! Я счастлива оттого, что сама люблю и любима! А разве можно счастливого человека скомпрометировать любовью? Однако Ваши вещи принесу – действительно, не стоит смущать Милочку.
Зося открыла дверь и вышла в коридор. Возле лестницы она увидела пакет, заглянула туда и обнаружила аккуратно уложенные домашние вещи Александра Михайловича. Станок для бритья и баночки мужской парфюмерии лежали в отдельном пакетике. Зося забрала пакеты, возвратилась назад, в спальню.
– Александр Михайлович, Милочка для Вас приготовила сюрприз. Здесь все самое необходимое для утреннего туалета.
Зося спустилась в гостиную, прошла в кухню – на маленьком диванчике спала Люда, одетая в лучший, новый костюм. Возле диванчика обнаружились пустые бутылки из-под шампанского, блестящие обертки от шоколада и начатая коробка конфет.
– Милочка, – Зося начала тормошить подругу, – чем ты тут развлекалась? Ты в одиночку осилила содержимое всех этих бутылок? И ела только конфеты?
Людмила открыла сонные глаза, приподняла с дивана взлохмаченную рыжую голову.
– Зоська. А чем еще я могла заниматься? Нашла вот какую-то кислятину, ей и отравилась.
Зося подняла с пола бутылку, внимательно рассмотрела этикетку.
– Говоришь кислятина? Это лучшее в России шампанское «Новый свет», а кислое потому, что брют. Давай, Милочка, я тебе кофе сварю.
– Нет, уж! Сама сварю. А у тебя теперь есть кому кофе варить, и в постель подавать.
– Милочка, ты из-за меня эту пьянку устроила? Расстроилась, что ли?
– Нет, душа попросила. Но это ненадолго – все пройдет. Потом поговорим, ладно?
В гостиную входил Александр Михайлович с Санечкой на руках. Людмила взяла Санечку на руки и запричитала:
– Почему ты, Котенька, так долго спал? Я соскучилась без своего любимого крестника. Пойдем кашку кушать. Мамочка твоя уже все приготовила.
Людмила к Санечке относилась с нежностью. Тайно, но и она мечтала о таком же карапузе.
После завтрака Люда и Зося разложили приглашения, а Анцевы уселись возле телефонного аппарата. Александр Михайлович кого-то просил привезти елку с игрушками. Следующим телефонным звонком – записать его сына на проведение домашнего утренника. Санечка теребил пуговицы на его рубашке, одновременно пытался отобрать телефонную трубку.
К концу дня в гостиной появилась зеленая пушистая красавица, и вскоре засияла разноцветными огоньками и елочными игрушками. В доме Анцева заканчивались приготовления к самому любимому советскими людьми празднику. Новогодний вечер они провели дома за тихим семейным ужином. Санечка сидел рядом с Анцевым, потом пересел на его колени и заинтересовался салатом в стоящей рядом тарелке. Сразу обнаружил, что его ручки грязные, поэтому вытер их об рубашку Анцева. Анцев встал вместе с Санечкой, отправился его мыть и переодевать. Через пять минут Зося пошла их искать, назад к столу они не вернулись.
Людмила пила специально для нее купленную бутылку полусладкого шампанского, и смотрела по телевизору новогодний концерт. После второго бокала она приняла твердое решение, что все оставшиеся дни проведет с Санечкой, а Зоську и Анцева отправит развлекаться по полной новогодней программе – должны же они когда-нибудь остаться наедине.
В первый день наступившего нового года они собрались в гостиной только к обеду, а еще через полчаса туда ввалилась шумная толпа массовиков-затейников во главе с Дедом Морозом и Снегурочкой. Сначала Санечка испугался, спрятался на руках у Анцева, но потом его переманила на свои руки Снегурочка. Вместе они ушли к елке, позвали к себе зайцев и клоунов, которые выстроились в хоровод. Санечка восторженно размахивал ручками и пытался стащить с головы Снегурочки ее блестящую шапочку.
Дед Мороз почему-то сразу выпал из общего веселья, его явно заинтересовала Зося. Он присматривал в большой гостиной камерный уголок, где он сможет составить для нее личный гороскоп на новый год. Зося смеялась, но от личного гороскопа отказалась. Снегурочка заметила недостойное поведение своего напарника, подошла к нему, что-то горячо зашептала ему в ухо, несколько раз кивнув в сторону наблюдавшего за всем происходящим Анцева.
