Валентина Чайак
Когда цветут камелии
Так Алена и проводила вечера с вынужденно молчаливым Степой. Они ужинали, Алена с аппетитом, Степа – без него. Затем, когда они отдыхали, она держала его руку, временами горячую, временами влажную, заваривала ему теплый чай то с малиновым вареньем, то с медом. Степа благодарно кивал, выпивал чай и устало откидывался на подушки.
Они смотрели вместе телевизор, то спортивные трансляции, то Аленины любимые корейские сериалы, то концерты инструментальной музыки. Алена иногда делала комментарии, а Степа полузадушенно, почти беззвучно, смеялся.
Мыслям ее было просторно, они летали, ничем не стесненные, свободно парящие. Она почти смирилась с присутствием в доме отряда одинаковых книг авторства Дюма, время от времени листала томик Ахматовой и планировала почитать «Старика и море» Хэмингуэя.
Жизнь вошла в тихое, мало чем волнуемое русло. Волны ее были невысокими, они плескались мягко и едва слышно.
Слишком мягко, слишком тихо.
***
– Степ, я пришла!
– Привет! – донесся из комнаты слабый голос.
Алена поставила на пол тяжелые пакеты с продуктами и отбросила волосы со лба. На улице потеплело, и шапку все чаще приходилось оставлять дома. В зеркале отразилась молодая женщина с чуть потрепанной прической и отчего-то грустными голубыми глазами.
Никакого тебе «Эгегей!», никакого шума по вечерам, никаких возгласов, заставляющих вздрагивать всем телом и справедливо возмущаться, что так может и Кондратий хватить.
Алена прислушалась. Вокруг было так тихо, что было слышно, как наверху, будто по подиуму, расхаживают соседи и скребутся соседские кошки, породистые, красивущие.
Странное, едва уловимое ощущение пустоты, недосказанности, недостатка чего-то важного тисками сжимало Алене горло. Словно это она болеет и с трудом изъясняется с окружающими.
Впрочем, сегодня Степану стало немного лучше. За ужином он вяло ковырялся в салате, Алена справилась с трапезой гораздо расторопнее и теперь потягивала чай, на этот раз с мятой и шиповником.
– Степ, ну расскажи, как ты, на больничном не скучаешь?
Он отрицательно помотал головой и сипло проговорил:
– Я почти здоров, Ален. В пятницу опять в поликлинику пойду, больничный закрою.
– Не рано его закрывать-то?
– Нет, в самый раз!
Степа глухо засмеялся, помолчал и бросил взгляд на Алену.
– Послушай, может, мы сегодня опять этот твой сериал посмотрим?
– Дораму, – с улыбкой поправила Алена.
– Что?
– Дораму. Корейские сериалы принято называть дорамами.
Степа сделал неопределенный жест рукой.
– Ну да, конечно. – Снова молчание, иногда перебиваемое звуками хлюпающего носа. – Ален, я тут думал обо всем, пока тебя не было дома, и вообще…
Алена держала чашку, почти не замечая, как раскаленный от тепла чая фарфор жжет пальцы. Степа похрипел и спустя какое-то время продолжил:
– Почему мы раньше так не сидели?
– Как «так»?
Он шмыгнул носом.
– Так тихо.
Алена отхлебнула чай. Мята освежающими нотками щекотала язык.
– Не знаю.
– И я не знаю. Хотя я помню, ты вроде говорила, что хотела отдохнуть… Но ты все равно какая-то грустная в последнее время.
Когда муж вышел из кухни, чтобы принять таблетку и пойти полежать, Алена еще долго сидела у окна с почти остывшей чашкой в руках.
Небо серым куполом висело над городом. Где-то вдалеке тявкали чьи-то горячо любимые собаки. Серо-зеленая земля вновь сбросила с себя снежный покров и теперь выглядела обнаженной, незащищенной и слабой.
Нечто похожее ощущала и она сама. Допив чай, Алена обернулась на дверь, ведущую в комнаты, будто ожидая, что Степан ее позовет. Позовет громко, раскатисто, как всегда.
Но он ее не звал.
***
– Я не могу больше пить эту гадость!
– А придется! Ну Степ, ну немножко осталось!
– Нет!
Степа вырвался из капкана цепких любящих рук Алены. Сил у него поприбавилось, но болезнь пока отступила не до конца. Алена накупила для Степы лекарств: сироп от кашля, таблетки от боли в горле и даже профилактический препарат от вирусных инфекций. Все по рецепту врача, который, как и предсказывала Алена, отказался закрывать больничный в пятницу, никакой самодеятельности.
Ожидалось, что сироп окажется сладеньким и приятным на вкус, как в детстве, но на поверку он оказался горьким и заставляющим корчить такие гримасы, что хоть святых выноси. Степа сначала мужественно шел на крайние меры и замахивал порции сиропа, не жалуясь на судьбу, но теперь вдруг заупрямился.
– Ну и сиди болей тогда! – рассердилась Алена.
Степан в очередной раз сделал страдальческое лицо и, собрав остатки воли в кулак, выпил сироп.
Через пару дней Степа закрыл больничный и вышел на работу. Он не уточнил, то ли это лечение не прошло даром, то ли пришлось надавить на слишком добросовестного врача.
В тот день в офисных помещениях проводили дезинфекцию, и Алена вернулась домой раньше обычного. Как только она вошла, ее встретило безмолвие. Оно и понятно, дома никого не было. Скоро вернется Степа, и…
А что будет дальше?
В последнее время тихие вечера оказывали на Алену гнетущее влияние, примерно как горечь сиропа на Степана. Или даже хуже. Потому что горечь от лекарств проходит достаточно быстро, чего не скажешь о горечи внутренней, щемящей, пополам с чувством утраты чего-то важного.
Он отработает день, придет домой… По Алениным подсчетам, уж сегодня Степа должен быть в голосе.
А если эта тишина никуда не денется? А если все окружающие звуки будут слышны отчетливее, чем густой баритон, на неопределенное время выпавший из ее жизни?
Дверь хлопнула, и Алена бросилась в коридор. Степа стоял у двери и разматывал шарф.
– Степа!
– Алена? Что-то ты рано сегодня.
– Да, у нас дезинфекция! – с неловкой улыбкой объяснила Алена.
Муж усмехнулся.
– Тараканов травят?
Алена не ответила и потянулась к Степану, который не успел даже снять куртку. Он охнул, когда Алена прильнула к нему и проговорила куда-то в левый нагрудный карман:
– Мне так тебя не хватает.
– В каком смысле? Я и так почти неделю дома провалялся, пока ты отпаивала меня этим чертовым сиропом, ну и гадость, если бы ты только знала! Или… или я опять что-то пропустил?
Алена едва слышно всхлипнула, уткнувшись носом в его плечо. Степа замер, но затем приобнял ее за плечи.
– Расскажи мне что-нибудь, – попросила она, не поднимая головы.
– Например? – растерянно спросил Степан.
– Что угодно. Я хочу, чтобы ты говорил.
Он тихо вздохнул и прижался губами к ее волосам, вдыхая их слабый аромат. Алена застыла, не в силах пошевелиться.
– Ты же говорила, что устала от моих криков, что я тебя пугаю. И еще ты говорила, что тебе нужен покой. Я и старался лишний раз не шуметь. – Степан усмехнулся. – Впрочем, с больным горлом особо не поговоришь.
Его голос гулко резонировал в грудной клетке. Алена подняла голову и посмотрела Степе в глаза. В них читались усталость и смутная обида.
– Как ты себя сейчас чувствуешь?
– Хорошо, – не моргнув, ответил он.
– Только не молчи, пожалуйста. Говори, говори так громко, как тебе захочется. А я буду слушать.
Усталое лицо Степана тронула улыбка.
– Ты уверена, что моя болтовня тебе не надоест? – чуть саркастически уточнил он.
Алена лишь покачала головой в ответ.
– Знаешь, я понятия не имею, что произошло, но мне так плохо без нее.
– Плохо? Мне казалось, что с тех пор, как я начал больше молчать, мы одновременно будто бы стали больше разговаривать. Это странно, – заключил Степа, не разжимая объятий.
– Почему ты так думаешь?