Дед Мороз сразу образумился, извинился перед Зосей, немедленно приступил к исполнению своих непосредственных обязанностей. Он вывел Людмилу из хоровода и вместе с ней пустился в пляс, выделывая замысловатые па, какого-то непонятного экзотического танца, напоминающего скорее пляску папуасов вокруг ритуального костра. Было так шумно и весело, что никто не услышал давно звонивший телефон. Звонил Чарышев, который второй день не мог им дозвониться:
– Александр Михайлович, что у вас там происходит? – Чарышев был явно обеспокоен, – мы звоним уже почти сутки, но никто не подходит к телефону. Где Зося и Санечка? Почему у вас так шумно? Что случилось с моими детьми?
– У нас все в порядке. Шумно, потому что у нас в гостях Дед Мороз и Снегурочка.
– Да, ты что! Ты действительно пригласил затейников к себе домой? А я вот не додумался. У Зоси никогда и елки-то настоящей не было. Ладно, веселитесь, не буду вам мешать. Скажу откровенно – я тебе завидую. Ты умеешь моим детям настоящие сюрпризы преподносить.
– Если ты не забыл, то Санечка и мой ребенок. А Зося самый любимый человек. Мне для них всей оставшейся жизни не жалко. Звучит пафосно, но это правда.
Первая новогодняя неделя для Зоси и Анцева пролетела единым быстротечным мигом. За это время они успели побывать в театре, посмотреть балет, принять участие в двух корпоративных вечеринках по приглашению клиентов банка, а с генеральным директором одного из клиентов посидеть несколько часов в ресторане.
Матвей Кузьмич приехал из Сибири в Москву по приглашению друга, одновременно решил познакомиться с новым генеральным директором «Проминвестбанка», клиентом которого его предприятие было много лет. Он позвонил Анцеву домой, назначил встречу в ресторане. Анцев не смог отказать клиенту, но и с Зосей расставаться даже на несколько минут в его планы не входило. Поэтому уговорил ее пойти в ресторан вместе. Когда они вошли в фойе ресторана, к ним сразу подошел высокий, грузный мужчина, скорее похожий на былинного богатыря, нежели, чем на генерального директора крупнейшего в России металлургического комбината. Он долго тряс руку Анцева, а потом с чисто русской бесцеремонностью спросил:
– А это что у нас здесь за прелестное создание?
Зося протянула ему руку и представилась:
– Чарышева Зоя Николаевна.
Матвей Кузьмич взял ее руку в свою огромную ладонь и спросил:
– А кем ты Зоя приходишься Николаю Васильевичу? Знаешь такого? В Лабении он работает, на химкомбинате. Впрочем, давай я сам отгадаю – дочь ты его. Зосей он тебя называет. Отгадал?
– Да, – удивленно протянула Зося, – это мой папа. А как Вы догадались?
– Я твою шубку признал. Такой мех, дорогая девочка, только в Сибири можно найти. Шубку мы заказывали по просьбе твоего отца. Я поэтому имя твое знаю. Привет не забудь своему папе от меня передать.
К ресторанным изыскам Матвей Кузьмич не притронулся, отпил глоток минеральной воды, затем придвинул свой стул поближе к Анцеву:
– Ну, что, Александр Михайлович, может, ты мне объяснишь, что все это значит?
– Вы о чем, Матвей Кузьмич?
– Я о распаде СССР. Фактически с 25 декабря субъекта международного права под названием СССР уже нет. А как же мартовский референдум, на котором большинство советских граждан проголосовало за сохранение СССР? Ты как считаешь, имели право несколько политиков от имени почти трехсотмиллионного населения подписать документы, уничтожившие великую державу?
– Безусловно, документы о роспуске СССР подписаны с нарушением юридических норм. Еще хуже, что при этом проигнорировано мнение народа. Но возврата назад, скорее всего, не будет. Мировой общественностью с большим воодушевлением все принято, как факт, сейчас требовать соблюдение формальных правил бессмысленно. Могучая держава рухнула, и начала стремительно распадаться на мелкие субъекты хозяйствования.