– Ты никогда не рассказывала, как трудно твоей подруге было открыть этот книжный магазин. За всем этим, оказывается, кроется целая история. И я не знал, сколько ты всего знаешь о корейской культуре. И сколько всего интересного происходит у вас в офисе. Почему мы раньше об этом не говорили?
Алена шмыгнула носом. «Не реветь!» – приказала она самой себе. Чтобы успокоиться, ей оставалось только вспоминать. Вспоминать, как внимательно слушал ее Степа, пусть даже в глубине души его что-то терзало.
– Тебе все еще интересно со мной? – невпопад поспешила уточнить Алена.
Степа молча кивнул. Затем мягко коснулся губами ее виска. Немного помедлил, наклонился поближе и вдруг поцеловал ее так, словно ему хотелось вобрать в себя ее всю, без остатка.
Они будто открыли новую страницу, с новыми словами, загадками и ответами на них. Со всем тем, что до этой минуты скрывалось за невидимой ширмой.
– Я буду тебя слушать, – проговорил он.
– Спасибо. А теперь иди умывайся, а то ты с улицы, весь грязный, – проворчала было Алена, но, поймав Степин взгляд, не сдержалась и засмеялась.
За ужином они разговаривали. Тишина растворилась в воздухе, который этим вечером пах грибным супом. Алена слушала, как ее Степа заливается соловьем, вещая о трудностях сидения в очереди в больнице, новых рабочих проектах и сопряженных со всем этим проблем. Несмотря на не самые радостные события на работе, Степан улыбался и сыпал остротами. Как только Алену это начинало раздражать, отчего правый глаз еле заметно подергивался, она вызывала в памяти тишину недавних вечеров, проведенных на этой самой кухне, и ей хотелось слушать и слушать.
– Ну, а как ты? Как на работе? – неожиданно спросил Степа, налив воду и поставив чайник.
– Если честно, то я устала, Степ. Мне больно от того, что я варюсь во всем этом шестой год и не вижу перспектив. Все как-то давит, как будто стены наступают на меня.
Алена замолчала.
– Ты больше не хочешь там работать?
– Не хочу. Мне хочется чего-то нового и более ценного, более значимого для себя самой.
– Все профессии нужны, все профессии важны! – подняв палец, возвестил Степа.
Алена засмеялась и кивнула.
– Я согласна, но… Но я думаю подыскать что-то другое. Мне неприятно, что я слишком много времени вкладываю в то, что мне даже не особо нравится. И уже вложила. – Она выдержала паузу и спросила: – А ты… У тебя на работе, похоже, все в порядке?
Степа наблюдал за медленно закипающим чайником.
– Я бы сказал, что да. Конечно, бывают сложности, но ты же знаешь, мне нравится заниматься расчетами и всем таким. У меня, к сожалению, не так много возможностей там, где я сейчас есть, но в целом я пока доволен. Насколько можно быть довольным работой, – добавил он, усмехнувшись. – Ален…
– Что?
– Мне жаль слышать, что у тебя дела не клеятся. Ты… ты мне не говорила.
Алена пожала плечами.
– Как-то возможности не было. Или я плохо ее искала.
Она сидела на стуле, Степа присел перед ней на корточки совсем рядом и посмотрел прямо в глаза.
– Прости, что не слушал тебя.
– Ты слушал.
– Слушал, но мало.
Алена мягко сказала:
– А я тебя попрекала тем, что ты кричишь. И потом, я могла бы попросить меня послушать.
– Тебе не нужно об этом просить.
Они так и сидели недалеко от кухонного окна, всматриваясь в лица друг друга, будто раньше у них не было такой возможности. Чайник вскипел сто лет назад и теперь недовольно фыркал, словно обижаясь, что на него не обращают внимания.
– Ты самая красивая женщина на свете, – вдруг выдал Степан.
– Да прям…
– Не «да прям», а я так сказал. Научись уже принимать комплименты, ну.
Алена держалась из последних сил, но все равно захихикала. Когда кто-то принимался ее хвалить за что бы то ни было, она вечно мялась и маялась, то шоркая ногами, то оправдываясь, как кто-то, пойманный на месте преступления. Но прямо с этого вечера она решила начать искоренять эту дурную привычку.