– А как же мы, предприятия и банки? Одновременно с СССР разорваны все экономические и хозяйственные связи предприятий. А как сейчас пойдут платежи?
– Я думаю, что в ближайшем будущем начнут формироваться новые финансовые институты, включая банки и небанковские учреждения в каждой бывшей союзной республике. Ну, а пока готовьтесь к картотекам и тромбам на банковских корсчетах. Не только хозяйственные связи рухнули, но и банковские счета обрезаны по границам новых государств. Мы тоже выбиты из нормальной работы. Финансовые потоки и документооборот замкнулись внутри Российской федерации.
– Ладно, ты не забывай информировать нас, как дела обстоят. Будем помогать. Мы, хозяйственники, не можем оставить свои банки на произвол судьбы, иначе задохнемся.
– Я сам собираюсь к вам в ближайшие дни наведаться. Посмотрю банковскую сеть, с клиентами поближе познакомлюсь. Будет у меня к вам одно предложение – обсудим на месте.
– Приезжай, будем рады. Помогу промышленников собрать. Мы с тобой все о делах, а нашей Зосе все это неинтересно.
– Наоборот, мне все интересно. Я тоже в банке работаю, в Горевском филиале. Основной клиент нашего филиала, это химкомбинат, родное предприятие моего отца.
– Значит, ты тоже банкир?
– Нет, до звания «банкир» мне еще очень далеко. Я простой банковский клерк.
– Если быть честным, – уточнил Анцев, – то Зося уже не клерк, а хороший банковский специалист. Непременно подучим, станет настоящим банкиром.
Дни проходили один за другим, приближая их расставание – ей нужно было возвращаться домой, а ему к своим делам.
Днем они любовались друг другом со стороны и блаженствовали от каждого прикосновения. А ночи превратили в царство сладкого безумия. В одну из таких ночей, Зося склонилась к лицу своего любимого и в сером утреннем свете увидела, как оно осунулось и побледнело, а его глаза обвели темные круги.
– Все, – сказала она, – сегодня мы уезжаем. Иначе оба сгорим в этом пламени. Ты не хмурься – нам нужно привыкнуть к тому, что мы вместе, а это в первую очередь означает то, что мы должны заботиться друг о друге. Твое здоровье для меня важнее физического наслаждения. У нас впереди вся жизнь.
Они стояли на платформе Лабенецкого вокзала, и между ними росла холодная стена непонимания. Так обычно прощаются чужие люди, когда хотят избавить друг друга от уже ставшего тягостным общения.
Когда на платформу въехал поезд, лязгнув металлом, открылись двери, а проводница начала приглашать всех пассажиров пройти в вагон, Людмила забрала Санечку, его ручкой помахала Анцеву:
– Пока, пока. Приезжай, папочка, меня навестить.
– Зосенька, – Анцев коснулся ее руки, – твой поспешный отъезд напоминает скорее бегство. Что-то не так? Впереди вся жизнь у тебя, а у меня она может скоро закончиться.
– Именно этого я боюсь. А тебя очень прошу – не напоминай мне больше о своем паспортном возрасте. Ты для меня мудрый змей или, возможно, дракон, что мне нравится в тебе больше всего. Я люблю твою все понимающую, очень близкую мне душу. Физическая близость с тобой, это тоже великое наслаждение, но оно не должно быть приоритетом в наших отношениях. Своим поспешным отъездом я, наоборот, хочу доказать свою преданность тебе, а вместе с ней – мою ответственность за твое здоровье. Я тебе обещаю, что у нас все образуется. Давай вдвоем подумаем, как научиться сдержанности.
– Ладно. Тогда прими от меня право «вето» на наши отношения, которым ты можешь воспользоваться в любой момент. Я все пойму.
– Не будет этого никогда. Я люблю тебя.
– Ты все-таки не забывай, что за тобой остается право выбора. Счастливой тебе дороги, родная моя девочка.
Зося вошла в вагон, подошла к окну – Анцев стоял на платформе, совершенно несчастный. Его лицо было закрыто поднятым воротом пальто.
Даже через стекло Зося ощущала, как ему холодно, а, возможно, совсем одиноко. «Что я делаю? Может, мне нужно забрать Санечку и выйти из вагона?», но поезд уже тронулся, Зосин вагон стал удаляться от стоявшего на перроне Анцева.
